Познание разворачивается в культуре и на фоне культуры. Каждый исторический тип познания связан с культурой соответствующего периода в развитии общества и активно взаимодействует с нею. Человек, человек познающий призваны творить культуру, реализовывать себя через культуру. Познание обладает своей культурной спецификой, внутри которой, в свою очередь, можно различить много еще более специфических проявлений познавательной культуры. Проблема познавательной культуры имеет большое значение для философии познания и всей сферы метапознания в целом.
Приступая к рассмотрению познавательной культуры, следует обратить внимание на факт огромного разнообразия подходов к культуре вообще. Сегодня насчитываются десятки определений культуры, каждое из которых имеет свои оправдания. Кроме того, применительно к познанию также можно и нужно различать такие понятия, как «познавательная культура», «научная культура», «культура исследования», «культура теоретического исследования», «Методологическая культура» и целый ряд других. Сегодня особенно значимым становится «культурологическое исследование науки» (93, с. 22). Не только гуманитарное познание, но и любое познание представляет собой «пространство человеческих значений, ценностей, смыслов, возникающих при условии и освоении культуры» (27, с. 81).
Мы исходим из понимания культуры вообще как специфически человеческого способа освоения действительности, представляющего собой целенаправленно созидательный, творческий процесс, вырастающий на определенной био-социальной материальной основе. Культура по своей сути есть образование духовное. То, что именуют «материальной культурой», является лишь определенным аспектом бытия культуры – аспектом объективации, материализации духовной стороны культуры как ведущей по отношению к «материальной культуре». В культуре в целом и в каждой ее подсистеме, элементе в частности можно выделить три основные компонента: 1) знания (номологический компонент), 2) навыки, умения, технологии в широком смысле (технологический компонент), 3) различные значимости чего-либо для человека (ценностный компонент). Мы убеждены, что познавательный компонент обязательно присутствует в любом культурном явлении, даже очень далеком, на первый взгляд, от познавательного аспекта жизни человека; в явном или, что также нередко бывает, скрытом виде.
Предложенная трехчленная трактовка всякого культурного качества позволяет достаточно точно и последовательно учесть основные требования к пониманию культуры, наметить пути объяснения проблем культуры, связанных с фундаментальными вопросами ее развития, такими, как прогресс и регресс в культуре, соотношение культуры и цивилизации, природа духовных ценностей в культуре в культуре вообще и в познавательной культуре в частности. Подобный подход дает возможность достаточно объективного сравнения различных культурных систем, тех или иных отдельных элементов, в том числе культурно-познавательных. Это, конечно, не отменяет, но думается, облегчает процесс интерпретации культурных феноменов, их «перевода» на язык другой культуры, поскольку подобная процедура осуществляется всегда в рамках определенной культуры. Только всесторонне развитая, всесторонне сознающая себя культура, с развитой научной традицией, развитым метанаучным, метапознавательным блоком, обладает и развитой способностью сравнения, соотнесения, интерпретации других культур. Для нас таковой является современная культура, включая современную научную культуру, современную культуру философствования также. Культура будущего синтетического научного типа познания даст, конечно, еще более развитое качество, но оно может вырасти только из современности.
Важную роль в характеристике культурно-познавательной реальности играют метапознавательные подходы, начиная с философского уровня и кончая конкретными метапознавательными подходами истории познания, психологии познания, социологии познания и т.д. Именно эти подходы акцентируют то обстоятельство, что, если любое культурно образование обладает номологической характеристикой, предполагает участие некоторого знания, то культурно-познавательный элемент характеризуется особой номологической характеристикой – знанием о самом знании и познании. Номологический компонент культурно-познавательного качества – это его метапознавательный срез. В ранних, донаучных типах познания этот срез, как правило, сливался с общесоциальными механизмами регулирования отношений между людьми, в том числе познавательных отношений. В более развитых, научных типах познания этот метапознавательный срез выделяется в особую сферу, становится в полном смысле метапознавательной надстройкой соответствующих типов познания.
Технологический срез культурно-познавательного качества включает в себя метапредметные и метапознавательные элементы. Он представляет собой совокупность, приемов, методов, инструментов, используемых в том или ином типе познания на том или ином этапе его развития. Как и номологические элементы, технологический срез познавательной культуры в ранних типах познания слит со всей совокупностью средств единой жизнедеятельности людей.
Метапознавательным по своему качеству является ценностный срез познавательной культуры, любого ее элемента. Он является таковым даже в еще большей степени, чем номологический и технологический срезы. Ценностный срез познавательной культуры наиболее «удален» от предметного уровня познания, поскольку его интересует не столько то или иное предметное содержание познания, сколько значимости тех или иных элементов предметного содержания познания для человека. Хотя, конечно, для сферы специализированного научного познания высшей значимостью обладает именно предметное содержание знания. Следует отметить, что именно недостаточная развитость ценностного среза познания делает уязвимыми практически все исторические типы познания, за исключением, быть может, будущего синтетического научного типа познания.
Всякий культурный феномен как целое включает в себя свои номологический, технологический и ценностный срезы, гуманистическая ориентация которых предполагает высокую развитость каждого из них. Прежде всего – с точки зрения их нацеленности на благо человека. В зависимости от того, насколько ориентированы на это все три среза, может быть определена степень гуманистической развитости культуры вообще и познавательной культуры в частности. Здесь нужно очень тонко различать многие моменты, деформированные разного рода видимостью, кажимостью. Так, мы высоко ценим всякую традицию того или иного народа. Но за многими элементами таких традиций могут стоять примитивные, варварские, и в этом отношении негуманные, мягко говоря, образования.
Трехчастная модель культуры, познавательной культуры, позволяет вполне определенно проанализировать такую известную оппозицию, как: культура – цивилизация. Мы рассматриваем это отношение через взаимодействие номологического и технологического аспектов как единого целого, с одной стороны, и ценностного аспекта, противостоящего им, - с другой. Первые два – номологический и технологический аспекты – и суть, собственно, то, что, как правило, называют цивилизацией, цивилизационным качеством. Мы убеждены, что не может быть никакого цивилизационного качества без или вне культуры, т.е. культурного качества как такового. Но нельзя говорить и о культуре без ее цивилизационной составляющей. Можно и нужно исследовать степень развитости (неразвитости) культуры, ее здоровья или нездоровья, но в каждом конкретном историко-культурном качестве в том или ином виде все три компонента обязательно присутствуют, пусть даже со знаком минус.
