Феодальная смута второй трети XV в. и кризис московской династии

Великий князь Василий Дмитриевич скончался 27 февраля 1425 г. Единственному его сыну было в тот момент неполных десять лет. Его старшему дяде, звенигородско-галичскому удельному князю Юрию Дмитриевичу, было 50 лет, и у него было трое взрослых или близких к взрослости сыновей. Свои претензии на великое княжение князь Юрий основывал на завещании Дмитрия Донского. В нем говорилось, что в случае смерти князя Василия (старшего сына завещателя) «его удел» должен достаться следующему по старшинству живому сыну, а его владения поделит между другими братьями вдова князя Дмитрия.

Неясность этого текста очевидна. По распоряжению Дмитрия Василий, помимо основной части земель собственно Московского княжества, получал территории Владимирского великого княжения. Но о нем этот раздел молчит. Затем, было непонятным: оставалось ли в силе данное распоряжение при наличии у Василия сыновей, или же оно было действительным лишь при бездетной кончине Василия?

Как бы то ни было, позиция Юрия была хорошо известна. Митрополит Фотий сразу после смерти Василия I отправил к Юрию своего гонца с предложением приехать в Москву и целовать крест племяннику. В ответ князь Юрий отправился из столицы удела, подмосковного Звенигорода (легко доступного великокняжеским войскам) в далекий заволжский Галич. Оттуда он разослал грамоты по всем своим землям с приказом сбора ратных на военную службу. Из Москвы против него были отправлены войска во главе с тремя братьями — Андреем, Петром и Константином Дмитриевичами. Князь Юрий бежит в Нижний Новгород, куда повторно направляется с отрядами ратников князь Андрей. Но безрезультатно. Летом того же года активно вмешивается в события митрополит Фотий: в результате его неоднократных поездок, в том числе в Галич к Юрию, последний соглашается на перемирие. При этом князь Юрий отказывался от «подыскивания» великого княжения «собою». Законным оставался только вариант обращения в Орду, к хану. Но именно это было весьма проблематичным. И главное препятствие — вспыхнувшая эпидемия (скорее всего, черной оспы), поразившая двумя волнами в 1425—1427 гг. все княжества России и население Орды.

Болезнь опустошила целые районы, пострадали и княжеские семьи. В Твери за полгода последовательно скончались трое великих князей, в Московском княжестве из многочисленной когда-то семьи князя Владимира Андреевича Серпуховского в живых остались только его внук, Василий Ярославич и две его сестры. Вероятнее всего от эпидемии умер в 1428 г., не оставив наследника, Петр Дмитриевич, дмитровский удельный князь. Эта смерть вновь обострила конфликт между московскими князьями: по завещанию Дмитрия Донского такие уделы должны были делиться между всеми братьями. В данном же случае Василий II (точнее, его правительство) присоединил Дмитровское княжество к своим землям. В новом докончании, заключенном в 1428 г., князь Юрий признавал племянника «братом старейшим» (в таких терминах неравностатусного родства описывались вассальные отношения между великим князем и удельными правителями), но зато провозглашался принцип соблюдения норм духовной Дмитрия Донского (т.е. оставлялась возможность оспорить права Василия Васильевича). Вопрос о судьбе Дмитрова обходился молчанием.

Сдержанность Юрия нетрудно понять. Вокруг малолетнего племянника сплотились мощные силы: трое, а после 1428 г. — двое младших братьев Юрия (князья Андрей Можайский и Константин), вдова Василия I, великая княгиня Софья (она обладала властным характером и расчетливым умом, несмотря на вполне почтенный возраст), а главное, ее отец, великий князь литовский Витовт. Полностью на стороне Василия II был и митрополит Фотий. Наконец, собственно боярское окружение, состоявшее из представителей старомосковских родов и недавних, при отце Василия II, выезжих из Литвы. Галичскому государю необходимо было дождаться изменения ситуации в целом, провести большую подготовительную работу в Орде, прежде чем предпринять действенную попытку овладеть великокняжеским столом.

Благоприятные, казалось, условия сложились в 1431 г. В октябре 1430 г. в зените своего могущества, но не оставив наследника, умирает Витовт, установив ранее фактический протекторат над рязанскими князьями и в очередной раз совершив успешные в целом походы на Псков и Новгород (1426—1428). Вспыхнувшее почти сразу междоусобие (соперниками стали князья Свидрнгайло Ольгердович и Сигизмунд Кейстутович) надолго отвлекло Литву от русских дел. В июле 1431 г. наступает черед проститься с этим миром для Фотия. Руки у Юрия развязаны: в том же году сначала племянник (15 августа), а месяц спустя и дядя (14 сентября) отправляются в Орду к хану Улу-Мухаммеду за ярлыком на великое княжение.

