Шифр Марии Стюарт, королевы Шотландии 14 страница

После того как план Флеминга, получивший название «Операция «Жестокость», был одобрен, британская секретная служба приступила к подготовке бомбардировщика «Хенкель» к вынужденной аварийной посадке и подбору экипажа из знающих немецкий язык англичан. План был намечен на начало месяца, чтобы захватить свежую шифровальную книгу. Флеминг направился в Дувр для наблюдения за ходом операции, но, к сожалению, на этом участке немецких кораблей не было, так что план был отложен на неопределенный срок.

Четырьмя днями позже Фрэнк Берч, возглавлявший в Блечли морской отдел, отметил реакцию Тьюринга и его коллеги Питера Твинна: «Тьюринг и Твинн пришли ко мне с таким видом, словно владельцы похоронного бюро, у которых два дня тому назад из-под носа увели выгодного покойника, озадаченные отменой операции «Жестокость».

Со временем операцию «Жестокость» отменили, но немецкие морские шифровальные книги были в конце концов захвачены во время дерзких нападений на метеорологические суда и подводные лодки. Эти так называемые «щипки» дали необходимые Блечли документы. Как только морская «Энигма» стала ясна, в Блечли появилась возможность определить местонахождение подводных лодок и чаша весов в сражении за Атлантику начала клониться в пользу союзников. Караваны судов можно было вести по путям, свободным от подводных лодок, а британские эскадренные миноносцы смогли даже перейти к активным действиям, находя и топя подводные лодки.

Было крайне необходимо, чтобы у немецкого командования не возникло подозрений, что союзники завладели шифровальными книгами «Энигмы». Если бы немцы обнаружили, что их стойкость скомпрометирована, они бы модернизировали свои шифровальные машины «Энигма» и в Блечли все пришлось бы начинать заново. Как и в случае с телеграммой Циммермана, англичане предпринимали все меры предосторожности, чтобы не возбудить подозрений; так, немецкие суда, после захвата шифровальных книг, топили. Это убеждало адмирала Деница, что ключи к шифру покоятся на дне моря, а не попали в руки англичан.

Завладев книгами, следовало предпринять дальнейшие меры предосторожности. К примеру, при дешифровке сообщений, зашифрованных с помощью «Энигмы», было определено местонахождение многих подводных лодок, но атаковать каждую из них было бы неразумно, поскольку внезапный необъяснимый рост успешных действий англичан мог бы дать немцам понять, что их сообщения читаются. Следовательно, союзникам следовало позволить некоторым немецким подводным лодкам ускользнуть, а другие атаковать только тогда, когда о них вначале сообщит самолет-разведчик; появление в этом случае миноносца несколькими часами позднее будет вполне объяснимым. И наоборот, союзники могли посылать ложные сообщения, в которых говорится о визуальном обнаружении подводных лодок, что точно так же служило достаточным объяснением последующей атаки.

Несмотря на такую политику сведения до минимума признаков, свидетельствующих что «Энигма» раскрыта, действия англичан время от времени вызывали обеспокоенность среди экспертов по безопасности Германии. В одном случае в Блечли дешифровали сообщение «Энигмы», в котором было указано точное местоположение группы кораблей, состоящей из девяти немецких танкеров и транспортов снабжения. Адмиралтейство решило не топить все корабли, поскольку полное уничтожение всей группы вызвало бы у немцев подозрение.

Вместо этого они сообщили эскадренным миноносцам координаты только семи из них, дав возможность спастись «Гедании» и «Гонценхайму». Семь выбранных в качестве объекта атаки кораблей были действительно потоплены, но эскадренные миноносцы ВМС Великобритании случайно столкнулись с двумя кораблями, которые предполагалось пощадить, и также потопили их. Эскадренные миноносцы ничего не знали ни об «Энигме», ни о проводимой политике, направленной на то, чтобы у немцев не возникало подозрений, — они просто верили, что исполняют свой долг. В Берлине адмирал Курт Фрике инициировал расследования этой и, других похожих атак, выясняя возможность того, что англичане взломали «Энигму». В отчете был сделан вывод, что причиной многочисленных потерь является либо невезение, либо британский шпион, проникший в Кригсмарине; взлом же «Энигмы» невозможен и невероятен.

