И о других особенностях нашего вида

На последнем этапе эволюции разумный человек по пока не ясным причинам прошел через этап каннибализма и теперь по своим врожденным программам — людоед. Каннибализм неизбежно должен сопровождаться не только полным снятием запретов «не убий» и «не бей признавшего себя побежденным», но и возникновением жажды убить, в том числе и детей и женщин. У каннибала снят запрет на мясо и кровь своего вида. С этого времени удовлетворение кровожадности стало одним из иррациональных мотивов войны, хотя бы у части ее участников.

Важную роль в возбуждении злобы и агрессивности к чем-то непохожим на меня людям играют программы этологической изоляции от генетически близких видов. Оставшись без естественного адресата после вымирания других видов рода Человек, эти программы легко переадресуются на чем-то непохожих собратьев по виду. Ошибке способствуют яркие различия разных племен и

народов в языке, одежде, укладе жизни и других небиологических, ненаследуемых признаках. В естественной природе так вполне могли бы отличаться друг от друга разные виды. При этом происходит снятие врожденных запретов не наносить ущерба особям своего вида.

При внутрипопуляционных конфликтах иррациональным мотивом часто служат программы отделения «своих» от «чужих», особенно в условиях разрушения среды обитания или переуплотнения популяции. Они срабатывают на любые второстепенные признаки, связанные с различиями по расе, происхождению, языку, культуре, религии, взглядам и т.п. Это тоже сопровождается снятием моральных запретов в отношении «чужих».

ИЗБЫТОЧНАЯ МИЛИТАРИЗАЦИЯ

Нет ничего странного в том, что территориальные конфликты сопровождают всю писаную и неписаную историю человечества. Для нас более интересно, всегда ли они рациональны, оправданны, или зачастую инстинктивные программы срабатывают без должной необходимости. Как выяснили этнографы, у некоторых племен войны стали главным занятием в жизни. Ученые изучали такие застойные племена и установили, что, как правило, эти войны давно лишились всякого смысла и пользы для воюющих сторон. Эти вояки не способны дать своей воинственности сколько-нибудь разумного объяснения. Очень похоже на господство инстинктивных программ над обыденным групповым менталитетом.

На подобной почве легко образуется группа воинов, которая, с одной стороны, существует как бы для защиты общества, а с другой — сама для себя. Большую часть времени они проводят в военных упражнениях, а время от времени находят повод повоевать с соседями. Так бывало в древние времена, та же участь постигла и

касты воинов не только сами не желают добывать пропитание, но и разучились самостоятельно принимать пищу, их кормят сестры-рабочие. У некоторых видов воины изменились морфологически, превратившись в живые инструменты для войны. Есть воины-танки, воины-артиллерия, воины-противотанковые средства, воины-химические мины, воины-фортификационные сооружения и т.д. У некоторых видов термитов каста воинов распалась на несколько подкаст, для разных целей войны предназначенных и по-разному выглядящих. Вот до каких крайностей может довести естественный отбор генетические программы вида, вставшего на путь избыточной милитаризации!

Если вы добрались вместе со мной до этой страницы, мой читатель, то вы, несомненно, полюбили этологию и поняли, что странно было бы, если бы существовала такая наука — этология животных — и не нашлось бы в ней главы об этологии человека. Начали мы с пустяков, вроде того, почему карманы мальчишек вечно забиты всякой

некоторые народы на некоторых континентах в наше время, и дай бог, чтобы эта участь — появление воинственной, ни на что больше не способной прослойки населения — миновала народы бывшего СССР.

Если занятых «ратными трудами» воинов общество берется кормить, открывается путь к возникновению паразитических военных каст. Каста может разрастаться, как раковая опухоль, истощая ресурсы общества. С древности до наших дней действует этот механизм излишней милитаризации, во многом определивший ход истории человечества. В наши дни всяк с удивлением осознал, что военно-промышленный комплекс вкупе с правящими идеологами, преувеличивая опасность, исходящую от других стран, оседлал все ресурсы социалистического лагеря и направил их на все большее свое разрастание.

В связи с этим очень интересно образование военных каст у общественных насекомых, когда-то вставших на путь войн и шедших этим путем десятки миллионов лет. У многих из них

всячиной, потом вошли в детство, прошли через отрочество и юность (а это время, когда формируется наша личность), прошли через семью, тусовки, банды и взглянули по-своему на власть и государство.

