Проблемы нравственного поведения и воспитания

Таким образом, в эллинистический период в центр интересов психологов разных направлений попадает проблема этического, нравственного поведения. И для стоиков, и для эпикурейцев имело большое значение исследование критериев нравственного и безнравственного, по которым можно оценивать поведение человека. Главной причиной расхождения позиций стоиков и эпикурейцев был вопрос о взаимоотношениях личности и общества. Должен ли человек подчиняться внешним правилам или же он должен следовать только собственным представлениям о добре и зле, собственным желаниям и нормам?

Еще в культуре Древней Греции возникла мысль о том, что сильная, значительная личность имеет право на свои законы, на собственную позицию и ее поступки надо оценивать по другим этическим нормам, чем жизнь простого человека. В наше время эта идея о сверхчеловеке была развита Ф. Ницше.

Школа киников исходила из того, что истинная личность должна демонстративно игнорировать общественное мнение. С этой точки зрения, каждый человек является самодостаточным, т.е. имеет все необходимое для духовной, этической жизни в себе самом. Однако, как подчеркивал один из ведущих ученых этой школы Диоген Синопский, не каждый человек способен понять себя, прийти к самому себе и довольствоваться только тем, что он имеет в себе самом. Люди привыкли к помощи общества, других людей, к комфорту.

Поэтому единственный путь для нравственного самосовершенствования – это путь к себе, путь, ограничивающий контакты и зависимость от внешнего мира. Лучше всего такое самосовершенствование вести с раннего детства; поэтому и должны быть специальные школы киников для детей (хотя такое обучение возможно и в зрелом возрасте).

Путь нравственного развития и обучения в школах киников состоял из трех ступеней – аскеза, ападейкия и автаркия. Первая ступень заключалась в отказе от комфорта и благ, которые дает общество. Киники ходили в ветхой одежде, в лохмотьях, да же в дождь и холод не признавали теплых вещей, очень мало ели, не имели постоянного жилья, могли спать и под открытым небом, не мыться. Они отрицали все достижения бытовой культуры, стремясь к опрощению. Таким образом преодолевалась, с их точки зрения, зависимость от общества, которое в обмен на комфорт требовало от человека измены себе. На следующей ступени человеку внушали мысль игнорировать знания, накопленные обществом; неграмотность считалась даже достоинством. На третьей ступени независимости человека приучали не обращать внимания на общественное мнение, на похвалу и порицание. С этой целью было придумано специальное упражнение, которое заключалось в том, что ученик должен был просить подаяние у мраморной статуи. Успешным считалось такое поведение, когда он продолжал свои мольбы несмотря на каменное, холодное молчание статуи. Точно так же учеников приучали не обращать внимания на насмешки, оскорбления и угрозы, которыми сопровождалось их появление в го родах в рваной и грязной одежде. Фактически киники, стремясь к независимости, учили не столько самодостаточности, сколько негативизму по отношению к, обществу, – эпатируя общественное мнение.

Более распространенными были взгляды Эпикура, который доказывал, что не негативизм, но отчуждение, уход от общества есть наиболее этически верный путь духовного саморазвития и самосовершенствования. Он считал, что единственным источником и добра, и зла является сам человек, он же главный судья собственных поступков. Таким образом, источник активности, как и источник морали, заключен в самом человеке. Эпикур выступал против утверждения, что нравственным является только поведение, основанное на разуме. Он полагал, что не разум, но чувства управляют поведением человека, вызывая в нем стремление совершать то, что вызывает удовольствие, и избегать тех объектов, которые вызывают неудовольствие.

Эпикур подчеркивал, что с самого раннего детства человек должен учиться различать свои желания и строить свое поведение, опираясь на это знание. Он утверждал, что все, что вызывает приятные чувства, является нравственным. Нельзя жить приятно, не живя нравственно, и нельзя жить нравственно, не получая от этого удовольствия, полагал Эпикур. При этом истинное наслаждение доставляют только духовные удовольствия, которые вечны и непреходящи, в то время как телесные удовольствия имеют временный характер и могут обернуться своей противоположностью. Так, после хорошего ужина с излишествами может заболеть го лова или желудок, после контактов с незнакомой женщиной можно подхватить дурную болезнь, и лишь общение с книгами и друзьями вечно и всегда приносит только радость.

Развертывая это положение Эпикура, Лукреций Кар писал, что «все те, кто достичь до вершин удовольствий стремится, гибельным сделали путь по дороге, к нему восходящей...» Истинное же счастье у того, «кто обладает богатством умеренной жизни, дух безмятежен его и живет он, довольствуясь малым».

В позиции Эпикура были уязвимые места, ибо в том случае, если человек в себе и только в себе находит силы, сам себя наказывает и поощряет, у него отсутствует необходимая для многих опора, помогающая преодолеть трудности и искушения, дающая надежду на то, что кто-то оценит его по ведение и наградит. Если ребенка, как говорил Эпикур, учить опираться только на собственные силы, не боясь неудач и осуждения, то такое воспитание, безусловно, помогает быстрее найти свою дорогу сильным людям, но может быть болезненно и даже опасно для слабых, которым нужна помощь и поддержка. При этом нельзя не согласиться с его положением о том, что страх – как перед учителями, так и перед богами – тормозит развитие человека.