 

 

Безвестные криптоаналитики

 

Помимо взлома немецкого шифра «Энигмы», в Блечли-Парке добились также успеха в дешифровании итальянских и японских сообщений. Разведывательной информации, получаемой из этих трех источников, было присвоено условное наименование «Ультра», и благодаря оперативной картотеке разведывательной информации «Ультра» союзники добивались явного преимущества на всех основных аренах сражений. В северной Африке «Ультра» помогла разрушить немецкие коммуникации и уведомляла союзников о состоянии войск генерала Роммеля, позволяя 8-й армии сдерживать продвижение немцев. Благодаря «Ультра» было также получено предупреждение о немецком вторжении в Грецию, позволив британским войскам отступить без тяжелых потерь. Фактически «Ультра» давала точные сведения о расположении противника во всем Средиземноморье. Эта информация оказалась особенно ценной, когда союзники высадились в 1943 году в Италии и Сицилии.

В 1944 году «Ультра» сыграла важную роль во вторжении союзников в Европу. Так, еще за месяцы до дня высадки союзных войск в Европе, благодаря дешифровкам в Блечли была получена детальная картина расположения германских войск на побережье Франции. Сэр Гарри Хинсли, специалист по истории британской разведки периода Второй мировой войны, писал:

 

После того как информация по «Ультра» была накоплена, ее обработка вызвала ряд неприятных потрясений. В частности, во второй половине мая с ее помощью было показано, что, как вытекало из ранее тревожащих признаков, немцы пришли к выводу, что район между городами Гавр и Шербур являлся возможным и, по-видимому, даже главным плацдармом высадки десанта, и они послали подкрепления в Нормандию и на Шербурский полуостров.

Но все же эти сведения поступили вовремя, позволив союзникам изменить планы и высадиться на плацдарме «Юта»; и это знаменательный факт, что перед операцией оценка союзниками количества и местоположения всех пятидесяти восьми дивизий противника на западе, и что это были за дивизии, оказалась точной во всем, за исключением двух моментов, которые имели оперативное значение.

 

На протяжении всей войны дешифровальщики в Блечли знали, что их работа имела жизненно важное значение, а посещение Блечли Черчиллем укрепило их в этом мнении. Однако криптоаналитикам никогда не сообщали о каких-либо оперативных деталях и каким образом использовались их дешифровки. Так, дешифровальщикам не сообщили о дне высадки союзных войск на Атлантическом побережье Европы, и как-то вечером, как раз накануне высадки десанта, они устроили танцы. Это обеспокоило капитана 3 ранга Трэвиса, руководителя Блечли и единственного здесь человека, который был осведомлен о дате высадки. Он не мог приказать комитету по устроению танцев в казарме 6 отменить вечеринку, поскольку это было бы явным намеком на то, что наступление произойдет в ближайшем будущем, и тем самым нарушить секретность. Танцы разрешили продолжать. Оказывается, плохая погода вынудила отложить высадку десанта на двадцать четыре часа, так что у дешифровальщиков было время, чтобы восстановиться после этого легкомысленного поступка. В день высадки члены французского Сопротивления разрушили наземные линии коммуникаций, заставив немцев осуществлять связь только с помощью радио, что, в свою очередь, дало возможность перехватывать и дешифровывать в Блечли еще больше сообщений. В переломный момент войны в Блечли могли дать еще более подробную картину операций немецкой армии.

Стюарт Милнер-Барри, один из криптоаналитиков из казармы 6, писал: «Я не представляю, чтобы хоть в какой-нибудь войне, начиная с классических времен, если это вообще когда-либо происходило, одна сторона постоянно имела всю важнейшую информацию об армии и флоте другой стороны». В американском отчете было сделано похожее заключение: «Ультра» создала у старших офицеров и у политиков умонастроение, которое изменило процесс принятия решений. Чувство, что вы знаете своего противника, является крайне отрадным. Со временем оно мало-помалу усиливается, если вы постоянно следите за ним и хорошо знаете его мысли, и манеры, и привычки, и действия. Обладая знанием такого рода, вы уже осуществляете свое планирование менее умозрительно и более уверенно, менее мучительно и более легко».

