Общественно-юридический быт

Общество Салического закона (и в большинстве других варварских правд) как бы совмещало в себе два уклада: один – архаический, общинно-родовой с установкой на привычное социальное равенство и родовой коллективизм, другой – заданный формирующейся ранней государственностью с закрепляемым ею неравенством в зависимости от отношений с властью. В орбиту варварского права вовлекались также и галло-римляне: их собственность и безопасность охранялись так же безусловно, хотя и не всегда с помощью аналогичных правовых институтов.

Право было ориентировано на общинный быт в том, что касалось общей организации порядка жизни, семейных и имущественных отношений. Однако общинные связи франков были уже двойственными: в одних правовых отношениях проявлялось доминирование прежней родовой, в других – соседской общины. Поселение в общине зависело от согласия всех других полноправных общинников (но оно уже было возможно, т. е. община не замыкалась родственными связями). За старым жителем селения-виллы сохранялось право категорически возражать против поселения – и это требование должно было удовлетворяться в правовом порядке. Правда, закон признал как бы давностный срок такого поселения – «если в течение 12 месяцев не будет представлено никакого протеста, он должен остаться неприкосновенным, как и другие соседи». Соседские права не были абсолютными: поселение по указу короля должно было признаваться общинниками безусловно; простые франки тем самым утрачивали значение перед королевскими слугами и дружинниками.

Земля находилась в индивидуальном владении семьи. Выделенные ей участки как пахотного поля, так и лугов считались «огороженным местом». Различные посягательства на чужое поле или луг были или преступлениями, или вообще противоправными, хотя и с разной мерой ответственности. Леса и некоторые другие угодья рассматривались только как совместная собственность общины, и их использование регламентировалось коллективным интересом. Наследственное владение постепенно формировало особый институт – аллод, под которым понималось чисто семейное право пользования огороженными участками и принадлежащим к ним имуществам. Право пользования наследовалось с преимуществом мужского потомства (в VI в. у франков право наследования получили и дочери, а также братья и сестры умершего, при отсутствии его сыновей). Закон не предусматривал никаких сделок с аллодом (впрочем, возможно, это регулировалось нормами римского права). Движимое имущество также рассматривалось как семейное владение: распорядиться им на случай смерти кто-либо в пользу третьего лица мог только через особо сложную процедуру аффатомии с участием общинной сходки и отсрочкой передачи на год.

Общинно-родовые традиции сохраняли свою силу в семейных отношениях. Брак заключался с обязательного согласия родителей, сохраняя черты древнего выкупа невесты у рода. Похищение невесты, насильственное заключение брака влекло обязанность (по Саксонскому закону) вернуть невесту и выплатить значительный штраф семье «за обиду», практически равный выкупу за убийство. Сходный по размеру штраф выплачивался и тогда, когда брак заключался без согласия сородичей, но с согласия невесты. Семья мужа сохраняла символическое право на его вдову в случае смерти супруга: постороннее лицо, желавшее заключить с нею новый брак, должно было платить особый условный выкуп – рейпус. В других отношениях у германских народов женщина стояла в более выигрышном положении, чем у романских: она обладала особым имуществом, полученным перед свадьбой, пользовалась особым покровительством права в связи с посягательствами на ее честь или безопасность.

Постепенное проникновение государственного уклада в общинный быт франков зафиксировано Салическим законом применительно к статусу отдельных категорий населения. Наряду с вполне свободными и полноправными франками, в равной мере отвечающими за содеянноеими или в отношенииих, закон выделил как привилегированные слои, так и неполноправные. Находившиеся в особом доверии у короля, его слуги и дружинники – антрустионы (новая знать) – обладали привилегией особой охраны их жизни, чести и телесной неприкосновенности. Более высокой защитой, чем рядовые франки, пользовались и римляне – королевские сотрапезники. Но галло-римское население, никак не связанное с королевской службой и новой иерархией, считалось стоящим ниже свободных франков. В самом низу условной социальной лестницы находились рабы: они приравнивались к имуществу в случае нанесенияим повреждений илиих убийства, браки с рабами или рабынями были или наказуемыми, или вели к потере собственного статуса. Незаконный отпуск на волю чужого раба рассматривался наравне с нанесением ущерба чужому владению и наказывался штрафом. К рабам в главном приравнивались литы – полусвободное население (попавшие в кабалу или прежние колоны). В отношении охраныих жизни и безопасности литы не отличались от рабов; неправомерный их отпуск на волю также считался преступлением. Преступления, совершенные рабами и литами, карались строже; к ним применялись пытки при расследовании. Социальные градации только в случае с несвободным населением были взаимосвязаны с имущественным положением. Различия в статусе свободных зависели исключительно от положения в военно-служебной иерархии и личной близости к власти.

