Ставьте необычные и интересные факты рядом.

В идеале изучение литературы помогает нам понять то, что Франк Смит [Frank Smith] назвал «грамматикой рассказов». Это то, что произошло при моей первой встрече с Эммой Бовари, провинциальной французской героиней с трагически-романтическим воображением. Я помню свое изумление при чтении сцены, где автор — Гюстав Флобер — описывает соблазнение скучающей замужней мадам Бовари распутником Родольфом Буланже. Действие происходит на сельскохозяйственной ярмарке. В сцене одновременно и горькой, и забавной, Флобер чередует язык флирта любовника с выкриками фермеров на заднем плане.

Я помню это как чередование туда и обратно между таким языком, как «Раз уж мне сегодня выпало на долю счастье быть с вами¹…» и криками «Навоз недорого!».

Или «Ах, если б у меня была цель в жизни, если б я полюбил кого-нибудь, кого-нибудь встретил…» и «За породу свиней приз делится поровну между господами…».

Туда и обратно, туда и обратно, противопоставление открывает читателю, но не Эмме, настоящие мотивы Родольфа. «Ироническое противопоставление» — вот название для приема, когда две противоположные вещи ставятся рядом, и, таким образом, одна поясняет другую.

Этот эффект работает в музыке, в визуальном искусстве и в поэзии:

Что ж, пошли, вы да я,
В час, когда на небе вечер разлегся,
Как на столе пациент под эфиром².

Так начинается «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока», стихотворении, где Т. С. Элиот противопоставляет романтический образ вечернего неба и болезненную метафору анестезии. Напряженность между образами создает настроение для разворачивающихся событий.

Элиот умер в 1965 году, когда я был в последнем классе средней католической школы. Мы отметили эту дату, назвав наш рок-бэнд в честь поэта. Мы назывались «Т. С. и Элиоты» [T. S. and the Eliots]. Наш девиз был: «Музыка с Душой».

Соединение непохожих элементов — источник юмора, примитивного и тонкого. В «Продюсерах», например, Мел Брукс [Mel Brooks] создает мюзикл «Весна для Гитлера», где выставлен фюрер-хиппи, а танцоры в стиле Джун Тэйлор [June Taylor] изображают свастику.
Перемещаясь от гротескного комизма к предельной серьезности, рассмотрим вступление к статье в газете «The Philadelphia Inquirer?s» об аварии на ядерном реакторе на острове Три майлз Айлэнд [Three miles Island]:

«4:07 утра. 28 марта 1979 года.

Две помпы вышли из строя. Через девять секунд 69 боровых стержней врываются в сердцевину блока № 2, ядерного реактора на Три Майлз Айлэнд. Стержни работают. Реакция остановлена.

Но уже слишком поздно.

То, что станет ужасной американской ядерной аварией, уже началось».

Далее следует описание жуткой правды, которую официальным лицам придется узнать наряду с некоторыми ужасающими подробностями: «Работники реактора играют в летающую тарелку за воротами завода, пока начальство решает вопрос о зарплате. Но их не предупредили, что радиация сочится через заводские стены…»

Напряжение, созданное первыми короткими фразами, достигает апогея, когда высокотехнологичный реактор дал сбой, он испускает радиацию, которая бомбардирует рабочих, играющих в летающую тарелку. Радиация встречается с летающей тарелкой. Ироническое противопоставление.

Драматизм не всегда так монументален. Рассмотрим статью Вильяма Серрина [William Serrin] для «The New York Times» о первой женщине, погибшей от разрыва пехотной мины в США:

«Он не сможет забыть, как вышел из больницы, где она лежит, все еще в кофте, в длинном белье и комбинезоне, на каталке скорой помощи. Ничто не предвещало, что она мертва.

Все, что он увидел — немного крови у левого виска.

Ее лицо, как лицо всех шахтеров, черно от угольной пыли. Но руки были в перчатках. И, пока она лежала на каталке, перчатки сняли: руки у нее белые, как снег».

Лицо, черное, как сажа; руки, белые, как снег.

В некоторых случаях эффект иронического противопоставления может быть достигнут с помощью нескольких слов, вплетенных в повествование. Рассказчик криминальной драмы «Почтальон всегда звонит дважды» объясняет замысел убить мужа его подружки:

«Мы сделали все так, как потом рассказывали. Было около десяти часов вечера, мы заперли магазин. Грек был в ванной, принимал свой обычный субботний вечерний душ. Я должен был принести воды к себе наверх, приготовиться побриться, но должен был вспомнить, что не закрыл машину. Я должен был выйти и ждать, если кто-то подойдет, я посигналю один раз. Она должна была дождаться, пока он залезет в ванную, зайти якобы за полотенцем и ударить его дубинкой, которую я сообразил из мешка из-под сахара, наполненного металлическими шариками».

