Качественная и количественная характеристика способностей

Способности были охарактеризованы как индивидуально-психологические особенности, т. е. такие качества, которыми отличается один человек от другого.

"Когда говорят, что опыт и разум свидетельствуют, что люди не равны, то под равенством разумеют равенство способностей или одинаковость физических сил и душевных способностей людей.

Само собой разумеется, что в этом смысле люди неравны, и поэтому говоря о способностях, необходимо охарактеризовать эти различия. Они могут быть и качественными и количественными. Для педагога в равной мере важно знать, и к чему обнаруживает способности ученик, а, следовательно, какие индивидуально-психологические особенности его личности вовлекаются в процесс деятельности как обязательное условие ее успешности (качественная характеристика способностей), и в какой мере способен ученик выполнять требования, предъявляемые деятельностью, насколько быстрее, легче и основательнее он овладевает навыками, умениями и знаниями по сравнению с другими (количественная характеристика способностей).

Качественная характеристика способностей Рассматриваемые со стороны их качественных особенностей, способности выступают как сложный комплекс психологических свойств человека, обеспечивающий успех деятельности, как набор "переменных величин", позволяющий идти к цели разными путями.

В основе одинаковых или в чем-то сходных достижений при выполнении какой-либо деятельности могут лежать сочетания весьма различных способностей. Это открывает перед нами важную сторону способностей личности: широкие возможности компенсации одних свойств другими, которые человек развивает у себя, грудясь упорно и настойчиво.

Компенсаторные возможности способностей человека выявляются, например, специальным воспитанием людей, лишенных зрения и слуха. Советский педагог и психолог А. Соколянский обучал слепоглухую Ольгу Ивановну Скороходову. потерявшую в раннем возрасте зрение и слух. В результате у Скороходовой

обнаружились и развились не только способности научного работника, но и литературные способности, наличие которых признавал еще А. М. Горький, переписывавшийся с О.Скороходовой и принимавший участие в ее судьбе. Правильная система обучения и огромный труд позволили О.И.Скороходовой развить чувствительность анализаторов, обеспечивающих высокий уровень осязания, обонятельных, вибрационных ощущений, и тем самым до известной степени компенсировать недостающие способности.

О том же свидетельствует ряд других примеров. Советский психолог М. Теплов показал, что отсутствие такой важнейшей музыкальной способности, как абсолютный слух, не может выступить препятствием на пути развития профессиональных музыкальных способностей. У испытуемых, не обладавших абсолютным слухом, удавалось выработать комплекс качеств, который включал в себя тембровый слух, память на музыкальные интервалы и т. д. и брал на себя функции звуковысотного различения, т. е. те, какие выполняет у других людей абсолютный слух.

Свойство компенсации одних способностей при помощи развития других открывает неисчерпаемые возможности перед каждым человеком, раздвигая границы выбора профессии и совершенствования в ней.

В целом качественная характеристика способностей позволяет ответить на вопрос, в какой сфере трудовой деятельности (конструкторской, педагогической, экономической, спортивной и др.) человеку легче найти себя, обнаружить большие успехи и достижения. Тем самым качественная характеристика способностей неразрывно связана с характеристикой количественной. Выяснив, какие конкретно-психологические качества отвечают требованиям данной деятельности, можно, далее, ответить на вопрос, в какой мере они развиты у человека: в большей или в меньшей степени по сравнению с его товарищами по работе и учебе. Проблема количественных измерений способностей имеет большую историю в психологии.. Еще в конце XIX — начале XX в ряд буржуазных психологов (Кеттл, Термен, Спирмен и др.) под влиянием требований, вызванных необходимостью осуществлять профессиональный отбор для массовых спе­циальностей, выступили с предложением выявлять уровень способностей обучающихся. Тем самым предполагалось, что будет установлено ранговое место

личности и ее пригодность к той или иной трудовой деятельности, к обучению в

высших учебных заведениях, к получению командных постов в производстве,

армии и общественной жизни.

Однако проблема количественной характеристики способностей с момента своего возникновения в условиях буржуазного общества приобрела двойственный

характер.

В качестве способа измерения способностей используют тесты умственной
одаренности. С их помощью в ряде стран (США, Великобритания и др.)
осуществляется определение способностей и производится сортировка людей.

Лите ратура.

1 Общая психология / Под ред. Петровского А В. М, 1991

2 Грановская P.M. Элементы практической психолог.ии. Л, 1991.

3 Айзенк Проверьте свои способности. М, 1992.

ТЕМА 9. ПЕРЦЕПТИВНАЯ СТОРОНА ОБЩЕНИЯ.

Рассматривая процесс познания человеком человека в общении, один из основоположников советской психологии, С.Л.Рубинштейн, писал: "В повседневной жизни, общаясь с людьми, мы ориентируемся в их поведении, поскольку мы как бы "чи­таем" его, то есть, расшифровываем значение его внешних данных и раскрываем смысл получающеюся таким образом текста в контексте, имеющем свой внутренний психологический план. Это "чтение" проистекает бегло, поскольку и процессе общения с окружающими нас вырабатывается определенный, более или менее автоматически функционирующий подтекст к их поведению".

Вопросы о том, как именно происходит это "беглое чтение" другого человека, что позволяет нам понимать его поведение, встают и перед исследованиями общения, и перед каждым из нас. Очень часто важно не только само по себе понимание того или иного поведения но и его основ, истоков, движущих сил, механизмов. Поэтому имеет смысл, прежде чем знакомиться с результатами научных исследований, посвященных этим проблемам, попробовать ясно сформулировать свои вопросы, ответы на которые и предстоит нам найти. Для этого необходимо описать в общих чертах то, что стоит для нас за словами "восприятие и понимание другою в общении".

Типовые схемы формирования первою впечатления. Одним из важных результатов психологических исследований формирования первого впечатления было обнаружение некоторых типовых схем, по которым строится образ другого и которые в той или иной степени используются всеми людьми. Построение образа партнера по этим схемам иногда приводит так называемым эффектам первого впечатления или систематическим ошибкам социального восприятия. Знание этих схем очень многое может дать для понимания того, как формируется первое впечатление о человеке.

Наиболее часто применяется схема восприятия, которая запускается в случае неравенства партнеров в той или иной сфере - социальной (различный социальный статус), интеллектуальной, неравенство позиции в группе (групповой статус) и т.п.

Ошибки неравенства проявляются в том, что люди склонны систематически переоценивать различные психологические качества тех людей, которые превосходят их по какому-то параметру, существенному для них. Эта схема начинает работать не при всяком, а только при действительно важном, значимом для нас неравенстве. Если я, болезненный и слабый, хочу быть здоровым и сильным и встречаю пышущего здоровьем и силой человека, то я переоценю его по всем параметрам - он в моих глазах одновременно будет и красив, и умен, и добр. Если, же для меня главное – эрудиция, образованность, то при встрече с сильным человеком ничего не произойдет, зато при встрече с интеллектуально превосходящим ошибка будет иметь место.