Почти год пробыли соперники в Орде (это дорого обошлось всему населению Московского великого княжения): в ход были пущены интриги, подкуп, юридические и политические доказательства. Сопровождавший Василия II боярин Иван Дмитриевич Всеволож в финальной стадии споров нашел убийственный аргумент: князь Юрий ищет-де великокняжеского стола «мертвою грамотой» отца своего, Василий же претендует на него «по цареву жалованью, по... девтерем и ярлыком...» Дело было выиграно, хотя мощная поддержка Юрия со стороны временщика в Орде, князя Тегини, позволила компенсировать Юрию проигрыш главной ставки: Василию достался ярлык на великое княжение, Юрию — на Дмитров.

Князья еще не вернулись из Орды, когда в июне 1432 г. скончался в Можайске Андрей Дмитриевич, поделивший удел между двумя сыновьями: старшему, князю Ивану достались Можайск и Калуга, младшему, князю Михаилу — Белоозеро и Верея. В конце 1433 — начале 1434 г. умирает и Константин Дмитриевич, но уже до этого произошли необратимые события в развитии конфликта: пролилась кровь, едва ли не впервые внутри московской династии близкие родичи подняли оружие друг на друга. Пролог был завершен, начинался первый акт драмы.

5 октября 1432 г. специальный ордынский посол, царевич Мансырь-Улан посадил на великокняжеский стол Василия II. Вскоре после отъезда посла Юрий бежит из Дмитрова в Галич, Василий же сажает в Дмитрове своих наместников, устанавливая контроль над этим уделом. Той же осенью состоялось обручение Василия II с родной сестрой Василия Ярославича, княжной Марией Ярославной. Выбор был сделан матерью великого князя. Это событие, вроде бы нейтральное к спорам о старейшинстве среди потомков — наследников Дмитрия Донского, породило новый конфликт в политической элите Москвы. Дело в том, что боярин И.Д. Всеволожский прочил юному великому князю в жены (и как будто с его согласия) свою младшую дочь. Его неоспоримые заслуги в деле получения ярлыка в Орде давали, казалось бы, все основания для реализации его матримониальных планов. Они рухнули. Трудно сказать, чем руководствовалась Софья в своем решении, но будущее показало правильность ее выбора: Мария Ярославна оказалась верной спутницей Василия во всех его взлетах и падениях. Наверное, Софья понимала и опасность возможного раскола в московском боярстве. Выдвижение одного из них «по кике» (так будут говорить о подобных случаях потомки через 200 лет) грозило подорвать единство и складывавшуюся местническую иерархию важнейшей опоры московских князей.

Но в ближайшей перспективе такой поворот сулил немало осложнений. Так и случилось. Возмущенный Иван Дмитриевич сначала бежал к Константину Дмитриевичу в Углич. Не найдя там поддержки, он вскоре оказывается в Твери у великого князя Бориса Александровича, а через малое время в Галиче. Мы никогда не узнаем, что довелось выслушать бывшему фавориту от своего оппонента, можно сказать, смертельного врага. Конечно же, свой отъезд к Юрию Иван Всеволожский заранее обусловил предупредительными мерами. Почти наверняка он получил крупные пожалования и забвение всех проступков «по свой приезд». Весьма вероятно, что его информация о состоянии дел в Москве, его политический опыт подсказали князю Юрию конкретный план действий.

Как бы в унисон такому развитию событий на самой свадьбе великого князя (она состоялась 8 февраля 1433 г.) вспыхнула совсем не приличествующая этому торжеству ссора. На свадебном торжестве присутствовали старшие сыновья Юрия — Василий Косой и Дмитрий Шемяка. Кто-то из бояр опознал на старшем брате золотой пояс Дмитрия Донского, завещанный им старшему сыну и якобы подмененный, а позднее попавший по браку галичскому княжичу. По распоряжению Софьи пояс был публично снят с Василия Косого. Скандал получился полный. Кто бы ни задумал эту интригу (сама по себе история маловероятна), итог был впечатляющим: отошедшие было от отца галичские княжичи бежали к нему, пограбив по дороге Ярославль и ярославских князей, «ходивших под рукой» московского князя. Вдобавок, почти все вассалы московского государя разъехались после свадебных торжеств (надо полагать, по своим вотчинам и по кормлениям). Вакуумом оперативно воспользовался Юрий: когда оскорбленные сыновья прибыли в Галич, он уже завершал сбор войск.

