Современные концепции социально-проектной деятельности

 

Интерес к социальному проектированию в странах с рыночной экономикой быстро возрастал начиная с 50-х годов XX века. Импульс для этого дало широчайшее применение проектов в коммерческой сфере, где этот путь показал свою бесспорную эффективность в условиях нараставшей конкуренции производителей товаров и услуг. Но в социальной сфере проекты были скромнее, менее системными и осуществлялись в известном отрыве теории от практики. Видимо, этому способствовало и то, что бизнес-проектное мышление (опережавшее технологические идеи социального проектирования и задававшее ему образцы) оценивало успешность проекта исключительно по показателям экономической эффективности, а такой подход мало применим в социальной работе и другой деятельности социокультурного характера.

Концепции социального проектирования развиваются в тесной связи с рядом социологических теорий и подходов, из которых выделим социальную инженерию и социальную утопию. Первая из них представляет собой прагматическую концепцию самого конкретного свойства, основанную на эмпирическом знании, на эксперименте и касающуюся задач, которые надо решать «здесь и сейчас». Она стоит на грани с технологией и, собственно, в этом качестве продолжает развиваться. Вторая — почти и не социологическая концепция, она находится за гранью эмпирической проверки, скорее — в области философии и художественного творчества. Но мы увидим тесную связь с социальным проектированием и той и другой концепций. Они, можно сказать, составляют полюса социологического понимания социально-проектной деятельности.

Социальная инженерия. В странах с рыночной экономикой получила определенное распространение такая форма применения на практике социологического знания, как социальная инженерия, которую ныне определяют как деятельность по проектированию, конструированию, созданию и изменению организационных структур и социальных институтов, а также комплекс прикладных методов социологии и других социальных дисциплин, составляющих инструментарий такой деятельности⁸.

Термин впервые появился в 20-е годы XX века (С. и Б. Веббы, Р. Паунд). Роско Паунд употреблял его в значении постепенных, частных («piecemeal») социальных преобразований⁹. Такого рода социальную инженерию — постепенную, поэтапную — положил в конце 30-х годов в основу своей концепции открытого общества известный английский теоретик Карл Поппер (1902-1994).

Поппер писал в своей книге «Открытое общество и его враги» (1945): «Сторонник социальной инженерии не задает вопросов об исторических тенденциях или о предназначении человека. Он верит, что человек - хозяин своей судьбы и что мы можем влиять на историю или изменять ее в соответствии с нашими целями, подобно тому, как мы уже изменили лицо земли. Он не верит, что эти цели навязаны нам условиями или тенденциями истории, но полагает, что они выбираются или даже создаются нами самими, подобно тому, как мы создаем новые идеи, новые произведения искусства, новые дома или новую технику»¹⁰.

Теория социальной инженерии и практика ее применения в дальнейшем исходили из задач совершенствования управленческого процесса на базе социологического знания. В этой связи разрабатывались такие сферы применения социальной инженерии, как проектирование правил рационального воздействия на социальные процессы, определение этапности таких воздействий, эффективных методов социальных преобразований. Но эта деятельность, получившая широкое распространение на Западе в 60-е годы, изначально не ставила целей смены социальной системы, напротив, ее основное назначение — сглаживание конфликтов на производстве. В этом она опиралась на идеи «человеческой инженерии» — социологической концепции, сформировавшейся в межвоенный период на базе задач по обеспечению безопасности труда и эффективности системы «человек—машина». Специалисты в области социальной инженерии изучают вопросы удовлетворенности рабочих зарплатой, условиями и организацией труда и на этом основании делают отчеты с рекомендациями для менеджеров по улучшению политики в сфере трудовых отношений.

Другой подход к социальной инженерии формировался у нас в стране в начале 20-х годов. Централизация управления экономикой вызывала необходимость повсеместного планирования, в том числе и в социальной сфере. В планировании виделся путь к рационализации действий, экономии ресурсов, повышению эффективности труда. Это, в частности, проявилось в теории научной организации труда (НОТ) и практике ее применения на производстве.

Новые идеи в области НОТ выдвинул видный революционер, литератор, позже — руководитель крупных промышленных предприятии Алексей Капитонович Гастев (1882—1941), возглавивший в 1920 г. Институт труда. Свою теоретическую концепцию он назвал «социальной инженерией».

В статье «Наши задачи» (1921) Гастев сформулировал следующие три _t принципа, на которых базировалась его концепция «социальной инженерии»: 1) для развития организации труда необходимы техника и технологии, для применения которых необходим новый тип работника; 2) в условиях поточно-массового производства каждый станок должен стать исследовательской лабораторией для поиска всего нового, рационального и экономного; 3) культура труда должна основываться на аналитизме, учете массовых величин, нормировке, привносимых машинной работой¹¹.