Утверждалось, хотя это и сомнительно, что достижения в Блечли-Парке явились решающим фактором в победе союзников. Бесспорно, однако, то, что дешифровальщики в Блечли значительно сократили сроки войны. Это становится очевидным, если проанализировать, что могло бы случиться во время сражения за Атлантику, не будь у союзников развединформации «Ультра». Начнем с того, что было бы потоплено гораздо больше кораблей и потеряно материальных средств из-за господства подводных лодок, которые представляли угрозу для жизненно важного сообщения с Америкой, вследствие чего союзники вынуждены были бы направить людские и материальные ресурсы на строительство новых кораблей. По оценкам историков, это задержало бы выполнение планов союзников на несколько месяцев, то есть высадка десанта была бы отложена по меньшей мере до следующего года. Как заявил сэр Гарри Хинсли: «Если бы правительственная школа кодов и шифров не сумела бы прочитать шифры «Энигмы» и создать систему «Ультра», то война завершилась бы не в 1945, а в 1948 году».

Из-за этой задержки в Европе погибло бы гораздо больше людей, а Гитлер сумел бы своими самолетами-снарядами разрушить всю южную Англию. Историк Дэвид Кан так оценивает влияние взлома Энигмы: «Это спасло жизни. Не только жизни союзников и русских, но и, благодаря тому, что война закончилась раньше, жизни немцев, итальянцев и японцев. Если бы «Энигму» не удалось взломать, то ко-го-то, кто остался жив после Второй мировой войны, могло и не быть. Это то, чем весь мир обязан дешифровальщикам; это — венец их триумфа».

И после окончания войны достижения в Блечли оставались строго охраняемым секретом. Успешно дешифруя сообщения во время войны, Британия хотела продолжать сбор разведывательной информации, не собираясь раскрывать возможности Блечли. В действительности Англия захватила тысячи шифровальных машин «Энигма» и передала их своим прежним колониям, которые, как это же казалось и немцам, полагали, что этот шифр стоек. Англичане и не собирались разубеждать их в этом, в дальнейшем запросто расшифровывая их секретные сообщения.

Тем временем правительственная школа кодов и шифров в Блечли-Парке закрылась, тысячи же мужчин и женщин, внесших вклад в создание «Ультра», были уволены. «Бомбы» демонтировали, а каждый клочок бумажки, который относился к вопросам дешифрования времен войны, был либо надежно упрятан, либо сожжен. Функции дешифрования были официально переданы только что созданной штаб-квартире правительственной связи (ШКПС) в Лондоне, которая в 1952 году переехала в Челтенхем. Хотя некоторые криптоаналитики перебрались в ШКПС, но большинство вернулось к гражданской жизни, поклявшись хранить тайну, не имея права рассказывать о своей решающей роли в победе союзников. В то время как те, кто воевал и проливал свою кровь на полях сражений, могли поведать о своих героических подвигах, те же, кто принимал участие в интеллектуальных схватках, имевших не меньшее значение, вынуждены были испытывать замешательство от необходимости уклоняться от ответов о своей деятельности во время войны. Гордон Уэлчман рассказывал, как один из молодых криптоаналитиков, работавших с ним в казарме 6, получил резкое письмо от своего старого школьного директора, который назвал его позором школы, обвинив в том, что он не на фронте. Дерек Таунт, кто также трудился в казарме 6, так оценил истинный вклад своих коллег: «Нас, может, и не было рядом с королем Генрихом в День Святого Криспина[21], но мы, разумеется, не в кроватях проводили время, и у нас нет ни малейших оснований упрекать себя за то, что мы были там, где были».

В конце концов, спустя три десятилетия молчания, в начале 70-х годов, покров секретности с Блечли-Парка был снят. Подполковник Ф.У. Уинтерботем, отвечавший за распределение разведданных «Ультра», начал изводить Британское правительство, доказывая, что страны Содружества прекратили пользоваться шифром «Энигмы» и что теперь уже ничего нельзя выгадать, скрыв тот факт, что Англия взломала его. С этим секретные службы скрепя сердце согласились и дали ему разрешение написать книгу о работе, проведенной в Блечли-Парке. Книга Уинтерботема «Операция «Ультра»», опубликованная летом 1974 года, явилась сигналом, что сотрудники Блечли наконец-то могут теперь свободно говорить о том, чем они занимались во время войны. Гордон Уэлчман почувствовал огромное облегчение: «И после войны я по-прежнему сторонился обсуждений военных событий из страха, что мог бы выдать сведения, полученные из «Ультра», а не из какого-либо опубликованного отчета… Я понял, что такой поворот дел освобождает меня от обязательств хранить тайну».