Психологические эксперименты ясно свидетельствуют о том, что эта схема применяется часто. Обратимся к конкретным исследованиям. В опытах А. А. Бодалева предлагали группе взрослых испытуемых описать человека по фотографии. Перед показом одного и того же фотопортрета одной группе дали понять, что это портрет героя, а другой что преступника.

В зависимости от предлагаемого статуса человека изменялись описания, данные испытуемыми по фотографии.

На пример: Преступник. "Этот зверюга что-то хочет понять, умно смотрит и без отрыва. Стандартный бандитский подбородок, мешки под глазами, фигура массивная, стареющая, брошенная вперед". Или: "Человек опустившийся, очень озлобленный, неопрятно одетый, непричесанный. Можно думать, что до того как стать преступником, он был служащим или интеллигентом. Очень злой взгляд".

Герой. "Молодой человек лет 25 - 30. Лицо волевое, мужественное, с правильными

чертами. Взгляд очень выразительный. Волосы всклокочены, небрит, ворот рубашки

расстегнут. Видимо, это герой какой-то схватки, хотя у него и не военная форма" Или:

"Очень волевое лицо Ничего не боящиеся глаза смотрят исподлобья. Губы сжаты,

чувствуется душевная сила и стойкость. Выражение лица гордое".

В другом исследовании П. Уилсон показывал студентам разных классов колледжа одного и того же мужчину, которого он назвал "мистер Инглэнд". В одном классе Уилсон представлял "мистера Инглэндд" как студента, во втором как лаборанта, в третьем – как преподавателя, в четвертом - как доцента, в последнем - как профессора.

 

6 5

После того, как гость уходил, просили максимально точно определить его рост и рост самого экспериментатора. Оказалось, что рост "мистера Инглэнда" неуклонно увеличивался по мере увеличения его социального статуса, в то время как рост Уилсона не менялся. Интересно, что разрыв в росте "мистера Инглэнда" от первого до последнею класса составлял 14-15 см.

Итак, можно полагать, что в данном случае схема восприятия такова. При встрече с человеком, превосходящим нас по какому-то важному для нас параметру, мы оцениваем его несколько более положительно, чем было бы, если бы он был нам равен. Если же мы имеем дело с человеком, которого мы в чем-то превосходим, то мы недооцениваем его. Очень важно, что превосходство фиксируется по какому-то одному параметру, а переоценка (или недооценка) происходит по многим параметрам. Договоримся в дальнейшем называть такого рода ошибки в общении действием фактора "превосходства".

Фактор "превосходства". Для того, чтобы подействовал фактор превосходства и
мы применили соответствующую схему восприятия, переоценили какие-то

характеристики человека, превосходящего нас, например, по социальному статусу, нам надо сначала это превосходство оценить. Каким образом человек это делает? По каким признакам мы можем судить о превосходстве человека в социальном положении или, например, в интеллектуальной сфере?

Исследования показывают, что для определения этого параметра в машем распоряжении два основных источника информации: 1) одежда человека, все внешнее оформление, включая такие атрибуты, как знаки различия, очки, оформление волос, награды, драгоценности; в определенных случаях рассматривается даже такая "одежда", как машина, кресло, оформление кабинета и т. д.: 2) манера поведения человека (как сидит, ходит, разговаривает, куда смотрит ит.д.).

Понятно, что, кроме этих двух признаков, у нас ничего и нет (если, конечно, не рассматривать случай, когда нам предварительно достоверно известно о превосходстве). Действительно, вряд ли можно судить о превосходстве по цвету глаз, например, или по длине носа (хотя такой признак, как цвет кожи, иногда и дает такое

основание). Вместе с тем вряд ли отмеченные источники информации были бы реально значимы, если бы через них в соответствии с исторически сложившимися стереотипами осознанно или неосознанно не передавалась бы информация о превосходстве.

В самом деле, информация о превосходстве обычно, так или иначе "за кладывается" в одежду и манеру поведения, в них всегда есть элементы, свидетельствующие о принадлежности человека к той или иной социальной группе или о его ориентации на какую-то группу.

Эти элементы служат знаками групповой принадлежности и для самого "носителя"
одежды и "автора" поведения, и для окружающих его людей. Понимание своею места в
той или иной иерархии, группе, во всей системе общественных отношений, а также
положения других людей во многом определяют общение и взаимодействие. Поэтому
выделение превосходства какими-то внешними, видимыми средствами всегда очень
существенно. В прежние времена это было настолько, важно, что определенная одежда не только могла носиться людьми определенного статуса или общественного положения, но и должна была носиться ими. Существовали определенные не только неписаные нормы, а и вполне писаные правила, что и кому можно или нельзя надевать. Например, в средние века церковь диктовала в одежде практически все, до деталей: ширину и длину платьев, длину носка обуви, количество и характер украшений для каж­дою сословия. Это закреплялось специальными эдиктами, которые высекались на камне, устанавливавшемся посреди города. Понятно, что любой житель Европы средних веков, только взглянув на человека, сразу понимал, кто (в социальном плане) перед ним. Существовали периоды, в которые система предписаний была разработана до мельчайших подробностей, все детали имели вполне определенное значение. В Китае, например, вплоть до XX в., самой распространенной одеждой был халат, причем мужские и женские халаты отличались лишь деталями. Социальное положение владельца халата кодировалось фасоном (всего два фасона) и цветом. Так, халат хань желтого цвета "мог носить только император, коричневою и белого цвета - престарелые сановники, красного и синего - герои. Студенты носили халаты т-дзу голубого цвета, крестьяне - белого, бедняки - черного. Даже застежка говорила о социальном положении: чем оно была выше, тем сложнее делались петли. Таким образом, задача

распознавания статуса в то время была довольно простой. Однако не только одежда, платье регламентировались. Предписания касались всего - карет, количества лошадей в упряжке, даже количества окон дома, которые могут выходить на улицу.

Если внимательно присмотреться, то можно заметить, что всегда вместе с увеличением степени "иерархичности", "формализованности" общества (или ею частей и отдельных институтов) растет роль одежды как опознавательного знака. Например, в армиях всего мира статус всегда фиксируется в одежде однозначно, и трудно представить себе армию без формы.

В любом обществе во времена усиления тоталитарной власти обязательно рассматриваются вопросы формы. Так, царь Николай І, много "поработавший" для упрочения самодержавной власти в России, рассматривал вопрос о специальной форме даже для кухарок; "полгорода в мундирах" - писал о николаевской эпохе А. И. Герцен. Вот очень характерный для той эпохи анекдот: "На одном из представленных на Высочайшее утверждение проектов архитектор нарисовал для масштаба фигуру человека в цилиндре, цветном фраке, жилете и панталонах. Государь зачеркнул фигуру с надписью: "Это что за республиканец?" И по поводу этой заметки по корпусу инженеров путей сообщения был издан приказ, чтобы масштабные фигуры на проектах изображались только в виде солдата в шинели и фуражке".