В те же годы российский специалист по научной организации труда Н. А. Витке предложил развивать социальную инженерию как техническую деятельность по совершенствованию организации производства, которая строится на учете социальных факторов и направлена на улучшение условий труда. Этапы такой деятельности, по Витке, включают: разработку социально-технического проекта (карты организации рабочего места, хронокарты рабочего и внерабочего времени, оперограмм); внедрение практических рекомендаций (процесс социотехнического нововведения); эксплуатацию внедренной системы в условиях нормальной работы предприятия¹².

Движение к проектному мышлению и социальной инженерии после десятилетий сталинских репрессий (когда погибли многие специалисты по НОТ, психотехнике, среди них и А. К. Гастев) вновь обозначилось в нашей стране в середине 50-х годов.

Один из крупнейший экономистов академик Василий Сергеевич Немчинов (1894—1964) в 1955 г. сформулировал позицию, согласно которой при социализме социологи и экономисты превращаются в своеобразных «социальных инженеров». Эта позиция отражала стремление общества к крупным социальным переменам после смерти Сталина, но в официальной науке и управленческой системе вызвала шок¹³.

В дальнейшем в России сохранилось представление о социальной инженерии как о концепции западной социологии, которая основывается на прагматизме и представляет собой «социальное конструирование» в рамках частных процессов. Концепция критиковалась за близость к либеральным традициям «малых дел» и реформизма, за направленность на сглаживание социальных конфликтов¹⁴. Но именно эти стороны социальной инженерии сегодня приобретают особую значимость — в силу новых проблем, вставших перед человечеством.

Социальная утопия. Название этого способа конструирования социального идеала восходит к книге английского философа Томаса Мора (1478—1535) «Утопия» (1516), написанной по-латыни для гуманистов и просвещенных монархов. Утопия — место, которого нигде нет. Именно в таком несуществующем месте становится возможной идеальная социальная организация.

Платон, Мор и другие социальные мыслители, конструировавшие идеальную общественную организацию, ставили преграды несправедливости, господствовавшей в реальной жизни, введением, во-первых, узаконенного однообразия и, во-вторых, рационализации общественной жизни. Надо сказать, что эти установки стали применяться многими социологами с самого начала развития социологии как науки: уже в теории Опоста Конта (1798—1857), создателя слова «социология», ставилась задачи научного предвидения будущего состояния общества и непосредственной подготовки социальных реформ. Подобные выходы на прогноз и проектирование мы обнаруживаем в большей или меньшей степени у всех ведущих социологов, а в некоторых случаях, например в работах Роберта Парка (1864-1944), Эрнста Берджесса (1886-1966) и других представителей Чикагской социологической школы, проектные задачи так сплавлены с социологической теорией, что вне проекта теория не проявляет свои существенные черты.

Связь социологии и проектирования в нормативной форме выражает концепция «дизайн-социологии», с которой в 1983 г. выступил Б.ван Штинберген: социолог должен принять роль социального архитектора, и на этом основании возникают новые задачи макросоциологии. Ван Штинберген прогнозирует неизбежное слияние проектного подхода и макросоциологии в «дизайн-социологию», которая станет участником формулирования и обоснования социальных целей¹⁵.

Утопическое мышление — вовсе не рудимент социальной философии и социологии. Утопизм (в обновленных формах) — живое явление и нашего времени. Он исключительно современен, вне его нет сегодняшней интеллектуальной жизни.

Мышление утопиями следует осознать как важнейшее условие социального проектирования в макросоциальном масштабе. Это не значит, что ему следует придавать нормативную роль. Карл Поппер хорошо показал опасность «утопической инженерии»: «...попытка достигнуть идеального государства, используя проект общества в целом, требует сильной централизованной власти немногих и чаще всего ведет к диктатуре»¹⁶. Но если не ставить знака равенства между утопией и реализуемым управленческим решением (что не раз имело место в истории многих народов), то она раскроет свои созидательные черты.

Утопии несут на себе следы социальной реальности и меняются под воздействием социальных изменений. В этих новых модификациях они оказываются напрямую связанными с социально-проектной деятельностью. Так, появление «экоутопии» сопровождало разработки в области глобального научно-культурного проектирования. Известный американский футуролог Алвин Тоффлер (род. 1928) выступил создателем «практопии» — системы социальных реформ, направленных на построение не идеального, но лучшего, чем нынешний, мира.