Те, кто так много сделал для победы, могли теперь получить заслуженное признание. Пожалуй, самым примечательным результатом откровений Уинтерботема было то, что Реевский осознал ошеломляющие последствия своих предвоенных достижений в борьбе против «Энигмы». После вторжения немцев в Польшу Реевский скрылся во Франции, а когда оказалась захваченной Франция, он бежал в Англию. Казалось бы вполне естественным, если бы он принял участие в работах англичан по взлому «Энигмы», но вместо этого его низвели до выполнения черновой работы с шифрами во второстепенном разведывательном подразделении в Бокс-муре, неподалеку от города Хемел-Хемпстед. Совершенно непонятно, почему такой блестящий ум не попал в Блечли-Парк, но из-за этого он совершенно ничего не знал о деятельности правительственной школы кодов и шифров. Вплоть до опубликования книги Уинтерботема Реевский понятия не имел, что его идеи явились основой для дешифрования сообщений, зашифрованных с помощью «Энигмы», на протяжении всей войны.

Для некоторых опубликование книги Уинтерботема произошло слишком поздно. Много лет спустя после смерти Аластера Деннистона, первого руководителя Блечли, его дочь получила письмо от одного из коллег: «Ваш отец был великим человеком, перед которым еще долгое время, если не навечно, останутся в долгу все, кто говорит на английском языке. И очень печально, что только немногим позволено знать, что он совершил».

Еще одним криптоаналитиком, который не успел получить общественное признание при жизни, стал Алан Тьюринг. Вместо того чтобы провозгласить его героем, его подвергли гонениям за гомосексуальность. В 1952 году, когда он заявил в полицию о краже со взломом, то по наивности открыл, что имел гомосексуальные связи. Полиции ничего не оставалось, кроме как арестовать и обвинить его согласно закону, запрещавшему гомосексуализм. Газеты сообщили о последующем судебном разбирательстве и о признании его виновным; тем самым Тьюринг был публично опозорен.

То, что хранилось Тьюрингом в тайне, теперь было выставлено на всеобщее обозрение, и его сексуальная направленность стала известна всем. Британское правительство лишило его доступа к секретным материалам. Ему запретили работать над исследовательскими проектами, связанными с разработкой компьютера. Его заставили пройти консультацию у психиатра и подвергнуться гормональному лечению, что сделало его импотентом и превратило в толстяка. В следующие два года его состояние стало крайне подавленным, и 7 июня 1954 года он вошел к себе в спальню с кувшином раствора цианида и яблоком. Двадцатью годами раньше он напевал песенку злой колдуньи: «В напиток яблоко макнешь и навеки ты уснешь». И вот теперь он был готов подчиниться ее заклинанию. Он окунул яблоко в раствор цианида и несколько раз откусил. В возрасте всего лишь сорока двух лет одни из истинных гениев криптоанализа покончил с собой.

 

 

Языковой барьер

 

В то время как британские дешифровальщики взламывали немецкий шифр «Энигма» и меняли ход войны в Европе, раскрытие американскими дешифровальщиками японского машинного шифра, известного как «Пурпурный», в не меньшей степени повлияло на события в Тихоокеанском регионе. Так, в июне 1942 года американцы сумели дешифровать сообщение, в котором в общих чертах излагался план японцев: отвлекающей атакой стянуть военно-морские силы США к Алеутским островам, что позволило бы японскому флоту овладеть атоллом Мидуэй, который и был их подлинной целью. Хотя американские корабли вроде бы оставили Мидуэй, как и предполагалось японцами, но они все время оставались неподалеку. Когда американские криптоаналитики перехватили и дешифровали приказ японцев атаковать Мидуэй, корабли смогли быстро вернуться и принять участие в одном из самых важных сражений на Тихоокеанском театре военных действий. Как сказал адмирал Честер Нимиц, американская победа при Мидуэе «была, по сути, победой разведывательной службы. Пытаясь застать врасплох, японцы были застигнуты врасплох сами».

