Ливонская война (1558-1569)

Ливония в середине 16 века не была единым государством. Это была конфедерация нескольких политических субъектов. Одним из них был Ливонский орден, возглавлявшийся магистром. Ему непосредственно подчинялось рыцарство около 15 замков. Таким образом, магистр Ливонского ордена обладал довольно крупной армией. Но она по своей численности ни шла ни в какое сравнение с русской армией, которую после проведённой 1550-е годы военной реформы способен был бросить на Ливонию Иван IV.

Дело в том, что рыцарство Ливонии в соответствии с западноевропейскими феодальными порядками могло выбирать – служить ли магистру ордена или нет. Раньше (в 13-15 веках) подавляющая часть рыцарей преданно служили главе ордена, т.к. они были заинтересованны во взаимной сплочённости в ходе завоевательных походов на Литву, Жмудь, Псковскую и Новгородскую земли. В течение первой половины 16 века ситуация изменилась.

В это время в Западной Европе нарастала урбанизация, и, как следствие, рос спрос на продукцию сельского хозяйства. Поэтому рыцари Ливонии стали наращивать эксплуатацию зависимых от себя латышских и эстонских крестьян с целью экспорта выращенного ими на барщине зерна в Западную Европу. Это приносило хорошие доходы. Причём эти доходы доставались рыцарям уже не в ходе кровопролитных войн с литовцами или новгородцами. Стремление обогащаться путём грабежа в ходе войн постепенно уступило место хозяйственно-организационным навыкам по эксплуатации зависимых крестьян. Поэтому воинственный пыл ливонского рыцарства, как и необходимость поддерживать внутреннюю сплочённость угасли, а вслед за этим значительно уменьшилась и роль магистра Ливонского ордена, бывшего раньше организатором военных походов.

Большинству рыцарей магистр теперь стал не нужен. Они и без него удерживали зависимых крестьян в покорности с помощью своих слуг. Поэтому всё больше и больше рыцарей, пользуясь своим феодальным правом свободного выбора (служить сюзерену или нет), отказывались полностью подчиняться магистру. А у того не хватало собственной армии, чтобы заставить большинство рыцарства Ливонии послушно себе служить. Выше было отмечено, что магистру Ливонского ордена подчинялось рыцарство 15 замков, но всего в Ливонии к середине 16 века насчитывалось 150 рыцарских замков. Магистр понимал, что преимущество в численности войска не на его стороне, поэтому не посягал на свободу и независимость рыцарства. Таким образом, Ливонский орден к середине 16 века не представлял собой прежнего мощного монолита, способного угрожать соседям.

Об отсутствии у магистра Ливонского ордена мощной поддержки со стороны рыцарства в России догадывались. В Москве знали также и о том, что магистру неподвластны и города Ливонии. Как ни пытался Ливонский орден подчинить их своей власти, сделать это ему так и не удалось. Города Ливонии, являвшиеся мощными крепостями, могли не оказывать поддержки армии магистра. Горожане предпочли бы отсидеться в осаде за крепостными стенами, чем гибнуть в сражениях с русской армией в открытом поле. Таким образом, Ливония являлась политически «рыхлым» объединением, в котором отсутствовала сильная верховная власть, способная максимально мобилизовать все слои общества на борьбу с внешней угрозой.

Данные обстоятельства являлись «железным аргументом» в руках той части московских бояр, которые выступали в пользу военного варианта решения проблемы «выхода России к Балтийскому морю».

Хотя в действительности Россия уже обладала балтийским побережьем. Оно протянулось от устья реки Сестры, по которой шла русско-шведская граница согласно Ореховецкому миру 1323 года, до устья реки Наровы, на которой стояла крепость Ивангород. Более того, к Балтийскому морю по российской территории вели 3 речных пути, что облегчало бы подвоз товаров к морскому побережью.

Первый путь шёл от Новгорода по реке Волхов в Ладожское озеро, затем вдоль южного побережья Ладожского озера к крепости Орешек в устье реки Невы, а затем по реке Неве в Финский залив Балтийского моря. Но этот путь был труден. Зимой реки надолго сковывал лёд. Прибрежные воды вдоль южных побережий Ладожского озера и Финского залива зимой также покрывались припаем (прибрежным льдом). Торговля надолго замирала и носила на этом пути сезонный характер. Весной и осенью на этом пути возникали другие трудности. Ладожское озеро настолько большое, что северные ветры поднимают высокие волны и гонят их на южное побережье озера. На озере случаются сильные штормы. В итоге речные суда часто опрокидывало во время штормов или выбрасывало на берег. Товар погибал. Абсолютно спокойное плавание было возможно только летом. Но и тогда оставалась актуальной одна проблема. Русские речные торговые суда не были приспособлены к морскому плаванию в Финском заливе. Необходимо было иметь торговый морской флот и главное – крупный порт на побережье, где происходила бы перегрузка товаров с речных судов на морские. Располагавшийся на данном торговом пути Орешек не располагал удобной и вместительной бухтой для того, чтобы стать таким портом. А самое удобное место для создания порта прямо на побережье - устье Невы со стороны Финского залива - было чрезвычайно заболочено. Кроме того, Финский залив сужается с запада на восток, переходя в Невскую губу. Сила морского шторма, возникшего в Финском заливе, в Невской губе возрастает. Это приводит к сильным наводнениям в самом устье Невы. Уровень воды повышается на несколько метров и пристань, рассчитанная на среднегодовой уровень воды, затапливалась бы. Здесь требовались высокие и мощные дамбы, и, как следствие, колоссальные работы. Ничего подобного к середине 16 века в данном районе не было вследствие малочисленности населения в Поневье. Все вышеназванные факторы обусловили слабое использование данного торгового пути.