Стремительный поход стал полной неожиданностью для Василия II. Первые известия он получил в Москве от своего переяславского наместника, боярина П.К. Добрынского, когда войска Юрия были уже в Переяславле. Попытка завязать дипломатические переговоры провалилась. Собранные наспех отряды из членов государева двора, боярских послужильцев, москвичей оказались не просто плохо подготовленными к военным действиям, они еще продолжали «праздновать» княжескую свадьбу. Урок был суровым, а поражение на Клязьме 25 апреля 1433 г., в немногих верстах от столицы, — полным. Василий II успел бежать с поля битвы (и впредь это ему удавалось не один раз): захватив мать, жену, походную казну, он отправился в Тверь, а оттуда в Кострому. Там его настигли и осадили посланные из Москвы отряды Василия Косого и Дмитрия Шемяки. Окончательное поражение — военное и политическое — казалось делом предрешенным. Но вскоре подоспевший теперь уже московский великий князь Юрий Дмитриевич повел себя согласно с духом и буквой своих представлений об отношениях в московском княжеском доме. Василий II добил ему челом через его фаворита, боярина С.Ф. Морозова, получил прощение и удел в Коломне — в полном соответствии с тогдашними представлениями о старшинстве и князей, и городов. В следующем, после Юрия, колене московской династии именно князь Василий Васильевич обладал правом родового старшинства. Коломна же была вторым по статусу городом (после Москвы) в собственно Московском княжении.

Результат оказался неожиданным для Юрия. В течение немногих недель масса служилых князей, бояр, детей боярских и (как говорит одна летопись) «всих дворян» согласно со статьей межкняжеских докончаний о праве свободного отъезда оказалась в Коломне. «Не повыкли галичьским князем служити» — так объяснил летописец причину масштабного отъезда. К этому следует добавить три наблюдения. Во-первых, Юрий проглядел реально уже возникшую разницу в престижности службы великому и удельному князю, чего почти не было в XIV столетии. Во-вторых, московская элита здраво понимала, что укрепление на великокняжеском столе галичского государя неизбежно повлечет перетряску устоявшейся служебно-местнической иерархии, поземельных отношений и т.п. Рассчитывать на самые первые позиции при этом не приходилось. Наконец, в-третьих, немаловажен фактор наследственности службы: два-три поколения московских бояр и детей боярских служили сначала Дмитрию Донскому, затем Василию I, ныне Василию Васильевичу. Как бы ни было, история с Коломенским уделом имела два последствия. Одно как будто незначительное: Василий Косой и Дмитрий Шемяка, обвинив Семена Морозова в потворстве Василию II и заговоре, убили его в кремлевских княжеских палатах. Впервые не на поле брани погиб активный участник замятии, знатная по происхождению и высокопоставленная личность. Второе следствие было принципиальным — Юрий отказывается от великого княжения, уступив стол и столицу племяннику.

Трудно сказать, преследовал ли Василия II рок или же он плохо извлекал уроки из случившегося. Как бы то ни было, очередное поражение московских войск от Василия Косого и Дмитрия Шемяки (княжичи после убийства С. Морозова бежали в Кострому, а при приближении московских отрядов стали отступать к Галичу) случилось на берегах р. Кусь 28 сентября 1433 г., причем главный воевода, князь Юрий Патрикеевич попал в плен. В рядах рати княжичей оказались галичане и вятчане, которых послал им на помощь отец. Но это было нарушением докончания Юрия с Василием II, и последний не замедлил этим воспользоваться. Новая рать, во главе с самим великим князем, двинулась зимой 1433— 1434 г. к Галичу. Войска пограбил галичские волости, но сам город, в котором укрылись старшие сыновья Юрия, взять не смогли. Юрий в это время воевал вотчины и волости союзников — вассалов Василия — Ивана и Михаила Андреевичей. Нетрудно заметить, как стремительно усложняются события. Разовый вооруженный конфликт за несколько месяцев перерос в регулярные военные действия, охватившие несколько регионов Московского княжения — восточные (Кострома, Галич), северные (Белоозеро), западные (отъездные волости Можайска). Усилилась ожесточенность политической борьбы: в канун зимнего похода Василий II приказал ослепить И.Д. Всеволожского (он отъехал к нему с семьей в Коломну скорее всего летом 1433 г.). В очередной раз конец кампании оказался плачевным для московского великого князя: в решающем сражении на р. Могзе в Ростовском княжестве 20 марта 1434 г. он терпит полное поражение. И бежит — сначала в Великий Новгород, затем в Тверь. И там, и там он был фигурой нежелательной. Лето 1434 г. застигает его уже в Нижнем Новгороде, в намерении искать помощи в Орде. Других сил у него не было. Юрий, после занятия Москвы, ссылает Софью и Марию в один из своих городов, захватывает казну Василия и занимает великокняжеский стол. Каким же он оказался великим князем?

