В) Решение экспертных задач. На экспертизу был предоставлен текст фоноскопической экспертизы с атрибутированными репликами диалогов и проверкой записи на предмет наличия монтажа

На экспертизу был предоставлен текст фоноскопической экспертизы с атрибутированными репликами диалогов и проверкой записи на предмет наличия монтажа, а также сама аудиозапись разговоров коммуникантов.

Поставленная в вопросе 1 задача не входит в компетенцию лингвиста-эксперта, а точнее, для ее решения привлечение специалиста-лингвиста не является необходимым. Следователь, проводящий расследование данного дела, способен самостоятельно ответить на этот вопрос.

Данное экспертное исследование было назначено по делу, возбужденному по ст. 163 УК РФ «Вымогательство». «Объективная сторона данного преступного деяния характеризуется действием и способом. Действие проявляется в требовании передачи чужого имущества или права на имущество или совершения действий имущественного характера. Способ вымогательства выражается в угрозе применения насилия либо уничтожения или повреждения чужого имущества, а равно в угрозе распространения сведений, позорящих потерпевшего или его близких, либо иных сведений, которые могут причинить существенный вред правам или законным интересам потерпевшего или его близких» [Наумов]. Субъективная сторона характеризуется прямым умыслом: «Виновный осознает, что предъявляет незаконное имущественное требование, причем в качестве средства воздействия на потерпевшего использует угрозу, и желает таким путем добиться передачи ему чужого имущества или права на него. При этом не имеет значения, намерен ли виновный привести свою угрозу в исполнение при отказе потерпевшего исполнить его требование» [Комментарий к уголовному кодексу…]. Таким образом, вопросы 2 и 3 направлены на установление фактов, имеющих отношение к объективной стороне данного преступления.

Необходимо отметить, что в языковом плане требование передачи имущества способно входить как компонент в речевой акт угрозы. Напомним его структуру:

 

А) Думаю, что ты не хочешь, чтобы я сделал тебе нечто плохое

Б) Думаю, что ты знаешь, что я могу сделать тебе нечто плохое

В) Хочу, чтобы ты знал, если ты седлаешь Х, то я тебе сделаю нечто плохое

Г) Говорю: если ты сделаешь Х, то я сделаю тебе нечто плохое

Д) Говорю это для того, чтобы ты не делал Х.

 

Так, в формулу «сделаешь Х» вполне можно подставить пропозиции «не дашь деньги / не отдашь деньги».

Поставленные в вопросах 2 и 3 задачи по квалификации речевого поведения говорящих достаточно тривиальны. В речеязыковом отношении из текста вытекало, что по отношению к Х-у высказываются угрозы, в том числе и соединенные с требованием передачи денег. Приведем конкретные примеры прямых и косвенных угроз, высказываемых в адрес Л.

Примеры косвенных угроз:

1. М1 - Почему ты на встречу не являешься? Когда тебе люди назначают стрелку почему ты не приезжаешь на стрелку? Почему ты прячешься дома? Я спрашиваю, тебе задаю вопрос нормально. Почему ты не являешься на стрелки? Тебе люди за- забивают стрелки. Ты их игнорируешь. Почему? Тебе что блядь сломать нахуй или что? Панкратионовцев позвать? Я тебе еще раз объясняю. Если бы за тобой не было косяков тебя почему как собаку к батарее привязывали? А? Ты зачем доверием воспользовался пацанов? В легавую пойдешь. Мы разберемся и с легавыми если надо. Когда ты рассчитаешься с пацанами? Полтинник когда отдашь? Давай на тебя кредит возьмем. Берем на тебя кредит и ты в расчете с паца-. Давай Рост на него кредит возьмем.

2. М1 - Жень. Ты зачем восполь-. Ты спортсмен? Ты занимаешься спортом. Ты зачем крысил? У нас не воруют у нас крысят. Я с братвы. У нас крысят. Это называется крысятничество. Ты воспользовался нашими блядь возможностями. Ты когда с людьми рассчитаешься? Ты должен пятьдесят тысяч. Когда ты с людьми? Давай на тебя кредит возьмем.

М* -... (квартиры).

М1 - Берем на тебя кредит. Ты с пацанами отбиваешься и все. К тебе претензий нет. Я выставляюсь гарантом что... получит тебя пальцем никто не тронет. По идее тебя надо сломать. Ты осознаешь что это крысятничество? Да тебя никто не тронет тебе слово даю я тебе отвечаю.

3. М1 - Ну как ты не должен? Ты воровал. Тебя зачем цепями приковывали как крысу. По идее тебя вообще сломать. Это я еще с тобой разговариваю. Если приехали бы спортсмены они бы тебя сломали. Меня еще раз говорю Виталька Толстый звать.

4. М1 - Да сейчас я Дим. Подожди я сейчас разговариваю. Перезвони мне через пять минут. [заканчивает разговаривать по телефону] Слушай сюда. Я тебе предлагаю такой вариант. Ты выставляешься гарантом. Ой поручителем в банке. Я твой долг отдаю пацанам. Сколько баба берет. Ты просто выручаешь пацанов. Вернее как отдаешь свой долг крысятничество. А они работают со мной. Ты. У нас не воруют у нас крысят. Ты крыса. Тебя по идее надо взломать вообще тебе. Чтобы тебя сделать инвалидом. Тебе руки за это отрезать надо. Ты себя ведешь как последний гондон. Тебе люди предоставили работу и ты воспользовался этим. Зачем ты это делал? Женя. Ответь мне на вопрос.

5. М1 -... сломают. Я же ему объясняю что... могут сломать просто приехать с тобой сейчас по-людски разговаривают. Люди приехали с тобой разговаривать по-людски.

6. М1 - Тебя что избить что ли или что?

В данных фрагментах М1 утверждает, что М2 должен вернуть деньги, так как он их украл. При этом он подчеркивает, что он приехал просто с ним поговорить, постоянно отмечая, что существует возможность иных форм воздействия. На имплицитном уровне это означает следующее: «Если ты не будешь нормально разговаривать (=не признаешь и не отдашь долг), то вопрос будет решаться при помощи насилия». Данная угроза не выражена прямо в тексте.

Примеры прямых угроз:

1. М1 - Я что ты не должен? Садись в машину. А что ты боишься? Садись в машину. Я тебя сейчас прям здесь сломаю. Ты думаешь я такой хлюпкий что ли или что? В машину садись пойдем поговорим. Пойдем к машине поговорим. Я тебя, и на хуй ты не нужен. Ни хуя ты не должен. У нас крысят. У нас. Тебя что пацаны... этими. К батарее приковывали зачем? А?