Один из главных постулатов школы стоиков говорил о том, что человек не может быть абсолютно свободным, так как он живет по законам того мира, в который попадает. При этом мы не можем выбрать ни пьесы, в которую попали, ни своей роли. Это дано судьбой, роком, который никто не может изменить. Что же может сам человек? Он может только с достоинством играть ту роль, которая ему уготована. Таким образом, главный нравственный закон – необходимость сохранить свою сущность, свое достоинство в любых, самых тяжелых обстоятельствах. Человек с ранних лет должен понять, что он не в силах изменить свою судьбу, уклониться от нее, – считали стоики. Поэтому, хочешь ты или нет, все равно будешь выполнять волю рока. Но ты можешь являть собой жалкое зрелище плачущего и не понимающего своей цели человека, а можешь идти по жизни с гордо поднятой головой, сознавая, куда идешь.

Стоики утверждали, что «кто охотно повинуется приказаниям, тот избегает самой неприятной стороны рабства – делать то, чего не хочешь». Несчастен не тот, кто исполняет чужие приказания, а тот, кто исполняет их против воли; поэтому надо приучить себя желать того, чего требуют обстоятельства.

Таким образом, главной опасностью в процессе воспитания для стоиков была стихия чувств, которую необходимо обуздать в детях для их же пользы.

Достижение полного владения собой, спокойствия, которое не нарушается никакими житейски ми волнениями, есть признак наивысшего психического здоровья и с точки зрения Марка Аврелия, который говорил: «Считай за признак полного развития, если тебя не будет смущать никакой шум, не будут волновать никакие голоса, слышатся ли в них льстивые слова, или угрозы, или просто пустые звуки».

Этика стоиков ни в коем случае не призывала к пассивности. Наоборот, она была преисполнена веры в человека, в могущество его разума. С ранних лет детям внушали, что они могут абсолютно все понять и преодолеть. Марк Аврелий в своем наставлении юношам писал: «Если тебе недоступно что-то, не думай, что это недоступно всем, но если это доступно кому-то, то и тебе также, ибо ты – человек». Таким образом, каждый ребенок должен был понять, что несмотря на внешние ограничения (бедность, болезнь) в нравственном и интеллектуальном плане он ничем не отличается от более удачливых сверстников и потому законы и требования для него те же, что и для них.

Стоики подчеркивали, что сильный человек в любых условиях, даже в рабстве и в тюрьме, является внутренне свободным.

 

Александрийская наука

В эллинистический период возникли новые центры культуры, где различные течения восточной мысли взаимодействовали с западной. Среди этих центров выделялись созданные в Египте в III веке до н.э. (при царской династии Птоломеев, основанной одним из полководцев Александра Македонского) библиотека и Мусей в Александрии. Мусей представлял собой по существу исследовательский институт, где проводились исследования в различных областях знания, в том числе по анатомии и физиологии.

Так, врачи Герофил и Эразистрат, труды которых не сохранились, значительно усовершенствовали технику изучения организма, в частности, головного мозга. К числу важнейших сделанных ими открытий относится установление различий между чувствительными и двигательными нервами; через две с лишним тысячи лет это открытие легло в основу важнейшего для физиологии и психологии учения о рефлексах.

Гален. Другим великим исследователем душевной жизни в ее связи с телесной был древнеримский врач Гален (II век н.э.). Им написано свыше 400 трактатов по философии и медицине, из которых сохранилось около 100 (преимущественно по медицине). Гален синтезировал достижения античной психофизиологии в детально разработанную систему, служившую основой представлений об организме человека на протяжении последующих столетий. В труде «О частях человеческого тела» он, опираясь на множество наблюдений и экспериментов и обобщив познания медиков Востока и Запада, в том числе александрийских, описал зависимость жизнедеятельности целостного организма от нервной системы.

В те времена запрещалось анатомирование человеческих тел, все опыты ставились на животных. Но Голец, оперируя гладиаторов (рабов, которых римляне в сущности не считали людьми), смог расширить медицинские представления о человеке, прежде всего об его головном мозге, где, как он полагал, производится и хранится «высший сорт» пневмы как носительницы разума.

Широкой известностью в течение многих столетий пользовалось развитое Галеном (вслед за Гиппократом) учение о темпераментах как о пропорциях, в которых смешаны несколько основных «соков». Темперамент с преобладанием «теплого» он называл мужественным и энергичным, преобладанием «холодного» – медлительным и т.д.

Большое внимание Гален уделял аффектам. Еще Аристотель писал, что, например, гнев можно объяснить либо межличностными отношениями (стремление отомстить за обиду), либо «кипением крови» в организме. Гален утверждал, что первичными при аффектах являются изменения в организме («повышение сердечной теплоты»); стремление же отомстить вторично. Много веков спустя между психологами вновь возникнут дискуссии вокруг вопроса атом, что первично – субъективное переживание или телесное потрясение.