Судебное право.

Варварские правды, равно как и королевское законодательство, существовали в пространстве традиционной, пришедшей из догосударственных времен судебной организации. Судебные установления практически совпадали с органами общинного самоуправления, а в процессе укрепления государственности суд становился доминирующей функцией территориальных народных собраний.

Судебные собрания франков (и других германских народов) были двух типов. Первый, основной, – окружные под председательством особого старейшины – тунгина, а позднее – королевского графа. Второй – сотенные под председательством центенария, или сотника. (Со второй половины VII в. графы стали доминирующими руководителями собраний всех видов, хотя в эпоху Каролингов – с 811 г. – им предписывалось лично председательствовать только в особо важных случаях; в прочих – ставить своих назначенцев-викариев.) На собраниях могли присутствовать все свободные полноправные общинники, присутствие даже вменялосьим в обязанность под угрозой штрафов. Позднее бедняков стали освобождать от участия в судах, а еще позднее власть рекомендовала привлекать к собраниям по преимуществу «знатных, мудрых и богобоязненных» общинников – суд всех превратился в суд некоторых, в большей степени подконтрольных власти. Непосредственно судьями были не члены собрания, а особые традиционные знатоки права – рахинбурги; их правовое суждение одобрялось (или не одобрялось) народом. Окружные собрания созывались периодически – раз в шесть недель, сотенные – по специальному созыву. И разбирались на них разные по значимости дела: в окружных – наиболее важные (о свободе, о преступлениях, связанных со смертью, против королевской власти или королевских людей и т. д.); в сотенных – о движимом имуществе, о долгах, о штрафах. При Карле Великом окружные стали собирать всего до трех раз в год, а основными стали сотенные, находившиеся уже под контролем графов и состоявшие из части общинников – скабинов (позднее – шеффенов). Изменилсяи их характер: если раньше собрания проводились под открытым небом, что условно обеспечивало гласность и открытость разбирательства, его народную оценку, то теперь было постановлено, что суд должен происходить под крышей, «дабы из-за солнечной жары и дождя не забросили общественной пользы». Благое улучшение неминуемо оборачивалось более узким характером разбирательства.

Судьи-рахинбурги принимали на себя перед каждым процессом обязательство следовать доказательствам и «провозглашать право». Истецимел право потребовать от судей высказать решение (т. е. рассмотреть дело); за отказ от этого рахинбургов предписывалось, по Салическому закону, штрафовать. Значительный штраф (примерно равный плате за убийство) угрожал судьям и за неправовое решение, если это будет доказано. На общинные суды можно было принести жалобу в высшую инстанцию – королевский суд. Суд был единичным, именно королевским: здесь председательствовал или сам король, или его майордом во главе своих дворцовых советников и слуг. Позднее, при Каролингах руководителем дворцового суда стал пфальцграф (впрочем, дела знатных обязан был разбирать сам король). В эпоху Салического закона сотенный суд, как традиционный, считался как бы приоритетным: это был истинно народный суд. При Каролингах значение королевского суда возросло. Помимо этого, имелись также вотчинные суды, где судил крупный землевладелец, и церковные суды.