2. М1 - Я тебе отвечаю говорю залазь в машину сейчас люди приедут тебя сломают! Я говорю в машину залазь блядь!

Думаем, что последние примеры не требуют каких-либо комментариев, они достаточно очевидны, по нашему мнению, это должно быть очевидным, в том числе и для следователя. Хотя данные угрозы, безусловно, уже не связаны с требование передачи денежных средств, вопрос о том, могут ли они быть квалифицированы по статье 119 УК РФ (Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью) является отдельным, который носит, безусловно, юридический характер.

Таким образом, остается открытым вопрос о необходимости привлечения специалиста в области лингвистики для решения поставленных вопросов: все носители языка, включая следователя, имеют собственно языковой (здесь мы пользуемся противопоставлением собственно языковое / метаязыковое) опыт реакции на речевые произведения, если они являются угрозами, поэтому в каком-то отношении следователь, а затем судья могут определить, что в представленной фонограмме присутствуют как прямые, так и косвенные угрозы. Еще раз подчеркнем, что описание тех случаев, когда следователь или судья могут ошибаться является необходимым в том отношении, что без такого описания невозможно определить целесообразность назначения экспертизы по категориям дел, связным с выявлением угрозы.

Однако, по нашему мнению, относительно данной экспертной ситуации может быть поставлена и другая задача. Перед лингвистом может быть поставлен вопрос о том, присутствовали ли угрозы в адрес потерпевшего ранее, в тот день, когда подозреваемые заперли потерпевшего в спортивном зале и забрали у него сотовый телефон. В этой ситуации представленные к исследованию материалы являются уже косвенными источниками информации о речевом поведении подозреваемых такого-то числа и года. Хотя и то, что эта задача требует привлечения специалиста-лингвиста, тоже может вызывать сомнения. Следователь имеет (или должен иметь) навык по выявлению противоречий в текстах, будь то тексты спорных разговоров или тексты допросов или какие-либо другие тексты. Однако все-таки, так как решение этой проблемы представляет теоретический интерес, то мы считаем необходимым описать ход решения этой задачи. Прежде чем приступить к этому, напомним, что слово «теоретический» не означает «неприменимый к описанию того, что было», мы склонны, скорее полагать, что как раз наоборот: мы исследуем, что могут нам дать те теоретические знания о языке, которые мы применяем при исследовании конкретных ситуаций.

Из следующих фрагментов текста можно вывести, что в адрес Х-а были высказаны угрозы.

 

ФРАГМЕНТ 1

М1 - Ну там было то что. Вы говорили мы тебя отпустить не можем. Я же. Я предложил бы.

М3 - Нет. Потому что...

М1 - Мы тебя отпустить не можем мы тебе не доверяем (вот и все).

М3 - Мы потому что мы не можем тебя оставить.

М1 - Ну.

М3 - С открытым клубом. Мы у тебя забра- забрали ключи.

М1 - А почему я остался внутри клуба?

М2 - Потому что ты сам это захотел. Ебать в рот. Ты же сказал: давайте оставьте меня здесь нахуй.

М3 - Ты сказал ребята я никуда не денусь.

М2 - До утра. Я никуда не денусь нахуй. Это чьи слова были?

М3 - Твои слова. Жень.

М2 - Чьи слова были?

М1 - Я точно так же мог бы уехать а потом утром приехать.

М3 - А что ты не уехал-то?

М1 - Не отпустили.

М3 - Как не отпустили?

М2 - Тебя что (кто-то) насильно держал что ли?

М3 - (Тебя) хоть раз что-то... ударил или что... сделал Жень?

[говорят одновременно]

М2 - Тебя кто-то вообще что-то

М3 - Хоть толкнул пихнул?

М2 - к тебе прикоснулся нахуй когда ты собрался уходить?

М1 - Ну зато было сказано многое. Что я решил лучше не уходить.

М3 - Как. Как как... что... было сказано...?

М1 - (Варлам) там какой-то.

М3 - Как?

М1 - (Варлам) какой-то.

М* - Вар-

[смех]

М3 - Ой Женя ну ты дурак. Варлам это просто... бомж это просто знаешь это для нас это. Это как клоун. Просто ну как это?

М2 -... ну ни ни низость а г-, грубо выразился в принципе мужик-то нормальный.

М3 - А что... (Варлам). А Варлама пригласить?

М2 - Ну просто пригласить чтобы он караулил его.

М3 - Это вот как типа.

М2 - Просто прикол нахуй.

[смех]

М3 - Ну да страшно наверное звучит.

М2 - Ты. Ты бы видел его нахуй ты бы уже...

М3 - Нет. Страшно наверное звучит.

М2 - Ну Варлам ну.

М1 - Вы же говорили что меня в багажник посадите в какой-то лес отвезете. Что я там останусь.

М2 - А ты же говорил что ты деньги должен...

М3 - Жень. Нет. Подожди.

ФРАГМЕНТ 2

М1 - Ну мне было сказано что оформишь на свое имя для нас кредит. То есть кто там я не знаю.

М2 - А-а.

М3 - Так ты же сам согласился Жень.

М2 - Ты же сам согласился.

М1 - Я ничего не соглашался.

М3 - Как не соглашался? Ну что ты врешь-то нагло стоишь? Ты стоишь и нагло врешь.... наглец.

М1 - Я...

М3 - Жень. Ты наглец.

М2 - Просто наглый (человек) невменяемый и наглый.

М1 - Ну когда человеку. Когда человеку. Угрожают.

М3 - Ну кто тебе угрожал Жень? Тебя хоть пальцем или что-то тронул (или) что...

М1 - Словесно словесно.

М* - Как словесно?

М1 - Пальцем это уже не угроза это уже. Пиздить начали. А словесно было сказано. Что нет так значит лесок там. Оставляют в леску. В леске.

М3 - Слушай Жень су- судя по твоей литературе которую ты читаешь. Ты не должен бояться таких слов.

 

Вероятно, что только относительно первого фрагмента может быть сделан категорический вывод о том, что в адрес Х-а была высказана угроза. Подозреваемые сообщают о том, что ими было произнесено высказывание, в которое входило имя «Варлам», при этом очевидно, что они сообщают также о том, что это имя было произнесено в таком контексте, что слушающий (потерпевший) мог воспринять его как угрозу. Это вытекает из следующей реплики спорной фонограммы: «Страшно, наверное, звучит», а также из пояснений подозреваемых потерпевшему о том, кто такой Варлам, из наличия этих объяснений следует, что потерпевший ранее не знал о том, кто это такой.