То, что Тоффлер называет «практопией», он определяет как «не лучший и не худший из возможных миров, но мир практичный и более благоприятный для человека, чем тот, в котором мы живем». Согласно авторскому представлению, «практопия предлагает позитивную и даже революционную и тем не менее реалистичную альтернативу»¹⁷.

Разновидность утопии «эупсихия» развивается как программа стабилизации и раскрепощения душевного и духовного мира личности с помощью социальной терапии¹⁸.

Антиутопии и дистопии. Ценностный подход в проектировании ведет к расширению проектной проблематики и многообразию ее обоснований. В этой связи проектное мышление все теснее смыкается и с антиутопиями и дистопиями.

Антиутопии представляют прекрасно организованное будущее общество как враждебное человеку. Именно такую картину тотально управляемого общества рисуют Евгений Иванович Замятин (1884-1937) в романе «Мы», Джордж Оруэлл (1903-1950) в романе «1984»: в высокоорганизованном обществе человек оказывается предельно несвободным.

Дистопии также рисуют негативный образ будущего. Но в отличие от антиутопий дистопии выводят его не из отрицательных последствий для человека идеальной социальной организации, а из негативных тенденций, обнаруживаемых сегодня: экологического кризиса, преступности, войн, биологической и психической деградации человека под воздействием наркотиков и т.д.

Пример дистопии дает известный фильм «Безумный Макс II: Воин дороги» («Mad Max II: The Road Warrior», 1981, реж. Дж. Миллер) с Мелом Гибсоном в главной роли: в пустыне остатки человеческого сообщества ведут смертельную борьбу с рокерами за последнюю цистерну нефти.

В конечном счете утопии, антиутопии и дистопии — лишь иная форма представления социального прогноза, который хоть и выполняется с применением методов научного исследования, но все же содержит немало интуитивного знания, домыслов и ценностных положений, идущих от исследователей и от экспертов — источников значительного числа данных, обрабатываемых как прогнозная информация.

Разумеется, утопии, антиутопии, дистопии не заменяют собой научного знания, необходимого для обоснования социального проекта. Но эти вымышленные социальные конструкции реальны в смысле ценностного отношения к окружающему миру. Вот почему в социальном проектировании с недавнего времени они стали замечаться, учитываться.

Поиск путей оптимизации социального проектирования. Выделению социального проектирования в относительно самостоятельную сферу деятельности в наибольшей мере способствовало осознание мировым сообществом глобальных проблем современности, и прежде всего экологической проблемы. После Чернобыльской катастрофы (1986) конкретизировалось понимание опасности человеческой деятельности для судеб человечества, если она выходит за пределы экологически допустимых границ, что и определило, среди прочего, решительный перелом в проектировании социальных изменений и оценке социальных проектов. Исходные вопросы социального проектирования — какие состояния желаемы и какие ресурсы есть для их достижения — в современных условиях раскрываются иначе, с иными акцентами и оттенками, чем еще 15—20 лет назад.

Раньше ценностная природа целенаправленных социальных изменений не осмысливалась в связи с конкретными проектными разработками и технологией проектирования, это была сфера чистой теории. Проектной деятельности была присуща установка на немедленную реализацию проекта. В качестве ведущих факторов успеха рассматривались скорость работ и наличие финансовых, кадровых и материально-вещественных ресурсов.

Теперь успех как достижение цели стал недостаточной характеристикой эффективности проекта. В новой парадигме мышления внимание уделяется не столько связи цели проекта и ее достижения, сколько самой постановке цели. Здесь сложилась новая мораль проектирования и новая его технология при выработке целей проекта: они должны устанавливаться после изучения последствий инновации для ценностного мира, в рамках которого будет реализовываться проект.

Проблема желаемого состояния общества приобрела явные черты экофобии. Социальный проект не должен разрушить хрупкое равновесие в системах «человек — природа», «человек — человек» — такая концептуальная установка ведет к утверждению экологически ориентированных параметров в качестве определяющих при оценке социальных проектов. Эти новые параметры отражают, во-первых, мультипликационный (многофакторный, множественный по последствиям) эффект любого планируемого социального изменения: оно не может не затронуть целой группы социальных потребностей, интересов и ценностей, как бы ни были скромны задачи проекта и какой бы малой общности он ни был адресован. Они, во-вторых, учитывают кумулятивный (накопительный) характер последствий, к которым ведет любая социальная инновация: изменение, порождаемое успешной реализацией проекта, нарастает и со временем может пересечь экологическую границу, за которой положительные последствия инновации будут перевешиваться ее негативными последствиями.