Познавательная культура, особенно применительно к специализированным типам познания (натурфилософскому и всем научным), представляет собой способ специфически познавательного отношения к миру. В этом отношении номологический, технологический и ценностный компоненты существуют в виде метапредметных и метапознавательных элементов соответствующего типа познания. Поэтому судьба исторических типов познания напрямую зависит от качества, степени развитости метапредметных и метапознавательных элементов, метапознавательной надстройки в целом. Многие проблемы, например, современного научного типа познания могут быть решены удовлетворительно только в результате соответствующих целенаправленных изменений в метапредметной и метапознавательной сферах. Кстати, можно и нужно отметить наличие специфической метапознавательной культуры, которую чаще всего сводят к методологической культуре, что не может быть оправданным. Метапознавательная культура предполагает не только сознательное, систематическое использование методологических средств, но такое же отношение ко всем другим сторонам познания, и прежде всего сознательное отношение познающего человека к самому себе. Элементы метапознавательной культуры обладают метамета познавательным характером.
Познание, наука особо важное значение имеют для цивилизационного блока всякой культуры, поскольку они по сути своей направлены на создание новых знаний, основанных на них новых технологий в производственной и иных сферах жизнедеятельности человека. Но они имеют немаловажное значение и для ценностного блока всякой культуры. Об этот говорит само наличие специализированных отраслей познания, исследующих природу ценностей, ценностного отношения человека к миру. Если исходить из положения о том, что культура есть «механизм внебиологической знаковой трансляции», своеобразный «социокод» (27, с. 57), то отсюда с необходимостью вытекает ведущая роль познания, науки в жизни всякого общества, даже самого раннего.
Роль познания, особенно в виде научных типов, противоречива. Их в целом прогрессивный вклад в развитие культуры сопровождается многими издержками, заставляющими порой сомневаться в оправданности самой науки. Хиросима, констатирует И.Т.Фролов, «упрочила … геростратову известность науки» (82, с. 90). Но не менее противоречивым было положение познания и на ранних стадиях развития общества. Так, А.Бергсон считает, что «цивилизованный человек – тот, у которого нарождающаяся наука … смогла захватить значительный участок у магии». «Нецивилизованный человек – это, наоборот, тот, кто … дал магии проникнуть прямо в зону нарождающейся науки» (6, с. 185-186). Как и культура в целом, познавательная, научная культура лишь постепенно обретает свое развитое качество. Это происходит при активном взаимодействии познавательной культуры со всеми другими сферами культуры. Старые идеи в новом контексте, на новом культурном фоне приобретают новое звучание.
Познавательная культура отличается от всех других видов культуры тем, что она имеет своим непосредственным и главным предметом само познание, знание, которое во всех других видах культуры является лишь частью, нередко неглавной, подчиненной. Впрочем, знание, как правило, высоко ценится и в культуре в целом. Знание входит во все мировоззренческие модели мира, составляющие важнейший компонент культуры. М.Фуко прямо говорит о том, что «эпистемы» - это «основополагающие коды любой культуры» (85, с. 37). Культурный процесс в своей основе номологичен: приобретение и накапливание знаний носит характер перехода от невежества к познанию.
В свою очередь, представители науки в подавляющем своем большинстве высоко ценят культуру, правда, не всякую. Культурный – не значит совершенный. Наука имеет нередко достижения, превосходящие достижения других областей культуры. Профессор Сегре (США) отмечает, что «наблюдаемое порой презрение (представителей науки – Авт.) относится не к литературе, а к бесплодной эрудиции. Ее хватает и в науке» (57, с. 166). С этим соглашается и писатель Д.А.Гранин, считающий, что «эрудиция не заменяет культуру. Количество … в искусстве ничего не дает, оно часто даже мешает» (18, с. 123).
Ступени развития познавательной культуры совпадают с историческими типами познания, хотя и не сводится к содержанию этих типов, взятых по отдельности, за исключением первого – магического – типа познания в истории человечества. Все последующие ступени развития познавательной культуры характеризуются сосуществованием двух и более исторических типов познания, что породило многочисленные промежуточные, смешанные, даже сознательно смешиваемые культурно-познавательные формы. Сама последовательность возникновения исторических типов познания, в свою очередь, соотносится с такими фазами общекультурного развития человечества, как дикость, варварство, цивилизация, будущая цивилизация (под цивилизацией в данном случае имеются в виду определенные ступени развития культуры в целом, в рамках которых очевидно присутствуют развитые системы знаний и технологий). Конечно, культура не должна сводиться к своей общественно-экономической основе. Современная наука, например, во многом сама определяет эту основу. Как пишет А.И.Ракитов, «каждая эпоха и каждая культурная традиция создает свой познавательный идеал», который фиксирует «основную тенденцию познания, его наиболее совершенную с точки зрения современников форму» (63, с. 114). Происходит это всегда в борьбе внутренних и внешних тенденций в познании и в соответствующей культуре в целом. В свое время обращение к использованию геометрии для решения задач живописи «было связано с отказом от средневековой концепции иерархически неоднородного пространства и принятием выработанной научным сознанием идеи естественного, однородного пространства» (4, с. 209). Получается, что познавательная культура, культура вообще должны были носить сначала сакрализованный характер, чтобы позднее они могли породить некоторые высшие формы, развитую светскую культуру, включая культуру научного познания. Попытка же вырваться за пределы культурно-исторического контекста нередко завершалась гибелью выдающихся личностей (Сократ, Д.Бруно, др.).
Культуру нередко связывают с другими, отличными от научного, видами познания, например, с искусством или обыденным сознанием. Это не случайно, так как культурное качество возникает как синкретическое образование, в котором каждая сторона играет важную, нередко незаменимую роль. Все элементы культуры, как отмечено выше, включают в себя номологический компонент, не говоря уже о технологическом, тем более ценностном компонентах. Но объективное предназначение других, не специализированных на познании сторон, сфер культуры, состоит в ином. Мораль, искусство, религия, будучи нацеленными непосредственно на руководство повседневной жизнью человека, связаны с различными непосредственно практическими потребностями, духовно-практическими по преимуществу.