В остальных двух фрагментах, очевидно, нет возможности сделать необходимо истинный вывод о наличии угроз в адрес Х-а. Поясним это. Во фрагменте номер два со стороны М3 присутствует факт «косвенного признания» того, что в адрес Х-а было произнесено высказывание, которое являлось угрозой, но смысловое соотношение реплик диалога имплицирует две равновероятных интерпретации высказывания М3 «Слушай Жень су- судя по твоей литературе которую ты читаешь. Ты не должен бояться таких слов»:

1. Угрозы были высказаны, но, думаю, ты не мог воспринимать их как реальную угрозу.

2. Даже, если были бы высказаны угрозы, думаю, ты не мог бы их воспринимать как реальную угрозу.

Обе эти интерпретации совместимы с целевой установкой высказываний подозреваемых: они пытаются доказать Х-у, что Х признал долг и добровольно согласился оформить на себя кредит.

Заканчивая анализ, отметим, что мы до конца не уверены в корректности полученных выводов, более того, мы не уверены в том, что полученные результаты не являются тривиальными. Но мы предпринимали этот анализ не для того, чтобы дать исчерпывающее объяснение конкретной ситуации, но скорее, для того, чтобы еще раз показать, что выяснение эмпирического содержания лингвистических теорий является одной из приоритетных задач теоретической лингвистики и лингвистической экспертологии как направления, которое использует эти теории для объяснения конкретного речевого поведения. Знание о том, где они (теории) применимы, а где – нет, представляет ценность для лингвистической экспертологии, а знание о том, каким фактам они «запрещают» существовать – для теоретической лингвистики.

 

Заключение

Лингвистическая экспертология как область юридической лингвистики и как область практических лингвистических исследований стимулировала постановку определенного вида проблем, без решения которых дальнейшие исследования в этой области, по нашему мнению, могут оказаться неэффективными. Настоящая работа была направлена на выявление этих проблем и выдвижение предположений по их возможному решению.

Центральной проблемой, которая следует из того, что лингвистическая экспертология представляет собой прикладную область лингвистики, является проблема статуса лингвистической теории, с одной стороны, в аспекте ее соответствия / несоответствия действительности, а с другой стороны, в аспекте ее применения для объяснения конкретных ситуаций. Сначала остановимся на комментарии второго выделенного нами аспекта.

В настоящее время в лингвистике, по нашему мнению, неявно доминирует взгляд, согласно которому теоретические знания – это сорт знаний «для-себя» и «в-себе», и они не имеют никакого значения для решения прикладных задач или, по крайней мере, весьма слабо с ними связаны.

Разрабатывая концепцию книги, автор исходил из другой презумпции, согласно которой не существует ни одной прикладной задачи, которая не решалась бы при помощи какой-либо теории, включая теорию, основанную на обыденных представлениях о предмете исследования. Естественно, мы не считаем, что прикладное и теоретическое – это одно и то же, но их объединяет достаточно важная вещь – факт. Любая теория предназначена для описания и, что более важно, для объяснения существующих фактов, прикладные же исследования, по крайней мере, в лингвистической экспертизе, направлены на ситуационное объяснение фактов[81]. При этом конкретное ситуационное объяснение не может обойтись без какой-либо теории.

Таким образом, в исследовании мы исходили «из примата» теоретического, считая, что в прикладных исследованиях обязательно применяются существующие лингвистические теории (в том числе и неполные, и внутренне противоречивые, и ad hoc теории) к описанию и объяснению ситуаций или событий, которые происходят в конкретное время в конкретном месте. Эта позиция может быть обоснована тезисом о невозможности чистого индуктивного познания как научно-теоретического, так и обыденно-ориентационного [Поппер, 2002]. Поэтому для того, чтобы описывать какие-то конкретные ситуации необходимо выяснить, какие лингвистические теории в настоящее время кладутся в основание объяснений конкретных фактов. Анализ этого вопроса привел нас к утверждению о том, что существующие лингвистические теории, которые доминируют как в классической теоретической лингвистике, так и в одной из ее прикладных областей – лингвистической экспертизе – построены, с одной стороны, на субъективной теории истины, а с другой стороны, они являются реалистическими теориями. Эти два признака логически не предполагают друг друга, хотя в существующей лингвистической методологии образуют определенное единство, в том смысле, что принятые лингвистические теории ведут к субъективизации и релятивизации лингвистических описаний.

По отношению к принципу реализма это заключается в том, что принятые теории формулируются не по отношению к фактам (событиям, которые происходят в конкретное время в конкретном месте), но по отношению к названиям этих фактов, вследствие этого в лингвистике как науке доминирует интерпретационный, а не описательный принцип построения теорий. Реалистический принцип поддерживается и доминирующей в лингвистике субъективной теорией истины, которая основывается, с одной стороны, на признании субъективности естественного языка, в том смысле, что языковая деятельность – это деятельность, которая «пронизана» субъективным началом, и это в определенном смысле основано на фактическом положении дел, так как, очевидно, что любое речевое произведение порождается конкретным человеком. С другой стороны, в лингвистике как науке не ставится вопрос о ложности лингвистических теорий, что является следствием принятия ценностей субъективистского плюрализма, который может быть описан формулой «все истинно» или «все правы с какой-то точки зрения».

Работа основана на концепции методологического номинализма, согласно которой названия классов явлений есть сокращения для обозначения описательных высказываний, поэтому общие понятия – это гипотезы, которые могут быть опровергнуты опытом, а, следовательно, вопросы реалистического характера носят словесный характер и не являются важными вопросами. Данные вопросы могут быть переформулированы в вопросы о действительности в том смысле, что при ответе на поставленный вопрос мы высказываем предложения о действительности, которые могут быть истинными или ложными. Последний факт (ложность высказываний) свидетельствует в пользу того, что мы способны принимать какие-то высказывания в качестве истинных не потому, что нам это нам нравится или кажется полезным или в силу договоренности, а потому что мы можем их соотносить с тем, что происходит и не происходит в реальности.