Отсюда — стремление к оптимизации социально-проектной деятельности, ее постановке под контроль не столько государства, сколько общественности. Идея участия населения в выработке и принятии решения по проектам, их корректировке, в недопущении произвольных социальных решений властей, администрации всех уровней или частных лиц стала одной из общепринятых основ практики социального проектирования во многих странах. Доктрина «общественного участия» («public participation»), развивающаяся в США и Европе с 60-х годов, более всего затрагивает градостроительные решения (ее зародыш содержался в критике планирования городского развития без учета интересов потребителей, отказе от практики осуществления архитектурных решений, исходя из представления о рациональном городе, о функциональной основе жизни людей). Доктрина строится на переходе от функционального к средовому (environmental) подходу — с активным участием жителей города в разработке и осуществлении социальных проектов.

Ядро (концепция, оценка результативности) социально-проектной деятельности все больше смещается в ценностную сферу. Именно в силу этого обстоятельства возникает возможность взглянуть с новой точки зрения на утвердившиеся у нас в стране подходы к социальному проектированию.

Объектно-ориентированный подход. В современной России наиболее распространен объектно-ориентированный подход к социальному проектированию. Этот термин предложен известной исследовательницей проблем социального проектирования Тамарой Моисеевной Дридзе (1930—2001)¹⁹ для обозначения концепций, разработанных Г. А. Антонюком, Н. А. Аитовым, Н. И. Лапиным, Ж. Т. Тощенко и др. Социальный проект с позиций такого подхода имеет целью создание нового или реконструкцию имеющегося объекта, выполняющего важную социокультурную функцию. Это может быть школа, больница, спортивный комплекс, но в качестве объекта проектирования могут выступать также социальные связи и отношения.

По определению видного российского социолога Жана Терентьевича Тощенко (род. 1935), «социальное проектирование — это специфическая деятельность, связанная с научно обоснованным определением вариантов развития новых социальных процессов и явлений и с целенаправленным коренным изменением конкретных социальных институтов»²⁰.

Придерживающиеся близких позиций В. И. Курбатов и О. В. Курбатова определяют социальное проектирование как «проектирование социальных объектов, социальных качеств, социальных процессов и отношений»²¹. Специфику же социального проектирования они прямо связывают с характеристиками социального объекта: его противоречивостью, многовекторностью, невозможностью его описания конечным числом терминов любой социальной теории, многофакторностью его бытия и т. д.

Социальное проектирование в рамках этого подхода рассматривается как специфическая плановая деятельность, «суть которой — в научно обоснованном определении параметров формирования будущих социальных объектов или процессов с целью обеспечения оптимальных условий для возникновения, функционирования и развития новых или реконструируемых объектов». Диапазон социальных проектов «полностью совпадает с диапазоном социальных прогнозов и социальных нововведений»²².

В рамках объектно-ориентированного подхода к социальному проекту предъявляются требования конкретности, научной обоснованности, прямой связи с управлением обществом. Согласно Ж. Т. Тощенко, «проектирование — ответственный этап, требующий знания законов общественного развития. Оно не должно опираться (ориентироваться) на субъективные желания и устремления людей, какими бы благими намерениями они ни сопровождались. Избавиться от субъективизма в проектировании можно, только опираясь на научные методы»²³.

Достоинства подхода видятся в локализации задач социально-проектной деятельности и проработке нормативных аспектов проектирования социальных объектов. Однако утверждение представителей обьектно-ориентированного подхода о закономерном характере проекта, его научной обоснованности как объективности представляется дискуссионным. Проблема состоит в толковании объективности и научности в социальной сфере. Детерминация социальных инноваций вариативна.

Русский философ и социолог Сергей Николаевич Булгаков (1871-1944) справедливо замечал: «Хотя социальная политика вообще способна обладать научностью, однако это вовсе не значит, чтобы из данных научных посылок с необходимостью следовала только одна система политики, и именно она-то и была единственно научной. Напротив, из одних и тех же научных данных могут вытекать различные, но в то же время с одинаковой степенью научности обоснованные направления социальной политики, другими словами, из данного научного инструмента может быть сделано различное употребление. Только благодаря неправильному пониманию природы науки и границ социального детерминизма получает силу широко распространенное представление о том, что возможна только одна научная социальная политика»²⁴.

Научная обоснованность проектируемого объекта, таким образом, доказуема лишь в самых общих положениях и спорна в отношении конкретного управленческого решения.