Джеймс М. Кейн [James M. Cain] добился удвоенного эффекта в этом абзаце, поставив невинный «мешок из-под сахара» между техническими «металлическими шариками» и криминальной «дубинкой». Мешок сахара перестает быть сладким, когда превращается в орудие убийства.

Практикум

1. Именитые фотографы часто видят необычные детали в противопоставлении: бродяга с приколотым букетиком цветов; огромный борец сумо с крохотным ребенком на руках. Будьте наблюдательны, чтобы замечать такие вещи. Как бы Вы передали их на письме?
2. Перечитайте Ваши статьи на предмет скрытых в них иронических противопоставлений. Можно ли переделать статью, чтобы интереснее обыграть противопоставления?
3. Теперь, когда Вы знаете об этом приеме, Вы будете замечать его чаще в литературе, драматургии, кино, музыке и журналистике. Мысленно отмечайте примеры. И замечайте их в жизни, чтобы потом использовать в статьях.

-------

 

 

Описывайте место события

Место действия – это базовый элемент повествовательных жанров. Место действия переносит нас в новую обстановку, вовлекает нас в происходящее. Описывайте места, где разворачиваются события, делайте это последовательно.

Том Вулф [Tom Wolfe] спорит, что реализм, будь то в художественной литературе или документальной прозе, строится по схеме «сцена за сценой, история движется от одной сцены к другой, авторы крайне редко прибегают к чисто историческому повествованию». Это требует, по Вулфу, «выдающегося репортерского мастерства», чтобы писатель «мог стать подлинным свидетелем сцен из жизни других людей».

Этот совет был дан более сорока лет назад, но следование ему до сих пор придает новизну репортажу с места событий.

«Багдад, Ирак – На холодной бетонной плите служитель мечети омыл тело четырнадцатилетнего Аркана Даифа [Arkan Daif] в последний раз.

Хлопковой губкой, смоченной в воде, он проводит по оливковому телу Даифа, мертвого в течение трех часов, но еще излучающего жизнь. Умелыми движениями он вытирает розово-красные шрапнельные раны на нежной коже правой руки и правой щиколотки Даифа. Затем он оттирает запекшуюся на лице кровь, она осталась от рваной раны черепа.

Мужчина в мечети Имама Али, нахмурившись, ждал, когда можно будет похоронить мальчика, который, по словам отца, «был как цветок». Хайдер Катхим [Haider Kathim], служитель, вопрошает: «В чем грехи детей? Что они сделали?»

Это текст Энтони Шадида [Anthony Shadid] о войне в Ираке для газеты «The Washington Post». Он погружается в среду, максимально приближается к месту действия, фиксирует сцену за сценой.

Место действия – это базовый элемент повествовательных жанров, капсула времени и пространства, созданная писателем и предназначенная для читателя-зрителя. С места действия мы получаем не информацию, но опыт. Мы там были. Мы там есть.

«Атом - малейшая отдельная частица материи, - пишет Холи Лизл [Holly Lisle], а сцена - малейшая отдельная частица в литературе; это малейшая частица произведения, в которой есть все элементы рассказа. Вы не пишете рассказ или книгу из слов, предложений и абзацев, вы пишете сцены: следующая поверх предыдущей, каждая следующая вносит что-то новое, все вместе они неумолимо двигают историю вперед».

Начиная с детства, мы встречаемся со сценами повсюду. Мы получаем их из литературы и новостей, из комиксов и приключений, из фильмов и телевидения, из рекламы и объявлений, из воспоминаний и грез. Но все это подражательно, пользуясь старомодным литературоведческим термином. Это имитации реальной жизни.

Лучшие авторы упорно работают над тем, чтобы место действия стало реальным. В одной из лучших сцен мировой литературы принц Гамлет указывает странствующим актерам, как создать сцену настолько живую, что они поразят совесть короля-убийцы:

«Сообразуйте действие с речью, речь с действием, причем особенно наблюдайте, чтобы не переступать простоты природы». «Ибо все, что так преувеличено, - продолжает меланхоличный Принц, - противно назначению лицедейства, чья цель…держать как бы зеркало перед природой»¹.

Зеркало остается мощной метафорой для пытливого автора, в особенности журналиста. Цель репортера – воссоздать жизнь, отразить мир вокруг так, чтобы читатель его увидел, почувствовал, понял.

«Ветер был такой силы, что американский флаг натягивался и хлопал над рядами складных стульев, а черные шапочки выпускников улетали и кружили по земле, как перекати-поле. С наших мест на трибунах, мы смотрели на запад, надеясь, что еще один изменчивый флоридский закат придаст символическую окраску этой самой американской церемонии. Но за нами собирались дождевые облака.

