О значении бессознательного в психопатологии*

Когда мы говорим, что в нас что-либо бессознательно, не надо забывать, что с точки зрения функционирования мозга бессознательным может быть процесс либо физиологический, либо психологический. Так как здесь речь будет лишь о последнем, бессознательное можно определить как общую сумму всех тех психических событий, которые не воспринимаются (не апперцепируются), а потому остаются бессознательными.

Бессознательное содержит все те психические явления, которые, не достигая необходимой интенсивности функционирования, не в состоянии переступить порога, отделяющего сознание, мелькают перед нами в виде сублимированных призрачных образов.

Психологам известно со времен Лейбница, что элементы (т. е. идеи и чувства), образующие сознательный разум или так называемые сознательные его содержания, в природе своей весьма сложны и покоятся на гораздо более простых и совершенно бессознательных элементах, из комбинаций которых возникает сознание. Лейбниц уже упоминал о perceptions insensibles — тех неясных восприятиях, которым Кант дал название туманных представлений (dunkle Vorstellungen), могущих достигнуть сознания лишь косвенным путем. Позднейшие философы отводят бессознательному первенство, как фундаменту, основывающему сознание.

Здесь не место рассматривать многочисленные спекулятивные теории и бесконечные философские прения о природе и свойствах бессознательного. Мы должны довольствоваться только что данным определением; оно будет вполне достаточным для нашей цели, а именно — дать понятие о бессознательном, как о сложности всех психических процессов, имеющих место под порогом сознания.

Вопрос о значении бессознательного для психопатологии возможно кратко формулировать следующим образом: каково действие бессознательных психических материалов при психозе или неврозе?

Для полного уразумения того, что происходит в связи с психическими расстройствами, полезно рассмотреть сначала, как развивается действие этих материалов у вполне нормальных лиц, в особенности же определить, что именно у них бывает бессознательным. Предварительно постараемся подробно разобрать все содержания сознания; после этого мы, надо полагать, будем в состоянии найти способом исключения и то, что содержится в бессознательном, ибо очевидно — per exclusionem — то, что уже осознано, бессознательным быть не может. С этой целью начнем рассмотрение всяческих интересов, всяческой деятельности, страсти, заботы или радости, сознаваемых индивидом. Все, что мы обретаем таким способом, ipso facto (в силу самого факта) утрачивает значение бессознательного содержания, ибо мы должны искать в бессознательном лишь то, что не находимо в сознании.

Возьмем конкретный пример: коммерсант, счастливый в брачной жизни, отец двух детей, основательно и добросовестно занимается своим делом для поднятия и укрепления своего положения в разумных пределах; знает себе цену, придерживается просвещенных религиозных мнений, даже принадлежит к обществу, занимающемуся обсуждением известных либеральных идей.

Какое представление можно себе составить о содержаниях бессознательного подобного человека?

С вышеприведенной теоретической точки зрения все то, что отсутствует в сознании, должно находиться в бессознательном. Итак будем считать, что наш коммерсант сознательно считает себя наделенным всеми вышеописанными качествами — не более и не менее. В таком случае он, очевидно, не отдает себе отчет в том, что возможно быть не только основательным, трудолюбивым и добросовестным, но в то же время обладать и противоположными качествами — беззаботностью, нерадением и недобросовестностью, ибо некоторые из этих недостатков унаследованы всеми людьми без исключения, их можно обнаружить во всяком характере в виде существенных его черт. Так например, наш достойный коммерсант запамятовал, что не так давно оставил без ответа некоторые письма, на которые легко было ответить немедленно. Он не помнит и того, что не принес своей жене книги, за которой она просила его зайти в магазин, где перед тем ее заказала; между тем нетрудно было бы отметить ее желание в записной книжке. Такие случаи для него являются обыденными; из этого следует заключить, что и он бывает ленив и неаккуратен. Он убежден в своей гражданской безупречности — а между тем утаил от налогового инспектора часть своих доходов и в отместку за повышение налогов подал голос за социалистов.

Он считает себя свободомыслящим — но когда некоторое время тому назад предпринял значительное дело на фондовой бирже, то при внесении его в свои книги весьма смутился, увидав, что запись приходится на пятницу и вдобавок на тринадцатое число; итак, он суеверен, стало быть, несвободен внутренне.

Удивляться тому, что эти компенсирующие недостатки являются существенным содержанием бессознательного, не приходится, но, очевидно, справедливо будет и обратное противоположение бессознательных добродетелей, компенсирующих сознательные несовершенства. Закон, который следовало бы вывести отсюда, весьма несложен, а именно: всякий сознательный расточитель есть бессознательный скряга, а сознательный филантроп — бессознательный эгоист и мизантроп. К сожалению, однако, дело не так просто, хотя в этом нехитром правиле есть и доля правды: главнейшее наследственное предрасположение, скрытое или явное, иногда опрокидывает всякую компенсацию; предрасположение это весьма разнообразно, смотря по данному индивидуальному случаю. Так например, человек бывает филантропом по совершенно различным побуждениям, и филантропия его качественно зависит от первично унаследованного им предрасположения, компенсирующие же эту установку качества, в свою очередь, зависят от его побуждений. Недостаточно знать, что кто-либо обладает филантропической установкой для того, чтобы без дальнейшего поставить диагноз бессознательного эгоизма: для подобного диагноза нужно еще тщательно изучить руководящие побуждения.