Проблемно-ориентированный подход. В 1986 г. на базе Института социологии РАН был создан Межотраслевой научный коллектив «Прогнозное социальное проектирование: теория, метод, технология», который работал под руководством Т. М. Дридзе. Коллектив (а в его составе известные ученые — Э. А. Орлова, О. Е. Трущенко, О. Н. Яницкий и др.) сформировал концепцию прогнозного социального проектирования, которая основывается на теоретико-методологических основаниях, получивших название проблемно-ориентированного (проблемно-целевого, прогнозного) подхода. Исследователи поставили перед собой задачу разработать фундаментальную теорию и методологию «прогнозной социально -проектной деятельности как специфической социальной технологии, ориентированной на интеграцию гуманитарного знания в процесс выработки вариантных образцов решений текущих и перспективных социально значимых проблем с учетом данных социально-диагностических исследований, доступных ресурсов и намечаемых целей развития регулируемой социальной ситуации».

Для проблемно-ориентированного подхода характерны: 1) рассмотрение объективных и субъективных факторов социального воспроизводства в качестве равноправных; 2) понимание проектирования как органичного и завершающего этапа социально-диагностической работы; 3) упор на обратную связь между диагностической и конструктивной стадиями процесса выработки решения. Именно эти обстоятельства позволяют видеть специфику рассматриваемого подхода в его проблемной (целевой, прогнозной) ориентации²⁶.

Концепция имеет четко выраженную эколого-гуманитарную направленность, что, в частности, проявилось в одном из крупных теоретических достижений проблемно-ориентированного подхода — разработке вопросов социальной инфраструктуры в связи с задачами социального проектирования.

На этом эколого-гуманитарном фоне в концепции развернут и важнейший принцип современной социально-проектной деятельности — принцип социального участия («участия всех субъектов, заинтересованных в выработке решений, затрагивающих их судьбу, путем перманентного расширения «коммуникативного круга» с постепенным «втягиванием» в него все большего числа лиц с их «разномотивированными» критериями оценки социальной ситуации и социально значимых решений»²⁷).

В то же время для разработки конкретного проекта в описаниях прогнозного социального проектирования не достает технологии проектной работы, которая представлена лишь на уровне принципов. Проектирование как бы остается привилегией узкого круга лиц.

Авторы концепции утверждают: «Функцию интеграции научного знания с практикой... призваны брать на себя ученые — специалисты в области прогнозного социального проектирования...»²⁸. Следовательно, большинство из тех, кто на практике занимается социально-проектной деятельностью, для нее не подходят.

Две черты концепции прогнозного социального проектирования представляются особо перспективными для последующих разработок в этой области. Одна из них — обоснование сращения теоретико-методических вопросов социального проектирования с теоретической социологией. Другая — обозначение субъектно-ситуационного подхода и выделение уровней субъектности в гипотетической модели социокультурной динамики²⁹. Т. М. Дридзе намечала путь к более тесной увязке проектных задач с субъектом социального действия. Правда, имелась в виду субъектность, как бы разлитая в обществе: ее связь с проектированием обозначена скорее в средовом отношении. Но это — мост к концепциям, в которых субъектности может быть придан более существенный для социального проектирования смысл — как ценностно-нормативный, так и организационно-управленческий.

Субъектно-ориентированный (тезаурусный) подход. Можно заметить, что объектно-ориентированный и проблемно-ориентированный подходы связаны прежде всего с созданием и реализацией крупных проектов, где они при определенных условиях могут эффективно использоваться. Но если речь идет о малых проектах и о проектах, которые мы ниже назовем микропроектами (проектами с минимальным числом участников и с небольшим объемом деятельности, нередко индивидуальной), то базовые положения этих подходов оказываются недостаточными или требуют специальной интерпретации.

Предлагаемый нами субъектно-ориентированный подход (назовем его так, продолжая терминологический ряд, начатый Т. М. Дридзе) позволяет теоретически обобщить многообразный опыт социального проектирования на уровне разработки и осуществления как крупных, так и малых и микропроектов. Другое название подхода — тезаурусный — связано с использованием в нем механизма социальной и культурной ориентации, основанного на различии и сходстве тезаурусов людей.

Тезаурус представляет собой полный систематизированный состав информации (знаний) и установок в той или иной области жизнедеятельности, позволяющий в ней ориентироваться.

Итак, тезаурус характеризует полнота, но это не хаотическое нагромождение всех сведений и готовностей, а иерархическая система, которая имеет целью ориентацию в окружающей среде. Значит, для разных людей тезаурусы различны, поскольку неодинаковы как их личностные свойства, так и среда их жизнедеятельности. Тезаурус отражает иерархию субъективных представлений о мире, он может рассматриваться как часть действительности, освоенная субъектом. Тезаурус обладает своеобразным свойством структуры информации: иерархия знаний в его пределах строится не от общего к частному, а от своего к чужому. В этом отличие тезаурусной иерархии знаний от научной. В тезаурусе знания сплавлены с установками и существуют по законам ценностно-нормативной системы.