Особое место познавательный компонент занимает в искусстве. Сегодня много говорится о соотношении науки и искусства. Гегель считал искусство исходной формой духовного освоения действительности человеком, которая затем преодолевается религией и философией. В ранних типах познания просматривается непосредственная взаимосвязь познания и практики эстетического творчества. Сама наука поначалу воспринималась как особое искусство: искусство измерять, вычислять, объяснять и т.п. Но этого уже никак не скажешь о современной науке без существенных оговорок. Н.Винер, например, говорит вообще о разрыве современной науки и литературы и искусства (12, с. 23). Порой дело доходит до противопоставления науки и искусства. А.Л.Андреев утверждает, что «научный способ обобщения плохо согласуется с некоторыми гносеологическими установками искусства. Абстракции науки, теряющие непосредственное сходство с чувственно данным миром, слишком «сухи»; кроме того, правильное оперирование ими требует «узкой специализации» субъектов познания, отказа от пристрастий, эмоций и т.п.» (4, с. 31). Но сам же он затем обращает внимание на то, что «понятия, абстрактное мышление играют в искусстве немалую роль» (там же, с. 114). Со своей стороны, научное познание, в том числе современное, активно применяет, например, такое традиционное для сферы искусства средство, как метафора, особенно при решении проблем интерпретации теоретических выражений. А.Л.Андреев склоняется, правда, к тому, что только реалистическое художественное мышление находится в полной гармонии с научным подходом, являясь его художественным «коррелятом» (там же, с. 229). Но это можно считать, скорее, данью определенной идеологической и политической ситуации. Сегодня такая позиция является делом вкуса. Различные виды «нереалистического» искусства имеют в некотором отношении больше общего с научным мышлением, чем реалистическое искусство (читай – наглядное).
Искусство действительно никогда не станет сферой чистого, «голого» абстрактного мышления. Это «запрещается» природой искусства. Искусство представляет собой неразрывное единство творчества по законам красоты и своеобразного художественного познания. С течением времени, конечно, меняются объекты искусства, меняются его субъекты. Вполне допустимо, что во многих видах искусства будет возрастать объем тем и средств, которые не дадут современному искусству и современной науке окончательно оторваться друг от друга. Что же касается научной «беспристрастности», то, как утверждает профессор Поллинг (США), «иногда научное исследование представляют себе как однообразную, чисто логическую работу. На самом деле оно так же, как литература и искусство, сильно зависит от вдохновения и степени оригинальности личности» (57, с. 161). Э.Фромм отмечает, что функция искусства состоит в том, чтобы «помочь выживанию человеческого духа, а не тела» (84, с. 273). Но разве не в этом же нередко заключается и роль науки!
Очевидные и теснейшие связи с познанием имеет такой традиционный культурно-исторический институт, как образование. Состояние сферы образования очень многое определяет и предопределяет в познании вообще и в научном познании в частности (см. 40). Образование дает первичную подготовку субъектам различных видов деятельности, в том числе профессиональным исследователям. С некоторого времени в системе образования появляются особые подсистемы (например, вузы), готовящие человека к занятиям именно наукой. Можно проследить, как с развитием общества, с переходом от одного типа познания к другому менялся сам институт образования и как он, в конце концов, превратился в неотъемлемую часть культуры, познавательной культуры в том числе.
Сфера обучения, сфера образования, подготовки новых поколений всегда носила, носит и будет носить очевидно метапредметный и метапознавательный характер. Этот факт, однако, явно недостаточно осознается как теми, кого готовит эта сфера, так и самими ее представителями. Каждому типу познания соответствует такое обучение, которое максимально нацелено на моделирование реальной познавательной практики и других видов деятельности в соответствующих исторических условиях, в рамках исторически определенной культуры. Здесь далеко не все вопросы решены, как в нашей отечественной, так и в зарубежной практике образования. Так, еще сравнительно недавно Н.Винер отмечал, что «каналы обучения специальности в значительной степени засорены илом. Наши начальная и средняя школы интересуются больше формальной школьной дисциплиной, чем интеллектуальной дисциплиной, направленной на тщательное изучение предмета, и большая часть серьезной подготовки … перекладывается на … высшие учебные заведения» (12, с. 138). Впрочем, сама такая постановка вопроса носит дискуссионный характер. Немало проблем в сфере образования, отражающихся на познании, науке, связано с соответствующими культурно-историческими особенностями общества в целом. Если, например, «в эллинские времена средние школы были твердо установленной стадией в образовании молодежи» (58, с. 110), то в Англии ХУШ в. «было всего лишь два университета, и доступ в них был открыт только для тех, кто исповедовал англиканство» (Там же, с. 396).
По мнению многих представителей современной профессиональной науки, преподавательская деятельность активно содействует получению новых научных результатов: так шлифовалась неэвклидова геометрия Лобачевского, было открыто основное уравнение квантовой механики Шредингером, подготовлена основа для открытия периодического закона и создания периодической таблицы химических элементов Д.И.Менделеевым. Академик, лауреат Нобелевской премии П.Л.Капица считал, что «студенты лучше знают, шире знают вопросы физики, чем преподаватель. Преподаватель, как специалист, подходит узко, у него нет широкого подхода. У студентов гораздо шире подход. И когда студент беседует с преподавателем, преподаватель очень много узнает от студента» (30, с. 261).