У нас немного свидетельств о нем в этом качестве. А потому не удивительна разноголосица мнений об этом деятеле. Одни увидели в нем ярого сторонника удельно-княжеского сепаратизма, другие разглядели в Юрии бескомпромиссного борца с ордынской зависимостью, стремившегося к ускорению объединительных процессов. Наверное, обе позиции далеки от реальности. Князь Юрий вовсе не способствовал немотивированному увеличению уделов и не укреплял территориально уже существующие. Он скорее усиливал позиции великого князя по отношению к рязанскому государю, к удельным князьям московского дома. Впрочем, вряд ли здесь имелись принципиальные отличия. Равным образом, нет серьезных фактов об антиордынской политике Юрия. Напомним к тому же, что в канун нового витка борьбы за власть он составил завещание с вполне традиционным наделением уделами троих сыновей. Старший из них не получил большей части владений, все новоприобретенные территории аккуратно делились на троих наследников. Более того, именно младший сын, Дмитрий Красный приобретал более обширные и более безопасные земли. До новаторства князю Юрию было далеко — он действительно следовал традициям и реалиям эпохи Дмитрия Донского.

Впрочем, судьба не оставила князю Юрию даже небольшого времени. Его второе пребывание на великокняжеском столе длилось чуть более двух месяцев. Он лучше усваивал уроки, чем племянник и соперник, и кто знает, в каком направлении шла бы его эволюция. Конечно, на фоне личностей следующего поколения фигура Юрия выглядит заметно привлекательней. Крестник преподобного Сергия, донатор Троицкой обители (на его средства возвели Троицкий собор), фундатор Савво-Сторожевского монастыря (строительство в монастыре и в Звенигороде во многом шло за его счет), несомненный поклонник Андрея Рублева, последовательный покровитель Авраамия Чухломского (тот основал в его Галиче четыре монастыря), мужественный воин и удачливый полководец (мы не знаем ни одного его поражения), автор писем к Кириллу Белозерскому и адресат ответных посланий преподобного — в такие координаты вписывается, бесспорно, глубоко неординарная фигура Юрия. Если добавить сюда верность убеждениям и слову, отсутствие склонности к интригам — его личность приобретет дополнительную притягательную силу. Но не забудем — его верность традициям породила во многом саму феодальную смуту. Сколь ни были бы симпатичны черты его характера, разделим ответственность за ее начало: на долю князя Юрия придется едва ли не большая ее часть.

Опустилась завеса жизни Юрия, кончился и первый акт смуты. Второй начался сразу же, без перерыва. Он не был длительным. Расстановка лиц и сил оказалась следующей. В Нижнем Новгороде Василий II готовил себя к крайне нежелательной поездке в Орду. Посланные вдогон за ним с войсками Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный достигли Владимира. С Юрием в Москве оставался старший сын — Василий Косой. Он и провозгласил себя новым великим князем. Реакция не заставила себя ждать: ситуация изменилась на зеркально противоположную. В считанные дни младшие Юрьевичи заключают союз с двоюродным братом, признают его старейшим и соответственно — законным наследником стола в Москве. Их объединенные силы направляются к Москве, Василий Косой, прихватив отцовскую казну и городской припас, бежит к Ржеву. Затем Новгород и кружной маршрут (с грабежом местного населения, волостей великого князя, родного брата) в Кострому — через Мету, Бежецкий Верх, Заволочье. Москву вновь занимает Василий II, а Шемяка и Дмитрий Красный уже официально получают обещанные в походе приращения их уделов. Шемяке достались к Рузе Углич и Ржев, Дмитрию младшему — к Галичу и Выш-городу — Бежецкий Верх. В конце 1434 г. Косой совершает стремительный поход к Москве, но великий князь был начеку. Бой произошел на р. Которосли в пределах Ярославского княжества и завершился поражением старшего Юрьевича.

Василий Косой бежит в Кашин и, получив помощь от тверского князя Бориса Александровича оружием, доспехами, снаряжением и организацией войск, захватывает изгоном Вологду, пленив нескольких видных воевод Василия II (они проведывали там возможные пути отступления Косого, но сами попались в ловушку). Затем военные действия переместились к северу. Здесь Василий Косой сначала громит войска Дмитрия Заозерского, а затем сам чуть не гибнет в середине апреля под Устюгом. Вернувшись к Костроме, он вновь копит силы и посылает за подмогой на Вятку. Но по предложению великого князя весной того же 1435 г. заключает с ним договор на условиях завещания Юрия, получив, правда, в добавку к Звенигороду Дмитров.