Вместе с демократизацией общества официальная роль одежды меняется. Сейчас, например, здесь нет запрещений или правил, каждый может надеть все, что захочет. Тем не менее, связь одежды с тем или иным видом превосходства остается достаточно сильной. Исследования показывают, что почти все взрослые могут по одежде определить социальной статус человека, примерно указать род занятий. Даже дети успешно используют этот признак. В одном из исследований испытуемым десятилетним девочкам предъявлялись фотографии наборов женской одежды. Результаты исследования продемонстрировали большую согласованность оценок испытуемых не только в вопросе социального слоя, к которому может относиться девушка, носящая "такую" одежду, но и в оценках ее личностных характеристик.

Можно утверждать достаточно определенно, что и в наше время, когда нет жестких предписаний и ограничений, роль одежды в кодировании превосходства остается

значимой. Можно, вероятно, говорить о существовании неофициальной знаковой системы одежды и внешних атрибутов человека, элементы или сочетания элементов которой являются теми крючками, которые направляют формирование первого впечатления по схеме превосходства. Полное описание этой системы очень сложная задача. Не претендуя на полноту, попробуем рассмотреть только некоторые, наиболее заметные элементы.

Что же в одежде свидетельствует о превосходстве? В первую очередь цена, чем она выше, тем выше статус. Цену мы "вычисляем", видя качество одежды, прямо связанное с ценой. Зная частоту встречаемости данной модели (дефицитность) и ее соотношение с модой (модность), мы тоже можем судить о цене одежды.

Ссоциальным статусом, кроме цены, тесно связан выбор силуэта одежды. Многие люди называют одежду людей высокого социального положения "строгой", "официальной" и т. п. Причем чаще всего эти слова относятся к силуэту. Наши иссле­дования, проведенные на разнообразной выборке испытуемых, показывают, что "высокостатусным" считается силуэт, приближающийся к вытянутому прямоугольнику с подчеркнутыми углами, а "низкостатусным" - приближающийся к шару. Действительно, с высоким статусом обычно несовместим, например, пиджак типа реглан, свитер (особенно пушистый), мягкие брюки или джинсы (нет стрелок) и т. д. И все эти особенности неосознанно фиксируются нами и влияют на оценку статуса.

Третьим фактором в одежде, который всегда отмечается как признак статуса, является ее цвет. В разных странах конкретные цвета моіут иметь разное значение. В нашей стране как признак высокого статуса отмечается одежда ахроматическая, черно-белой гаммы, а чем ярче, насыщенней и чище цвет одежды (не черный и белый), тем ниже предполагаемый статус.

Надо заметить, что эти признаки важны не только сами по себе, по отдельности, но и во взаимодействии. Так, если яркая разноцветная одежда сочетается с очень высокой

ценой, то испытуемые склонны делать вывод о финансовом превосходстве, а если
высокая цена сочетается с неподходящим силуэтом, то "носителя" скорее признают
высокостатусным "деятелем искусства", чем человеком низкого статуса. Точно так же по

одежде может быть воспринято и превосходство, например, интеллектуальное.

 

Известно, в частности, что если человек в очках, то его умственный и образовательный уровень переоценивается.

Теперь обратимся к манере поведения как признаку превосходства. В манере поведения, как и в одежде, всегда присутствуют элементы, позволяющие судить о статусе человека. "Что приличествует Юпитеру, то не приличествует быку", гласит древняя поговорка. И мы все по манере поведения можем определить наше равенство или неравенство с другим человеком.

В чем проявляется "превосходство" в манере поведения? Скорее всего, это можно

определить как независимость в различных обстоятельствах и ситуациях. Сюда относится, прежде всего, независимость от партнера: человек показывает, что ему неинтересен тот, с кем он общается, его реакции, настроения, состояние или то, о чем он говорит. Такая независимость "снаружи" может выглядеть тоже как высокомерие, наглость, уверенность в себе и т.п. Независимость от ситуации общения обнаруживается в следующем: человек как бы "не замечает некоторых ее аспект": наличия свидетелей, неудачно выбранного момента, различных помех и т. д. Такое поведение может восприниматься по-разному, но почти всегда свидетельствует об определенном превосходстве. Об этом же свидетельствует независимость от различных мелких, неписанных норм общения. Слишком расслабленная поза (например, развалившись в кресле) при важном разговоре может означать превосходство в ситуации, власть. Или: человек смотрит в сторону, в окно, осматривает свои ногти – это явная демонстрация превосходства, власти (кстати, люди зависимые обычно внимательно смотрят на собеседника, "заглядывают в глаза"). Если человек говорит непонятно дня собеседника, употребляет мною специальных терминов, иностранных слов, т. е. не стремится к тому, чтобы его поняли, то такое поведение фиксируется иногда, как интеллектуальное превосходство, хотя, в сущности, это тоже нарушение нормы общения говорить доступно.

Манера поведения может содержать в себе признаки превосходства по разным причинам вследствие действительного превосходства, объективного или только субъективного; а также вследствие превосходства ситуативного. Каждый может оказаться в ситуации, которую он не понимает, в которой он очень плохо ориентируется, и

поэтому попадает в определенную зависимость от окружающих, их советов, ответов на вопросы и т.д. В этом случае человек легко ориентирующийся - "хозяин" ситуации – по любому основанию (знает, как себя вести, кто есть кто), обязательно будет вести себя более уверенно, независимо и, следовательно, демонстрировать в манере поведения элементы превосходства. Те же элементы может показывать и человек с субъективным превосходством, "знающий себе цену", "высоко себя ценящий". Если же такое поведение не подкреплено нашими собственными представлениями или сведениями об истинном или ситуационном превосходстве, то тогда мы можем оценить в первую очередь не статус, а, например, некоторые личные качества данного человека, уровень ею притязаний (например, "он много о себе мнит").

Таким образом, можно заключить, что восприятие превосходства по манере поведения зависит от оценки независимости в поведении и от нашей готовности признать эту независимость обоснованной, т. е от нашей собственной позиции в этот момент, которая определяется значимостью для нас ситуации.

Если в какой-го значимой для себя ситуации человек чувствует себя почему-то неуверенно, неустойчиво, зависимо от каких-то, может быть, еще не состоявшихся событий (т.е. у него самого в данный момент "отрицательное" превосходство), то в этой ситуации фактор превосходства может начать действовать даже от незначительною толчка, от восприятия микроскопических (и в другое время не подействовавших бы) отклонений в манере поведения, во внешнем виде другого человека. Тогда по любому намеку, иногда воображаемому, "запускается" действие превосходства, и ошибки не замедлят сказаться. Много примеров тому: люди в острых, экстремальных ситуациях доверяются тем, кому никогда не поверили бы в обычной обстановке, слушают советы тех (и следуют этим советам), кого в незначимой, спокойной ситуации слушать бы не стали.