Принятие данной концепции неизбежно ставит вопрос об объяснительной продуктивности базовой лингвистической оппозиции субъективного / объективного. С точки зрения концепции методологического номинализма данная оппозиция не может быть продуктивной в лингвистике, так как ментальные состояния, например, говорящего – это тоже определенный сорт событий, и утверждения об этих событиях являются фактическими утверждениями в том смысле, что эти утверждения могут и не могут соответствовать фактам. Таким образом, относительно информации, которая кодируется в конкретном сообщении принимается гипотеза о том, что в нем (речевом сообщении) кодируется информация как о состоянии мира, так и о ментальном состоянии человека, производящего это сообщение. Принятие этой гипотезы влечет принятие того, что эти два типа информации могут быть в теоретическом плане описаны при помощи фактических утверждений и ни один из этих типов информации не является более реальным или предпочтительным. Укажем также, что развиваемая теория не требует изложения ее в такой форме, в которой истина признается истиной относительно категории «сторона» или «аспект», другими словами, нет никакой необходимости излагать представленную лингвистическую теорию примерно в таком ключе: «В любом высказывании кодируется информация, с одной стороны, о мире, с другой стороны, о ментальных состояниях субъекта речевой деятельности, и так как субъект речевой деятельности – это часть мира, то информация о его ментальных состояниях тоже объективна, верно и обратное, так как мир воспринимается конкретным человеком, и перерабатывается этим конкретным человеком, то информация о мире, которая кодируется в речевом сообщении является и субъективной информацией». Такие формулировки, конечно возможны, но они ничего не добавляют к фактическому положению дел, но касаются только характера употребления слов «субъективно» и «объективно».

Характер принятой в работе теории и определил характер решения конкретных прикладных проблем, которые поставлены в лингвистической экспертологии. Во-первых, мы стремились исключить все экспертные проблемы, которые сформулированы в реалистической форме, как, например: «Что такое угроза?» или «Что такое оскорбление?» и попытались переформулировать их в номиналистической форме, представить их как проблемы о реальности и эмпирических фактах. Согласно этой переформулировке оскорбление, например, – это единица кода русского языка в том смысле, что если говорящий пользуется этой единицей, то он обязательно вынужден вести себя определенным образом и если он этого не делает, то речевое произведение не способно передать необходимую информацию, следствием этого являются коммуникативные неудачи. Тогда как неприличная форма не является единицей кода русского языка, и этот тип информации не кодируется в сообщении так же, как кодируется, например, семантический компонент женскости при употреблении слова «врачиха» или кодируется оскорбление при употреблении речевого акта «оскорбление».

Во-вторых, мы пытались обосновать тезис о том, что реальные речевые события, относительно которых формулируются экспертные задачи, не зависят от определения терминов, называющих эти явления, ни в отношении точности этих определений (например, в лингвистике) ни относительно сферы бытования этих определений. В последнем случае мы имеем в виду распространенный взгляд, согласно которому оскорбление зависит от того, как оно определяется в лингвистике или юриспруденции, и мы (в соответствии с этой позицией) имеем, по крайней мере, два оскорбления – юридическое и лингвистическое.

И, наконец, в-третьих, мы попытались дать номиналистическое описание конкретных явлений языка и речи, которые в настоящее время являются предметами экспертных исследований в рамках разрешения различных юридических категорий дел. В книге с различной степенью подробности описаны такие формы речевого поведения как оскорбление, угроза, призыв и д.р., осуществлена попытка семантического и прагматического объяснения различий между оценочными и фактитивными высказываниями.

Естественно, что поставленные проблемы не решены в работе полностью, прежде всего, это объясняется тем фактом, что это невозможно в принципе, так как любое объяснение не является окончательным объяснением, но является системой гипотез, которые совместимы со всеми известными к конкретному периоду фактами, и принимается только на основе того, что является к конкретному времени более эффективным объяснением. Но мы также способны указать на конкретные слабые стороны в разработанной нами номиналистической концепции описания фактов языка и речи, являющихся предметом лингвистической экспертизы.

Так, очевидно, что в книге до конца не решена проблема границ применения в качестве объяснительного принципа для описания процессов порождения и восприятия речевых произведений такой лингвистической гипотезы, как «речевой акт». Но то, что эта проблема должна быть решена не вызывает никаких сомнений. Необходимо пояснить нашу позицию по поводу высказывания «должна быть решена». Неограниченное применение объяснительного принципа, называемого словосочетанием «речевой акт» в итоге может привести к следующей ситуации: ничто не будет «запрещать» нам как лингвистам выделять, например, речевой акт утверждения конкретного Х-а в конкретное время в конкретном месте. (Например, мы можем выделить речевой акт утверждения Петрова 25.05.95 в 13.00 по адресу Х и т.п.), естественно, что при таком подходе речевой акт лишается статуса объяснительной теории, в основе которой лежат общие высказывания формы «для всех Х верно, что…». Однако отметим, что проблема ограничений, по нашему мнению, может быть решена. В частности, мы считаем, что нам удалось обосновать тот факт, что оценка не является речевым актом, а это значит, по крайней мере, что не все является речевым актом. Безусловно, что необходимы дальнейшие разработки лингвистической теории в этом направлении.

Мы уверены, что это не единственный недостаток данной теории и считаем, что необходимо критическое обсуждение как можно большей части положений исследования в плане поиска ответа на следующие вопросы: «Какие положения исследования опровергаются эмпирическими фактами, то есть являются фактически ложными?», «Какие допускают возможное опровержение, то есть являются содержательными (содержательными в том смысле, что претендуют на описание реального положения дел) собственно теоретическими положениями?». И, наконец, быть может, самый основной вопрос: «Какие положения не могут быть опровергнуты ни при каких условиях и, соответственно, не являются эмпирически содержательными утверждениями?»

Приложение

Типовые вопросы и пределы компетенции лингвиста-эксперта в рамках решения экспертных задач по различным категориям дел

Пределы компетенция лингвиста-эксперта и типовые вопросы по делам об оскорблении (ст.ст. 130, 297, 319 УК РФ)

Компетенция лингвиста.

В компетенцию лингвиста входит:

1. Установление отнесенности спорного высказывания / текста к конкретному лицу.

2. Установление отсутствия / наличия речевого акта оскорбления.

3. Установление формы передачи информации – приличная / неприличная.

В компетенцию лингвиста не входит:

А) Юридическая квалификация материала.

В лингвистической экспертизе не допускаются выводы о том, что Х намеренно (умышленно) оскорбил У, так как квалификация умысла (прямого или косвенного) является юридической квалификацией и не входит в компетенцию лингвиста-эксперта. Не допускаются также выводы об оправданности / неоправданности речевого поведения инвектора. Такие выводы входят в компетенцию суда, лингвист лишь может указать в качестве экспертной инициативы на факты, которые, по его мнению, значимы для рассмотрения дела по существу. Например, «По существу дела считаем нужным отметить, что речевому акту оскорбления Х-ом У-а предшествовал речевой акт оскорбления У-ом Х-а». Оправдывает ли такое положение дел Х -а, входит в компетенцию суда.