Передышка оказалась короче некуда. В новой части удела Василий Косой пробыл только месяц и, возвратясь в Кострому, разрывает мир с московским государем. Как только встал зимний путь, он двинулся к Галичу. Взяв его (Косой, скорее всего, пытался сделать из него свою опорную базу), старший Юрьевич устремился к Устюгу. После 9-недельной осады он берет город в начале марта 1436 г. и вешает московского наместника, митрополичьего десятинника. Посечены и повешены были многие устюжане в отместку за апрельские события предыдущего года. Еще одна, новая отметина усиления ожесточения борьбы. Ранее такого не случалось, столь знатных лиц не казнили таким способом и вообще предпочитали брать за них выкуп. Вскоре Косой получил нежданное и ценное подкрепление — к нему отъехал двор Дмитрия Шемяки во главе с Акинфом Волынским. Сам Шемяка неожиданно и вряд ли справедливо был задержан на Москве зимой 1436 г., когда приехал пригласить Василия II на свою свадьбу. Его сослали под арест в Коломну, подозревая/в тайных сношениях с Косым. Как бы то ни было, московскому князю удалось на этот раз собрать войска коалиции князей — помимо московских войск, с ним шли рати Ивана Андреевича, Дмитрия Красного и, возможно, ярославских князей. Сражение состоялось 14 мая 1436 г. при р. Черехе, в Ростове. Уловка Василия Косого — он договорился о перемирии до утра, дождался, пока отряды великого князя отправятся для сбора кормов, а затем предпринял неожиданную атаку — не удалась. Войска Василия II успели собраться вновь, и в яростной сшибке тяжеловооруженной конницы перевес оказался целиком на стороне великокняжеских войск. Василий Косой был пленен, отвезен в Москву и там -21 мая ослеплен. Он прожил еще двенадцать лет, не принимая участия в политической борьбе. На радостях великий князь послал на Коломну за Шемякой и пожаловал его уделом в прежнем составе. Удел Василия Косого победитель присоединил к великому княжению.

Так завершился второй акт. В нем много сходства с событиями первого этапа, но немало и новизны. Междоусобие явно перехлестывало через границы собственно Московского княжества. Новгородские волости, тверские земли, ярославские территории все более вовлекались в нескончаемую череду походов, боев, отступлений, набегов и осад. Впервые тверской великий князь оказал прямое материальное и военное содействие по давно знакомому принципу: помогай слабейшему и истощай тем самым обоих соперников — своих потенциальных противников — в их взаимной борьбе. Нарастало ожесточение, жестокость конфликтов. Впервые был повешен Рюрикович, представитель черниговского княжеского дома, Г.Н. Оболенский. Впервые военное и политическое противоборство послужило причиной расправы над одним из главных действующих лиц, князем Василием Косым. Он не проявил военных способностей отца, хотя стремительности и скрытности его походов можно было позавидовать. Не обладал он и талантами дипломата или политического интригана — за два года своего премьерства он так и не обзавелся союзниками, хотя бы неверными. Лихие вятчане оставались единственной его внешней опорой: кое-кто из их предводителей пострадал вместе со старшим Юрьевичем. Одного повесили в Москве, другого забили ослопами горожане Переяславля, иных убили еще ранее.

Не будем чрезмерно придирчивы к московским князьям. В соседней Литве картина была аналогичной. Смертельная схватка Свидригайло и Сигизмунда порождала столь же жестокий мир. О подозрительности и беспощадности Сигизмунда ходили легенды. Свидригайло сжег в июле 1435 г. митрополита Герасима, поставленного в Греции из смоленских епископов, заподозрив его в заговоре и тайных сношениях со своим врагом. В сентябре того же года тяжкое поражение Свидригайло в кровопролитном сражении на Свенте стоило жизни нескольким десяткам князей русских воеводств Литвы.

С лета 1436 г. наступила передышка. За вычетом одного эпизода — столкновения Василия II и Шемяки в 1441—1442 гг., которое, впрочем, не привело к военному столкновению, — она продлилась до лета—осени 1445 г. Однако и мирными эти годы не назовешь. Резкое ослабление военного потенциала Руси и очередное перераспределение власти в Орде и в Диком Поле резко усилили ордынское давление на Северо-Восточную Русь. Набеги и походы «скорых» ратей, постоянные нападения на пограничные районы, попытки прорыва в Центральные уезды стали едва ли не обязательной ежегодной опасностью. Наиболее драматические моменты связаны с откочевкой в район Белева в 1437 г. Улу-Мухаммеда, потерпевшего серьезное поражение от своих соперников. Василий II разумно решил избавиться от беспокойного и слишком близкого соседства, направив под Белев крупные силы во главе с Шемякой, младшим Дмитрием и собственными воеводами. Дело кончилось не просто конфузом, но тяжелым поражением 5 декабря 1437 г. русских войск, несмотря на начальные успехи (ордынцы сумели усыпить внимание воевод переговорами, а затем напали). Последствия не замедлили проявиться. В 1439 г. эти ордынцы безвестно оказались под Москвой, вынудив бежать из столицы великого князя. Ближайшие окрестности были разграблены, сожжена Коломна. Нераспорядительность военачальников и беззащитность порубежья надолго превратят многие уезды в районы с повышенной ордынской опасностью. Чуть позже Улу-Мухаммед откочует к востоку, «засев» ряд пограничных территорий в Нижнем Новгороде и постоянно угрожая русским землям в нижнем течении Оки во Владимиро-Суздальском ополье. Этот фактор станет весьма значимым к 1444—1445 гг.