Вторым путём мог бы стать путь от Новгорода к реке Луге и затем по Луге к Лужской губе Финского залива. Но река Луга зимой замерзала, а, кроме того, в устье Луги отсутствовал порт для перегрузки товаров с речных судов на морские. В 1550-е годы с помощью мобилизованных крестьян здесь началось строительство такого порта, но оно шло очень медленно вследствие сильной заболоченности прибрежной территории.

Традиционно же русские товары шли по реке Луге к Ивангороду и далее к ливонскому порту-крепости Нарве. Оба города располагались друг напротив друга на реке Нарове. Русло этой реки было достаточно глубоким для прохода по реке морских торговых судов. Но пристань Ивангорода, наспех построенного в конце 15 века, не обладала большой вместимостью. Нарва же к середине 16 века являлась развитым портом с оборудованной пристанью, складами большой ёмкости, налаженной работой портовых рабочих. Поэтому подавляющее большинство европейских морских торговых судов причаливало к пристани Нарвы, а не Ивангорода. Русское государство могло бы развивать Ивангородскую пристань, но для этого требовалось время, ресурсы, специалисты. А ведь всё это в готовом виде было на противоположном берегу Наровы – в Нарве.

Единственным, но крупным недостатком торговли Нарвы было опять же замерзание реки Наровы и прибрежных вод Финского залива. Поэтому другим традиционным направлением потока русских товаров был ливонский город Дерпт, от которого пути расходились сразу в трёх направлениях – к портам Ревелю, Пернову и Риге. Особенно крупными портами были Ревель и Рига. Бухты Ревеля и Пернова зимой тоже замерзали, но не на столь длительное время как река Нарова, устья Луги и Невы. Ещё меньше по времени льдом зимой покрывались река Западная Двина (Даугава), на которой находилась Рига, и сам Рижский залив. Поэтому Рига являлась самым крупным торговым центром Ливонии.

Таким образом, ливонские порты располагались в более выгодных географических условиях по сравнению с имеющимися у России выходами в Балтийское море, и были более развитыми с точки зрения инфраструктуры. Проблемы русской торговли с Западной Европой заключались не столько в наличии прямого выхода к Балтике (он-то как раз у России был), сколько в природно-географическом «качестве» этого выхода, его удобности для регулярной торговли. Это-то «качество» и было «низким». Правящие русские круги могли бы избрать мирный путь для улучшения условий торговли с Европой, а именно – строить пристани, дамбы, молы, волнорезы, углублять русла рек и т.п. на своей собственной территории. Но на всё это требовались средства, ресурсы, европейские специалисты, и самое главное – годы кропотливого и тщательного труда. А тем временем всё это было в готовом виде под боком у России – в Ливонии, давление на которую оказало Великое княжество Литовское.

В русской правящей элите возникли опасения, что Ливония может перейти под покровительство Литвы. Позвольский договор 1557 года между магистром Ливонского ордена и литовским князем Сигизмундом Августом будто подтверждал данное опасение. По-видимому, в Москве возобладала следующая логика - пока этого не случилось, нужно как можно быстрее воспользоваться слабостью сил Ливонского ордена, и успеть подчинить Ливонию до появления в ней литовской армии. Тем более, что русская армия после проведённой в 1550-е годы военной реформы стала мощнее. Это как будто доказали её успешные действия по завоеванию Казанского ханства и Астрахани. Кроме того, бояре рассчитывали стать наместниками в богатых ливонских городах, и получить от царя обильные земельные пожалования в Ливонии. Дворянство также жадно смотрело на земли ливонских рыцарей, населённые латышскими и эстонскими крестьянами. Это выгодно отличало Ливонию от Казанского края, где местное татарское население, не желая оставаться под властью русских, уходило с насиженных земель на восток. В Ливонии же крестьянам некуда было бы бежать. Все эти обстоятельства склонили русскую знать в пользу военного силового способа решения проблемы улучшения торговли России с Европой.