Современная наука вносит много нового в образование. Компьютеризация и информатизация превратились в один из важнейших аспектов взаимодействия науки и образования. В образование проникают многочисленные элементы современных знаний о самом познании – метапознавательные элементы. В любом обучении сегодня мы имеем дело не просто с изучаемой дисциплиной, взятой лишь в ее предметном содержании, а с неким ее метапредметным, метапознавательным вариантом. Задача обучения сегодня заключается не столько в том, чтобы обеспечить максимальный объем предметных знаний, сколько в том, чтобы обеспечить усвоение как можно большего объема метапредметных и метапознавательных знаний, навыков и умений, в духе известного требования: «Учить учиться!». Это начинается со знакомства с историей соответствующей дисциплины и заканчивается нередко знакомством с ее философскими проблемами, правда, с последними в гораздо меньшем объеме, чем нужно. Акцент на данном виде знаний способен оказать самое благотворное влияние на управление познавательной активностью обучающегося, как школьника, так и студента. Как отмечает В.С.Буянов, в настоящее время изменяется сам характер связи науки с человеком, требуется сочетание широкой общенаучной подготовки и все возрастающей специализации, но при тенденции к быстрой переориентации познавательных интересов (10 с. 109). Последнее обстоятельство предполагает овладение в первую очередь именно знаниями о самом познании. Отсутствие развитой метапознавательной культуры сегодня весьма небезобидно. В свое время Л. Де Бройль обращал внимание на то, что именно недостаток широты понимания ситуации, «философская склонность к «номиналистскому удобству» и помешала Пуанкаре понять значение идеи относительности во всей ее грандиозности» (9, с. 398).
Ряд важнейших проблем метапознания связан с процессами быстрых качественных, революционных изменений в познании, познавательной культуре, при всей склонности последней к постепенности. Революциям в познании уделяется немало внимания, как в отечественной, так и зарубежной философии. Особое внимание обращает на себя работа Т.Куна «Структура научных революций» (40). Научные революции рассматриваются Куном «как такие некумулятивные эпизоды развития науки, во время которых старая парадигма замещается целиком или частично новой парадигмой, несовместимой со старой» (там же, с. 123). Под самой научной парадигмой Кун подразумевает некоторое крупное теоретическое достижение, требующее перестройки всей прежней практики соответствующей науки. Отметим, что у Т.Куна речь идет о достижении прежде всего предметного характера, что касается метапредметных и метапознавательных компонентов, то они у него вводятся лишь задним числом, под предлогами, связанными с последствиями научных революций. В силу определенных обстоятельств, связанных прежде всего с практикой обучения новых поколений исследователей по традиционным учебникам, считает Кун, научные революции происходят нередко незаметно. Напротив, С.Тулмин утверждает, что революций в науке вообще не происходит, а имеет место эволюция «популяций понятий» (см. 74).
О революциях в познании, причем не только научном, много говорится в работах отечественных исследователей. Отмечается, что «чередование экстенсивных и революционных периодов развития характерно как для науки в целом, так и для отдельных ее отраслей» (77, с. 404). Обращается внимание на практическое основание научных революций (71, с. 341). Важно отметить тот факт, что в результате научных, познавательных революций происходит смена исторических типов познания, самих типов соответствующих познавательных культур. То же возникновение философии, результатом которой стал натурфилософский тип познания, как пишет Т.И.Ойзерман, было «революцией в общественном сознании античного общества» (60, с. 21). По-своему революционными были переходы от схоластического типа познания к ранненаучному, от ранненаучного к классической науке, и тем более это заметно на примере перехода от классической науки к современному научному типу познания. Многие и сегодня считают, что тот кризис в физике, в основаниях математики и логики, который начался еще в конце Х1Х века, продолжается до сих пор, захватывая в свою орбиту все новые и новые области современной науки.
Революционные изменения в познании, действительно, не всегда замечались и не всегда по достоинству оценивались современниками, о чем свидетельствует та же история неэвклидовых геометрий. Сказывается недостаточная развитость методологической, метапознавательной рефлексии. Как утверждает А.В.Панин, «без введения понятий, фиксирующих существование … метатеоретического «архетипа» (базовой методологии, в нашем понимании – Авт.) … описание научной революции вообще невозможно» (62, с. 146). Только в современном научном познании «общее и абстрактное представление о естественности и закономерности научных революций приобретает вид достаточно развитой метатеоретической, методологической концепции» (26, с. 19). Недостаточно развитая метапознавательная рефлексия приводит иногда к тому, что ученые, сделавшие объективно революционные открытия, сами пытаются сохранить старую картину мира, как это было, например, с К.Максвеллом. С опаской к революционным изменениям в познании, науке относятся представители других сфер общества. По Б.Расселу, «не только церковные, но и светские власти имеют основания опасаться революционных взглядов ученых» (66, с. 133).
Наряду с революционными изменениями в предметном базисе познания, подобные изменения происходят и в метапознавательной надстройке, как правило – вследствие первых. Очевидным примером революции в метапознавательной надстройке является становление ранненаучного типа познания, связанное с деятельностью такого пионера в разработке научного метода, как Ф.Бэкон. С революционными изменениями в метапознавательной надстройке современного научного типа познания можно связать своеобразную «научно-гуманистическую революцию», о которой говорит В.А.Кутырев (см. 41, с. 141).
Мы считаем, что познавательная революция имеет место там, где произошли качественные изменения во всех трех компонентах познавательной культуры: номологическом, технологическом и ценностном. Т.е. и в знаниях, и в методах и средствах познания, и в самом понимании того, что, как и, не в последнюю очередь, для чего нужно исследовать. Работа Т.Куна (40) потому, думается, и получила такое широкое признание, что в ней, в ее фактологическом базисе улавливаются все три вида вышеназванных изменений. Кстати, на наш взгляд, все эти три вида изменений присутствуют и в концепции С.Тулмина (74), но он почему-то продолжает настаивать на отсутствии научных революций как таковых, называя подходы Т.Куна «революционной иллюзией» (так называется целый раздел работы 74). Но в тулминовской критике Куна есть рациональное зерно: мы согласны с Тулминым в том, что работу Куна правильнее было бы назвать не «Структура научных революций», а «Революция научной структуры», коль скоро научная революция должна затронуть все три основные компонента соответствующей познавательной культуры. Полная познавательная революция (а только такой она и может быть, в противном случае она останавливается) происходит тогда, когда необратимые качественные изменения охватывают все три среза культуры, по крайней мере, в основных областях старого типа познания.