Б) Определение возможного психологического состояния инвектума.

Определение возможного психологического состояния инвектума также не входит в пределы компетенции лингвиста-эксперта. Кроме того, что установление факта психологического ущерба входит в компетенцию психологии и суда (при оценке степени причиненного ущерба), вывод, сформулированный следующим образом: «Фраза (слово) Х способна причинить ущерб (=может быть оскорбительной (=обидной) для лица)», вероятно, бессодержателен. Тот факт, что для Х-а фраза может быть обидной не нуждается в обосновании, когда Х написал заявление о возбуждении уголовного дела по оскорблению. В принципе данный ответ мог бы быть положительным в том смысле, что способен был нести позитивную информацию, когда были бы установлены ситуации, в которых Х не имеет права обижаться, но такой юридический подход к проблеме оскорбления на данном этапе вряд ли возможен (в принципе остается проблемой, насколько он целесообразен).

4.1.2. Типовые вопросы к лингвисту-эксперту:

Выделяются следующие три группы вопросов к лингвисту-эксперту.

1. Первая группа вопросов направлена на установление факта отнесенности (=адресованности) спорного высказывания к конкретному лицу. Данное экспертное задание формулируется, как правило, в следующих вопросах.

А) Содержит ли текст информацию о конкретном Х -е?

Б) Можно ли по имеющимся в тексте различным номинациям установить что речь идет о конкретном Х -е?

В) Относится ли фраза к конкретному Х-у (=адресована ли фраза конкретному лицу?)?

2. Вторая группа вопросов связанна с установлением наличия / отсутствия речевого акта оскорбления.

Сюда входят следующие вопросы:

А) Оскорбительна ли фраза Х?

Б) Является ли высказывание оскорбляющим честь и достоинство лица, к которому оно обращено?

Б) Представляют ли собой (являются ли) высказывания оскорблением?

Отвечая на вопрос А необходимо учитывать, что его можно понимать двояко: а) как определение психологического состояния инвектума (обидно / необидно) и б) как выяснение наличия / отсутствия речевого акта оскорбления. Целесообразно под этим вопросом понимать квалификацию спорного текста / высказывания с точки зрения наличия / отсутствия в нем речевого акта оскорбления, в силу изложенных в разделе о пределах компетенции лингвиста соображений.

1. Третья группа вопросов связана с установлением наличия / отсутствия неприличной формы в спорном высказывании (тексте).

А) Имеется ли в тексте негативная оценка личности, выраженная в неприличной форме противоречащей правилам речевого поведения, принятым в обществе?

Б) Имеется ли в тексте негативная (бранная, неприличная лексика)?

В) В какой форме, приличной или неприличной, было высказано суждение в адрес Х?

Г) Имеются ли в тексте бранные слова и выражения, словесные конструкции с оскорбительным переносным значением или оскорбительной эмоциональной окраской?

Д) Носит ли высказывание неприличный характер?

При ответе на вопрос о форме выражения коммуникативного намерения целесообразно учитывать, что концепт «неприличная форма» не имеет в лингвистике определенного содержания и фактически не разработан как концепт, утверждающий что-то о свойствах высказываний или лексем русского языка, но очевидно, неприличными являются:

А) обсценные слова и выражения;

Б) непристойные слова и выражения.

В связи с тем, что признак неприличная форма является в уголовно-правовом аспекте квалифицирующим, а именно введен для определения того факта, что деяние относится к разряду преступлений, так как обладает общественной опасностью, при этом моральный вред может быть компенсирован и в гражданско-правовом порядке (ст. 151 ГК РФ) рекомендуется в качестве неприличной формы квалифицировать высказывания, которые содержат два названных выше класса единиц (список лексем и выражений русского языка, которые являются неприличным, приведен в Приложении с….), относительно остальных единиц, которые могут вызвать какие-либо сомнения рекомендуется использовать право отказа от дачи заключения ст. 57. п. 3(6) УПК РФ.

Пределы компетенции лингвиста-эксперта и типовые вопросы по делам о распространении не соответствующих действительности порочащих сведений (ст. 152 ГК РФ) и клевете (ст.ст. 129, 298 УК РФ)

4.2.1. Компетенция лингвиста-эксперта. В рамках данной категории дел предметом исследования является речевое поведение автора спорного текста. В компетенцию лингвиста входит установление следующих фактов:

1) содержание конкретного спорного высказывания либо конкретной спорной единицы высказывания (текста);

2) наличие / отсутствие негативной информации о конкретном лице / субъекте делового оборота;

3) отношение (относится или нет?) негативной информации к конкретному лицу;

4) способ выражения информации оценочное суждение (мнение, убеждение) / утверждение о фактах.

Таким образом, лингвист квалифицирует речевое поведение в следующих аспектах:

А) автор речевого произведения передает негативную информацию о конкретном лице, негативная информация выражена в форме утверждения о фактах (утверждается наличие ситуаций, имевших / имеющих место в реальности, негативно характеризующих конкретное лицо).

Б) автор речевого произведения передает негативную информацию о конкретном лице, негативная информация выражена в форме оценочного суждения (производится негативная оценка ситуаций, с которыми была связана (или связана в данный момент конкретная личность) или оценка самой личности на шкалах хорошо / плохо, достоверно / вероятно и т.п.

В пределы компетенции лингвиста не входит:

1) Юридическая квалификация речевого поведения.

Лингвист не может установить:

- порочат ли спорные сведения честь конкретного лица,

- умаляют ли спорные сведения достоинство конкретного лица;

- наносят ли (способны ли нанести) спорные сведения вред деловой репутации субъекта делового оборота;

2) Юридическая и морально-этическая квалификация выраженной в тексте информации.

Лингвист не может установить:

- содержится ли в тексте информация о нарушении конкретным лицом или субъектом делового оборота действующего законодательства;

- содержится ли в тексте информация о нарушении конкретным лицом или субъектом делового оборота морально-этических норм и принципов.

3) Гносеологические характеристики спорных высказываний.

Лингвист не может установить:

- проверяемо или нет конкретное спорное высказывание на предмет его соответствия действительности.

Типовые вопросы

1. Содержатся ли в статье «...» негативная информация о лице? В каких конкретно высказываниях содержится негативная информация?

2. Можно ли по имеющимся в тексте различным номинациям установить что речь идет о конкретном Х -е?

3. Относится ли фраза к конкретному Х-у (=адресована ли фраза конкретному лицу?)?