Правда, выбирая силовой вариант, в Москве должны были учитывать тот факт, что у русской армии в Ливонии не будет абсолютно никакой поддержки со стороны разных слоёв ливонского общества. Горожане ливонских портов и Дерпта вряд ли захотят терять своё право на самоуправление и расставаться с торговыми привилегиями в пользу московских наместников. Большинство рыцарей-землевладельцев также не желало расставаться со своими землями в пользу русских бояр и дворян. Зато и большая часть рыцарства, и горожане ориентировались на поддержку со стороны Великого княжества Литовского и Польши, правителем которых был Сигизмунд Август. Ливонское рыцарство с этими государствами сближали единство религии – католицизма, а также возможность сохранить свои земли и привилегии по аналогии с привилегиями польской и литовской знати. Ведь для литовских панов, в отличие от русских бояр и дворян, были важны не столько земельные захваты в Ливонии, сколько возможность беспошлинно провозить свои товары по реке Даугаве напрямую в Ригу и далее в Западную Европу. А Даугаву на данный момент контролировала Ливония. Горожан Ливонии в пользу принятия подданства Литвы и Польши склоняло наличие в этих странах городского самоуправления.

Ливония в целом могла рассчитывать на сохранение некоторой доли самостоятельности, автономии в составе Великого княжества Литовского, опираясь на пример бывшего покровителя Ливонского ордена – Тевтонского ордена. Потерпев поражение в Тринадцатилетней войне с Польским королевством, магистр ордена признал себя вассалом польского короля. Орден был преобразован в Прусское герцогство, вассальное от Польши, но сохранившее автономные права. На нечто подобное могла рассчитывать и Ливония. Поэтому в ливонском обществе преобладала «литовско-польская партия», а отнюдь не «русская». Сторонников же сохранения полной независимости от кого бы то ни было в Ливонии было мало.

Русская армия не могла бы найти поддержку даже в среде латышского и эстонского крестьянства, так как именно за его счёт пришлось бы кормиться во время боевых действий. Таким образом, России приходилось рассчитывать исключительно на военную силу при покорении Ливонии без видимых шансов найти в ливонском обществе встречный отклик, симпатии по отношению к приходу московитов. Достаточно ли будет только военной силы для завоевания Ливонии и удержания её под своей властью в течение длительного времени? Ответ на этот вопрос должна была дать только сама война.

Важно и то обстоятельство, на что в Ливонии претендовала Россия. Если бы царь и бояре претендовали лишь на часть территории Ливонии, а не на всю её, то это открывало бы хорошие перспективы быстро и мирно договориться с другими претендентами о разделе Ливонии на несколько «кусков». Но, скорее всего, другие участники раздела отводили бы России только восточную, т.е. ближайшую к ней часть Ливонии с Нарвой и Дерптом. О трудностях же торговли через Нарву уже говорилось. Лучшая же часть Ливонии с самыми богатыми и развитыми портами (Ревель, Пернов, Рига) могла стать объектом притязаний не только России и Великого княжества Литовского. На Ливонию как на транзитный коридор между Восточной Европой и Западной могли заявить претензии морские балтийские державы – Швеция и Дания, обладавшие сильным военно-морским флотом. А литовский князь мог заинтересовать «ливонским вопросом» польскую знать, пообещав, например, в обмен на военную помощь польских панов и шляхты переход части территории Ливонии под сюзеренитет Польского королевства. Таким образом, на Ливонию могли претендовать не 2 державы (Россия и ВкЛ), а сразу 5. Это осложняло бы ситуацию для России.

Многое зависело от способности царя идти на уступки и компромиссы, лавировать в случае осложнения ситуации для России. Но Иван IV претендовал на всю Ливонию без остатка. Царь не желал ни с кем её делить. По-видимому, в Москве на фоне внешнеполитических успехов в 1550-е годы (завоевание Казанского ханства, Астрахани, признание башкир и ногаев вассалами России) утвердилось мнение о способности русской армии сломить сопротивление любой силы. Однако в этом моменте было несколько «но».

Казань и Астрахань были деревянными крепостями, которые русская артиллерия довольно легко разрушала. Ливонские же города располагали мощными каменными укреплениями и развитой крепостной артиллерией, способной вести сильный ответный огонь по позициям осаждающих войск. Поэтому было неясно, хватит ли для взятия ливонских крепостей у русских пушек пробивной мощи. Кроме того, Казанское ханство было покорено только за 5 с лишним лет, при этом оно не получало большой поддержки извне. А в войну России с Ливонией могли вмешаться сразу несколько государств (Швеция, Дания, Великое княжество Литовское, Польское королевство), причём двум из них (ВкЛ и Польше) большинство ливонского общества симпатизировало. Ливонские города-морские порты, на которые нацелилась Россия, смогли бы во время русской осады получать помощь с моря (боеприпасы, продовольствие) от союзников, например, Дании или Швеции. И Россия, не обладая сильным военно-морским флотом, не смогла бы этому воспрепятствовать. Таким образом, война России против Ливонии могла вполне обернуться войной России за Ливонию против других, причём более сильных в военном плане претендентов на этот «лакомый кусок» Прибалтики. Многое зависело от решимости правящих кругов вышеупомянутых государств вмешаться в Ливонскую войну, но эта решимость, в свою очередь, зависела от успехов или неудач русской армии в Ливонии, от действий воевод и от шагов самого царя.