Прекрасным примером служит ситуация, описанная Н.В. Гоголем в "Ревизоре". Помните, как случилось, что Хлестаков был принят за ревизора? Молодой человек, "одетый по моде", сам боящийся пришедших чиновников и от этого развязный, вос­принимается ими как важная фигура (высокий статус): "Э! сказали мы с Петром Ивановичем". И все, не соответствующее на самом деле этому выводу, только

подтверждает его в их глазах: "Он! и денег не платит и не едет. Кому ж быбыть, как не ему? И подорожная прописана в Саратов... С какой стати сидеть ему здесь, когда дорога ему лежит в Саратовскую губернию? Да-с. А вот он-то и есть этот чиновник". Что привело их к такой явной, казалось бы, ошибке? Значимая ситуация, введенная Гоголем, звучит так: "Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: К нам едет ревизор".

Конечно, вспомнив школьные уроки, мы сразу подумаем, что гоголевские бобчинские и добчинские, и даже городничие вообще боялись любого начальника, так как были лакеями в душе и на их восприятие могла повлиять не столько сама эта ситуа­ция, сколько значимость для них лично чинов и званий, т. е их личные (внеситуационные) установки, ожидания, их системы ценностей, безусловно, на восприятие превосходства действительно влияет весь багаж человека и его внутренняя позиция.

Итак, действие фактора превосходства начинается тогда, когда человек фиксирует превосходство другого над собой по знакам в одежде и манере поведения. Вследствие этого человек, с одной стороны, строит свое поведение в данный момент, с другой при оценке личности партнера может допускать ошибки, описанные ранее: преувеличивать (или преуменьшать) те или другие качества человека.

Не менее важными и узнаваемыми являются ошибки, связанные с "общей эстетической выразительностью человека", т.е. с тем, нравится нам внешне наш партнер по общению или нет. Ошибки заключаются в том, что если человек нам нравится (внешне), то одновременно мы склонны считать его более хорошим, умным, интересным и т.д., т.е. опять-таки переоценивать многие его психологические характеристики.

Например, в одном из экспериментов учителям были предложены для оценки личные дела учеников. Перед ними ставилась задача определить уровень интеллекта школьника, отношение его родителей к школе, его планы в смысле дальнейшею образования и отношение к нему сверстников. Секрет эксперимента был в том, что всем давалось одно и то же личное дело, но к нему прилагались разные фотографии одна – заведомо привлекательная, а другая – заведомо непривлекательная. Оказалось, что

73
"привлекательным" детям, при прочих равных условиях, учителя приписывали более высокий интеллект, намерение поступить в колледж, лучший статус в группе сверст­ников, родителей, больше занимающихся их воспитанием.

"Удивительное дело, какая полная бывает иллюзия того, что красота есть добро, красивая женщина говорит глупости, ты слушаешь и не слышишь глупости, а слышишь умное. Она говорит, делает гадости, а ты видишь что-то милое. Когда же она не говорит ни глупостей, ни гадостей, а красива, то сейчас уверяешься, что она чудо как умна и нравственна" (Л.Н. Толстой. "Крейцерова соната").

Другой пример. Американский психолог А. Миллер, применив метод экспертных оценок, отобрал фотографии людей красивых, "обыкновенных" и некрасивых. Затем он показал эти фотографии мужчинам и женщинам в возрасте от 18 до 24 лет и просил их высказаться о внутреннем мире каждого из тех, кто был изображен на фотографиях. Испытуемые оценили и мужчин и женщин, которых эксперты отнесли к наиболее красивым, как более уверенных в себе, счастливых и искренних, уравновешенных, энергичных, любезных, утонченных и более богатых духовно, чем тех, кто был оценен экспертами как некрасивые, и даже чем тех, кто попал в категорию "обыкновенных". Кроме того, испытуемые мужчины оценили красивых женщин как более заботливых и внимательных.

"Красота производит совершенные чудеса. Все душевные недостатки в красавице вместо того, чтобы произвести отвращение, становятся как-то необыкновенно привлекательны" (Гоголь. "Невский проспект").

Таким образом, получается, что этот тип ошибки очень напоминает предыдущий: здесь тоже под влиянием одною фактора переоцениваются или недооцениваются свойства человека. Только здесь мы имеем дело с действием фактора "привлека­тельности": чем больше внешне привлекателен для нас человек, тем лучше он во всех отношениях; если же он непривлекателен, то и остальные его качества недооцениваются.

Фактор привлекательности. Если с определением знаков превосходства особых затруднений не возникает, то относительно знаков привлекательности этого не скажешь. Тут как раз возникают большие сложности. Спросите себя или своих друзей, каковы

внешние знаки, позволяющие считать одного человека привлекательным, а другого нет? Скорее всего, удовлетворительного ответа вы не получите. Хотя практическое определение привлекательности, как правило, проблем не вызывает.

Сложность этого вопроса вызвана тем, что все привыкли считать привлекательность только индивидуальным впечатлением, и мы внутренне сопротивляемся всяким попыткам ее как-то обобщить. Между тем мало для кого будет открытием тот факт, что в разное время разное считалось привлекательным, что у разных народов имеются свои, отличающиеся друг от друга каноны красоты. Из этого почти неизбежен такой конструктивный вывод: восприятие привлекательности – это процесс той же природы, что и восприятие превосходства, т е. социальной природы, а, следовательно, и механизмы их должны быть схожи. Отсюда, знаки привлекательности надо искать не в том или ином разрезе глаз или цвете волос, а в социальном значении того или иного признака, который служит знаком привлекательности. Ведь есть одобряемые и неодобряемые обществом или конкретной социальной группой типы внешности. И привлекательность – не что иное, как степень приближения к тому типу внешности, который максимально одобряется той группой или группами, к которой мы принадлежим.

В качестве знаков привлекательности могут рассматриваться те усилия, которые затрачиваются человеком для соответствия социально одобряемому типу внешности. Такие знаки фиксируются и запускают схему: человек относится либо к привле­кательным, и тогда переоцениваются все его невидимые качества, или к непривлекательным, и тогда происходит недооценка остального.