Процесс по всем делам был исковым, возбуждение жалобы или обвинения было частной инициативой общинника. Вызов в суд происходил при свидетелях. За отказ от явки угрожал штраф. Впрочем, неявка была, вероятно, фактом более распространенным: например, Рипуарская правда разрешала повторять вызов до 7 раз. Устанавливались и новые определенные сроки для повторной явки. В случаях невыплаты займа в ходу был арест имущества должника семью рахинбургами до судебного рассмотрения. Явка в суд истца и ответчика, обвинителя и обвиняемого должна была быть личной, суть жалобы или обвинения формулировал сам истец (возможно, даже по-латыни). После возражений ответчика собственно вершился суд. Суд шел в две условные стадии: вначале рахинбурги провозглашали обычаи (право) к делу, потом выносили суждение (приговор или решение). На суждение можно было возражать, но тотчас, «не переминая ноги». Собрание народа подтверждало криком суждение. Предполагалось, что это должно быть единогласно, но, разумеется, недовольное меньшинство заставляли умолкнуть.

Наличие или отсутствие реальных доказательств существенно влияло на ход разбирательства. Были безусловные доказательства, которые не подлежали оспариванию (поличное или королевская грамота при земельных спорах). Вору, застигнутому с поличным, привязывали украденное на спину и так вели на суд. Только в 560 г. преступникам, взятым на месте преступления, стали предоставлять слово в суде, до тогоих предписывалось умертвлять (если речь шла о тяжких действиях) без возражений. Были условно-объективные доказательства: жребий или присяга (соприсяжничество). По жребию определялись те, кто подлежал наказанию в случае массовых преступлений (если кого-то убили во время драки, бунта и т. п.). По Салическому закону коллективное вменение ограничивалось «скопищем» до 7 человек, вина остальных должна была быть конкретно доказана. Присягой можно было подтвердить или отвергнуть самые разные, но не очень значительные обвинения; наилучшим выходом было совместное соприсяжничество сородичей или общинников в «доброй славе и имени» обвиненного. В делах против несвободных или рабов доказательства исчерпывались показаниями под допросом (пыткой). Одним из распространеннейших доказательств был Божий суд – главным образом в виде ордалий. За отсутствием реальных доказательств для выяснения правоты того или другого участника прибегали к испытанию огнем, водой и др., считая, что Бог косвенно укажет на правого или виноватого. Германцы (не только салические франки) применяли ордалии нескольких видов: 1) «котелок» (когда испытуемому полагалось вынуть камень или кольцо из кипящего котла); от испытания можно было и откупиться за 1/5 положенного штрафа; 2) огнем (сунуть руку в огонь, пройти по раскаленным лемехам, взять кус железа в руки, для женщин – пройти в одной рубахе сквозь костер; по характеру ран судили о «вине»); 3) холодной водой (испытуемого опускали на веревке в чан или реку, если тонул – виноват); 4) крестом (вытянуть руку на богослужении, если, устав, опустил – значит, Бог не пожелал укрепить силы); 5) хлебом и сыром (втыкали обличенному в рот ячменный хлеб с сыром, если давился – виноват); последние два вида применялись в обвинениях против духовных лиц, особенно монахинь. Характер обращения к Божьему суду имел и судебный поединок. Салический закон его не упоминает, но в Бургундском он описан особо. Биться следовало лично, только женщины и старики могли выставить наймита, вначале только с щитом и батогом, позднее вошло в обиход и оружие. С IX в. знать стала биться на конях. Поединок шел до захода солнца, проигравший или убитый объявлялся виновным и подлежал наказанию. Наконец, важное место занимали свидетельские показания. Свидетели делились на случайных (т. е. судебных – свидетелей преступления или нарушения) и свидетелей факта, которых приглашали в расчете на будущее подтвердить заключение сделки, займа и т. д. (например, в Рипуарском законе, если сделку не заключали письменно, следовало пригласить 6 или 12 свидетелей – мальчиков, которым «для памяти» надрать уши). Свидетельствование считалось общественным долгом. За лжесвидетельство, за уклонение от участия в судопроизводстве на свидетелей мог быть наложен штраф. В случае же намеренного отказа от дачи показаний, помимо штрафа, свидетель объявлялся вне закона и, видимо, изгонялся из общины.