Стянутая осенью 1557 года в Новгородскую землю русская армия в январе 1558 года нанесла первый удар по Ливонии. Русская дворянская конница и «татары» (казанские князья, ногайские князья, башкиры), служившие Ивану IV, опустошили восточную Ливонию и вернулись на российскую территорию. Ни Дерпт, ни Нарва при этом не осаждались. По мнению крупной российской исследовательницы истории России 16 века А.Л. Хорошкевич данный поход являлся по своей сути набегом с целью заставить Ливонию выплачивать России дань («юрьевскую дань»). Если бы эти выплаты начались, то, возможно, Россия не начала бы крупномасштабных действий уже с целью оккупации территории Ливонии. Но ливонские купцы собирали дань нехотя и поэтому очень медленно, рассчитывая на внешнюю помощь.

Так и не дождавшись дани, царь приказал оккупировать Ливонию. В мае 1558 года русская армия приступила к осаде Нарвы и Дерпта. Это послужило сигналом для активизации действий со стороны Великого княжества Литовского, чья знать опасалась быстрого продвижения русской армии к Даугаве и Риге, на которые она сама претендовала. Литовская армия вступила на территорию Ливонии, заняв её южные районы до реки Даугавы. Но кроме этого, у берегов Ливонии появился военно-морской флот Дании. Датчане высадились на острове Эзель и на западном побережье Ливонии (в районе портов Гапсаля и Леаля), заняв данный район. Уже 2 государства желали поживиться Ливонией в то время, как Иван IV претендовал на неё целиком.

Осада Нарвы и Дерпта длилась долго, но завершилась успешно. Оба города были взяты русской армией к середине лета 1558 года. Войско ливонского магистра также потерепело поражение. Вильгельм Фюрстенберг попал в плен к русским. Новым магистром исчезающего Ливонского ордена стал Готхард Кетлер. Восточная Ливония была занята Россией менее чем за год. Этим и можно было удовлетвориться, закончив Ливонскую войну ещё в 1558 году, но Иван IV мечтал о всей Ливонии. Однако продолжать военный действия в стремлении завоевать центральные (с центром в крепости Феллин – столице ордена) и северные (с центром в Ревеле) районы Ливонии в преддверии осени с её слякотью и грязью, в которой тонули бы русские пушки, царь не стал. Он заключил перемирие с Ливонским орденом. Почему?

Иван IV поддался на уговоры своего ближайшего советника Алексея Адашева. Адашев поддерживал планы царя в Ливонской войне, но считал, что Россия, втягиваясь в более сложную войну, должна предварительно обезопасить свою территорию от набегов Крымского ханства, правитель которого хан Девлет-Гирей занимал открыто враждебную позицию. Ведя Ливонскую войну, а значит, сосредоточив большую часть армии в Прибалтике, можно было нарваться на опустошительный поход со стороны крымского хана. Воевать «на два фронта» было бы гораздо труднее. Поэтому Адашев убедил царя сначала надолго обезопасить южные рубежи России от набегов крымчаков, чтобы затем заниматься только ливонскими делами. Сделать это Адашев предлагал радикальным способом – на судах доплыть по рекам Десне, Днепру и Дону до Крыма, высадить войска на территории врага и максимально разорить ханство, чтобы оно очень долго восстанавливалось и хан даже и не помышлял бы нападать на Россию в течение ближайших десяти-пятнадцати лет. Этот поход и был запланирован на 1559 год. С этой целью и было заключено перемирие с Ливонским орденом.

Грандиозный по меркам 16 века замысел принёс очень маленький успех. «Судовая рать», преодолев летом 1559 года сотни вёрст пути, не смогла нанести крымчакам разгромное поражение. Появление же русских в Крыму только ещё больше раззадорило Девлет-Гирея в стремелении взять реванш. Угроза со стороны Крыма не была устранена, как убеждал в том царя Адашев.

А тем временем передышкой на театре военных действий воспользовались другие претенденты на Ливонию. Дания в течение зимы 1558-1559 годов укрепила своё влияние на занятой в Ливонии территории. Датский король назначил наместником в «датской» Ливонии своего брата - принца Магнуса. Но Дания захотела большего. Весной 1559 года прибывшие в Россию послы датского короля Фредерика II предъявили претензии на северную Ливонию с Ревелем! На эти же земли претендовал и русский царь. Стал назревать русско-датский конфликт из-за северной Ливонии.

Осенью 1559 года, когда русские войска возвращались из крымского похода, магистр Ливонского ордена Кетлер, понимая, что Россия возобновит войну и что нового удара Орден не выдержит, заручился сильной внешней поддержкой. В столице Великого княжества Литовского Вильно был подписан договор. По нему ВкЛ установило протекторат над Ливонским орденом. Южная Ливония (земли к югу от Даугавы) была отдана литовцам в обмен на военную помощь против России. Получив почти всё то, что литовские паны и хотели получить, литовский князь Сигизмунд Август в конце 1559 года предложил Ивану IV раздел Ливонии на реальных в то время условиях. За Россией оставалась бы только Восточная Ливония.