Здесь нам следует либо проститься, либо идти дальше и выше. А выше — все человечество и наша планета со всем, что на ней есть. Они кажутся такими огромными, но имеется метод сделать их маленькими, как глобус, удобными для рассмотрения. Этим методом владеет глобальная (это значит, для всей Земли как одного шарика) экология. Меняешь в слове всего одну букву — и получаешь другую науку. Она еще моложе этологии, я помню, когда она зародилась.

ПРАВО НА ЗЕМЛЮ

Скорее всего, кардинальный для России вопрос о земельной собственности в окончательной бесповоротной форме будет решаться не указом или законом, данным представительной властью, а референдумом. А это значит, что голосовать придется и нам с вами, мой городской читатель, людям, от сельского хозяйства крайне далеким, заниматься им не собирающимся. Если бы мы были канадцами, немцами, шведами, финнами или даже японцами, то заранее можно предсказать, что большинство из нас проголосовали бы за частную собственность на землю: в мире много народов, для которых незыблемость ее столь самоочевидна, что и думать не о чем. Но для русских это мучительный вопрос. Кто-то из нас примкнет к логическим аргументам либо сторонников, либо противников частной собственности.

А многие проголосуют, руководствуясь неким собственным внутренним чувством. Когда мы обращаемся к нему, это значит, что мы обращаемся либо к усвоенной нами культурной традиции, либо даже к своим врожденным, инстинктивным программам, перешедшим к нам с генами наших предков, как человеческих, так и дочеловеческих. Обычно то, что незаметно для нас подсказывают нам генетические программы, кажется нам естественным, правильным, нормальным, справедливым.

А что, читатель, если нам обратиться к этологии, выяснить, какие нормы «земельного права» естественны для тех или иных животных? Покопаться в инстинктах приматов, особенно стадных? И на фоне этих новых знаний взглянуть на восприятие пространства

человеком? Попробуем сформулировать такой вопрос: как воспринимают и используют окружающее пространство животные? Ответ на него вводит нас в мир доселе почти неведомый, неожиданный, интересный и поучительный.

Твой хрустальный домик

Посмотрите, как рассаживаются ласточки на телеграфных проводах — как нотные знаки на нотных строчках, соблюдая между собой определенную дистанцию. Вот подлетела еще одна ласточка и сразу села с краю, но не рядом с крайней птицей. Вот еще одна подлетела и села внутрь группы, посередине широкого пробела между двумя птицами, словно специально для нее оставленного. А вот эта подлетела слишком близко к крайней ласточке, села и тут же, перебирая ножками, отбежала на некоторое расстояние. Еще одна подсела слишком близко к товарке и намерилась тут и остаться, но товарка повернула к ней клюв, приподняла крыло, и вновь прибывшая отбежала на положенное расстояние. Наблюдая, можно дождаться и такой сцены: слишком близко подсевшая ласточка в ответ на демонстрацию клюва и крыла сама совершает те же действия. Обе ласточки раскрыли клювы навстречу друг другу, заверещали, затрепетали крыльями, и одна из них слетела с провода и перелетела на другое свободное место. Отталкиваясь от этих всем знакомых картин, вы могли бы сделать этологическое открытие (для себя, конечно, ибо этологи это знают): оказывается, ласточки подсаживаются друг к другу только на определенном расстоянии и не любят, чтобы эту дистанцию нарушали другие. Оказывается, птица как бы окружена невидимой, но ощущаемой ею самой и другими сферой, вторжение в которую отношение к партнерам по группе из доброжелательного или нейтрального делает неприязненным. А неприязнь — это, согласно этологии, легкая форма страха и агрессивности, зародыш конфликта.

Если вы понаблюдаете подольше, то убедитесь, что, как правило, отступает та птица, которая нарушила чужое пространство, а выигрывает та, в пространство которой вторглись. Как будто нарушителя затормаживает, сдерживает, одергивает какая-то невидимая сила. Этологи доказали, что сдерживающая неправого сила пробуждается в нем самом. Это не что иное, как инстинктивная (врожденная) программа запрета, как бы гласящая: «попав в конфликт, коль сам нарушил дистанцию, ты из него легко и быстро выйдешь, если уступишь, когда же нарушил не ты —

уступать не надо». Инстинктивные запреты образуют естественную мораль животного, помогая ему меньше и реже вступать в конфликты и не доходить в них до крайности.