Почти год спустя американские криптоаналитики дешифровали сообщение, в котором был указан предполагаемый маршрут посещения северных Соломоновых островов адмиралом Исороку Ямамото, главнокомандующим японским флотом. Нимиц, чтобы перехватить и сбить самолет Ямамото, решил послать истребители. Ямамото, известный своей маниакальной пунктуальностью, прибыл к месту своего назначения точно по графику, в 8.00 утра, как и было указано в перехваченном сообщении. Там-то и встретили его восемнадцать американских истребителей Р-38, которые сумели уничтожить одну из наиболее влиятельных фигур японского верховного командования.

Несмотря на то что и японский шифр «Пурпурный», и немецкий шифр «Энигма» были в конце концов раскрыты, но первоначально они обеспечивали безопасность связи, и для американских и британских криптоаналитиков оказались по-настоящему крепкими орешками. На самом деле, если бы шифровальные машины использовались как положено — без повторяющихся разовых ключей, без силей, без ограничений по установкам на штепсельной коммутационной панели и расположениям шифраторов и без шаблонных сообщений, которые приводили к появлению крибов, то вполне, вероятно, что их вообще никогда бы не смогли взломать.

Подлинная стойкость и возможности применения машинных шифров была продемонстрирована шифровальной машиной Турех (или Туре X), которая применялась в британской армии и воздушных силах, а также шифровальной машиной SIGABA (или М-43-С), которая использовалась в американских войсках. Обе они были сложнее Энигмы, обеими пользовались так, как следовало, а потому взломать их не удалось на протяжении всей войны. Криптографы союзников были уверены, что сложные шифры электромеханических шифровальных машин могут обеспечить надежную и безопасную связь. Но сложные машинные шифры — это не единственный способ обеспечения безопасности связи. И действительно, одна из наиболее надежных и стойких форм шифрования, которой пользовались во Второй мировой войне, была также одной из самых простых.

Во время тихоокеанской кампании американские военные стали понимать, что шифровальным машинам, таким как SIGABA, присущ принципиальный недостаток. Хотя электромеханическое зашифровывание давало сравнительно высокий уровень стойкости, оно происходило мучительно медленно. Сообщение следовало вводить в машину букву за буквой, далее буква за буквой выписывать то, что получалось в результате зашифровывания, а затем весь шифртекст должен был передаваться радистом. При получении зашифрованного сообщения радист должен был передать его шифровальщику, который выбирал правильный ключ и вводил зашифрованный текст в машину, выписывая буква за буквой получающийся текст. Эту непростую операцию можно выполнять в штабе или на борту корабля, когда позволяет время и есть для этого место, но если вокруг враги и обстановка напряженная, как то было, к примеру, на островах в Тихом океане, машинное шифрование не годится. Один из военных корреспондентов так описывал трудности осуществления связи в разгар сражения в джунглях: «Когда бой шел на пятачке, все должно было делаться в доли секунды. Для зашифровывания и расшифровывания времени не было. В такие моменты последней надеждой оставалась английская речь — и чем грубее, тем лучше». К несчастью для американцев, многие японские солдаты учились в американских колледжах и достаточно свободно говорили — и ругались — по-английски. Ценная информация об американской стратегии и тактике попала в руки противника.

Одним из первых, кто постарался решить эту проблему, был Филипп Джонстон, инженер, живущий в Лос-Анджелесе; он был слишком стар, чтобы участвовать в войне, но тем не менее хотел послужить своей стране. В начале 1942 года он приступил к разработке системы шифрования, вдохновленный собственным опытом, вынесенным из детства. Сын протестантского миссионера, Джонстон рос в резервациях индейцев племени навахо в Аризоне, в результате чего он полностью воспринял культуру навахо. Он был одним из немногих людей, свободно говорящих на их языке, что позволяло ему выступать в качестве переводчика при переговорах между индейцами навахо и правительственными чиновниками. Его деятельность в этом качестве достигла кульминации во время поездки в Белый дом, когда девятилетний Джонстон переводил для двух индейцев навахо, которые просили президента Теодора Рузвельта о более справедливом обращении с их народом. Полностью осознавая, насколько этот язык был непонятным для всех, кто не являлся членом племени, Джонстону пришла в голову идея, что язык индейцев навахо, или любых других аборигенов, мог бы служить в качестве практически нераскрываемого кода. Если бы в каждом батальоне на Тихом океане служили два коренных жителя Америки, то безопасная связь была бы гарантирована.