Царь не стал даже вступать в переговоры. Разозлённый неудачным походом на Крым, Иван IV отправил Адашева в Ливонию, и в ноябре 1559 года отдохнувшая русская армия с новой силой вторглась в центральную Ливонию, только что вставшую под покровительство ВкЛ. Таким образом, царь не посчитался с вероятностью прямого военного конфликта и с Данией из-за Ревеля, и с Литвой из-за остальной Ливонии.

Зима 1559-1560, весна и лето 1560 года прошли в боях. В августе 1560 года русская армия после почти месячной осады взяла Феллин – столицу Ливонского ордена. Он фактически прекратил своё существование. Царь на этом не успокоился и осенью 1560 года двинул армию на Ревель, но здесь её ждала неудача. Крепость на пути к Ревелю – Вайсенштайн – выдержала осаду, а в бухту Ревеля тем временем вошёл военно-морской флот Швеции, посланный новым королём Эриком XIV. Горожане Ревеля признали покровительство Швеции, которая подключилась к Ливонской войне.

Не взирая на осложнение внешнеполитической ситуации, Иван IV в начале 1561 года приказал захватывать ливонские замки, которые занимали литовские войска. 1561 год должен был начаться войной России против ВкЛ из-за Ливонии ещё до истечения между ними перемирия (март 1562 года). Начавшиеся летом 1561 года бои с объединёнными литовско-ливонскими силами были для русской армии безуспешными. Более того, некоторые ранее захваченные ливонские замки пришлось оставить под натиском литовцев. Для России шёл четвёртый год войны, а успех в ней отодвигался за край горизонта.

Более того, свои официальные требования по Ливонии огласила Швеция. Ещё весной 1561 года горожане Ревеля впустили шведский гарнизон в цитадель (самое укреплённое место) города, что свидетельствовало о симпатиях ревельцев к Швеции. Рыцарство северной Ливонии также склонялось в пользу признания покровительства Швеции. Это позволило королю Эрику XIV предъявить России жёсткую позицию. Прибывшие в Новгород летом 1561 года шведские послы заявили России претензии на Ревель и северную Ливонию, на которые одновременно претендовал и Иван IV. Причём реальная ситуация в этом регионе складывалась в пользу Швеции. Несмотря на это, царь отверг претензии Швеции накануне истечения срока долгого русско-шведского перемирия. Это могло привести к войне России ещё и против Швеции.

Однако на фоне начавшейся войны с ВкЛ Иван IV поступил благоразумно и не пошёл на обострение отношений со Швецией. Царь и бояре прекрасно знали о давних и крайне напряжённых отношениях между Швецией и Данией. В этой ситуации ещё одной болевой точкой стал Ревель, на который претендовала Дания, но который заняла Швеция. Царь решил использовать эти противоречия и найти в Ливонской войне союзника. Им стала Дания. В сентябре 1561 года с Данией был подписан «договор о дружбе». Иван IV под влиянием окрепшего литовско-ливонского союза и вмешательства Швеции пошёл на компромисс. Россия отказалась претендовать на остров Эзель и западное побережье Ливонии с крепостями Гапсаль и Леаль, которыми Дания и так уже владела. В Новгороде должен был открыться Датский торговый двор, а в Копенгагене - Русский торговый двор в целях развития прямой торговли между двумя странами без чьего-либо посредничества. Оставалось договориться о совместных военных действиях русской армии и датских войск против общего врага.

Возникший в 1561 году русско-датский союз был направлен против Швеции, но испугал и других участников Ливонской войны. Магистр Ливонского ордена Готхард Кетлер решил заручиться ещё более сильной поддержкой ВкЛ ценой утраты остатков самостоятельности. Осенью 1561 года он официально распустил Ливонский орден и передал власть над центральной Ливонией литовскому князю Сигизмунду Августу. В обмен на это Кетлер получил ограниченную власть в южной Ливонии, превратившуюся в герцогство Курляндию – вассала Великого княжества Литовского. Литва упрочила свои позиции в Ливонии и готова была отстаивать их с прежним упорством перед натиском русской армии.

Не добившись в 1561 году успеха в Ливонии, Иван IV решил в 1562 году нанести удар по территории самого Великого княжества Литовского. Хотя, только что заключив союз с Данией, логично было бы его использовать в 1562 году против Швеции. Царь решил иначе. Одна часть русской армии осталась контролировать восточную Ливонию, а другая вторглась в Полоцкую землю и в район Орши. Здесь весной-летом 1562 года развернулись ожесточённые бои. Больших успехов для русской армии они не принесли. Ни Полоцк, ни Орша, ни Витебск не были взяты. Вести «войну на два фронта» русская армия уже не могла.

А тем временем в наступление в Ливонии перешли шведские войска. Они овладели Вайсенштайном, Перновом, прижали датчан к морю. Принц Магнус рассчитывал на помощь русских, но не получил её, т.к. большая часть русской армии воевала против ВкЛ. Русско-датский союз не был реализован в самом главном аспекте – в военной сфере. А вот между ВкЛ и Швецией наметилось сближение. Сестра литовского князя Сигизмунда Августа Екатерина Ягеллонка осенью 1562 года вышла замуж за брата шведского короля Эрика XIV – Юхана Финляндского. Сигизмунд заложил Эрику 7 замков в Ливонии, получив деньги для найма пехотинцев. Таким образом, России угрожало возникновение литовско-шведского союза.