4. Содержатся ли в статье «...» негативная информация о деловой репутации юридического лица / общественной организации / фирмы / учреждения «...» (название)?

5. В какой форме – утверждения о фактах или оценочного суждения – представлена информация?

 

Пределы компетенции и типовые вопросы по делам о призывах к экстремистской деятельности, а также возбуждении расовой, религиозной, национальной и социальной ненависти и вражды (ст.ст. 280, 282 УК РФ)

4.3.1. В компетенцию лингвиста входит:

А) Установление наличия / отсутствия призывов в спорном речевом произведении.

Б) Установление наличия / отсутствия речевых актов оскорбления по отношению к какой-либо группе лиц, объединенных на основе расовых, религиозных, социальных признаков.

В компетенцию лингвиста не входит:

А) Установление содержания призывов:

- являются ли выявленные призывы призывами к насильственному изменению основ конституционного строя РФ;

- являются ли выявленные призывы призывами к нарушению целостности РФ;

- являются ли выявленные призывы призывами, ведущими к нарушению прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии

- являются ли действия, к которым автор спорного речевого произведения призывает неопределенную группу лиц экстремистскими действиями и др.

Данные вопросы имеют отношение к сфере компетенции юриста, и не входят в пределы специальных познаний лингвиста, так как последний, не имея юридического образования, не знает, например, могут ли конкретные призывы вызвать действия, которые способны привести к насильственному изменению основ конституционного строя РФ.

Б) Установление реальных (=некоммуникативных) намерений говорящего:

- Направлено ли спорное речевое произведение на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации?

- Направлено ли спорное речевое произведение на возбуждение социальной, расовой, межнациональной розни?

- Можно ли утверждать, что автор сознательно и целенаправленно стремился возбудить ненависть и вражду по отношению к людям той или иной нации, вероисповеданию, унизить их человеческое достоинство, исходя из национальности, происхождения, отношения к религии, если да, то, что об этом свидетельствует?

Эти вопросы также относятся к сфере компетенции юриста и связаны с установлением формы вины, фактически за этими вопросами стоят следующие вопросы: «Хотел ли говорящий разжечь межнациональную рознь, произнося высказывание Х?» или «Хотел ли говорящий, чтобы были захвачены властные полномочия, когда произносил высказывание Х?» Лингвист не может ответить на эти вопросы, поскольку язык может использоваться неискренне, таким образом, из наличия призыва не вытекает желание призывать (кто-то, например, может призывать под угрозой).

В) Установление способности призывов побуждать неопределенную группу лиц к конкретным действиям либо установление способности действий, к которым призывают в спорном речевом произведении, приносить ущерб общественным отношениям:

- Способны ли данные действия (призывы к действиям) вызвать социальную, расовую, национальную или религиозную вражду, рознь?

- Какова характеристика речевого произведения в целом с точки зрения возможности, невозможности быть средством разжигания национальной, расовой и религиозной ненависти и вражды?

В компетенцию лингвиста-эксперта не входит оценка возможности / невозможности (а также характеристика возможных) негативных последствий, которые способно повлечь исследуемое речевое произведение. Очевидно, что такая возможность зависит от многих факторов, в том числе, например, и от экономической и политической стабильности в стране. Однако, так как состав преступлений, предусмотренных ст.ст. 280 и 282 формальный, то вопросы группы В избыточны, так как наступление реальных последствий и установление причинно-следственных связей между речевым произведением и этими последствиями не является необходимым.

Типовые вопросы:

1. Имеются ли в спорном речевом произведении высказывания оскорбительного характера по отношению к лицам какой-либо национальности, этнической или социальной группы?

2. Является ли спорное речевое произведение призывом?

3. Создается ли в спорном речевом произведении образ врага?

Пределы компетенции лингвиста и типовые вопросы по делам, связанным с квалификацией угрозы

Так же как и в предыдущих случаях, в случае установления в спорном речевом произведении наличия / отсутствия угрозы, предметом исследования является речевое поведение автора спорного сообщения.

В компетенцию лингвиста в данном случае входит только один вопрос: «Содержит ли спорное речевое произведения угрозы?». Таким образом, лингвист способен установить только то обстоятельство, что говорящий в речевом отношении вел себя таким образом, что высказывал в адрес Х-а угрозы.

В компетенцию лингвиста не входит.

1. Оценка состояния воспринимающего угрозу: лингвист не может установить, воспринимал ли Х угрозу как реальную.

2. Содержание угрозы. Является ли угроза угрозой причинения легкого вреда здоровью или угрозой применения насилия, опасного для жизни или здоровья и др.

Эти вопросы носят юридический характер и не могут быть решены лингвистом-экспертом.

Список литературы

Аверьянова, Т.В. Судебная экспертиза: Курс общей теории / Т.В. Аверьянова. – М.: Норма, 2006. – 480 с.

Антология речевых жанров: повседневная коммуникация. – М.: Лабиринт, 2007. – 320 с.

Апресян, Ю.Д. Идеи и методы структурной лингвистики / Ю.Д. Апресян. – М., 1966.

Апресян, Ю.Д. Лексическая семантика: синонимические средства языка / Ю.Д. Апресян. – М., 1974.

Артеменко, Н.В., Минькова, А.М. Спорные вопросы применения нормы об освобождении от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим / Н.В. Артеменко, А.М. Минькова // Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

Арутюнова Н.Д. Лингвистические проблемы референции / Н.Д. Арутюнова // Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск 13. – М., 1982. – С.10-33.

Арутюнова, Н.Д. Предложение и его смысл / Н.Д. Арутюнова – М., 1976.

Арутюнова, Н.Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт / Н.Д. Арутюнова – М., 1988.

Баранов А.Н. Лингвистическая экспертиза текста: теория и практика: учеб. пособие / А.Н. Баранов. – М.: Флинта: Наука, 2007. – 592 с.

Белкин, Р.С. Курс криминалистики. – Т 2.– М., 1997. – С. 289-345.

Белкин, Р.С. Собирание, исследование и оценка доказательств / Р.С. Белкин. – М., 1966.

Бринев К.И. Лингвистическая экспертиза: типы экспертных задач и методические презумпции / К.И. Бринев // Юрислингвистика-9: Истина в языке и праве: Межвузовский сборник научных трудов./ под ред. Н.Д. Голева. – Кемерово; Барнаул: Изд-во Алт. Ун-та, 2008. – С.232-249.

Бринев, К.И. Реклама в парадигме инвективности / К.И. Бринев // Юрислингвистика 8: Русский язык и современное российское право: Сб. научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та,. – Барнаул, 2007. – С.402-405.