Он подал эту мысль подполковнику Джеймсу Е. Джонсу, начальнику связи района в Кемп-Эллиоте, неподалеку от Сан-Диего. Произнеся всего лишь несколько фраз на языке индейцев племени навахо озадаченному офицеру, Джонстон сумел убедить его, что эта идея заслуживала серьезного рассмотрения. Две недели спустя он вернулся с двумя индейцами навахо, готовый провести демонстрационные испытания перед старшими офицерами морской пехоты. Индейцев навахо изолировали друг от друга; одному из них дали шесть стандартных сообщений на английском языке, которые он перевел на язык навахо и передал по радио своему товарищу. Второй индеец, получив радиограммы, снова перевел их на английский язык и передал офицерам, которые сравнили их с оригиналами. Как оказалось, испытания прошли безупречно, и офицеры морской пехоты дали добро на экспериментальный проект, приказав немедленно приступить к их набору на военную службу.

Однако перед этим подполковник Джонс и Филипп Джонстон должны были решить, следовало ли привлечь для этого индейцев на-вахо или выбрать другое племя. В своей первой демонстрации Джонстон использовал индейцев навахо, поскольку он был лично знаком с этим племенем, но совсем необязательно, что они были наилучшим выбором. Самым важным критерием отбора был просто вопрос численности: морякам нужно было найти племя индейцев, которое могло бы дать много мужчин, свободно говорящих по-английски и грамотных. Отсутствие правительственных субсидий означало, что процент грамотного населения в большинстве резерваций был крайне низок, и потому все внимание было сосредоточено на четырех самых крупных племенах: навахо, сиу, чиппева и пима-папаго.

Самым большим по численности, однако наименее грамотным было племя навахо, в то время как индейцы племени пима-папаго были самыми грамотными, но в тоже время самыми малочисленными. Какого-либо явного преимущества ни у одного из этих четырех племен не было, поэтому в конечном счете решение было принято, основываясь на ином решающем факторе. Как было указано в официальном отчете относительно предложения Джонстона:

 

Племя навахо — это единственное племя в Соединенных Штатах, которое не осаждали немецкие студенты в последние двадцать лет. Эти немцы, изучавшие различные племенные диалекты под видом молодых художников, антропологов и т. п., без сомнения, хорошо овладели диалектами всех племен, за исключением племени навахо. По этой причине навахо является единственным племенем, способным обеспечить полную безопасность для рассматриваемого вида деятельности. Следует также указать, что диалект племени навахо совершенно непонятен для всех других племен и для всех других людей, за исключением 28 американцев, которые специализировались в этом диалекте. Данный диалект эквивалентен секретному коду для противника и превосходно подходит для обеспечения быстрой секретной связи.

 

Ко времени вступления Америки во Вторую мировую войну индейцы навахо жили в суровых условиях и считались низшими, второсортными людьми. И все же совет племен навахо поддержал деятельность правительства и объявил о своей лояльности: «Нет больших патриотов, чем коренные американцы». Индейцы навахо так стремились воевать, что некоторые из них лгали о своем возрасте или, чтобы набрать минимальный необходимый вес 55 кг, поедали бананы гроздьями и выпивали огромные количества воды. Не возникало также никаких сложностей в поиске подходящих кандидатов, которые бы пожелали служить в качестве радистов.

Через четыре месяца после бомбардировки Перл Харбора 29 индейцев навахо, — некоторым из них было всего лишь пятнадцать лет, — приступили к обучению на восьминедельных курсах связи с морскими пехотинцами.

Но до начала обучения в корпусе морской пехоты следовало преодолеть затруднение, связанное с языком коренных американцев. В северной Франции во время Первой мировой войны капитан Е.В. Хорнер из батальона D 141-го пехотного полка приказал использовать в качестве радистов восемь мужчин из племени чокто. Ясно, что никто из противников не понимал их языка, поэтому язык чокто обеспечивал безопасную связь. Однако этой системе шифрования был присущ принципиальный недостаток, поскольку в языке чокто не было эквивалентов, используемых в армейском жаргоне. Так что конкретный технический термин в сообщении при переводе на языке чокто мог выражаться расплывчатой фразой, в результате чего существовала опасность, что получатель неправильно его поймет.