Очень хорошо это видно на примере такого слагаемого внешности, как телосложение. Принято выделять три основных типа телосложения: эндоморфное (пикническое) - склонные к полноте люди, мезоморфное (атлетическое) – стройные, сильные, мускулистые и эктоморфное (астеническое) – высокие, худые, хрупкие. Довольно давно многочисленными исследователями показано, что тип телосложения связан с некоторыми психологическими чертами. Так, пикники обычно более общительны, склонны к комфорту, переменчивы в настроениях. Атлеты характе­ризуются высоким жизненным тонусом, любовью к приключениям, а астеники обычно

более сдержаны, молчаливы, спокойны. В нашем обыденном сознании эти связи зафиксированы довольно прочно. Нам не представить чеховского "человека в футляре" толстяком, шекспировского весельчака сэра Джона Фальстафа – худым, нам не поменять астеническое телосложение Дон Кихота на пикническое Санчо Пансы. От одной этой, казалось бы, простой замены потеряет правдоподобие все повествование.

Однако в первом впечатлении все эти "конструктивные" элементы не имеют особого значения. Главное другое – какой тип телосложения социально одобряется, а какой нет. Так, в исследовании, проведенном Бродели, испытуемым предъявляли пять мужских силуэтов разных типов телосложения. Нужно было дать описание возможных психологических свойств людей с предложенными силуэтами. Реакции испытуемых расположились следующим образом. Мускулистый, спортивный (мезоморфный тип) получил в описаниях устойчивые положительные оценки. Эндоморфный тип (низкорослый толстяк) в большинстве случаев характеризовался отрицательно. Силуэты экгоморфного типа - высокие и худые - занимали в оценке испытуемых промежуточное положение: они не вызывали такой благожелательной реакции, как мезоморфный тип, но и не подвергались уничтожающей критике, как эндоморфный.

В другом исследовании Лоусон предлагал учащимся четвертого и шестого классов выбрать подходящие характеристики для трех изображений сверстников одного и того же пола и возраста - худого, полного и нормального сложения. Включенные в список 56 прилагательных давали возможность выбирать характеристики положительные или отрицательные. На основании того же списка детей просили оценить их сверстников в классе. Как и в других исследованиях, толстяк на фото не пользовался успехом, а предпочтение, оказываемое нормальному телосложению, с возрастом росло. Однако, что для нас очень важно, стереотипные оценки человеческой фигуры никак не связывались с оценками реальных сверстников. С другой стороны, достоверно зарегистрирован факт меньшей привлекательности детей эктоморфного (астенического) телосложения их реже выбирают в качестве товарищей, чаще избегают, причем замечено, что с возрастом эта тенденция усиливается, что и понятно, так как именно с возрастом человек начинает лучше ориентироваться в том, что одобряется группой, а что нет.

Таким образом, привлекателен тот тип телосложения, который социально одобряется. Но еще более привлекательны усилия, затраченные на его получение. Это заключение может показаться просто неверным, так как тип телосложения как будто задан и не изменяется. Однако если вспомнить, что мы по-разному оцениваем, например, толстяка, который этого не скрывает, и толстяка, который стремится выглядеть подтянуто, то может быть вы согласитесь с тем, что знаком привлекатель­ности являются усилия, затраченные на это приближение к идеалу.

То же касается любых других слагаемых внешнего вида, которые поддаются изменению. Одежда важна не абсолютно, сама по себе, в своем соответствии моде или принятому в группе стандарту, а относительно усилий, стремлений, затрат. "Щеголь вовсе не пустой человек: он показывает всему свету, что на него поработало немало людей, что над его прической трудились лакей и парикмахер, а над брыжами, шнурками, позументами... и т. д. и т.д. И это не просто блажь, красивая упряжь, нет, это знак того, что у него мною рук. А чем больше у человека рук, тем он сильнее. Щеголь – сильный человек".

Итак, можно сказать, что знаками привлекательности являются усилия человека выглядеть социально одобряемым в некоторой группе образом. Механизмом формирования восприятия по этой схеме является все тот же стереотип, но теперь уже не прямо по знакам принадлежности к группе, а, если можно так выразиться, по их первой производной по знакам желания быть отнесенным к данной группе.

Следующая схема, которую мы рассмотрим, без сомнения хорошо известна. Наверное, все согласятся, что те люди, которые нас любят (хорошо к нам относятся), кажутся нам значительно лучше тех, кто нас ненавидит (плохо к нам относится). Это проявление действия фактора "отношения к нам", который приводит к изменению оценки качеств людей в зависимости от знака этого отношения.

Показателен в этом плане результат исследования Р.Нисбета и Т.Вильсона. Студенты в течение получаса общались с новым преподавателем, который с одними испытуемыми вел себя доброжелательно, с другими отстраненно, подчеркивая со­циальную дистанцию. После этого студентов просили оценить ряд характеристик

преподавателя. Результаты оказались достаточно однозначными. Оценки преподавателя доброжелательного оказались значительно выше, чем оценки "холодного".

Отсюда мы можем заключить, что положительное отношение к нам действительно порождает сильную тенденцию к приписыванию положительных свойств и отбрасыванию (или невниманию) отрицательных, и, наоборот, явное отрицательное отношение вызывает устойчивую тенденцию не замечать положительных сторон партнера и выпячивать отрицательные. Таково действие фактора "отношения к нам".

Фактор отношения к нам. Знаком отношения к нам, запускающим соответствующую схему формирования впечатления, является все, что свидетельствует о согласии или несогласии партнера с нами.

Психологи Карри и Кени, выявив мнение испытуемых по ряду вопросов, знакомили их с мнениями по тем же вопросам, принадлежащих другим людям, и просили оценить этих людей. Предъявляемые мнения варьировались от полного совпадения до совершенного несовпадения с позицией испытуемых. Оказалось, что чем ближе чужое мнение к собственному, тем выше оценка высказавшего это мнение человека. Это правило имело и обратную силу: чем выше оценивался некто, тем большее сходство его взглядов с собственными от него ожидали. Убежденность в этом предполагаемом "родстве душ" настолько велика, что разногласий с позицией привлекательного лица испытуемые попросту не склонны замечать.

В приведенном эксперименте согласие задавалось впрямую. Однако сущесгвует огромное количество косвенных признаков согласия. Это и определенное поведение: кивки, одобряющие или ободряющие, улыбки в нужных местах, другие проявления, соответствующие вашей позиции, слова и даже сама манера держаться. Важно, чтобы во всем сквозило согласие... и включается схема восприятия по фактору отношения к нам. По сути, это тоже стереотип особого рода. Здесь действует представление не о реальных социальных группах, ао субъективных группах, если можно так выразиться. Речь идет о тех группах, которые не "существуют в природе", т. е. не заданы общественными отношениями, а существуют в нашем сознании. Скажем, человек считает себя умным, знающим инженером, хорошо разбирающимся в политике и футболе, счастливым в семейной жизни и т. д. Это то же самое, что относить себя к группам умных людей,

знающихинженеров, знатоков политики, футбола и др. А значит, иметь субъективные представления (стереотипы) о том, что такое умный человек, знаток футбола и т. д. И естественно, что знаком принадлежности к этим группам будет согласие с ним, а дальше срабатывает соответствующий стереотип, т. е. схема отношения к нам как бы дополняет первые две. Если "сложить" их вместе, то получится, что все они дают возможность в первом впечатлении определить групповую принадлежность человека, степень его заин­тересованности в ней и принадлежность к тем группам, которые важны для нас субъективно, например, умных, толстых, знатоков поэзии и т. д. Все это осуществляется за счет одного механизма стереотипизации.