Иван IV дал отдых русской армии осенью 1562 года. А в январе 1563 года царь лично возглавил поход на Полоцк. В феврале город был взят. Важнейшая для торговли восточных районов Великого княжества Литовского с Европой речная артерия – Даугава – частично оказалась в руках России. Теперь литовцам бесполезно было владеть Ригой и южной Ливонией, не вернув Полоцк. А в нём стояла 50-тысячная русская армия. Но царь не двинулся дальше, вглубь территории ВкЛ. Более того, Иван IV заключил перемирие с Сигизмундом, не развив долгожданный успех. Почему?

Ряд историков приписывают царю следующую логику. Иван IV полагал, что взятие Полоцка и угроза дальнейшего наступления русской армии на Вильно устрашит Сигизмунда Августа и тот пойдёт на уступки в Ливонии. Таким образом, царь рассматривал Полоцк в качестве разменной монеты в Ливонской войне. Поэтому перемирие с Сигизмундом было своеобразным предложением вступить в переговоры по Ливонии. Кроме того, царь понимал, что в случае продолжения похода в Литву сопротивление литовцев будет только возрастать, и оккупация литовских земель отнимет у русской армии ещё больше сил, так необходимых в Ливонии.

Другие историки обращают внимание на динамику отношений России с Данией и Швецией в начале 1563 года. Несмотря на успех под Полоцком, царя сильно беспокоили успехи шведов в Ливонии и угроза потерять союзника в лице Дании. Ещё в 1562 году в Данию поехало русское посольство. Король Фредерик II должен был ратифицировать союзный договор (он сделал это в декабре 1562 года, но об этом в России ещё не знали). Царь ждал возвращения своих послов из Дании с новостями. Кроме того, в России узнали о начавшейся в 1563 году широкомасштабной датско-шведской войне на Балтийском море. Это могло отвлечь силы шведов из Ливонии и их флот из Ревеля. У царя возродилась надежда на подчинение северной Ливонии, поэтому он летом 1563 года занял мирную выжидательную позицию, следя за развитием ситуации.

Но тем самым царь дал время литовцам опомниться после потери Полоцка. Это не испугало Сигизмунда, как на то рассчитывал Иван IV, а напротив, придало ему и литовской знати решимости взять реванш. Ведь уже 5 лет Россия воевала в Ливонии, а взяла только Нарву и Дерпт. 2 года русская армия сражалась с литовской без особых успехов. Всё это говорило в пользу продолжения войны с Россией. Летом 1563 года в Великом княжестве Литовском началась крупная военная реформа, призванная укрепить литовскую армию. А пока реформа идёт, Сигизмунд решил тянуть время на переговорах с царём, укрепляя в нём мнение о своей готовности пойти на уступки в Ливонии.

Спор разгорелся вокруг Полоцкого повета (аналог уезда в России в это же время). Царь претендовал на всю территорию повета, так как это давало контроль над большим участком Даугавы. Сигизмунд же соглашался с правом России владеть только городом Полоцком без прилегающей к нему территории повета, тем более что русская армия весь повет не контролировала. Переговоры, продлившиеся почти весь 1563 год, закончились безрезультатно.

Иван IV возобновил войну в начале 1564 года. Но русская армия в январе 1564 года потерпела крупное поражение под Уллой (небольшая крепость около Полоцка), и после этого разгрома не могла вести наступательные действия. Литовцы же тоже не смогли развить успех с целью возвращения себе Полоцка. На театре военных действий в Полоцкой земле летом 1564 года сложилось равновесие. Ещё раз, только на этот раз гораздо больнее для России, подтвердилось то, что русская армия не может вести «войну на два фронта».

Учитывая нарастающие трудности в Ливонской войне, другой правитель пошёл бы на примирение с противниками. Но разозлённый Иван IV решил взять реванш за поражение под Уллой и сосредоточить главные усилия против Литвы. Царь понимал, что для этого необходима мирная обстановка на театре военных действий в Ливонии. Поэтому Иван IV отказался поддерживать Данию в её войне против Швеции и приказал заключить перемирие со Швецией. В августе 1564 года все города, которые на данный момент занимали шведские войска в Ливонии, царь признал владениями Швеции, включая те, которые шведские войска отвоевали у датчан. Фактически Россия в одностороннем порядке разорвала союз с Данией, примирившись с более сильной державой. А ведь в это время разгоралась датско-шведская война на Балтике, и это можно было бы использовать в своих интересах. Но царь мечтал о реванше в войне с ВкЛ.

Реванш не состоялся. Осенью 1564 года России о своём существовании напомнило Крымское ханство. Крымчаки разорили рязанские земли до самой реки Оки и могли вторгнуться в центральные районы России. Поход на Литву пришлось отменить. Крымская угроза вновь стала актуальной и добавила России проблем в шедшей уже 7-й год Ливонской войне.