Индивидуальная дистанция окружает особь у большинства видов животных, и ласточки тут не лучший, а просто всем читателям знакомый пример. Этологи выяснили, что протяженность индивидуального пространства не только разная у разных видов, но может изменяться и в пределах одного вида. Так, детеныши (щенки, котята, цыплята) могут поначалу ее не проявлять, а потом она начинает возрастать, достигая полной величины у взрослых особей. Дистанция может в одни сезоны года сжиматься, а в другие — расширяться, так бывает у некоторых птиц. У самцов эта дистанция побольше, чем у самок, и зависит от секреции мужских половых гормонов. Ритуалы предбрачного ухаживания у животных имеют одной из целей подготовку партнеров к нарушению индивидуальных дистанций при спаривании. У обезьян индивидуальная

дистанция соблюдается, но есть несколько поводов для ее отмены: когда звери скучиваются от холода, страха или для сна, чистят друг другу шерсть и кожу, занимаются дружескими объятиями.

Человек, без сомнения, унаследовал инстинкт соблюдения дистанции, которая у него невелика и, так же, как у обезьян, может по некоторым поводам отменяться. Понаблюдайте, к примеру, как рассаживаются незнакомые люди в почти пустой электричке. Все непроизвольно стараются занять место на некотором расстоянии от других. Нарушители этого неписаного соглашения — а обычно это либо подростки, либо не совсем психически нормальные люди, либо подвыпившие — воспринимаются как что-то нарушившие,

особенно если они не раз пересаживаются и всякий раз к кому-нибудь вплотную. Еще сильнее неприятное ощущение, если кто-то подсядет в общественном месте за стол, за которым вы едите... Мы вроде бы легко смиряемся с небольшими нарушениями нашего индивидуального пространства, но если они происходят чересчур часто, в нас нарастает раздражение, а потом и ощущение какой-то усталости. Но нам еще повезло: есть животные, у которых потребность в индивидуальном пространстве так сильна, что длительное нарушение его доводит бедняг до стресса, И среди людей есть такие, для которых эта ситуация — стрессовая. Если бы это маленькое этологическое открытие мы объясняли всем начиная с детского возраста, могло бы вырасти поколение, сознательно уважающее хрустальные домики друг друга.

Свой угол

Самые разные животные — от рака или насекомого до птиц — обычно имеют укромное место для уединения, ибо испытывают в нем потребность. В этом относительно или полностью безопасном месте нервная система может расслабиться от постоянной настороженности и привести себя в порядок, на что ей нужно время. Тело же просто отдыхает. Огромное число видов использует для этих целей естественные убежища, но другие, не жалея сил, строят норы или гнезда. Посмотрите, как тщательно и умело оборудовано гнездо у паука. Кабан, конечности и морда которого, казалось бы, совсем не приспособлены для строительных работ, и тот строит себе впечатляющее логово, выстилает его издалека принесенной мягкой подстилкой и даже украшает чем-нибудь ярким. А о гнездах птиц и говорить нет необходимости — все и так знают. Но и те птицы, что не ночуют в гнездах, имеют тайные и уединенные места для отдыха. Как имеет их и заяц, у которого нет ни семьи, ни гнезда, ни собственной территории.

Наши ближайшие родичи — шимпанзе — строят на деревьях настилы для той же цели. Ребенок может иметь отдельную комнату, свою кровать, но в определенном возрасте вы застаете его очень часто за строительством из самых неподходящих материалов в самом, с вашей точки зрения, неподходящем месте маленького потаенного укрытия, в котором ему хочется проводить некоторое время. Это все реализация врожденных программ иметь свой тайный угол. И у всех животных, как и у вашего ребенка, вторжение в укрытие посторонних, разрушение его — трагедия. Так же,

как у всех животных, и у человека есть врожденный запрет: не вторгайся в укрытие ближнего своего, не разрушай его и не тревожь того, кто сидит в укрытии.