Стереотипизация как механизм восприятия. Социальные стереотипы представляются нам основой формирования первого впечатления, а социальная стереотипизация - главным механизмом этого процесса. Под социальным стереотипом обычно понимается устойчивое представление о каких-либо явлениях или людях, свойственное представителям той или иной социальной группы.

Очень существенно для правильного понимания роли стереотипа в социальной перцепции то обстоятельство, что любой социальный стереотип – это порождение и принадлежность определенной группы людей, и отдельные люди пользуются им лишь в том случае, если они относят себя к этой группе. В этом пункте заключена основная загадка социальных стереотипов, которая очень часто мешает правильному пониманию их происхождения и функционирования.

Трудность состоит в том, что видимым "носителем" того или иного стереотипа всегда является конкретный человек. И поэтому при объяснении происхождения и функции стереотипа часто пытаются идти от изучения личною опыта человека, его знаний о предмете стереотипа, т. е. от его индивидуальных особенностей. Это приводит к совершенно неверным выводам о том, будто социальные стереотипы возникают, как правило, на основе ограниченного прошлого опыта, появляются от "незнания" и что их основной смысл для человека – "сокращать" процесс познания за счет скороспелых обобщений. Однако такие объяснения приходят в противоречие не только с данными исследований, но и просто с теми фактами, которые известны большинству людей. К примеру, если существует стереотип "все работники торговли воруют", то, сколько бы

ни обогощался личный опыт общения с честными работниками торговли, стереотип от этого мало изменяется. Мало того, человек может быть женат на безусловно честном работнике торговли и все равно считать работников торговли склонными к воровству (за исключением своей Машеньки). Все дело как раз в том и состоит, что вопреки прямой мнимости, социальный стереотип не имеет никакого отношения к конкретному человеку и, следовательно, к его опыту и знаниям.

Реальным носителем стереотипов является группа, и поэтому именно в опыте группы следует искать корни стереотипа. Разные социальные группы, реальные или воображаемые, взаимодействуя между собой, вырабатывают определенные социальные стереотипы. Наиболее известны этнические или национальные стереотипы - представления о членах одних национальных групп с точки зрения других. Например, стереотипные представления о вежливости и худобе англичан, об эксцентричности итальянцев, легкомысленности французов или "загадочной славянской душе". Стереотипные представления используются и при взаимодействии гораздо менее значимых и выделенных групп - каждый может вспомнить такие стереотипы: мальчишки из соседнего "вражеского" двора были другие, чем "наши", живущие "за рекой" другие, чем "на нашем берегу". Вот пример "территориального" стереотипа.

Итак, если в ситуации общения действует хотя бы один из рассмотренных факторов превосходства, привлекательности или отношения к нам, то человек, скорее всего, применит одну из схем восприятия и, возможно, ошибется в оценке партнера. Очень важно отметить, что эти три фактора охватывают практически все возможные ситуации общения, во всяком случая очень трудно представить себе такую ситуацию, в которой не действовал бы хотя бы один из них, в значительном числе случаев они действуют одновременно. Из этого как будто следует, что первичное восприятие другого человека всегда ошибочно. Так ли это?

В действительности вопрос о точности, правильности социальной перцепции гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. С одной стороны, специальные исследования показывают, что каждый (или почти каждый) взрослый

человек, имеющий достаточный опыт общения, вполне способен точно (в определенных
пределах, конечно) определить почти все характеристики партнера и

психологические черты, и его социально-демографическую принадлежность. Но... эта точность бывает только в совершенно нейтральных ситуациях, т. е. в ситуациях, из которых искусственно устранены все возможности взаимодействия, общения, зависимости, отношения между людьми (а такие ситуации встречаются только в специальных экспериментах и совершенно отсутствуют в реальной жизни), и единственной задачей испытуемою является точное и полное восприятие другого человека. С другой стороны, исследования обнаруживают, что почти всегда в реальных ситуациях (которые никогда не бывают стерильно нейтральными) присутствует тот или иной процент ошибок. И чем менее нейтральны отношения, чем более люди заинтересованы по тем или иным причинам друг в друге, тем больше вероятность ошибок.

ТЕМА 10. КОММУНИКАТИВНАЯ СТОРОНА ОБЩЕНИЯ

Анализируя «состав» своего общения, трудно пройти мимо такого очевидного факта, что общение - это коммуникация, т. е. обмен мнениями, переживаниями, соображениями, настроениями. И в задушевных беседах с друзьями, и в напряженных переговорах с оппонентами, и выступлении на собрании, и в объяснении с самим собой, и перебранке с соседями, и в признании в любви - в любой конкретной ситуанпи общения мы всегда что-то сообщаем партеру и что-то узнаем от него, что-то слышим, а что-то говорим сами (вслух или "без слов").

Содержание конкретной коммуникации может быть очень различным: обсуждение
свежих новостей или старых, как мир, проблем, сообщение о погоде или спор о
политике, рассказ об "их нравах", или призыв мыть руки перед едой, восторг по поводу
нашумевшей выставки или недоумение после недавних высказываний жены и о многом
другом, всего не перечислишь. Что бы это ни было – это всегда коммуникация, и представить себе общение без нее невозможно.

Существенно и то, что именно с коммуникативной стороной общения мы часто
связываем представления об эффективности общения. Именно здесь лучше всего видны
удачи и неудачи. Если мы не смогли объяснить то, что хотели, то вряд ли мы, получим
удовлетворение, а поняв, наконец, что же хотел сказать партнер, обрадуемся.

Сталкиваясь с неэффективным общением, мы чаше всего "подозреваем" коммуникацию: мои ошибки связаны с тем, что я не с того начал, не о том говорил, не с того боку подъехал, не то ответил и т.д.

В социальной психологии существует большое количество исследований, посвященных процессу коммуникации в общении и его закономерностям. Имеющиеся результаты во многом проясняют, как и при каких условиях коммуникация будет эффек­тивной. Они могут быть полезны и нам, так как помогают осознать тот круг проблем, который возникает при анализе общения.