Познавательная революция начинается с изменений в способе познания, в предметном базисе. Затем она протекает как процесс преобразования всей системы познавательных отношений, захватывая многие отношения в других сферах общества. В номологическом аспекте, в аспекте знаний, применительно к деятельности А.Эйнштейна, Т.Кун правильно отмечает: «необходимость изменить значение общезначимых понятий – основа революционного воздействия теории Эйнштейна» (40, с. 135). Согласны мы и с его пониманием перехода от одной системы представлений (парадигмы) к другой как акта «обращения», «в котором не может быть места принуждению» (там же, с. 192). Познание, по нашему глубокому убеждению, представляет собой ту сферу, где человек, как это ни покажется кому-то странным, является наиболее свободным от внешнего принуждения, от принуждения со стороны других людей. «Принуждение» же со стороны объекта познания является основой свободного познавательного, и не только познавательного, творчества человека. Такой основой, которая требует постоянного поиска все новых и новых идей, подходов, средств, развития личности самого познающего человека.
Человеческая культура в целом и познавательная, научная культура в частности изначально «обречены» на инновации. Именно поиск все нового и нового знания о действительности, которая является многосущностной, или «многоуровневосущностной», и приводит время от времени к революционным изменениям, к смене одного типа познания другим на месте ведущего, определяющего основные пути дальнейшего развития общества, по крайней мере. Что касается личности, то здесь нужны многочисленные специальные оговорки. Основной задачей всякой познавательной революции, ее объективной целью как социокультурного феномена, по нашему мнению, является формирование и развитие нового качества субъектов познания, познающих людей, соответствующего объективным потребностям развития познания и общества в целом. Первые примеры подобного рода произошли в Древней Греции и связаны с появлением первых профессиональных исследователей – греческих натурфилософов. Э.Гуссерль считает даже, что «в отдельных личностях, таких как Фалес и другие, возникает новое человечество – люди, которые профессионально созидают философскую жизнь, философию как новую форму культуры» (см. 54, с. 80). То же самое можно утверждать и о науке как таковой. С началом формирования ранненаучного типа познания появляется новый, отличный от ученого-натурфилософа тип исследователя, ориентированного на систематический опыт как основу познания. Аналогичные во многом процессы происходят и в настоящее время в связи с развитием современного научного познания и появлением тенденций формирования будущего синтетического типа научного познания. Думается, будущий синтетический научный тип познания преодолеет жесткую дифференциацию современной науки. В его рамках будут формироваться исследователи, если не энциклопедисты в традиционном понимании, то все же такие исследователи, которые будут способны делать в науке практически все. Специализация не исчезнет, не исчезнет специфика различных видов исследований. Но отдельный исследователь будет подготовлен к участию практически в любых видах исследований. Будет преодолена чрезмерная зависимость отдельных исследователей от узко и жестко специализированных сфер, областей познания. Ученый будущего предстанет как всесторонне развитая личность, способная превращать постоянно возникающие новые условия своей деятельности в основу своего саморазвития как познающего человека, и как человека вообще
ПОЗНАНИЕ И ЦЕННОСТИ
Ценности дополняют имеющиеся знания и технологии человеческой деятельности до целостной системы культуры. Знания и технологии составляют цивилизационный блок всякой культуры. Но только будучи связан с ценностями, прежде всего духовными, этот блок превращается в культуру. Без ценностного компонента никакая культура существовать не может. Ослабление ценностного компонента превращает культуру в «голую» цивилизацию антигуманистического типа. Только ценности делают культуру гуманистической, и прежде всего ценность личности. Это ценности, которые мы и называем «абсолютными», они требуют рассматривать человека, личность в качестве главного элемента любых общественных процессов. Это ценности, которые являются не довеском к цивилизационному блоку, а занимают главное, ведущее, системообразующее положение в культуре. Все сказанное должно быть отнесено и к познанию, научному в том числе. Только тогда познание, наука становятся гуманистическими, когда они подчинены, как в процессе производства, так и в ходе всякого использования соответствующих знаний, высшим ценностям. Но в этом как раз и заключается проблема: что означает подчиненность познания, науки высшим ценностям?
«Мир ценностей», «мир познавательных ценностей» - это не особые самостоятельные «миры», а необходимая сторона, одна из основ человеческого бытия, человеческого мира. Только обладание ценностями делает человека, субъекта познания духовным существом. Само по себе бытие природы, бытие человека ни истинно, ни ложно, таковыми могут быть только знания о них. Но всякое бытие воспринимается каждым человеком как имеющее для него то или иное, положительное или отрицательное значение. Без человека, вне человека нет никакого «мира ценностей» вообще, и «мира познавательных ценностей» в частности.
Ценности – важнейший, ведущий компонент всякой культуры. Они и составляют в каждой культуре то, что способствует благоденствию отдельных людей и общества в целом. Да, среди ценностей имеются значимости со знаком минус – антиценности. Это также элементы культуры, но такие, которые вредят человеку, обществу и самой культуре. Например, в сфере познания антиценности – это все то, что мешает ему развиваться естественно, тормозит его. Это, в частности, «лженаука», которую не следует смешивать с понятием «ненаука», а также с понятием «протонаука» и им подобными.
В сфере познавательных, научно-познавательных ценностей действуют те же закономерности, связанные с определенными потребностями человека, его интересами, целями и средствами их достижения, что и в любой другой сфере человеческой жизнедеятельности. Это так называемые познавательные потребности, интересы, познавательные цели и средства их реализации. Другие общественные ценности составляют необходимый общий ценностный фон деятельности познающего человека, ученого, как часть общекультурного фона.
Познавательные и иные ценности по-разному взаимодействуют в различных исторических типах познания. В магическом и мифологическом типах познавательные ценности слиты со всеми другими. За исключением, быть может, только установки на любознательность, которая перешла к человеку от его животного предка. Современное научное познание характеризуется своим особым качеством ценностей, отличным от всех других. Его ценности могут вступать в противоречие, и даже конфликт с ценностями иных сфер современного общества. Впрочем, подобное имело место и в других типах познания, как научных, так и донаучных.