Этот инстинкт никуда не уходит из нас, когда мы становимся взрослыми людьми, просто он отливается в традиционные для общества, в котором мы родились, формы: потребность иметь и благо-

устраивать, украшать свой угол, свою комнату там, где мы живем, и свое рабочее место там, где мы работаем. И почти всякий городской житель хочет иметь свое уединенное место где-то на природе. Потерпевший полный крах в обществе человек может перейти в разряд «бездомных» и «бродяг», но и у него на самом деле обязательно где-то в самом неподходящем месте есть свой потайной угол, убежище, как правило, любимое, по-своему благоустроенное. Вчувствуйтесь, какой беспощадный удар наносим мы этому человеку, из профилактических целей разыскивая и разоряя

это его убежищее.

Кто-нибудь скажет: «Что нового тут сказали этологи? С незапамятных времен говорится о праве человека на жилище». О жилище поговорим дальше, а здесь мы выделяем именно убежище и говорим, что потребность в нем имеет врожденную, биологическую природу, что оно нужно каждому в отдельности, а не нескольким совместно, даже если они одна семья. Из этого, например, следует, что ребенку жить будет легче, если, открыв глаза на мир, в который явился, он увидит, что в этом мире (хотя бы в его семье) у всех членов и у него тоже есть свои неприкосновенные уголки и что все члены уважают эту неприкосновенность.

Гнездовой участок

Пока не настанет время размножаться, молодые особи многих видов проводят время одиночно или в стаях и вполне довольствуются своими убежищами. Молодые люди во все обозримые времена до обзаведения семьей тоже не очень нуждались в своем доме, проводя время в одновозрастных группах, которые образуют то клубы, то банды (то и другое — этологические термины), то казармы, то разного рода учебные заведения или все это вместе.

Когда наступает время размножаться, животные, для которых характерна забота о потомстве, начинают искать место, где они будут его выводить. Одни виды занимают подходящий участок дна, другие — луговину, третьи — островок, четвертые — скалу, пятые — дерево. Выбранный гнездовой участок обычно защищается от конкурентов, причем у образующих устойчивую пару видов защита гнездового участка — прерогатива самца. Одни виды довольствуются тем, что предоставила природа, но другие свой участок благоустраивают. Самец лебедя-шипуна, выдергивая водные растения, не только строит из них помост для будущего гнезда на мелководье, но и прокашивает длинные проходы к нему. Бобры, строя запруды, дамбы, каналы, преобразуют занятое ими место буквально до неузнаваемости.

На выбранном участке располагается гнездо. У кулика-песочника это всего лишь ямка в песке, у песчаной осы — норка, как и у многих других насекомых и грызунов или ласточки-береговушки; оса-печник и птичка-печник строят гнезда — кувшинчики из глины, многие певчие птицы — из сухой травы, а дятлы выдалбливают дупло. Почти всегда гнездо — предмет отчаянной защиты, оно как бы окружено невидимым, но несомненным для его обладателя пространством, вторжение в которое посторонних вызывает приступ агрессии. Животные имеют и соответственный врожденный запрет, моральный ограничитель: «Не покушайся на гнездовой участок и гнездо ближнего своего, в конфликте прав владелец гнездового участка».

Относительно собственных размеров владельца участок может быть невелик, как у птички чечевицы, скворца или ласточек, охраняющих вокруг гнезда считанные метры, но может быть и огромным, как у зяблика, охраняющего кусок леса в несколько десятков метров в поперечнике. У зяблика, как и у многих других семейных территориальных видов, на гнездовом участке есть все, что нужно ему, его самке и их потомству. Зато на охрану своих богатств зяблик тратит больше времени и энергии, чем на всю работу по выкармливанию птенцов. Многие животные из-за того, что пригодные для гнезда места (скалы, обрывы, острова, озера, болотца, огромные деревья) распределены неравномерно, заселяют их очень плотно, образуя скученные поселения, называемые зоологами колониями (вспомним грачевники, птичьи базары). Тут

 

У моногамных видов самка выбирает самца-супруга не только по внешним признакам, но главным образом по его возможностям обеспечить ей и потомству хорошие условия. Самка территориального вида проверяет качество гнездового участка, занятого самцом. Он показывает свои владения каждой посещающей его самке, а она их оценивает — по размеру, кормным возможностям, наличию места для гнезда.