Иван IV в конце 1564-начале 1565 года ввёл в России опричнину. Свалив неудачи в Ливонской войне на бояр-воевод, то и дело вступавших в местнические споры, царь создал новое войско – опричное войско. Теперь он собирался назначать воевод на важные посты из числа опричников, не считаясь с традицией местничества, знатностью той или иной семьи и заслугами предков. Весна 1565 года ушла на проведение опричных мероприятий.

Но и Великому княжеству Литовскому всё больше и больше помогало Польское королевство. Польская знать, видя трудности, которые испытывали литовцы в войне с Россией, настаивала на более тесной унии (объединении) Польши с ВкЛ. В обмен она обещала Литве свою помощь в войне против России. Значительная часть литовско-русской шляхты склонялось в пользу унии. Польские наёмники-пехотинцы уже воевали против русской армии в составе литовской армии. Таким образом, в перспективе в Ливонскую войну могла вступить Польша.

Намеченное царём на лето 1565 года возобновление широкомасштабной войны против ВкЛ не состоялось. Начались экономические трудности в Псковской и Новгородской землях, являвшихся тыловыми базами для снабжения русской армии. Летом 1565 года в этом регионе случился сильный неурожай овощей, а осенью началась эпидемия. Вести военные действия в таких условиях стало невозможно. Неурожай и эпидемия привели в 1566 году к голоду и «мору» в Новгородской земле. Со стороны России война фактически прекратилась. Царю не оставалось ничего иного, как возобновить переговоры. Они длились весь 1566 год.

Учитывая указанные трудности, претензии русской стороны на переговорах могли бы быть умеренными. Но Иван IV рассматривал эти тяготы как временное явление, и собирался после налаживания экономической ситуации возобновить войну. Поэтому и его требования на переговорах с литовцами исходили не из реально сложившейся ситуации, а из максимальных целей – перехода почти всей Ливонии (только Курляндию царь оставлял ВкЛ) под власть России. Царь надеялся, что опричнина приведёт его к успеху. Кроме того, созванный в 1566 году Земский собор на вопрос царя о продолжении Ливонской войны или её прекращении высказался за продолжение войны. Общество согласилось и дальше нести на себе бремя войны. Иван IV ждал только прекращения эпидемии, чтобы возобновить наступление.

Кроме того, у царя появилась надежда на обретение нового союзника. Дело в том, что занятостью Швеции в морской войне против Дании с успехом воспользовалась Литва. В 1565 году литовская армия взяла штурмом Пернов, выбив из крепости шведов. С одной стороны, это было хорошим сигналом для России, так как после данных событий опасность складывания антирусского шведско-литовского союза миновала. Но с другой стороны это свидетельствовало о ещё большем усилении позиций ВкЛ в Ливонии. Россия, на чьей территории полыхал голод, никак не могла этому воспрепятствовать. Зато за поддержкой к России обратились сами шведы. В феврале 1567 года в Москву прибыло большое шведское посольство с предложениями о дружественных отношениях. Царь с радостью откликнулся на это предложение, но заявил о желательности военного союза России и Швеции против ВкЛ. С этой целью в Стокгольм были отправлены русские послы. Они везли шведскому королю предложение династического союза путём женитьбы Ивана IV на Екатерине Ягеллонке, которая должна была по воле шведского короля развестись с его братом (т.е. со своим мужем) Юханом Финляндским, и выйти замуж за русского царя против своей воли. Так хотел Иван IV.

К лету 1567 года эпидемия в России спала. В сентябре 1567 года Иван IV выехал к армии, объявил о новом походе на Литву, но отменил его и быстро вернулся в Москву. До царя дошла информация о заговорах среди московских бояр против его власти и о контактах московских бояр с Сигизмундом Августом. Налицо была измена государю. Историки так и не пришли к единому мнению о том, насколько достоверны были эти сведения, действительно ли среди боярства созрел заговор против царя. Как бы то ни было, поход был отменён, и осень 1567 года ушла на выявление заговорщиков (действительных или мнимых), и на их казни.

Расправившись с «заговорщиками», царь пополнил командующий состав армии опричниками, и собирался летом 1568 года всё-таки двинуться в поход на Литву. Однако эпидемия вспыхнула уже на самом театре военных действий, в Полоцкой земле. Центральные же районы России снова постиг неурожай озимых. Как оказалось, экономические трудности 1565-1566 годов носили не временный характер, как на то рассчитывал царь.