Бринев, К.И. Судебная лингвистическая экспертиза по делам об оскорблении. Оскорбление в метасознании лингвиста [Электронный ресурс] // http://pusic.ucoz.ru /

Бринев, К.И. Честный юрист в думе (анализ предвыборной листовки) / К.И. Бринев // Юрислингвистика 7: Язык как феномен правовой коммуникации: Сб. научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2006. – С. 268-275.

Вежбицка, А. Дескрипция или цитация / А. Вежбицка // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 13. – М., 1982.

Вежбицка, А. Речевые жанры [в свете теории элементарных смысловых единиц] / Вежбицка А. // Антология речевых жанров. – М.: Лабиринт, 2007. – С.68-81.

Венгеров А.Б. Теория государства и права: Учебник для юридических вузов / А.Б. Венгеров. – М.: Юриспруденция, 2000. – 528 с.

Вольф, Е.М. Функциональная семантика оценки / Е.М. Вольф. – М., 1985.

Вригт, Г.Х. фон Нормы, истина и логика / Г.Х. фон Вригт // Логико-философские исследования. Избранные труды. – М., 1986.

Галяшина, Е.И. Лингвистика против экстремизма / Е.И. Галяшина. – М., 2006.

Галяшина, Е.И. Основы судебного речеведения: Монография / Галяшина Е.И. – М.: СТЭНСИ, 2003. – 236 с.

Галяшина, Е.И. Правовой статус судебной лингвистической экспертизы / Галяшина Е.И. // Цена слова. – М.: СТЭНСИ, 2002. – С. 228-237.

Голев, Н.Д. Антиномии русской орфографии / Н.Д. Голев. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – 160 с.

Голев, Н.Д. «Взял для себя все» // Юрислингвистика-5: Юридические аспекты права и лингвистические аспекты языка: Сб. научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004. – С. 246-251.

Голев, Н.Д. «…Восстать, вооружиться, победить…»: Шекспир и экстремизм / Н.Д. Голев // Юрислингвистика 8: русский язык и современное российское право Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2007. – С. 412-416.

Голев, Н.Д. Об объективности и легитимности источников лингвистической экспертизы / Голев Н.Д. // Юрислингвистика -3: Проблемы юрислингвистической экспертизы: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. – С. 14-29.

Голев, Н.Д. От редактора: Актуальные проблемы юрислингвистической экспертизы / Голев Н.Д. // Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистической экспертизы: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. – С. 5-14.

Голев, Н.Д. Юридический аспект языка в лингвистическом освещении Юрислингвистика: проблемы и перспективы: Межвуз. сб. научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул.: Изд-во Алт. ун-та, 1999. – С. 7-38.

Голев, Н.Д. Юридизация естественного языка как юрислингвистическая проблема / Голев Н.Д. // Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном и юридическом бытии: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2000. – С. 9-46.

Гридина, Т.А., Третьякова, В.С. Принципы лингво-когнитивного анализа конфликтного высказывания / Т.А. Гридина, В.С. Третьякова // Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистической экспертизы: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул.: Изд-во Алт. ун-та, 2002. – С.55-65.

Доронина, С.В. Залежалый товар / С.В. Доронина // Юрислингвистика-5: юридические аспекты языка и лингвистические аспекты права: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004. – С. 271-280.

Доронина, С.В. Инвективная функция насмешки и проблемы ее экспертной оценки / С.В. Доронина // Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистической экспертизы: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002, с. 77-85.

Жельвис, В.И. Инвектива / В.И. Жельвис // Антология речевых жанров. – М.: Лабиринт, 2007. – С. 187-195.

Жельвис, В.И. Слово и дело: юридический аспект сквернословия/ В.И. Жельвис // Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном и юридическом бытии: Межвуз. сб. научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул.: Изд-во Алт. ун-та, 2000. – С. 223-236.

Зинин, А.М., Омельянюк, Г.Г., Пахомов, А.В. Введение в судебную экспертизу / А.М. Зинин, Г.Г. Омельянюк, А.В. Пахомов – М., 2002.

Ивин, А.А. Логика [Электронный ресурс] // http://psylib.org.ua/books/ivina01/index.

Иссерс, О.С. Свобода слова: две стороны медали (оскорбление в зеркале юриспруденции и лингвистики) / О.С. Иссерс // Юрислингвистика 1: проблемы и перспективы: Межвуз. сб. научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул.: Изд-во Алт. ун-та, 1999. – С. 40-53.

Кирилин, К.А. Опровержение и ответ как механизм реализации информационных прав личности: «де-юре» и «де-факто» / К.А. Кирилин // Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистической экспертизы: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. – С. 172-188.

Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации, 7-е издание, переработанное и дополненное, ответственный редактор - председатель Верховного Суда Российской Федерации В.М. Лебедев [Электронный ресурс] // Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

Коряковцев, А.В. Головачева, О.В. К проблеме инвективного функционирования языка и лексикографического описания русской инвективной лексики / А.В. Коряковцев, О.В. Головачева // Юрислингвистика-5: юридические аспекты языка и лингвистические аспекты права. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004. – С. 216-226.

Кречетов, Д.В. Честь и достоинство (исторический аспект) / Д.В. Кречетов // Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном и юридическом бытии. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2000. – С. 113-117.

Кусов, В.Г. Коммуникативная перверсия как способ диагностики искажения при оскорблении / В.Г. Кусов // Юрислингвистика-6: инвективное и манипулятивное функционирование языка: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2005. – С. 44-56.

Лакофф, Д. Женщины, огонь и опасные вещи. Что категории языка говорят нам о категориях мышления / Дж. Лакофф. – М.: Едиториал УРСС, 2004.

Лакофф, Дж., Джонсон, М. Метафоры, которыми мы живем / Дж. Лакофф, М. Джонсон. – М.: Издательство ЛКИ, 2008. – 256 с.

Лебедева, Н.Б. Полиситуативность глагольной семантики (на материале русских префиксальных глаголов) / Н.Б. Лебедева. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 1999.

Матвеева, О.Н. Статья «Комментарий «СК»» / О.Н. Матвеева // Цена слова. – М.: СТЭНСИ, 2002. – С.184-190.

Мельчук, И.А. Опыт теории лингвистических моделей «СМЫСЛ ↔ТЕКСТ» / И.А. Мельчук. – М., 1974.