Если самец должен будет кормить самку и птенцов, проверяется, насколько он к этому способен. Как уже сказано было в предыдущей главе, токуя, самка вдруг начинает изображать птенца, издавая птенцовые звуки. Самец должен на это ответить: у одних видов принести или отрыгнуть пищу, у других — схватить какой-нибудь предмет и поднести его как подарок, у третьих — хотя бы прикоснуться ртом ко рту. Ритуальное кормление этологи обнаружили и у пауков, и у птиц, и у волков, и у обезьян (нечеловекообразных), есть оно и у людей. Чем расточительнее ухаживающий мужчина, тем он привлекательнее. С этим ничего не поделаешь, даже если разум понимает, как наивна в наше время эта программа, ведь никто не хочет завести себе мужа-мота. Впрочем, кончится токование, кончится и мотовство.

Самки многих видов проверяют, сколь активно самец готов их защищать. Для этого они прово- цируют стычки своего претендента с другими самцами, Женщинам тоже очень нравится это качество в мужчине. Девочки-подростки проверяют его бессознательно, провоцируя мальчишек к конфликтам.

Самец выбирает самку по меньшему набору признаков. Если это такой вид, в котором инициатива выбора принадлежит самке, он, разумеется, лишен возможности проверки ее качеств как будущей матери потомства. Если же выбирает самец, он выбирает лучшую

самку согласно врожденным представлениям о самке своего вида или согласно запечатленному образу матери.

«ДА ЗДРАВСТВУЮТ ЮНЫЕ ЖЕНЫ И ДЕВЫ...» — ПОЧЕМУ?

Ясно, что идеальный образ самки в мозгу самца соответствует образу самок, во-первых, в состоянии половой готовности, а во-вторых, в расцвете жизни, то есть не юных. И действительно, у животных, включая обезьян, молодым самкам самцы предпочитают более зрелых. Почему же у человека юные женщины выигрывают конкуренцию у тех, кто старше? И мало того, почему взрослые женщины с помощью всех возможных ухищрений стремятся замаскировать себя под очень-очень молодых? Как вам понравится такой ответ: юные девы несут на себе признаки полового созревания. Это тонко натянутая под действием недавно образовавшейся жировой прослойки кожа, припухшие от прилива крови губы, налитая грудь и прочее. Когда-то у обезьяньих предков эти признаки возникали многократно за жизнь особи, в каждый репродуктивный сезон. И инстинктивная программа мужчины на них настроена. Но у женщин они в подлинном виде возникают один раз, в юности, а всю жизнь сохраняется их подобие. Но не точное. Получается, что предпочтение юных не имеет никакого биологического смысла, это эффект сохранения у мужчин в неизменном виде древней программы в сочетании с изменившимся обликом женщины,

У КАЖДОГО ПОЛА — СВОЯ ЦЕЛЬ

Вспомним, есть одна кардинальная разница в биологических мотивах брачного поведения полов: если самка, особенно у млекопитающих и птиц с их небольшим числом возможных потомков, бережет свои гаметы, то самец продуцирует свои гаметы миллионами и поэтому не должен их беречь. Напротив, его как бы первая обязанность — сколь можно больше их «пристроить». Каждый самец словно бы стремится оставить по возможности больше своих потомков, и не ему решать, плох или хорош он в генетическом отношении. Поэтому даже у моногамных видов самцы не «упускают» случая, пытаются оплодотворять и других самок. Видимо, из-за этой изначальной программы самца оплодотворять как можно больше самок естественный отбор у большинства видов закрепил процедуру выбора за самками.

ПОЧЕМУ ЛЮБОВЬ ОСЛЕПЛЯЕТ

Выбор потенциального партнера закрепляется в мозгу образованием доминанты, обращенной только на эту особь. Доминанта преувеличивает в субъективном восприятии привлекательные качества избранника и приуменьшает его недостатки. Она необходима, чтобы превратить выбранную особь из одной из нескольких возможных в единственную возможную. Без как бы ослепляющего действия доминанты животное колебалось бы в выборе, ибо оно далеко не всегда может встретить отвечающего идеальной модели партнера. Человек называет эту доминанту влюбленностью, и ее ослепляющее действие хорошо известно, особенно когда мы наблюдаем его не на себе. «Любовь зла: полюбишь и козла», — говорит пословица.