Эта же проблема могла возникнуть и с языком индейцев навахо, но в корпусе морской пехоты планировали создать словарь из выражений и слов, используемых индейцами, для замены ими не имеющих аналогов в языке навахо английских слов, устранив тем самым любые неопределенности и неясности. Его помогли составить курсанты, стремясь для обозначения специальных военных терминов выбирать слова, которые применяются для описания окружающего мира. Так, для обозначения самолетов использовались названия птиц, а для кораблей — рыб (таблица 11). Командиры стали «военными вождями», взводы — «черными людьми», фортификационные сооружения превратились в «жилье-в-пещере», а минометы были известны как «ружья-которые-сидят-на-корточках».

 

 

_{Таблица 11 Слова из кода, которыми пользовались навахо для обозначения самолетов и кораблей.}

Даже несмотря на то, что полный словарь состоял из 274 слов, по-прежнему оставалась проблема с переводом слов, появления которых сложно предвидеть заранее, а также имен людей и названий мест. Решение заключалось в том, чтобы в случае, если встретятся слова, представляющие затруднение, произносить их по буквам, для чего использовать закодированный фонетический алфавит. К примеру, слово «Pacific (Тихий океан)» будет произноситься как «pig, ant, cat, ice, fox, ice, cat (свинья, муравей, кот, лед, лиса, лед, кот)», а далее это будет переведено на язык навахо как bi-sodih, wol-la-chee, moasi, tkin, ma-e, tkin, moasi. Полный алфавит навахо приведен в таблице 12. За восемь недель курсанты заучили весь словарь и алфавит, так что отпала необходимость в шифровальных книгах, которые бы могли попасть в руки противника.

Для индейцев навахо запомнить все было очень просто, поскольку для их языка не было создано письменности и потому свои народные сказки и семейные предания им приходилось заучивать наизусть. Как сказал Уильям МакКейб, один из курсантов: «У навахо все хранится в памяти: песни, молитвы — все. Так уж мы созданы».

_{Таблица 12 Буквенный код навахо.}

 

 

В конце обучения для курсантов из числа индейцев провели испытания. Одни индейцы — отправители — перевели несколько сообщений с английского на язык навахо, передали их по радио, а другие — получатели — перевели затем полученные сообщения обратно на английский язык с помощью запомненного словаря и, в случае необходимости, алфавита. Результат оказался безупречным. Чтобы проверить надежность данного способа, запись передач предоставили в разведывательное управление военно-морских сил, подразделение, которое раскрыло самый стойкий японский шифр — «Пурпурный». Спустя три недели напряженного криптоанализа дешифровальщики ВМС все еще пребывали в растерянности. Они назвали язык навахо «причудливой последовательностью гортанных, носовых, шипящих и свистящих звуков… мы не можем даже транскрибировать его, не то что взломать». Код навахо был признан удачным выбором. Двух солдат из индейцев навахо, Джона Беналли и Джонни Мануэлито, попросили остаться и обучать новую партию новобранцев, в то время как остальные 27 радистов-навахо получили назначения и были направлены в четыре полка на Тихом океане.

 

 

_{Рис. 52 Традиционная фотография по окончании учебных курсов; первые 29 радистов-навахо.}

Японцы атаковали Перл Харбор 7 декабря 1941 года, и за короткое время они добились полного контроля над западной частью Тихого океана. 10 декабря японские войска разгромили американский гарнизон на Гуаме, 13 декабря они захватили Гуадалканал — один из островов архипелага Соломоновы Острова, 25 декабря капитулировал Гонконг, а 2 января 1942 года американские войска сдались на Филлипинах. Японцы планировали утвердиться на Тихом океане к следующему лету, построив аэродром на Гуадалканале и создав тем самым базу для бомбардировщиков, которые смогли бы помочь им разрушить линии снабжения союзников, сделав их контрнаступление практически неосуществимым. Адмирал Эрнст Кинг, главнокомандующий военно-морским флотом США, настоял на том, чтобы атаковать этот остров до того, как строительство аэродрома будет завершено, и 7 августа 1-я дивизия морской пехоты возглавила высадку на Гуадалканал. В состав передовых десантных отрядов впервые входила и впервые принимала участие в боевых действиях группа радистов-навахо.