Продолжали осложняться отношения с новгородцами. Поход зимой 1440—1441 г., хотя и принес весомую военную контрибуцию, никак не усилил позиций великого князя в Новгороде. Новое докончание повторило давно сложившийся образец соглашения, в реальности нарастало ослабление институтов княжеской власти в Новгороде, упрочились собственно новгородские органы управления, усиливались позиции литовской партии в новгородском боярстве. Новгородский архиепископ Евфимий II (он сыграл выдающуюся роль в развитии новгородской архитектуры, иконописи, художественных ремесел, обладал едва ли не решающим политическим влиянием) ставился в 1434 г. в Литве митрополитом Герасимом (это был единственный случай такого поставления). Впрочем, тому были реальные поводы.

Дело в том, что с 1431 г. кафедра митрополитов в Москве вдовствовала. Намерения московского великого князя поставить своего кандидата (а им был рязанский владыка Иона) не были поддержаны в константинопольском патриархате. Герасим считался в Византии митрополитом «всея Русии», а не только православных епископий в Литве. После его гибели в митрополиты на Русь был поставлен в 1436 г. Исидор. Прибыв в Москву в апреле 1437 г., он уже в сентябре отправился в Италию на знаменитый Ферраро-Флорентийский собор, посвященный объединению католической и православной церквей. Затея, хотя она и была доведена до конца в 1439 г., оказалась мертворожденной: и политические, и дипломатические, и конфессиональные интересы, лежавшие в ее основании, остались нереализованными. А самое главное — противниками унии было подавляющее большинство верующих и церковных людей как на Западе, так и на Востоке. Это станет ясным вскоре, но все же позднее. На самом же Соборе и по дороге в свою епархию (а ехал Исидор не торопясь) греческий ставленник на московской кафедре был весьма активен в пользу принятой унии. После совершения первой же литургии в Москве в Успенском соборе он был арестован по приказу Василия II, обличен и осужден на Соборе русских иерархов. Затем он бежит из заключения в Тверь, а оттуда в Литву. Активная роль защитника православия, хорошо исполненная московским великим князем, однозначно определила позицию большинства русских иерархов: свою поддержку, свои симпатии они отдали Василию II, что станет существеннейшим фактором в новом витке открытой междоусобицы.

Передышка способствовала дальнейшей консолидации московского боярства и служилых людей вообще вокруг сюзерена. Этому способствовали присоединение выморочных уделов к основной территории княжества и активная поземельная политика Василия II на этих территориях. При несомненной поддержке великого князя быстро растут вотчины московских феодалов в Суздале (в начале 40-х годов он передавался владетельным князьям), Звенигороде, Бежецком Верхе и т.п. Корпоративная сплоченность московского боярства станет решающим фактором политической борьбы на заключительном этапе феодальной войны середины XV в.

Провозвестником последнего акта стало наступление Улу-Мухаммеда. Зимой, в конце 1444 г. он засел в старом Нижнем Новгороде, захватил и разграбил Муром, отправил загоны на соседние волости. Василий II отправляется во Владимир, где концентрируются русские войска. Их действия зимой и в начале весны вполне успешны: они наносят поражения отрядам хана, отбирают у ордынцев полон и добычу, преследуют их до пограничья. Тем неожиданнее был исход летней кампании. В сражении у стен суздальского Спасо-Евфимиева монастыря уступающие по численности ордынские отряды под водительством ханских сыновей наносят решительное поражение русской рати. В плен попадают сам великий князь, его двоюродный брат князь Михаил Андреевич, множество видных бояр. Еще больше ратников пало на поле боя. Главная причина поражения — непредусмотрительность и тактические просчеты русского командования, скверная дисциплина в войсках, внутренние противоречия (Шемяка так «торопился», что оказался на месте после того, как все было кончено). Исход побоища — именно так оно именуется в летописном рассказе, — разом перечеркнул все позитивные, политические и социальные результаты передышки. Если добавить грандиозный пожар в Москве в августе того же года, выезд из города семьи великого князя — то все признаки глубокого общественного кризиса будут налицо.

В стране образовался вакуум власти. Ордынцы, ведя переговоры с пленным Василием II, одновременно послали на Русь посла к Шемяке. Скорее всего, параллельно они санкционировали реставрацию Нижегородско-Суздальского княжества во главе с князьями В.Ю. и Ф.Ю. Шуйскими. Известная несогласованность разных групп ордынцев, затянувшееся пребывание на Руси посла, отправленного к Шемяке, позволили Василию II добиться отпуска из плена на условиях выплаты огромной контрибуции под контролем ордынских отрядов. С ними он двинулся в свое княжество. Возвращение великого князя (семья и государев двор торжественно встретили Василия в Переяславле-Залесском, а по дороге его приближенным удалось перехватить возвращающегося к хану ордынского посла с послом Шемяки), история его моленной поездки в Троице-Сергиев монастырь, заговор Шемяки и Ивана Можайского, — все это требует многих страниц и руки романиста. Нам же важны основные факты и следствия.