Надо сказать, что познавательный аспект является, в свою очередь, неотделимой стороной всякого ценностного отношения. Выделяющаяся же в обществе сфера специализированного познания представляет собой «специфический гносеологический этос … задающий и регулирующий сам ход своей предметности» (27, с. 53). Познавательные ценности, как особый вид ценностей, - это форма существования обособившихся в ходе развития общества познавательных интересов человека. В «мире познавательных ценностей» на первый план выходит не то, что непосредственно необходимо человеку для жизни, не то, что выгодно в том или ином отношении, а то, что должно, что соответствует представлению человека о назначении познания, познающего человека. Ценности познания, в том числе научного, в своей основе являются духовными ценностями. Хотя нередки случаи, когда эта связь теряется, исчезает, например, в случае использования науки, научной карьеры для примитивного личного обогащения, особенно в связи с современным научным типом познания.
Познание наука тесно связаны с интересами общества в целом. Но они также связаны со специфическими познавательными интересами отдельных людей, отдельных групп людей. Эти познавательные интересы можно рассматривать в качестве основания системы познавательных ценностей, познавательной культуры в целом. Это особенно заметно на примере современного научного типа познания. Для него характерна повышенная опасность разрыва многих связей с привычными, традиционными человеческими ценностями. Эту опасность с полным правом следует рассматривать в качестве одной из глобальных проблем современности, ибо тот лавинообразный процесс роста научных знаний и основанных на них технологий, который сейчас происходит, может привести к такому же лавинообразному изменению общественной жизни, за которым человек, включая его нравственную сферу, просто не успеют, начнут необратимым образом, катастрофически отставать. Что может привести к маргинализации огромных масс людей, что в свою очередь станет не меньшей угрозой нормальному существованию человечества на Земле, чем современное ядерное и термоядерное оружие.
Познавательные и иные ценности, как пишет И.Т.Фролов, могут оказывать на развитие науки как положительное, так и отрицательное влияние (83, с. 70). Например, отрицательное влияние традиционных христианских ценностей было характерно периоду схоластического типа познания, особенно на ранних стадиях его развития. Значение ценностей для познания вообще очень отчетливо просматривается при историческом взгляде на него. Анализ соотношения ценностей и познания, морали и познания, науки можно встретить у мыслителей Возрождения и даже еще раньше – у древнегреческих философов. Как отмечает Б.Рассел, «бескорыстное исследование – это добро. Этот этический принцип берет свое начало от Пифагора. Достижение истины, которая признана независимой от исследователя, со времен Фалеса было этической движущей силой науки греков» (58, с. 467). Насколько высоко ценилось знание в прежние эпохи, можно видеть из слов Н.Макиавелли: «Я … не нашел среди того, чем владею, ничего более дорогого и более ценного, нежели познания мои в том, что касается деяний великих людей, приобретенные мною многолетним опытом в делах настоящих и непрестанным изучением дел минувших» (53, с. 3). Правда, в противоположность высоким положительным оценкам познания, науки, высказывались и весьма критические замечания и оценки. Так, Ж.-Ж.Руссо утверждал, что души людей «развращались по мере того, как совершенствовались науки и искусства» (см. 55, с. 322).
Научное познание всегда живет «сегодняшним днем», в том смысле, что оно постоянно нацелено на новое знание, устремлено вперед. Оно не может остановиться даже на самом последнем, только что сформированном знании. Более того, по мере обретения нового положительного знания, ученый параллельно уже готовит задел на будущее, в виде формулировок новых вопросов, проблем, по ходу текущего исследования. Формулировка проблемного результата в науке уже давно считается не менее, а нередко даже более важным достижением, чем достижение результата позитивного. Взяв только что сформированное знание в качестве очередного основания, наука тут же начинает строить новые сооружения. В то же время познание, современное научное познание в особенности, очень нуждается в осмыслении своих путей, средств, целей. Многое, созданное когда-то самой наукой, отправляется впоследствии в музей. Но, как пишет Д.А.Гранин: «Для музея смерть – не конец, а начало существования» (18, с. 264). Изучение «музейных» познавательных ценностей позволяет лучше понять современную науку.
Основным объектом оценок в познании является знание. Оно составляет саму субстанцию познания, науки. Ценностный аспект познавательной культуры говорит о том, что эволюционирующие знания и основанные на них технологии являются результатом именно человеческой деятельности. Ценность знания представляет собой свойство информации, заключенной в нем, оказывать влияние на поведение, жизнь людей. Эта ценность исключительно значима («ценность ценности»), так как знания всегда оказывали, оказывают, и будут оказывать огромное влияние на поведение разумного человека. Но сама ценность знаний, как отмечает Э.Фромм, должна выводиться «из знания человеческой природы» (84, с. 144). Накопление знаний «само по себе нисколько не имеет более высоконравственного значения, чем накопление воска в улье», - писал П.Л.Лавров (см. 55, с. 331).
В познании, особенно научном, постоянно совершается процесс внутренней оценки и переоценки всех сторон и прежде всего знаний. Знание оценивается с точки зрения его истинности, полноты, непротиворечивости, надежности и т.д. В разных ситуациях для различных субъектов познания те или иные элементы знания имеют неодинаковое значение, неодинаковую ценность. Т.Кун, например, считает, что в науке, «вероятно, наиболее глубоко укоренившиеся ценности касаются предсказаний» (40, с. 232).
Многие ценности современного общества непосредственно основываются на научном знании. Таких ценностей становится все больше и больше. Они постепенно выходят на первый план, тесня и видоизменяя так называемые традиционные ценности. Но последние не должны отбрасываться, как совершенно изжившие себя. Их основное содержание, их очевидно гуманистическая ориентация, при всей непоследовательности, должны полностью перейти в ценности, основывающиеся на достижениях современной науки. Достижения современной науки – это достижения, не надо забывать, не только естественных наук, но и наук социально-гуманитарных, а также наук, изучающих само познание – метапознавательных. Современная наука может многому научиться у прежних типов познания. Например, в отношении проблемы знания и незнания, знания и невежества. Еще Сократ трактовал зло как следствие незнания («неведения»). Связь между добром и знанием вообще характерна греческой традиции. Христианская этика в этом отношении во многом прямо противоположна последней. В христианской традиции самое главное – «чистое сердце, и похоже, что его легче найти среди невежественных» (58, с. 90).