К 1560-м годам в центральной России, Новгородской и Псковской землях наступило аграрное перенаселение. Существующие аграрные технологии (простое паровое трёхполье, унавоживание) из-за многолетнего использования земель в данных регионах уже не позволили поддерживать плодородие почв на уровне, позволявшем прокормить возросшее за первую половину 16 века население. Почвы в 1560-е годы стали «выпахиваться», т.е. истощаться. Их естественное плодородие снизилось, а унавоживание и оставление земли под паром больше не помогали. Кроме того, в середине 16 века в Восточной Европе в худшую сторону стал меняться климат. Тёплый период закончился. Холода весной снова долго стояли, а осенью рано наступали. Всё это привело к снижению урожайности. Крестьяне уже не получали такого урожая, продав часть которого они безболезненно уплачивали бы государственные налоги. В уплате налогов стали расти недоимки. Казна недополучала средства, необходимые для выплаты денежного жалованья дворянам, стрельцам, пушкарям. Дворяне также не получали от крестьян доходов в необходимом для снаряжения в военный поход размере, поэтому всё чаще являлись на смотры неполностью вооружёнными. Все эти явления к концу 1560-х годов приобрели зримые очертания, и, самое главное, могли стать постоянным, а не временным фактором в продолжающейся 11-й год войне.

Царь перенёс возобновление войны на 1569 год. Но в Москву пришла очень неприятная новость. Стало известно о подготовке похода крымских татар и турок-османов на Астрахань! Дело в том, что воевавшая все предыдущие годы на Балканском полуострове Османская империя в 1568 году заключила 8-летний мир с противостоявшей ей державой династии Габсбургов. Султан после этого собирался бросить свои силы на восток – Иран, Кавказ. Турция хотела захватить участок Волжского торгового пути в низовьях Волги и на Каспийском море, принадлежавший России. Центром этого участка была Астрахань.

Ивану IV пришлось отправить в Астрахань 30-тысячное войско. Главной заботой России в 1569 году стало удержание Астрахани в своих руках от притязаний Османской империи. Поход для турок и крымчаков сложился неудачно. Из-за дальности расстояния, а также необходимости идти по сухим безводным степям турецкая артиллерия очень медленно продвигалась из турецкой крепости Азов к Астрахани, и в итоге к крепости подошла лишь очень незначительная её часть. Между турками, крымскими татарами и ногаями, одинаково претендовавшими на Астрахань, то и дело вспыхивали конфликты. Турецкая пехота – янычары – взбунтовалась из-за тягот похода. Астрахань довольно легко выдержала непродолжительную осаду. Крымско-турецкое войско вернулось обратно в Азов. Здесь вскоре случился пожар, и пороховые погреба взлетели на воздух. Без пороха, необходимого для артиллерии, повторять поход в следующем году было бессмысленно. Угроза для русской Астрахани миновала.

Но в то время, как царь и бояре в 1569 году ловили каждую новость из Астрахани, в Москву пришли две другие крайне неприятные новости. Из Швеции наконец-то вернулись русские послы, отправленные в Стокгольм ещё в начале 1567 года с целью заключения военного союза со Швецией. Царь выслушал их рассказ о приключениях в Швеции. Король Эрик XIV, которому царь предлагал союз, оказался психически больным человеком. Болезнь прогрессировала и к 1567 году достигла расцвета. Шведская знать сместила короля с трона. Вместо него королём стал принц Юхан Финляндский, тот самый, на жене которого намеревался жениться Иван IV в целях скрепления русско-шведского военного союза династическим браком. Король Юхан III приказал бросить русских послов в тюрьму. Вскоре они были выпущены на свободу и отпущены в Россию. Шведский король категорически отказывался от союза с Россией и вскоре сообщил через своих послов, что Швеция будет стремиться к союзу с Речью Посполитой.

Речь Посполитая – это была самая неприятная новость для царя. Хотя историки считают, что Иван IV сам косвенно способствовал её созданию. Ведь именно неуступчивость царя и нереальность его требований на переговорах с литовцами в течение 1566-1567 годов подтолкнули их к сближению с Польшей в надежде получить от неё помощь в Ливонской войне против России. Весь 1568 год, когда в России была эпидемия, и первую половину 1569 года, когда в Москве готовили помощь для Астрахани, продолжались переговоры между литовской и польской знатью об условиях объединения – унии. Об этих переговорах в Москве частично знали. Если бы царь в 1568 – первой половине 1569 года пошёл бы на уступки Великому княжеству Литовскому в «ливонском вопросе», то, возможно, литовская знать прервала бы переговоры с поляками, и тогда унии не состоялось бы. Но царь промолчал. В итоге в июле 1569 года в польском городе Люблин была подписана Люблинская уния. Вместо ВкЛ и Польши возникло федеративное государство – Речь Посполитая. Литовцы уступили полякам украинские земли, а те обязались помогать литовской армии воевать с Россией. В Ливонскую войну официально вступила Польша – против России.

Все эти обстоятельства сильно обеспокоили царя. Он отказался от возобновления войны против Великого княжества Литовского в 1570 году, опасаясь литовско-польского отпора. Царь наконец-то пошёл на перемирие с ВкЛ на 3 года на литовских условиях, а именно – на закрепление за воюющими державами тех территорий, которыми они реально владели. Таким образом, царь отказался от претензий на весь Полоцкий повет и на большую часть Ливонии. За Россией закреплялись Нарва, Дерпт и восточная Ливония, а также Полоцк с районом на правом берегу Даугавы плюс небольшой участок самой реки. Война России с Великим княжеством Литовским за Ливонию была прекращена.