Итак, активными участниками заговора были Шемяка, князь Иван Андреевич, некоторые московские гости и, возможно, отдельные бояре из числа великокняжеских. Скорее всего, об этих планах знал тверской великий князь, который мог опасаться неожиданных поворотов в политике ордынцев по отношению к Твери. Главный мотив заговорщиков — обвинения Василия II в «наведении» на Русь ордынцев, в желании раздать им волости, в огромной тяжести выкупа. Не приходится сомневаться, Шемяка использовал это в качестве ловкого пропагандистского приема. Но столь же несомненно, что подобные филиппики вызывали сочувственный отклик со стороны многих лиц. Действия заговорщиков оказались успешными: столица была захвачена в ночь на 12 февраля 1446 г., в тот же день в Троице был арестован и срочно доставлен в Москву великий князь. В ночь с 13 на 14 февраля он был ослеплен. Немногим позднее его сослали с женой в Углич (удел Шемяки), а его мать, престарелую княгиню Софью (она уже перешагнула свое 75-летие) — в Чухлому. Весной того же года Шемяка добился выдачи малолетних сыновей Василия II, княжичей Ивана и Юрия, которых успели увезти из Троицы в суматохе ареста верные великому князю бояре. Осуществил эту миссию владыка Иона, но обещанные ему Шемякой условия не были соблюдены: новый великий князь отправил детей в заточение к отцу.

Князь Дмитрий Юрьевич щедро вознаградил своего союзника князя Ивана, ликвидировал восстановленное ордынцами Нижегородское княжество, вообще, видимо, не считал себя строго обязательными все обещания Василия II. Тем более, что в Орде Улу-Мухаммеда произошли важные события, связанные, в частности, с окончательным становлением Казанского ханства. Победитель русской рати Махмуд, убив отца, захватывает ханский трон, положив основание династии казанских властителей. Двое его братьев в результате конфликта отъехали на Русь, стремясь получить статус служилых князей еще у Василия II. Не видно и попыток Шемяки поддержать дробление великокняжеской территории на уделы. Ориентиры его политики вряд ли отличались принципиальным образом от таковых Василия II.

Но тем не менее ситуация летом 1446 г. напомнила чуть ли не в деталях события уже далекого 1433 г. Московские бояре и дети боярские (понимая под ними территориальные корпорации служилых людей всего великого княжения) не приняли нового московского государя. Можно строить догадки о конкретных мотивах в конкретных случаях, но уже в летние месяцы того же 1446 г. вспыхнула вооруженная борьба сторонников Василия II против Шемяки. Одним из центров сопротивления становятся пограничные земли Литвы (Брянск и ряд других городов), отданные новым литовским князем Казимиром IV Василию Ярославичу, «не восхотевшему служить» Шемяке. Трое князей Ряполовских предприняли попытку освобождения из заточения великого князя и его семьи. Она не удалась, но, разгромив последовательно два отряда сторонников Шемяки, верные Василию войска ушли в Литву. Массовый отъезд служилых продолжался, что вынудило Шемяку — под давлением церковного Собора — пойти на примирение с Василием Темным (это прозвище усвоено ему в исторической литературе именно в силу его ослепления). В сентябре 1446 г. Шемяка приезжает в Углич, освобождает великого князя из-под ареста и дает ему в удел далекую Вологду, взяв с него клятвенное обещание не домогаться более московского стола.

Пребывание Василия II в Вологде было непродолжительным. Игумен Кирилло-Белозерского монастыря Трифон снимает с него крестоцелование Шемяке, и вскоре московский князь (явно по предварительной договоренности) оказывается со всей семьей в Твери. От тверского великого князя он получает всю необходимую помощь, а сам союз двух великих князей закреплен обручением их детей — княжича Ивана и княжны Марии. В Тверь к великому князю стекаются множество московских бояр и детей боярских, в то же время начинается поход из Литвы на Русь сторонников Василия II. К Шемяке князь Борис Александрович отправляет грамоту с требованием уйти с великого княжения на свой удел. Множественность угроз вынудила Шемяку к срочной мобилизации сил и обрекла его на пассивную тактику: более месяц его основные войска простояли на Волоке Ламском, пытаяс противодействовать и продвижению отрядов Василия II из Твери, и их соединению с его сторонниками в

Литве. Главным итогом стал массовый отъезд служилых из его рати, по преимуществу в лагерь Василия Темного.