Нравственность и ее ценности в известной мере стоят «выше» собственно познавательных ценностей. Они ближе к непосредственному существованию человека. Как отмечал еще Б.Паскаль, «основы нравственности утешат и при незнании науки о предметах внешнего мира» (43, с. 160). Это происходит, прежде всего, в отношении отдельного человека, конкретной личности, для которой действительно может быть не так уж важно, знает ли она или не знает, например, теорию относительности Эйнштейна. Однако для общества в целом высочайшая ценность познания, науки, той же теории относительности никак не может быть поставлена под сомнение. Сомневаться можно и нужно, прежде всего, в отношении ценности практики применения достижений познания, науки. Получению новых знаний – нравственно содействовать всеми средствами, достойными человека. Что касается применения знаний, то здесь нравственно – значит быть максимально критичным, максимально придирчивым, если угодно – неумолимым.
Познание, наука исходят, как и все другие сферы жизни человека, из того, что истинно ценным является все то, что, так или иначе, работает на повышение благоденствия людей. Это, прежде всего, касается сохранения дара жизни, которому подчинена вся иерархия более частных ценностей, расположенных по уровням в соответствии с их ролью в поддержании основной ценности. Отступления от основной ценности – дара жизни – могут быть оправданы только тогда, когда они направлены на поддержание, сохранение жизни большего числа людей или же по здравому решению самой личности, предпринимающей то или иное действие, грозящее ее собственному (и только) благоденствию. Личностный уровень оценки и самооценки не менее, а зачастую более важен, чем групповой, коллективный. Решение нравственных проблем вообще и в познании в частности осуществляется как некий личностный, конструктивный или деструктивный выбор. Проблема выяснения и поддержания смысла человеческой жизни и деятельности может решаться только конкретными личностями в конкретных условиях. Каждый познающий человек должен, прежде всего, сам найти, сконструировать свой особый познавательный смысл и проявить верность ему в своей профессиональной деятельности. В этом каждый отдельный человек, личность соизмеримы с обществом и даже миром в целом, поскольку они также реализуются как уникальные процессы.
Познание, наука предполагают участие всего естества человека, участие эмоций и чувств не в последнюю очередь, и т.д. Познавательная деятельность может вызывать не меньший восторг, чем, например, занятия художественным творчеством. Она может вызывать и грусть, уныние, печаль от «непостижимости сложности и совершенства природы» (6, с. 268). Но преодоление тайны, неизвестности, непознанного дает немало счастливых минут исследователю. Что касается печали, то она может вызываться не только совершенством природы, но и несовершенством самого реального познания. По признанию Г.А.Лоренца, ему пришлось пережить огромное сожаление в связи с тем, что он «не умер пять лет тому назад, когда этих противоречий (в физической теории начала ХХ в. – Авт.) не было» (цит. по 76, с. 21-22). Н.Винер, наоборот, считал себя счастливым человеком, потому что ему не пришлось «долгие годы быть одним из винтиков современной научной фабрики; делать, что приказано, работать над задачами указанными начальством» (13, с. 343).
Различные типы познания связаны с существенно различающимися системами познавательных ценностей, и ценностей вообще, а также ценностными подходами к самому познанию. Афины времен Сократа еще не знали настоящей ценности личности, что, по всей видимости, и привело к гибели Сократа. Высшая ценность личности появляется в специфически религиозной форме в христианстве, но она распространялась долгое время только на благочестивых христиан, сопровождаясь многочисленными безобразными жестокостями в отношении, например, тех, кто подозревался в ересях и т.п. Новое качество личности и ее ценности возникает в эпоху Возрождения, что стало одной из важнейших причин формирования последовательно научного познания. Новое время, с его пониманием личности как центра всякой активности, способствовало ускорению созревания научного познания. Это, в свою очередь, было закреплено и развито в Новейшее время. Будущий этап развития общества, ценностного качества личности, а вместе с этим и будущий этап научного познания, дадут еще более высокое качество личности и отношения личности и общества. Наука станет, судя по всему, важнейшей сферой самовыражения личности, утверждения ее достоинства в обществе.
Творческий момент, самореализация занимают центральное место в познании, науке как человеческой деятельности. В познании, в «интеллигибельном мире … возможна причинность особого рода – «через свободу», которая только и делает человека моральным существом» (2, с. 105). В познании, особенно научном, всегда есть простор оригинальной личности. Здесь действует своеобразный «принцип Винера»: «Когда единственный недостаток доказательства – его необычность, пусть у вас достанет смелости принять его и эту необычайность» (13, с. 343).
Высшую ценность внутри познания составляет истинное знание. Общение ученых основывается на молчаливом допущении, что каждый хотя бы старается говорить то, что он считает истинным. Занятия наукой требуют объективности и уважения к чужим достижениям. Знания и средства их достижения, помимо нравственного, обладают также эстетическим ценностным аспектом. Конечно, всякая эстетическая деятельность непосредственно стремится к созданию прекрасного. В науке, познании прекрасное заключено в их результатах. Кроме того, нужно иметь определенную специальную подготовку, чтобы наслаждаться прекрасными сторонами познавательного достижения. Чего не требуется в отношении различных вещей, созданных на основе этих достижений. Если искусство специально и главным образом направлено на созидание эстетических ценностей, то познание, наука в особенности нацелены на создание нового достоверного знания, эстетические аспекты которого лишь дополняют его предметное содержание и формы его выражения. Эстетическое в познании – это сигнал специфическими средствами о степени удовлетворительности или неудовлетворительности того или иного познавательного результата. Поэтому принцип красоты, эстетичности занимает почетное место в системе критериев научности. В отличие от науки, искусство само создает «новую форму как новое ценностное отношение к тому, что уже стало действительностью для познания и поступка», - говорил М.М.Бахтин (см. 55, с. 320).