 

 

Вначале нам необходимо как можно яснее описать, что же понимается под "коммуникацией в общении". Выло бы неверным считать, что этот термин означает просто обмен информацией. Общение не просто "сотрясение воздуха", коммуникация в общении всегда значима для его участников, так как обмен сообщениями происходит не "просто так", а ради достижения каких-то целей, удовлетворения каких-го потребностей и т. п. Мы не передаем информацию, а информируем, не обмениваемся знаниями о тяготах жизни, а жалуемся или сочувствуем, не оглашаем свои анкетные данные, а приглашаем на день рождения. Иначе говоря, та информация, котрая переда­ется и принимаемся, есть лишь средство достижения цели, лишь возможноеть удовлетворения желаний. Полому далеко не случайно, что вопрос об эффективности общения (г. е. вопрос о степени достижения целей общения) чаще всею ставится как вопрос об эффективности именно коммуникации. Следовательно, анализ и понимание "самой по себе" коммуникации в общении принципиально невозможен – он всегда должен проводиться вместе с анализом целей и значимости общения для каждого из партнеров. Соответственно вопрос об успешности, эффективности коммуникации в общении, который нас особенно интересует; также будет решаться в зависимости от учета целей каждого из партнеров.

Если бы мы знали, в чем состоит суть всех возможных барьеров на пути коммуникаций, то у нас появилось бы тогда представление о том, что можно преднринять, чтобы на них не натолкнуться. Скажем, в одном случае следует говорить на понятном языке, а в другом — вообще не говорить «про это». Иными словами, зная природу барьеров, можно было бы осознать необходимые и достаточные условия их преодоления в общении. Таким образом, перед нами стоят следующие вопросы:

I. Что препятствует эффективной коммуникации?

2 Каково происхождение барьеров?

3. Какие условия надо соблюдать, чтобы преодолевать барьеры?

БАРЬЕРЫ НЕПОНИМАНИЯ

Во многих ситуациях общения человек сталкивается с тем, что его слова, его желания и побуждения как-то неправильно воспринимаются собеседниками, «не доходят» до него. Иногда даже складывается впечатление, что собеседник защищается от нас, наших слов и переживаний, что он возводит какие то преграды, защитные сооружения, заборы и плетни на пути общения. Проходя через нагромождения этих барьеров, наши слова частью застревают в них, частью изменяются до неузнаваемости. Между тем бывают (правда, значительно реже) и такие ситуации, когда то, что мы говорим, не нагалкивается на преграды, когда путь для того, что передается, открыт и достигается полное взаимопонимание. От чего же зависит появление барьеров, почему они возникают, что, собственно, они защищают и есть ли какие-нибудь общие правила обороны, строительства и эксплуатации лих «фортификацноннмх сооружений»?

В сущности, каждому человеку есть что защищать от воздействия. Коммуникация – это влияние, следовательно, в случае успеха коммуникации должно произойти какое-то изменение в представлениях о мире того, кому она адресована. Между тем не всякий, кому адресована коммуникация, хочет каких-либо изменении, ведь они могут нарушить его представление о себе и мире, его образ мыслей, его отношения с другими людьми, его душевное спокойствие в конце концов. Изменения, вызванные коммуникацией, могут потребовать решительной перестройки всего внутреннею мира человека, подорвать веру в себя, вынудить к несвойственным ему действиям. Естественно, что каждый будет защищаться от такой чреватой последствиями информации.

Разумеется, не всякая информация, не всякое влияние в общении чем-то угрожает. Наоборот, есть большое количество таких ситуаций., когда те изменения, которых требует полученная информация, благотворны, тогда они помогают человеку, укрепляют ею жизненные позиции, дополняют (не внося противоречий) его картину мира и дают полное эмоциональное удовлетворение. От коммуникации, несущей такое, во всех от­ношениях положительное и приятное содержание, человек не будет защищаться, а станет активно осваивать ее, желать, искать соответствующие ситуации.

Получается, что, с одной стороны, человек естественно должен защищаться от любой угрожающей неприятными последствиями или подозрителыюй информации, но, с другой стороны, должен не пропустить, не оттолкнуть, искать «хорошую» информацию. Следовательно, он должен уметь каким-то образом отличать «хорошую» информацию от «плохой», «пропускать» первую и «останавливать» вторую. Каким образом это происходит?

Интересное и оригинальное понимание тех социально-психологических механизмов, которые создают барьеры на пути коммуникативною воздействия, предложил выдающийся советский ученый, историк и психолог Поршнев. Изучая истоки человеческого общения и взаимодействия, субстратом которых является речь, Поршнев пришел к выводу, что в своем исходном существе речь была способом внушения, или суггестии, самым мощным и могущественным из средств воздействия, имеющихся в арсенале человека. Об этом он писал так «Всякий говорящий внушает». Механизм такого внушения состоит в следующем: "..если налицо полное и без­оговорочное доверие... то человеческие слова у слушающею вызывают с полной необходимостью те самые представления, образы и ощущения, которые имеет в виду говорящий, а полная ясность и безоговорочность этих вызванных представлений с той же необходимостью требует действий, как будто эти представления были получены прямым наблюдением или познанием, а не посредством другого лица... Прямое внушение опасно — оно может привести человека к несвойственным, чуждым ему мыслям и поступкам, сделать орудием того, кто владеет этим оружием. Защищаясь, человек "отпускает" другим доверие очень осторожно. Поэтому хотя всякий говорящий внушает, однако далеко не всякое словесное внушение приемлется как таковое, ибо в подавляющем большинстве случаев налицо и встречная психологическая активность", называемая контрсуггестией, "противовнушением", которая содержит в себе способы защиты от неумолимого действия речи. Именно контрсуггестия и является главной причиной возникновения тех барьеров, которые выстраиваются на пути коммуникации.

Б. Ф. Поршнев, рассматривая механизм контрсуггестии, выделил такие ее виды, как «избегание», «непонимание» и «авторитет». Как мы увидим, избегание и авторитет – это защита от «источника» коммуникации, а непонимание – от самого сообщения.

Поскольку контрсуггестия — это защита от внушения, а внушение возможно только при наличии доверия к тому, кто внушает, то, по сути дела, вся конгрсупеегия — это защита от доверия (или доверчивости). Если я откажу в доверии человеку или его информации, я тем самым защищусь от его воздействия. Поэтому основной вопрос, на который как бы должен ответить каждый в ходе любого общения, это вопрос о доверии к собеседнику и к тому, что он говорит.

Если мы не доверяем человеку (он «чужой», «опасный», «чуждый»), то мы можем уйти, не слушать ею и т. д. и тем самым блокировать ею коммуникацию. Следовательно, важно уметь определять, кто «чужой». В ситуациях межгруппового взаимодействия или приравненных к ним вполне надежное отделение «своих» от «чужих» происходит на основе социальной стереотипизации и особых затруднений не вызывает. Поэтому здесь мы не будем к этому возвращаться, считая, что человек уже определил, «свой» перед ним или нет. Но что касается признаков самого коммуникативною воздействия собственно сообщения, тех признаков, по которым определяемся степень его «чуждости» и, следовательно, опасности, то о них нам еще ничего не известно, и поэтому их мы в дальнейшем будем обсуждать.