«Свой—чужой» или «свое—чужое» — наиболее определенное ценностное отношение, выполняющее функцию социальной ориентации. Оно изначально имеет социальный характер: «свой»— тот, кто принадлежит мне, «свое» —то, что принадлежит мне, но в то же время и в такой же мере «свой» —из того круга, к которому принадлежу я, «свое» —из тех вещей, свойств или отношений, от которых завишу я (зависят моя безопасность, удовольствие, счастье и т.д.). В логическом плане антоним «своего» — «не-свой», а в ценностном плане — «чужой».

«Чужой», «чужое» — знаки не только находящегося за пределами «своего», но и противопоставленного «своему», враждебного ему. Именно в парадигме «свое-чужое» воспринимают действительность человек, группа, сообщество. Пара «свое-чужое» образует стержень тезауруса и придает ему социальную значимость. На этом строятся «картины мира», которые постепенно, по мере социализации и обретения социальной идентичности людей формируются в их сознании.

Следствиями тезаурусного способа жизненной ориентации являются, во-первых, несовпадение субъективных миров (их согласованность наблюдается лишь по ограниченному кругу параметров и в известных пределах); во-вторых, преимущественно ценностная регуляция социального поведения (преобразующая все факторы и детерминанты такого поведения); в-третьих, активность поведения социального субъекта в социальной среде. Эти обстоятельства пока слабо осознаются в теории социального проектирования, между тем они позволяют увидеть особое значение создателя проекта (инициатора, автора, разработчика) не только как «зеркала» определенной общественной потребности, но и как реализатора собственного интереса, соответствующего его тезаурусу.

Уникальность жизненных миров и их связанность, различающаяся на разных этажах общественной организации, в том числе имеющая особые формы и способы реализации на уровне повседневности, — это свойства и социальной среды проектирования, и субъекта проектирования. Здесь нет симметрии участия: прежде всего, создатель проекта не существует вне социальной среды, он отражает в себе ее свойства, однако при этом он творчески переструктурирует их, что и дает импульс проекту. Среда возбуждает проектирование неудовлетворенной потребностью, но сам проект есть акт творчества не среды, а субъекта проектирования, который, таким образом, вырастает в центральную фигуру социально-проектной деятельности.

Субъектно-ориентированный подход к социальному проектированию базируется на признании тезауруса создателя проекта основным источником проектной идеи. Этим не умаляется значение объективных факторов разработки и осуществления проекта (назревшая общественная проблема, высокий спрос на предоставляемые услуги, заказ, наличие ресурсов и т.д.), и в частности того обстоятельства, что в результате осуществления проекта возникает новый или трансформируется имевшийся социальный объект. Субъектно-ориентированный подход к социальному проектированию не устраняет причинность и обусловленность проектов и проектной деятельности, а идея тезаурусов не означает утери связанности социальной среды. Напротив, тезаурусный подход позволяет обосновать многообразие и многоуровневость социально-проектной деятельности, понять причины несовпадения замысла и исполнения, провала «сильных» и успеха «слабых» проектов.

Тезаурусный подход устанавливает связь реальных импульсов и обстоятельств социального проектирования. В современных условиях субъектная ориентация проектирования отражает и но вые, в прошлом менее свойственные общественному устройству черты. Наиболее важными для социально-проектной деятельности мы считаем три особенности современной социальной организации европейского типа: 1) трансформацию традиции и ее регулирующей роли, 2) фрагментарность воспринимаемого мира, 3) высокую скорость и слабую предсказуемость социальных изменений.

Эти три особенности сформулированы с учетом положений, выдвинутых видным немецким социологом Юргеном Хабермасом (род. 1929) и рядом других исследователей современного общества. По Хабермасу, в обществе растет сознание морально-политической автономии: а это значит, что и мы сами оказались перед задачей принимать решения о том, что нормально и что нет, основываясь на собственных критериях (т. е. не имея возможности опереться на традицию, религию, авторитет вождя и т.д.). Человек создает «полностью индивидуальный жизненный проект», чтобы оставаться самим собой в изменчивой реальности. В этих условиях «объединенным в общество индивидам остается только возможность рискованного самоуправления посредством в высшей степени абстрактной тождественности Я». Развивая идею новых социальных рисков, Хабермас показывает в своих новых работах значение признания «другого» как базы современной политики Он подчеркивает «Частная автономия равноправных граждан может быть обеспечена лишь синхронно с активизацией их гражданской автономии»³¹ Это — один из путей к проблематике «свой-чужой», где признание «другого» (или «чужого») ведет к расширению границ «Мы» (общества, сообщества). Таким образом общественная солидарность выходит за пределы нации, этноса, страны и обеспечивается «включением другого», установлением с ним диалога, достижением компромисса и взаимных договоренностей «Другой» при этом не теряет присущих ему черт.