В реальном познании ценностный аспект вплетен в ткань более сложного, целостного гносеологического отношения как такового. Можно утверждать, что в познании, науке имеет место очевидный прогресс эстетического критерия. В отличие от достижений искусства, научные открытия, совершенные в прошлом, не имеют непосредственно прежнего эмоционального и эстетического отклика уже у представителей ближайшего нового поколения исследователей. Эстетический аспект познания, науки демонстрирует их гуманистическую природу, хотя и весьма своеобразно, и эта сторона науки должна сохраняться и развиваться дальше.
Познание, наука никогда не были и не будут гуманитарно нейтральными, особенно в отношении использования их результатов. Но очень важно, чтобы это была вполне определенная гуманистическая установка: «Наука для человека» - и только так», - утверждает И.Т.Фролов (83, с. 76). Ответственность за результаты науки несут не только и не столько ученые, сколько те люди, которые используют их, прежде всего – представители политической и юридической власти, центральные фигуры сферы экономики. Возлагать, например, на науку ответственность за проявления жестокости современного человека, применение им достижений науки в антигуманных целях – значит переносить тяжесть преступления с убийцы, с преступника на орудие преступления. В то же время, ответственность за безопасность своих разработок, особенно прикладных, несут сами ученые.
При анализе гуманистического аспекта познания, науки очень важно всегда иметь в виду соотношение предметного базиса и метапознавательной надстройки соответствующего типа познания, соотношение содержания знания и методов и средств его получения. Отсутствие систематического учета этих моментов приводит даже серьезных исследователей к ошибочным выводам в отношении познания. Так, М.Вебер утверждал, что науки лишь разрабатывают технику «овладения жизнью», что медицина не спрашивает: «Является ли жизнь ценной и когда?» (см. 55, с. 350 и 351). Б.Рассел говорит, что «наука может обсуждать … причины и средство удовлетворения (этических желаний – Авт.), но, занимаясь установлением истины или лжи, сама этических суждений не содержит» (66, с. 203). К этим высказываниям близко и положение М.М.Бахтина: «Действительность, входя в науку, сбрасывает с себя все ценностные одежды, чтобы стать голой и чистой действительностью познания, где суверенно только единство истины» (см. 55, с. 319). По нашему убеждению, эти утверждения весьма уважаемых исследователей верны и неверны одновременно, хотя и в разных отношениях. Они, безусловно, верны в отношении предметного содержания познания. Они также верны в отношении методов, техники исследования, ориентированных на «голое» предметное содержание. Но эти же положения неверны и неверны принципиально, если смотреть на познание не только как на некое неуловимое, мистическое самодвижение предметного содержания, а как на очень сложное социальное качество, носителями которого являются живые люди, конкретные личности. Наука не только не свободна от этического, эстетического, ценностного содержания, но и обязательно всегда включает их в себя. Попытка представить дело иначе сама по себе является не очень нравственным делом. Можно и нужно понять опасения представителей науки по поводу того, чтобы не засорялась сфера предметного содержания исследования. С этой целью, мы убеждены, Э.Гуссерль и пытался создать средство разделения различных видов содержания сознания человека, основанное на принципе феноменологической редукции. Но, заботясь о чистоте предметного содержания науки, нельзя забывать обо всех других ее сторонах. Нужны надежные механизмы разрешения противоречий между этически нейтральным предметным содержанием науки и ее же отнюдь не нейтральными в этом отношении другими сторонами. Подобные механизмы должны быть нацелены на формирование личности исследователя, способной взять на себя ответственность за свою деятельность, а также в значительной степени и за ее результаты.
Современное общество нуждается в качественно новых нормах и ценностях, связанных с познанием, наукой. Обществу необходимы научные знания. Но обществу необходимы знания, которые бы применялись с учетом высших моральных ценностей. Это вполне возможно, так сообщество ученых в массе своей состоит из людей, способных давать высокие примеры истинно человеческого общения, честности, последовательности, если надо – бескомпромиссности, любви к истине и справедливости, за которые многие из них боролись во все времена.
Важный вопрос, с которым связана противоречивость современного и, надо полагать, будущего синтетического научного типа познания, вопрос, которого практически не существовало для прежних типов познания. – это вопрос о цивилизованном запрете некоторых видов исследований, способных привести к ситуации нанесения непоправимого ущерба человеку и самой жизни на Земле. Нужен ли такой запрет, и какими могут быть механизмы подобного запрета? Мнения по этому вопросу разделились, высказываются прямо противоположные суждения. Одни считают, что никаких запретов, ни на какие научные исследования быть не должно. Другие – что запреты должны быть, коль скоро выясняется, что то или иное исследование чревато гибельными последствиями. Наше мнение таково: никакие запреты не смогут остановить исследования, для которых наука уже созрела. Остается только одно средство – индивидуальный и коллективный разум людей. Как отмечал писатель А.Казанцев, «не отказ от знаний нужен человеку, а разумное владение ими» (57, с. 78).
Не менее опасным по своим последствиям может оказаться феномен «лженауки». Лженаука – это такие превращенные формы, связанные с наукой, которые при определенных условиях, проникая в науку, способны нанести ущерб и науке, и обществу в целом. Лженаука является одной из главных причин отрицательных последствий применения результатов истинной науки. Ярким и, к сожалению, печальным примером подобного рода может служить «лысенковщина». Феномен лженауки связан с ложными и, если можно так выразиться, «подложными» ценностями. Он особенно опасен тогда, когда соединяется с искренними носителями ложных ценностей. Такие люди заражают других своей верой в ложные идеи и ложные способы их реализации. Но даже не эти люди превращают подобную практику в законченную лженауку. Это осуществляют те, кто сознательно делает ставку на ложные, или откровенно сомнительные ценности, заранее зная, что они именно таковы. Без этого имел бы место феномен «ненауки», который постоянно встречается и в науке, но достаточно быстро и органично, относительно безболезненно преодолевается самими же учеными. Носители лженаучного качества никогда не отказываются от него добровольно, если это сулит им те или иные личные выгоды. Только ученые способны быстрее всех разобраться в сути лженаучных интервенций в науку и вовремя забить тревогу. Но для этого сами ученые должны обладать всеми необходимыми средствами. В частности профессионально владеть принципами научной оценки самого познания, науки, т.е. владеть развитыми метапознавательными знаниями.