25 декабря 1446 г. отряд М.Б. Плещеева захватывает Москву, Шемяка вскоре через Углич — Ярославль устремляется в Галич. Соединенные силы Василия II осаждают Углич (он был тогда хорошо укрепленной крепостью), берут его после продолжительной осады. 17 февраля 1447 г., почти ровно через год после начала трагических событий, Василий Темный торжественно въезжает в Москву.

Итак, ослепленный московский государь вступал в свою полуразоренную столицу в канун своего 32-летия. Весной Шемяка все же отпустил великую княгиню Софью Витовтовну: Василий Темный поспешил встретить мать на дороге к Москве, в Троице-Сергиевом монастыре. Летом того же года двоюродные братья заключили докончание, по которому «старейшинство» оставалось за Василием II. Определился ли тем самым окончательный исход противоборства? Отнюдь. Ближайшие месяцы показали, что Шемяка не оставил прежних планов. Прежде всего он попытался максимально раздвинуть рамк конфликта, натравливая против московского князя всех поте) циальных и реальных противников. Он не прервал своих отж шений с Новгородом и запугивал его правительство отрядам ордынских царевичей, служивших Василию II. Нового казан счого хана Махмуда (Махмутека) он «наводил» на Русь, ж пользуя его враждебные отношения к братьям, оказавшимся на службе в Москве. Традиционно на его стороне была Вятка еще не покинул Шемяку князь Иван Можайский. Вот он умел заранее оставить слабейшую сторону, но тогда, летом—осенью 1447 г., еще не учуял грядущего поражения.

Как бы то ни было, но ареал непосредственных военных действий сместился к фамильным землям Шемяки и прилегающим уездам. Зимой—весной 1448 г. до крупных столкновений дело не дошло. Весной 1449 г. военные действия был ожесточеннее, инициатива первоначально была в руках Шемяки, но успеха он не добился. Василий II, собрав все сил и взяв с собой митрополита, других иерархов, направился Галичу. До решающего сражения дело не дошло, договорные грамоты закрепили первенствующую роль московского великого князя. Перешел на его сторону князь Иван Андреевич, получив за очередную смену сюзерена заметное приращение удела (Бежецкий Верх). Показательна роль церкви. Еще в декабре 1447 г. церковный Собор направил Шемяке специальное послание с резким осуждением его поступков и призывами к покаянию и примирению. Договор 1448 г. был зафиксирован в форме так называемых «проклятых грамот», с введением церковных санкций в случае его нарушения. Отсюда участие Ионы (а он был поставлен в митрополиты Поместным собором русских иерархов 15 декабря 1448 г.) и других владык в походе 1449 г. Не имевшее прецедентов, оно находит объяснение в предшествующих событиях.

Военные действия возобновились осенью 1449 г. Решающее сражение произошло в конце января 1450 г. под Галичем. Несмотря на широкое применение огнестрельного оружия, неблагоприятный рельеф местности (великокняжеские отряды под огнем поднимались в гору к стоящим под крепостными стенами войскам Шемяки) воеводы Василия II одержали полную победу. Чуть позже гарнизон и горожане Галича сдались прибывшему великому князю. Князь Дмитрий, отправивший еще осенью 1449 г. жену с детьми в Новгород, бежит на север, а затем присоединяется к семье. Он еще не покинул тропы войны, но после 1450 г. его походы напоминают набеги ордынских «скорых ратей», а ареал действий ограничен московскими и новгородскими волостями северного региона. Сюжет драмы близился к развязке.

Занавес опустился летом 1453 г. В начале июня скончалась великая княгиня Софья. Как знать, вспоминала ли она свадьбу 1433 г. и свое решение, смертельно оскорбившее старших Юрьевичей? Или перед ее глазами стояли месяцы и годы невольных скитаний и ссылки, трудно переносимые 'в ее преклонные годы? А спустя полтора месяца, 23 июля, прямо в Борисоглебский храм, где московский государь был на вечерне, доставили не терпящую ни малейшего отлагательства весть: «напрасною» смертью скончался в Великом Новгороде неустанный противник Василия Темного Дмитрий Шемяка. Совпадение места действия и информации было поразительным. Ослепленный в годину феодальной смуты своими близкими родственниками, московский государь узнал о смерти кровного брата и обидчика в храме, посвященном первым русским святым, Борису и Глебу, павшим в княжеском междоусобии за четыре с половиной столетия До того. Для людей знающих аналогия на этом не кончалась: по одному летописному рассказу, весьма вероятному, Шемяка был отравлен зельем, присланным из Москвы. В заговоре же против него участвовали кое-кто из новгородских бояр, стремившихся улучшить отношения с Москвой, а также люди из ближайшего окружения Шемяки. Святых князей-государей на Руси в середине XV в. не было.