Когда я перечитываю этот отрывок, написанный мною в 1991 году, я переношусь в день выпуска моей дочери. Честно могу признаться, что сцена выглядела именно так. И я полагаю, если бы я поделился этим описанием с сотнями людей, которые там были, они бы свидетельствовали в мою пользу. «Да, сэр. Так оно и было. Вы держали зеркало перед природой».

Но работа писателя не просто схватывать или составлять сцены. Как демонстрирует в своих работах и семинарах Том Френч [Tom French], эти сцены, моменты внутри сцен, должны быть размещены последовательно.

Очевидно, что самая простая последовательность – хронологическая. Но сцены могут быть организованы не только во времени, но и в пространстве: от одной стороны улицы к другой. Сцены могут балансировать параллельно развивающиеся сюжетные линии, переключать внимание с преступника на полицейского. Сцены могут врываться в прошлое или заглядывать вперед.

Один из самых захватывающих репортажей, написанных по следам мощного сезона ураганов 2004 года, был написан Донгом-Фуонгом Нгуеном [Dong-Phuong Nguyen], коллегой Тома Френча по газете «The St. Petersburg Times». Действие происходит в Пенсакола [Pensacola], среди последствий урагана «Иван». Репортаж передает горькие ощущения жителей, возвратившихся в свой район и впервые увидевших разрушения.

Репортаж начинается издалека, с простой сценки:

«Уже несколько дней они провели под горячим солнцем, за заграждением из патрульных машин, выжидая и напряженно всматриваясь».

Из-за существующей опасности, власти заблокировали дорогу домой. Дальнейшая разработка сцены:

«Они принесли кулеры и складные стулья. Они шутили о своем фарфоре. Они предупреждали друг друга о том, как опасно разбирать завалы руками – можно наткнуться на змею».

В следующей сцене они спорят с шерифом:

«Почему вы не разрешаете нам пройти?» - кричали из толпы.

Бульдозеры расчищают район от завалов, серия следующих сцен описывает как эмоциональное, так и физическое опустошение:

«Жители, которые только что шутили, о том, что они увидят, шли по Гранд Лагун Бульвар молча.

Через пять домов, они начинают плакать.

Женщины рыдают в машинах. Подростки сидят в кузове грузовичков, прикрывая руками раскрытые рты».

Камера приближается ближе:

Карла Годвин [Carla Godwin] медленно шла вниз по Гранд Лагун Корт, пока соседи снимали крышу с велосипедов и отчищали керамические плитки. «У нас теперь даже нет обеденного стола», - рыдала она. «Я не знаю, где он. Пропал».

Последовательность маленьких эпизодов выстроена в таком порядке:

1. Женщина находит в ванной телевизор. Но это не ее телевизор.
2. Женщина идет по улице и ищет своих соседей. Они кричат ей.
3. Другая женщина стоит у руин своего дома и разбирает свой скарб.
4. «Моя кошка жива!» - с криком выбегает из дома мужчина.
5. Другой мужчина выходит на порог дома, бренча на гитаре.
6. Обезумевшую от горя женщину успокаивают родные.
7. Женщина находит фотографию своих малышей, смытую водой на соседское крыльцо.
8. Женщина отвечает по мобильному телефону соседям, переживающим за свою собственность.

Это эпизоды из жизни, взятые из новостей дня и скомпонованные талантливым молодым автором в колоритную последовательность, которая наполняет их смыслом и особой силой.

Практикум
1. В следующий раз, работая над статьей, обращайте внимание на сцены, которые вы наблюдаете. Описывайте эти сцены через детали так, чтобы Вы могли вос-создать их для читателя.
2. Диалог – это одна из форм цитирования. Когда пишете сцены, ловите острые диалоги, которые помогут читателю войти в действие.
3. Попробуйте выполнить упражнение, придуманное Томом Френчем. С группой друзей или студентов рассмотрите интересную фотографию или художественный портрет (Френч предпочитает Вермеера). Так как мы имеем дело со статическими изображениями, писатель должен располагать детали в таком порядке, чтобы читатель мог за ним следовать. Напишите сцену, описывающую каждый снимок. Сравните с коллегами, что получилось.
4. Искусству последовательности сцен можно обучаться, внимательно просматривая фильмы. Возьмите один из любимых фильмов и просмотрите его медленно и вдумчиво. Останавливайте кадр. Отметьте, быть может впервые, как режиссер соединяет сцены (планы) друг с другом. Как смысл рождается из последовательности кинокадров?

-------

 

Сюжет