ИЗБЕГАНИЕ.

Первый и наиболее кардинальный способ контрсупесгии, выделяемый Б.Ф. Поршневым, это избегание источников воздействия, уклонение от контакта с партнером, при котором вообще никакое общение становится невозможным. Определив партнера как опасного в каком-то отношении, «чужого», «врага» «недоброжелателя», человек просто избегает общения с ним или, если совсем уклониться невозможно прилагает все усилия, чтобы не воспринять ею сообщение. Со стороны эта «зашита» очень хорошо видна — человек невнимателен, не слушает, «пропускает мимо ушей», не смотрит на собеседника, постоянно находит повод отвлечься, использует любой предлог для прекращения разговора.

Избегание как вид защиты от воздействия проявляется не только в избегании людей, но и в уклонении от определенных ситуаций, таких, в которых может возникнуть, опасность «вредного» воздействия. Когда кто-то в кино закрывает глаза «на страшных местах» - это попытка избежать эмоционально тяжелой информации. Когда кто-то, не желая, чтобы на его решение или мнение оказывали влияние, просто не приходит на назначенную встречу или заседание – это гоже избегание. Многие люди, пережившие блокаду Ленинграда, стараются даже не вспоминать о ней, их трудно, например, уговорить пойти в кино на фильм «про блокаду». Или еще установленный факт: иссле­дования показывают, что, например, статьи о том, что курение вызывает рак, постоянно читают 60% некурящих мужчин и всего около 30% курящих. Остальные 70% просто уклоняются от возможности получения таких «вредных» для них знаний. Таким образом, самый простой способ защиты от воздействия – избежать соприкосновения с источником этого воздействия.

Авторитет.

Действие авторитета как вида контрсуггестии заключаемся в том, что, разделив всех людей на авторитетных и неавторитетных, человек доверяет только первым и отказывает в нем вторым. Авторитетным людям оказывается полное доверие и по отношению к их речи контрсуггестия «не работает». Зато ко всем остальным, кому в авторитетности отказано, доверия нет никакого, и, следовательно, то, что они говорят, не имеет никакого значения. Таким образом, доверие и недоверие как бы персонифицируются, они «зависят» не от особенностей передаваемой информации а от того, кто говорит. Внушающая сила речи, суггестия, как бы канализируется, вгоняется в жесткие рамки, а все, что выпадает из этих рамок, автоматически подвергается действию контрсуггестии и не воспринимается.

Действие этого вида контрсуггестии хорошо отражено, например, в пословице «яйца курицу не учат» — однозначно сказано, что если некто относится к партнеру, как «яйцо к курице» (по возрасту, образованию, опыту и т.п.), то его можно не слушать, он «не авторитет».

В связи с таким действием авторитета очень важно знать, откуда он берется, от чего зависит присвоение конкретному человеку авторитета. Очевидно, здесь можно найти много разных «оснований». Это может быть и социальное положение (статус) партнера, ею превосходство по важному в данный момент параметру, принадлежность данного партнера к реальной «авторитетной» социальной группе, или его привлекательность в определенных ситуациях, хорошее отношение к адресату воздейст­вия, принадлежность к тем воображаемым, но важным для негогруппам, которым он безусловно доверяет. В общем и целом все те схемы, которые «запускают» механизм социальной стереотипизации, могут способствовать авторитетности человека. Механизм стереотипизации как раз и предназначен для отделения «хороших и важных» людей от «плохих и неважных». По основания для этого у каждого свои, и определяются они собственным положением в системе общественных отношений, собственной историей и основными ценностями.

Например, одно дело, когда советы по воспитанию детей дает простая женщина без специального образования, но мать-героиня, и совсем другое, когда те же советы дает психолог-профессионал, но не имеющий ни детей, ни семьи. Чьи советы будут иметь большую эффективность? Это зависит от того, что для нас важнее – личный опыт или теоретические знания. Если важнее опыт, то мы внимательно выслушаем мать-героиню и, вероятно, вообще не обратим внимание на слова психолога. Если же для нас очень существенна научная база воспитания, то мы, скорее всего, выслушаем психолога и не будем серьезно относиться к словам матери-героини («это ее частный опыт, почему я должен на него опираться, если он не имеет никакою научною обоснования?)» Может также быть, что самое важное дня нас в советчике – это не знания и опыт, точнее, не превосходство по знаниям или опыту, а его принадлежность к уважаемой или неуважаемой социальной группе. Скажем, мы не доверяем молодым: у них вечно какие-то новомодные штучки. Тогда тот, кто старше в этой ситуации, тот и авторитет. Или самое важное — степень консервативности советов, а по сути дела, согласие с нами, поскольку мы сами крайне консервативны. Тогда авторитетом будет тот, кто, но нашему мнению, может быть более старомоден, скорее всею, это многодетная мать.

 

Главное, что те социально-перцептивные навыки, которые есть у каждого, вполне позволяю наделить или не наделить источник информации авторитетом и, следовательно, доверием и предрешить таким способом степень эффективности его воздействия.

Кроме указанных., так сказать, социально-перцептивных оснований авторитета, могут быть и просто «социальные» авторитеты, т. е. такие, которые ясны до всякого взаимодействия, когда признается, например, только авторитет бога или монарха. В этом случае ограничение суггестии выступает в своем предельном случае, когда контрсуггестия распространяется на речь всех людей, кроме одного (а если этот один – бог, то просто на всех людей). Тогда оказывается, что человек закрыт практически для всех воздействий. «Когда какой-нибудь старейшина рода, вождь племени, глава государства или руководитель церкви получал авторитет, таким образом, люди могли отказать в неограниченном доверии множеству остальных».

Понятно, что, только учитывая характер формирования представлений об авторитете у собеседника, можно надеяться на реальную эффективность общения.

Непонимание.

Далеко не всегда есть возможность определить источник информации как опасный, чужой или неавторитетный и таким образом защититься от нежелательного воздействий. Довольно часто какая-то потенциально опасная для человека информация может исходить и от людей, которым мы в общем и целом доверяем («своих» или вполне авторитетных). В таком случае защитой будет «непонимание» самого сообщения. Любое сообщение можно не понять – по результату это то же самое, что не слышать и не видеть, только воздействие пробуксовывает теперь в другом месте.

Б.Ф.Поршнев выделяет четыре уровня непонимания: фонетический, семантический, стилистический и логический. Как мы увидим в дальнейшем, все они связаны с определением некоторых свойств передаваемого сообщения, которые позволяют считать это сообщение «чужим» и потому опасным. Очень упрощая, можно сказать, что в основе всех этих способов определения угрожающей информации лежит

следующее, вполне понятое представление: «чужие говорят не так, как мы», или «чужие говорят на чужом языке». Определив признаки «чужого» в сообщении, человек защищается, срабатывает контрсуггестия, он не нонимает собеседника.