Если признать справедливость этой позиции, то для социального проектирования из этого следует, что:

1. В наше время приемлемы такие планируемые социальные изменения, которые: а) ограничены в масштабе, б) ограничены в ресурсах, в) ограничены во времени, г) соответствуют принятым в сообществе ценностно-нормативным требованиям. Стремление проекта к всеобъемлющим результатам (всеобщее счастье и проч.) противоречит особенностям современного мира.

2. Проектирование в социальной области не должно придавать значение только достижению некоего результата. Ценным является и сам процесс разработки проекта (от его замысла, от рождения идеи) и его реализации. Процессуальная сторона проектирования во многих случаях выходит на первое место.

3. Во фрагментарном и хаотичном социальном мире целостность общественно значимых действий обеспечивается тезаурусами активной части общества (в нашем случае — тезаурусами, принадлежащими инициаторам социальных проектов).

Социальный проект как тип организации жизненного пространства наилучшим образом соответствует ограничениям и требованиям нашего времени. Исходя из тезаурусного подхода, социальное проектирование — не узкоспециализированная деятельность ученых-теоретиков, а многообразная, разноуровневая работа практиков, вооруженных простыми алгоритмами действий с учетом имеющихся ресурсов и последствий предлагаемых социальных инноваций. В этой работе, разумеется, есть место и для теоретиков, но в конкретных проектах востребованы главным образом их прикладные знания.

Философия социального проектирования. Технологическим разработкам в области социального проектирования должно предшествовать философское осмысление его оснований, целей и пределов применения. Но оно не обязательно должно носить слишком общий характер. В менеджменте есть и более прикладное использование термина «философия»: говорят о «философии фирмы», «философии маркетинга» и т. д.

В рамках тезаурусного подхода философию социального проектирования выражают несколько кардинальных идей и положений:

1. Надо экспериментировать. Человек открыт социальным изменениям, он по своей природе социальный экспериментатор — такова установка инициатора социального проекта. Конечно, всем известна и консервативность людей, нежелание перемен. Но инициатор социального проекта не может не ставить на первое место те черты самоорганизации людей, которые позволяют задумывать, планировать и осуществлять социальные нововведения. Нам следует помнить слова Бенедикта из шекспировской комедии «Много шуму из ничего»: человек — существо непостоянное.

Открытость к нововведениям — предварительное условие их разработки и осуществления. Социальные изменения желанны, но мера желания существенно различается и по типам общества, и по ситуации, сложившейся в данном месте и в данное время, и по особенностям мировосприятия отдельных людей и их сообществ. Особое стремление к изменениям свойственно переходным эпохам, в наибольшей мере стимулирующим социально-проектную деятельность.

Но открытость нововведениям вовсе не означает возможности безграничного социального эксперимента. Это открытость в рамках социально приемлемых решений, соответствующих принятой Ценностно-нормативной системе. Общество парадоксальным образом сочетает проницаемость и упругость: исходя из ценностей и установок своего времени оно нередко принимает даже слабые проекты, успешно сопротивляется даже сильным.

2. Проект интересен не для всех — но для многих. Человек как Целое уникален, в отдельных же свойствах и отношениях он типичен Неопределенность и мозаичность жизненного пространства преодолевается в области социального проектирования введением параметра типичности:

а) потребности людей типичны (что подходит для одного, то подходит для многих);

б) жизненные траектории людей типичны (формы жизнедеятельности одного есть формы жизнедеятельности многих);

в) поведенческие реакции людей типичны (сходные стимулы рождают в определенной социальной среде сходные реакции);

г) всегда найдется определенный тип, а значит, и группа людей, которые поддержат предлагаемый проект или нуждаются в его осуществлении.

Но типичное не есть характерное для всего общества. Идея осчастливить всех остается утопией.

3. «Мы» всегда лучше, чем «они». Деление на «мы» и «они», «свои» и «чужие» — естественный для человека способ субъектного переструктурирования общества, преодоления социальных различий, с одной стороны, и установления социальных дистанций, с другой. Социальные проекты активно участвуют в таком переструктурировании, сближая участников проекта, преобразуя хаотическую массу в нечто определенное, устойчивое и связанное внутренними значениями (ценностно-нормативной системой).