Наумов, А.В. Практика применения уголовного кодекса Российской Федерации. Комментарий судебной практики и доктринальное толкование. Под редакцией президента адвокатской палаты г. Москвы, заслуженного юриста российской федерации Г.М. Резника/ А.В. Наумов // Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

Остин, Дж. Как совершать действия при помощи слов / Д.ж. Остин // Избранное. – М., 1999.

Понятие чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средств массовой информации / Авт.-сост.А.А. Леонтьев, В.Н. Базылев, Ю.А. Бельчиков, Ю.А. Сорокин; Отв. ред. А.К. Симонов. – М., 1997.

Поппер, К.Р. Историческое объяснение / К.Р. Поппер // Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики — М.: Эдиториал УРСС, 2006. – С 330-340.

Поппер, К.Р. Логика и рост научного знания / К.Р. Поппер. – М., 1983.

Поппер, К. Нищета историцизма / К.Р. Поппер. – М., 1993.

Поппер, К.Р. Предположения и опровержения: Рост научного знания / К.Р. Поппер. – М.: ООО «Издательство АСТ»: ЗАО НПП «Ермак», 2004. – 638 с.

Поппер, К.Р. Объективное знание. Эволюционный подход. / К.Р. Поппер. — М.: Эдиториал УРСС, 2002. — 384 с.

Поппер, К.Р. Открытое общество и его враги. Т. 2: Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы / К.Р. Поппер. — М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива», 1992. — 528 с.

Постатейный комментарий к уголовному кодексу Российской Федерации под руководством Н.А. Громова // Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

Ратинов, А.Р. Экспертиза текстов массовой информации – необходимое условие подлинного правосудия / А.Р. Ратинов // Цена слова. – М.: СТЭНСИ, 2002. – С.. 211-221.

Рассел, Б. Философия логического атомизма / Б. Рассел // Избранные труды. – Новосибирск: Сиб. унив. изд-ство, 2007. – С. 121 – 223.

Рассел, Б. Человеческое познание его сфера и границы / Б. Рассел. – Киев.: Ника-Центр, 1997. – 560 с.

Россинская, Е.Р. Судебная экспертиза в гражданском, арбитражном, административном и уголовном процессе / Е.Р. Россинская. – М.: Норма, 2008. – 688 с.

Серль, Дж. Р. Классификация иллокутивных актов / Дж. Р. Серль // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. – М., 1986.

Сорокотягина, Д.А., Сорокотягин, И.Н. Судебная экспертиза: Учебное пособие / Д.А. Сорокотягина, И.Н. Сорокотягин. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2006. – 336 с.

Сыпченко, С.В. Из опыта судебной лингвистической экспертизы публицистических произведений (О проблемах лингвистической экспертизы как прикладного направления юрислингвистики). Юрислингвистика: проблемы и перспективы: Межвуз. сб. научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та. – 1999. – С.230-240.

Сыпченко, С.В. О типах инвективных текстов как объекте лингвистической экспертизы / Сыпченко С.В. // Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном и юридическом бытии: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2000. – С. 244-253.

Фомичева, М.А. Угроза как способ совершения преступления (основания криминализации, виды и характеристика) / М.А. Фомичева. – Владимир, 2007. – 176 с.

Цена слова – М.: СТЭНСИ, 2002. – 336 с.

Чернышова, Т.В. Стилистический анализ как основа лингвистической экспертизы конфликтного текста / Т.В. Чернышова // Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном и юридическом бытии: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2000. – С. 236-244.

Чернышова, Т.В. Юрислингвистическая экспертиза газетно-публицистических текстов с неявной коммуникативной функцией высказывания / Т.В. Чернышова // Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистической экспертизы: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002.С. 42-55.

Шляхов, А.Р. Судебная экспертиза: организация и проведение / А.Р.Шляхов. – М., 1979.

Юрислингвистика–2: русский язык в его естественном и юридическом бытии: Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2000. 273 с.

Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистической экспертизы:Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. – 263 c.

Юрислингвистика-5: лингвистические аспекты права и юридические аспекты языка Сб. научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева.- Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004. – 354 с.

Юрислингвистика 6: инвективное и манипулятивное функционирование языка / под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2005. – 419 с.

Юрислингвистика 7: язык как феномен правовой коммуникации / под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2006.

Юрислингвистика 8: русский язык и современное российское право / под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2007.

Юрислингвистика-9: Истина в языке и праве: межвузовский сборник научных трудов / под ред. Н.Д. Голева. – Кемерово; Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2008. – 454 с.

Нормативные акты и судебная практика:

Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации [Текст] // "Собрание законодательства РФ", 29.07.2002, N 30, ст. 3012.

Вопросы организации производства судебных экспертиз в экспертно-криминалистических подразделениях органов внутренних дел Российской Федерации: Приказ МВД РФ от 29 июня 2005 г. № 511 [Текст] // Российская газета, №191, 30.08.2005

Гражданский кодекс Российской Федерации (Часть 1) [Текст] // Собрание законодательства РФ", 05.12.1994, N 32, ст. 3301,

Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации [Текст] // Собрание законодательства РФ, 18.11.2002, N 46, ст. 4532,

Кассационное определение Верховного Суда Российской Федерации от 20 ноября 2007 г. N 41-о07-84 [Текст] // Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

Об утверждении перечня родов (видов) экспертиз, выполняемых в государственных судебно-экспертных учреждениях Министерства юстиции Российской Федерации, и перечня экспертных специальностей, по которым предоставляется право самостоятельного производства судебных экспертиз в государственных судебно-экспертных учреждениях министерства юстиции российской федерации: Приказ Министерства юстиции РФ от 14 мая 2003 г. № 114 // Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

О государственной судебно - экспертной деятельности в российской федерации: Федеральный закон от 30.12.2001 N 196-ФЗ // Собрание законодательства РФ", 04.06.2001, N 23.

О противодействии экстремистской деятельности: Федеральный закон от 25 июля 2002 года N 114-ФЗ // Собрание законодательства РФ – 2002. – N 30. – Ст. 3031.

О рекламе: Федеральный закон от 13 марта 2006 года N 38-ФЗ // Собрание законодательства РФ.– 2006.– N 12.– Ст. 1232.

О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24.02.2005 №3 [Текст] // Российская газета", № 50, 15.03.2005.

О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 декабря 2002 г. № 29 // Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

Постановление Президиума Верховного Суда Российской Федерации от 19 сентября 2007 г. № 390-п07 // Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

Уголовный кодекс Российской Федерации // Собрание законодательства РФ", 17.06.1996, N 25, ст. 2954.

Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации // Собрание законодательства РФ, 24.12.2001, N 52 (ч. I), ст. 4921.