Исполнение судебного решения было делом истца. В случае отказа виноватого добровольно исполнить постановленное судом, можно было обратиться к помощи короля. Крайним средством принуждения было лишение виноватого «королевского покровительства»: тогда каждому, кто давал осужденному кров и пропитание, угрожал большой штраф. Решения по имущественным делам (изъятие вещи и т. п.) исполнялись графами, которые также несли личную ответственность за справедливость исполнения.

 

Преступления и наказания.

Салический закон, как большинство иных варварских правд, был прежде всего сводом уголовных наказаний. Наказание по варварскому праву преследовало двоякую цель, что соответствовало двойному характеру предписаний и запрещений уголовного характера в законах: оно должно было искупить вину преступника в удовлетворение сородичей потерпевшего (чтобы предотвратить нескончаемую кровную месть или саморасправу), также оно должно охранить соблюдение «королевского мира», т. е. установленного и признанного властью общественного порядка. Поэтому главенствующим видом наказания становился выкуп (определенный как судебный штраф). Этот выкуп был больше или меньше по размеру в зависимости от общественной оценки значимости преступления: его характера, его последствий. Особый смысл заключался в назначении выкупа за убийство – он носил специфическое название вергельд. Вергельд выплачивался уже не самому потерпевшему, а его детям и боковым родственникам, а в случае отсутствия последних часть отходила в королевскую казну. К выплате штрафов (вергельда) мог быть осужден только полноправный свободный франк. В отношении несвободного населения (рабов, литов) применялись другие наказания: смертная казнь, кастрирование, битье плетьми и пытка. Но если и свободный общинник оказывался настолько беден, что не мог заплатить присужденного ему (а родственники не ручались за него и не помогали ему в выплате вергельда), то и франков предписывалось казнить смертью (видимо, через повешение). В чисто королевском праве в ходу были и другие, более жестокие наказания: «снять голову за неповиновение», выколоть глаза и т.п.

Уголовные предписания и описания отдельных преступлений в варварских правдах в особенности отмечены казуистическими подробностями, вероятно, важными для оценки совершенного судом. Например, при повреждении черепа описывалось, что тот «распадется на три части» или какая-то черепная кость упадет на щит так, что будет слышно через дорогу. Так же подробно и со спецификацией фиксировались разного рода побои и кражи. Это характеризует не только недостаточное развитие правового языка или абстрактных оценок в законах, но и особый подход к уяснению того, в чем же состояло преступление и, затем уже, степень его злостности, опасности. Так, нанесение одновременно трех смертельных ударов считалось за три отдельных убийства и, соответственно, иначе каралось (правило, характерное для ранних шведских законов в наибольшей мере). В общественной оценке преступлений был и еще один важный мотив: нарушение свободным некоего условного уровня поведения, признаваемого за достойное и честное, пусть и повлекшего преступление. Поэтому, например, за преступления в отношении детей или женщин назначались более высокие штрафы, чем за мужчин. Поэтому строже каралась всякая чрезмерность в преступлении, неестественность, разного рода сговор, особенно с рабами: «Позорно и ни с чем не сообразно, чтобы свободный человек вмешивался в чью-либо кражу или давал на нее свое согласие» (из Эдикта Ротари – 643 г.).

Возможные отношения с государственной властью еще не были объектом уголовно-правовой охраны. Салический закон вообще не знает таких преступлений, в Рипуарском измена королю влекла уплату высшего вергельда или смертную казнь. В Салическом законе наивысшая расплата ждала только за злоупотребление государственной должностью (лихоимцу графу грозила смерть) – это был единственный пример государственных преступлений. Все остальные карались штрафами.