У людей нормальных главная функция бессознательного должна вызвать компенсацию с целью установить равновесие. Все крайние сознательные наклонности сглаживаются и смягчаются действенностью противоположных стремлений в бессознательном. Эта компенсирующая функция (как я пытался показать на примере коммерсанта) удерживается и при известных непроизвольных действиях, которым Фрейд дал меткое название: симптоматические (Symptom-Handlungen).

Фрейду мы обязаны и тем, что он впервые указал на значение сновидений, благодаря которым мы также многое можем узнать о функции компенсации. Ярким историческим примером этой функции является знаменитый сон Навуходоносора в четвертой главе книги Даниила: Навуходоносор на вершине своего могущества имел сон, предвещавший его падение. Он видел во сне дерево, поднимавшееся до небес, но которое надлежало срубить — это сновидение, очевидно, является противовесом преувеличенному ощущению царского могущества.

Если мы теперь будем рассматривать состояние расстройства психического равновесия, то ясно увидим из всего предыдущего, в чем заключается значение бессознательного для психопатологии. Обсуждая вопрос о том, в какой области и каким способом преимущественно обнаруживается действие бессознательного в ненормальных психических условиях, мы убеждаемся, что деятельность его выступает особенно явно при психогенных расстройствах, подобных истерии, неврозу принуждения и т. п.

Давно уже известно, что некоторые из этих расстройств вызываются бессознательными психическими явлениями. Так же явны, хотя и менее известны, бессознательные явления, наблюдаемые в случаях настоящего умопомешательства, ибо галлюцинации и иллюзии помешанных суть продукты не сознательных, а бессознательных процессов, точно так же, как интуитивные идеи людей нормальных никогда не бывают порождены логическими сопоставлениями сознательного мышления.

Ранее общепринятая, более материалистическая точка зрения в психиатрии поддерживала гипотезу о порождении иллюзий, галлюцинаций, стереотипов и т. п. болезненными процессами мозговых клеток. Но эта теория оставляет совершенно без внимания тот факт, что иллюзии и галлюцинации наблюдаются и при некоторых функциональных расстройствах, и не при них только, но также и у нормальных лиц. Люди первобытные, например, могут иметь видения и слышать незнакомые им голоса без какого-либо расстройства психических процессов. Поэтому приписывать безоговорочно подобные симптомы болезненному процессу в мозговых клетках я считаю весьма поверхностным и ничем не оправдываемым. Галлюцинация является прекрасным примером того, что известная часть бессознательных содержаний может прорваться в сознание, переступив его порог. То же самое верно и относительно иллюзий, представляющихся больному необычными и неожиданными.

Термин психическое равновесие является не только образным выражением: именно нарушение его показывает, что подобное равновесие действительно существует между сознательными и бессознательными содержаниями в большей степени, нежели это было признано и понято до сих пор. Собственно говоря, оказывается, что процессы, нормально совершающиеся бессознательно, ненормальным образом прорываются в сознание, этим самым нарушая приспособление данного лица к окружающему.

Если внимательно изучить прошлое подобного лица при начале наблюдений над ним, то нередко оказывается, что оно довольно долго уже находилось в состоянии некоего отчуждения, более или менее замыкаясь от мира действительности. Это вынужденное состояние отчуждения можно в обратном порядке проследить до некоторых врожденных или в раннем возрасте приобретенных особенностей, выступающих при разнообразных жизненных обстоятельствах. Так например, в жизнеописании больных ранним слабоумием мы нередко находим отметку, подобную следующей: «он всегда был склонен к задумчивости и сильно замыкался в себе. После смерти матери он еще более отвернулся от жизни, стал избегать друзей и знакомых». Или же: «еще будучи ребенком, он был занят необычайными изобретениями; впоследствии же, сделавшись инженером, целиком погрузился в честолюбивые замыслы».

Даже если далее не разбирать данного случая, становится ясным, что в бессознательном возникает противовес в виде компенсации, т. е. восполнения односторонности сознательной установки. Стало быть, первая из упомянутых отметок предполагает в бессознательном возрастающий напор, стремление к общению с людьми, искание матери, друзей, родных; во втором же случае самокритика будет пытаться установить равновесие, как известную корректуру. Установка нормальных людей никогда не бывает столь односторонней, чтобы естественная склонность бессознательного к поправке утратила влияние на ежедневную жизнь. Отличительная же черта человека ненормального именно и состоит в том, что он не признает компенсирующего влияния, которое возникает в бессознательном; напротив, он лишь усиливает свою односторонность. Это согласуется с хорошо известным наблюдением, что наиболее ожесточенным врагом волка является волкодав, что никто так сильно не презирает негров, как мулат, и что новообращенные отличаются чрезмерным фанатизмом, ибо фанатизм обусловлен необходимостью наружно нападать на то, что внутренне невольно признается истиной.