Среди социальных ценностей людей солидарность — одна из высших. Явной или латентной (скрытой, подспудной) целью социального проекта всегда является достижение солидарности людей, включая и групповую солидарность непосредственных участников проекта. Разделение на «мы» и «они» и укрепление чувства преданности и доверия «своим» свойственны даже тем, кто стремится к социальному единству и всеобщему взаимопониманию: в конечном счете это путь к расширению «мы», а не к преодолению дистанции между «мы» и «они».

4. Надо создавать возможное. Границы проектирования социальных изменений определяются «интересом эпохи». В творческом плане этим не отменяется разработка запредельных идей, и на предварительных этапах работы, включая концептуальный этап, можно «требовать невозможного», что лишь оттеняет устремление к созданию возможного.

5. Надо искать союзников. Инициатор социального проекта достигает успеха там, где его проект не навязывается людям, а выбирается ими. Инициатор проекта стремится к лучшему будущему, но он должен убедить других в том, что это и для них лучшее будущее.

Тезаурусный подход к социальному проектированию эффективен в условиях рыночной экономики. Субъектная ориентация проекта, его связь с тезаурусом инициатора — не единственная характеристика творческой свободы, реализованной в проекте: в выборе или отвержении данного проекта проявляется творческая свобода других субъектов жизнедеятельности.

Вопросы для повторения и практические задания

 

1. Почему в современных условиях при проектировании социальных инноваций основное внимание придается учету ценностных ориентиров человека, сообщества, общества?

2. Можно ли считать, что три выделенных подхода к социальному про-, актированию (объектно-, проблемно- и субъектно-ориентированный подходы) существенно различаются? Разве при любом из выбранных подходов не создается социальный объект или не решается та или иная социальная проблема и т. д.?

3. Попытайтесь схематично представить основу Вашего тезауруса. Для этого начните с фиксации своих основных жизненных целей, позиций, устремлений и с определения того, что Вы считаете «своим», а что «чужим».

4. Проанализируйте два эпизода из знаменитого сатирического романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев» с точки зрения соотношения замысла предложенных Остапом Бендером проектов и ресурсов их осуществления.

Первый эпизод. Остап Бендер натыкается в Васюках на шахматную секцию и говорит васюкинкам из шахсекции: «Почему в провинции нет никакой игры мысли? Например, вот ваша шахсекция. Так она и называется: шахсекция. Скучно, девушки!.. Назвали бы, например, вашу секцию: «Шахматный клуб четырех коней», или «Красный эндшпиль», или «Потеря качества при выигрыше темпа». Хорошо было бы! Звучно!». Переименование секции в «Шахсекция четырех коней» тут же состоялось, и «гроссмейстер собственноручно... художественно выполнил на листе картона вывеску с четырьмя конями с соответствующей надписью».

Второй эпизод. Остап Бендер разворачивает перед васюкинцами проект проведения в их городке международного шахматного турнира. Он рисует картины приезда Капабланки, Ласкера, Алехина. Аргументация Остапа: такое созвездие шахматных имен привлечет любителей шахмат со всего мира — и средства на обновление города. Мраморные отели, железная дорога «Москва — Васюки», аэропорт «Большие Васюки» — лишь часть нарисованных бендеровским воображением объектов, которые неминуемо должны возникнуть. Он неудержим в обещаниях: «...мой проект гарантирует вашему городу неслыханный расцвет производительных сил. Подумайте, что будет, когда турнир окончится и когда уедут все гости. Жители Москвы, стесненные жилищным кризисом, бросятся в ваш великолепный город. Столица автоматически переходит в Васюки. Сюда приезжает правительство. Васюки переименовываются в Нью-Москву, Москва — в Старые Васюки... Нью-Москва становится элегантнейшим центром Европы, а скоро и всего мира.

— Всего мира!!! — застонали оглушенные васкжинцы.

— Да! А впоследствии и вселенной... Из Васюков полетят сигналы на Марс, Юпитер и Нептун. А там, как знать, может быть, лет через восемь в Васюках состоится первый в истории мироздания междупланетный шахматный конгресс!»³².

На исполнение проекта Остапу, по его оценке, требуется всего 100 рублей (чтобы разослать телеграммы великим шахматистам), в кассе «Шахсекции четырех коней» оказалось 21 руб. 16 коп.

Дайте вашу оценку реалистичности этих двух проектов.

Глава 2 СОЦИАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