Наиболее тяжким из прочих преступлений считалось разбойное нападение банды на дом (усадьбу), повлекшее убийство, – оно наказывалось самым большим известным Салическому закону штрафом в 1800 золотых солидов*. Штраф уменьшался в зависимости от социально-правового статуса потерпевшего. Вторым на лестнице штрафов преступлением стояло убийство. Штрафы за него различались в зависимости от статуса убитого (наивысший полагался за королевского дружинника – в 600 солидов, за простого франка – 200 солидов) или от других обстоятельств: «Каждый человек должен оплачиваться большим или меньшим вергельдом». Этими другими обстоятельствами были такие факты, которые показывали в глазах общества как бы особую злостность сделанного, желание скрыть преступление (бросить труп в колодец и т. п.), либо нечестность намерения (убийство женщины, ребенка); в таких случаях вергельд утраивался опять-таки в зависимости от статуса потерпевшего. Отягчающим обстоятельством считалось и убийство коллективное – «скопищем». Наказывалось и несвершившееся покушение на убийство.

* Золотой солид равнялся 40 динариям. В эпоху Меровингов такова была установленная стоимость вооружения свободного франка, что примерно соответствовало цене небольшого стада коров.

 

К числу преступлений, в которых объектом преступного посягательства была личность свободного франка, относились членовредительство, избиение, оскорбление – все они штрафовались в зависимости от последствий. Предполагалось, что особо обидны такие действия, в которых ставилось под сомнение честное имя свободного среди соплеменников (обычное «обзываиие» наказывалось штрафом в 3 солида, но обвинение франка в дезертирстве или женщины в непристойном поведении – не доказанные – стоило десятикратно дороже).

Среди имущественных преступлений основное место занимала кража. Штрафы здесь зависели от значимости украденного, но также и от того, из закрытого или открытого помещения было украдено, со взломом или без, в сообществе или нет. Все это как бы определяло потенциальный злой умысел или его отсутствие. Специальные штрафы назначались за грабеж – неожиданное нападение и отнятие имущества. Грабеж дома приравнивался по штрафу к убийству. Наравне с грабежами преследовался и поджог, на том же уровне стояло и конокрадство (как особо опасное для военного ополчения преступление). Преступлением считалось и незаконное вторжение в чужое «огороженное место» или дом, заход на чужой луг или поле, покушение на кражу там. Законченное преступление (унес или увез украденное к себе домой) также утраивало штрафы. Помимо этого, во всех случаях предписывалось возмещать стоимость украденного или поврежденного имущества: винограда, скошенной травы и т. п. Таким образом Салический закон предусматривал одновременно и гражданско-имущественную, и уголовную ответственность. Особой квалификации подверглась кража чужих рабов и даже простое их сманивание.

Своеобразной чертой Салического закона было присутствие наказаний за преступления против нравов (хотя влияние церкви было еще слабо). Не только изнасилование, но и обычное прелюбодеяние «по обоюдному согласию» наказывалось существенными штрафами, сопоставимыми со штрафами за убийство римлянина или конокрадство. Даже сожительство с рабыней каралось уплатой штрафа ее господину. Кроме того, вступление в явный брак с рабом или рабыней влекло потерю свободы. Несвободных за такие преступления, кроме малых штрафов, кастрировали.

Отдельное место занимали преступления против правосудия, которые рассматривались как посягательства на основы общинного общежития и взаимной честности. Незаслуженное обвинение перед королевским судом, особенно в важных преступлениях, наказывалось наравне с покушением на жизнь. В этом же ряду стояло и подстрекательство к преступлениям, подкуп других для совершения теми злодейств. Наказывалось также пренебрежение правосудием: неявка по вызову истца, лжесвидетельство. В преследовании подобных преступлений, и особенно в мере наказуемости, с очевидностью проявилось стремление закона оградить не только реальные интересы людей, но и особые ценности общинной этики, которые варварским обществом ставились на высшее правовое место.

 

К концу правления Каролингов варварские правды постепенно вышли из правового обихода. Их заменило разветвленное королевское законодательство, ориентированное уже в большей степени на государственный суд. Однако правовые основы правд сохранились и легли в основание позднейшего права Франции и других стран под условным наименованием салического закона, требования которого (например, отстранение женщин от наследования) стали отправными началами даже будущего публичного права.