Филон: пневма как дыхание. Бедствия, которые испытывали в жестоких войнах с Римом и под его владычеством народы Востока, способствовали развитию учений о душе, подготовивших воззрения, которые ассимилировала христианская религия.

Большую популярность приобрело учение философа-мистика из Александрии Филона (I век н.э.), учившего, что тело – это прах, получающий жизнь от дыхания божества. Это дыхание и есть пневма. Представление о пневме, которое занимало важное место в античных учениях о душе, носило, как уже говорилось, сугубо гипотетический характер. Это создавало почву для иррациональных, недоступных эмпирическому контролю суждений о зависимости происходящего с человеком от сверх чувственных сил, посредников между земным ми ром и Богом.

После Филона пневме приписывали функцию общения между бренной частью души и бестелесными сущностями, связующими ее с Всевышним. Возник особый раздел религиозной догматики, описывающий эти «пневматические» сущности и называвшийся пневматологией.

Плотин: понятие о рефлексии. Принцип абсолютной нематериальности души утвердил древнегреческий философ Плотин (ок. 203 – ок. 269 гг. н.э.), основатель римской школы неоплатонизма. В основе существования всего телесного он видел эманацию (истечение) божественного, духовного первоначала.

Если отвлечься от религиозной метафизики, проникнутой мистикой, то применительно к прогрессу психологической мысли в представлениях Плотина о душе содержался новый важный момент. У Плотина психология впервые в ее истории становится наукой о сознании, понимаемом как «само сознание». Поворот к исследованию внутренней психической жизни человека наметился в античной культуре задолго до Плотина. Однако при заметно нараставшей в эллинистический период тенденции к индивидуализации, предпосылки для осознания субъектом самого себя в качестве конечного самостоятельного центра психических актов еще не сложились. Эти акты считались производными от пневмы у стоиков, от атомных потоков – у эпикурейцев.

Плотин – вслед за Платоном – учил, что индивидуальная душа происходит от мировой души, к которой она и устремлена; другой вектор активности индивидуальной души направлен к чувственному миру. Сам Плотин выделил еще одно направление, а именно – обращенность души на себя, на собственные незримые действия: она как бы следит за своей работой, становится ее «зеркалом».

Через много столетий способность субъекта не только ощущать, чувствовать, помнить, мыслить, но и обладать внутренним представлением об этих функциях получила название рефлексии. Такая способность служит неотъемлемым «механизмом» сознательной деятельности человека, соединяющим его ориентацию во внешнем мире с ориентацией в мире внутреннем, в самом себе.

Плотин отграничил этот «механизм» от других психических процессов, на объяснении которых была сосредоточена мысль многих поколений исследователей психики. Сколь бы широк ни был спектр этих объяснений, они в конечном счете сводились к по искам зависимости душевных явлений от физических причин, от процессов в организме, от общения с другими людьми.

Рефлексия, открытая Плотинам, не могла быть объяснена ни одним из этих факторов. Она выглядела самодостаточной, ни из чего не выводимой сущностью. Таковой она и оставалась на протяжении веков, став исходным понятием интроспективной психологии сознания (см. ниже).

В Новое время, когда сложились реальные социальные основы для самоутверждения субъекта как независимой свободной личности, претендующей на уникальность своего психического бытия, ре флексия выступила как основание и главный источник знаний об этом бытии. Такая трактовка содержалась и в первых программах создания психологической науки, имеющей свой собственный предмет, который отличает ее от других наук. Действительно, ни одна наука не занята изучением способности к рефлексии. Конечно, выделяя рефлексию как одно из направлений деятельности души, Плотин не мог считать индивидуальную душу самодостаточным источником собственных внутренних образов и действий. Душа для него – эманация сверхпрекрасной сферы высшего первоначала всего сущего.

Августин: понятие о внутреннем опыте. Учение Плотина оказало влияние на Августина (354-430 гг. н.э.), творчество которого ознаменовало переход от античной традиции к средневековому христианскому мировоззрению. Августин придал трактовке души особый характер: считая душу орудием, которое правит телом, он утверждал, что ее основу образует воля, а не разум. Тем самым он стал основоположником учения, названного позже волюнтаризмом (от лат. «волюнтас» – воля).

По мнению Августина, воля индивида зависит от божественной и действует в двух направлениях: управляет действиями души и обращает ее к себе самой. Все изменения, происходящие с телом, становятся психическими благодаря волевой активности субъекта. Так из «отпечатков», которые сохраняют органы чувств, воля создает воспоминания.

Все знание заложено в душе, которая живет и движется в Боге. Оно не приобретается, а извлекается из души опять-таки благодаря направленности воли. Основанием истинности этого знания служит внутренний опыт: душа поворачивается к себе, чтобы постичь с предельной достоверностью собственную деятельность и ее незримые продукты.

Идея о внутреннем опыте, отличном от внешне го, но обладающем высшей истинностью, имела у Августина теологический смысл, поскольку предполагалось, что эта истинность даруется Богом. В дальнейшем трактовка внутреннего опыта, освобожденная от религиозной окраски, слилась с представлением об интроспекции как особом, присущем только психологии, методе исследования сознания.