Психически неуравновешенный человек пытается бороться со своим бессознательным, т. е. со своими же компенсирующими влияниями. Он уже окружен атмосферой, как бы изолирующей и отчуждающей его ото всех, и продолжает отдаляться от мира действительности; честолюбивый же инженер старается доказать ложность своей компенсирующей самокритики тем, что болезненно преувеличивает значение своих изобретений. В результате возникает состояние возбуждения, вызывающее усиленную дисгармонию между сознательной и бессознательной установками. Таким образом противоположные пары оказываются разрозненными, и возникающий между ними разлад или состязание приводит к катастрофе, ибо бессознательное начинает постоянно врываться в сознательные процессы. Возникают всякие странные, из ряда вон выходящие мысли и настроения, и первоначальные формы галлюцинаций носят явный отпечаток внутренних конфликтов.

Подобные прорывающиеся в сознание побуждения к поправке или к компенсации должны были бы, говоря теоретически, означать начало целительного процесса, ибо следовало бы ожидать, что через них постепенно изменится предыдущая установка больного, которая отчуждает его от окружающего. На самом же деле этого не наблюдается по той причине, что бессознательные побуждения к поправке, достигающие таким способом сознательной психики, имеют форму совершенно неприемлемую для последней.

Изолированный больной обыкновенно слышит незнакомые голоса, обвиняющие его в убийстве и всевозможных других преступлениях. Голоса эти доводят его до отчаяния; вследствие вызванного ими возбуждения он пытается войти в сношения с окружающим и для этого исполняет то, чего до тех пор страшился и избегал; таким способом достигается компенсация, но в ущерб его личности.

Упомянутый выше патологический изобретатель, не будучи в состоянии использовать свои неудачи благодаря непризнанию им собственной самокритики, начинает тогда составлять еще более нелепые проекты. Он стремится выполнить неосуществимое, но впадает лишь в крайний абсурд. Через некоторое время ему обыкновенно приходится заметить, что на него начинают обращать внимание, делают нелестные для него замечания, даже глумятся над ним. Это внушает ему предположение, что существует обширный заговор, имеющий целью воспрепятствовать применению его открытий и выставить их в смешном виде. Этот способ избирается его бессознательным для достижения результатов, подобных результатам самокритики, но опять-таки в ущерб его личности, ибо критика проецируется им на окружающих.

Особенно типичной формой бессознательной компенсации является паранойя алкоголиков. Так, например, алкоголик утрачивает любовь к жене, бессознательная компенсация старается вернуть его к обязанности, но удача бывает лишь частичная: возникает ревность, точно он продолжает любить жену, Известно, что ревность эта может довести его до убийства жены или самоубийства. Другими словами, любовь его не изгладилась совершенно, а лишь сублимировалась и снова может явиться из бессознательной области под видом ревности.

Нечто подобное наблюдается и в религиозной области, а именно у новообращенных. Перешедшие в католичество из протестантства, как известно, обыкновенно имеют склонность к фанатизму. Протестантство не вполне оставлено — оно лишь вытеснено в бессознательное, где глухо работает против вновь приобретенного католичества, поэтому и новообращенный чувствует себя вынужденным более или менее фанатично защищать только что принятую им веру, подобно параноику, постоянно ощущающему необходимость защиты против внешней критики по той причине, что его иллюзорная система угрожает изнутри.

Необычайность прорывов в сознание этих компенсирующих влияний вызвана вынужденной их борьбой против существующих в сознании сопротивлении, вследствие чего компенсации и выражены бывают языком бессознательного — т. е. посредством весьма разнородных сублимированных материалов. Ибо все материалы сознательной психики, утратившие возможность применения, а потому и всякую цену, становятся сублимированными, как например, все забытые инфантильные и фантастические творения, когда-либо возникавшие в человеческой психике, от которых уцелели лишь легенды и мифы. Подобные материалы нередко наблюдаемы в раннем слабоумии, но, к сожалению, разбор причин этого явления слишком далеко завел бы нас.

Надеюсь, что этот далеко не полный доклад все-таки даст некоторое понятие о значении бессознательного для психопатологии так, как я его понимаю. Невозможно в краткой лекции обрисовать все изыскания, уже выполненные в этой области.

В заключение укажу еще на то, что функция бессознательного при психическом расстройстве, по существу своему, состоит в компенсации содержаний сознательной психики. Но по причине характерной односторонности сознательных стремлений, компенсирующие поправки во всех подобных случаях становятся недействительными. Эти бессознательные стремления неизбежно прорываются в сознательную психику, но так как они приспособляются к односторонним целям сознания, то могут проявляться лишь в искаженном, а потому и неприемлемом виде.