Взыскания со служителей и рабочих 9 страница

Однажды, когда я сидел в холле, кто-то начал жаловаться Бхагавану на одного из преданных, сидящих там же: «Он здесь не медитирует, он просто спит». «Откуда ты знаешь? – резко возразил Бхагаван. – Только потому, что сам ты прервал медитацию, чтобы посмотреть на него. Сначала взгляни на себя и не беспокойся о привычках других людей».

Иногда Бхагаван говорил: «Некоторые люди, приходящие сюда, имеют две цели: они хотят, чтобы Бхагаван был совершенен, и еще они хотят, чтобы ашрам был совершенен. Чтобы добиться этого, они всячески жалуются и дают советы. Они не приходят сюда, чтобы исправиться самим, они приходят сюда лишь для того, чтобы исправлять других. Такое ощущение, что эти люди не помнят, зачем они пришли к Бхагавану в первую очередь. Выполнив один намаскарам перед нами, они думают, что теперь ашрам – это их царство. Такие люди считают, что мы должны вести себя, как их рабы, делая лишь то, что, как они полагают, мы должны делать».

 

Аруначала Мудалиар

 

В Тируваннамалае есть улица под названием Аварангатту, на которой на стыке столетий жила шиваистская группа певцов баджан. Глава этой группы, Аруначала Мудалиар навещал Бхагавана в пещере Вирупакша. После многолетнего перерыва в какой-то момент в 1930-е годы он снова пришел повидаться с Бхагаваном. Он выполнил намаскарам и затем в течение некоторого времени внимательно смотрел на Бхагавана.

В конце концов он сказал: «Бхагаван, когда ты жил на холме, ты сиял подобно солнцу, но теперь это великолепие ушло. Теперь, когда приехал твой брат, появились все эти коровы, вся эта мебель. Это испортило тебя». Бхагаван с готовностью согласился с ним, кивнув, и добавил: «Да, да».

Аруначала Мудалиар был очень доволен, когда Бхагаван подтвердил, что утратил всю свою силу. Он снова проделал намаскарам и затем отправился беседовать с Чиннасвами. После того как он вышел из холла, я спросил Бхагавана: «Почему ты согласился с этим человеком, когда он сказал, что что-то испортило тебя?» Бхагаван засмеялся и ответил: «Потому что это правда. Мое „я“ испорчено навсегда».

Я был весьма поражен, когда Бхагаван согласился с этим человеком, но когда я услышал его объяснение, то почувствовал внезапный прилив радости, поскольку оно напомнило мне стих Маниккавачагара [41]: «Мое „я“ было испорчено, мое тело было испорчено, джива моя была испорчена, испорчен был мой ум».

«Я» Бхагавана было испорчено задолго до того, как он пришел в пещеру Вирупакша. Он говорил так только потому, что тот человек был не в состоянии понять, что джняни не может больше попасть в ловушку самсары.

 

 

...

Похожий случай произошел, когда Бхагаван все еще жил на холме. Аруначала Мудалиар на протяжении длительного времени излагал философию, совершенно чуждую философии Бхагавана. В течение всей речи Бхагаван часто кивал головой, чтобы Аруначале Мудалиару казалось, что он согласен с ним.

После того как Аруначала Мудалиар ушел, его сын спросил Бхагавана: «Почему ты притворялся, что согласен с ним? Ты же знаешь, что то, что он говорил, неверно».

Бхагаван ответил ему: «Потому что истину невозможно выразить точными словами, нет смысла подвергать сомнению мнение одного человека об истине с помощью набора других слов. Я знаю, что ты не согласен с его идеями, но тебе не нужно спорить с ним. Он старше тебя. Тебе не причинит вреда, если ты будешь уступать ему и соглашаться с тем, что он говорит, всякий раз, когда он снова заведет подобные речи».

 

Где-то в 1908 году Бхагаван сократил объемную тамильскую работу под названием «Вичара Сагарам» («Океан Исследования») до нескольких страниц. Он назвал свой сокращенный вариант «Вичара Сагара Сара Санграхам». Аруначала Мудалиар спросил Бхагавана, может ли он напечатать эту работу под собственным именем. Бхагавана так мало волновало авторство, что он дал свое разрешение. Когда в 1909 году книга была напечатана, она стала второй работой Бхагавана, появившейся в печати. Первой, изданной в 1908 году, был его перевод «Вивекачудамани». Бхагаван признался, что является автором «Вичара Сагара Сара Санграхама», много лет спустя, когда Мунагала Венкатарамиах готовил первый английский перевод этой работы (см. «Горный путь», 1984, с.93). После того как авторство Бхагавана было установлено, название работы было изменено на «Вичара Мани Малай».

 

Несовершенный мир

 

Бхагаван как-то рассказал мне мифологическую историю о ссоре между Субраманьей и Брахмой.

Субраманья однажды взглянул на мир, который создал Брахма, и увидел, что всех людей в нем обуревают эмоции вроде зависти, гнева и жадности. Он присмотрелся еще и увидел, что эти люди почти всегда несчастны и часто дерутся и спорят друг с другом. Он сказал

Брахме, что его творение имеет большой изъян. «Тебе следовало сотворить Вселенную, наполненную совершенством, а не несовершенством, – молвил он. – Зачем ты населил мир такими плохими людьми?»

Когда Брахма отказался признать, что допустил какие-то ошибки, оба бога принялись горячо спорить, что закончилось только тогда, когда Субраманья одолел Брахму, поместил его в заточение и уничтожил все его творение. Чтобы продемонстрировать правоту своих доводов, Субраманья решил сотворить новый мир, который был бы совершенен во всех смыслах. Он начал собственный акт творения, однако вскоре обнаружил, что в этот мир невозможно привнести какую-либо жизнь или движение. Даже солнце и луна, созданные им, отказывались двигаться по небу. Поскольку единственными обитателями этого мира были джняни, то повсюду царила абсолютная недвижимость.

Через некоторое время пришел Шива и поинтересовался: «Зачем ты запер Брахму?» Субраманья ответил: «Он принес много вреда. Он всегда создавал людей, которые ссорились и приносили неприятности. Взгляни на мое творение! Одни ништхи! (люди, упрочившиеся в Я)». Шива понаблюдал некоторое время за этим миром, прежде чем заметить: «В этом мире нет движения; нет солнца, нет луны. Ты создал мир шуньи (пустоты)».

Субраманья посмотрел на свое творение еще раз и вынужден был признать, что Шива прав. Он освободил Брахму и разрешил ему сотворить новый несовершенный мир.

Бхагаван говорил, что совершенного мира не может быть никогда, поскольку мир – это всегда творение несовершенного ума. Совершенный объект не может быть создан столь несовершенным инструментом.

Он также повторял: «Пока существует ум, существует хорошее и плохое; но для джняни, у которых вообще нет ума, нет ни хорошего, ни плохого и нет мира».

Стоит вспомнить и другую забавную историю о творении. Джнянасамбандхар, шиваитский святой IV века, путешествуя по Южной Индии, оказался в одном храме, в котором никогда раньше не был. Прежде чем он вошел в него, ему приснился сон, в котором Господь Шива явился ему и сказал: «Тебе даруют жемчужный паланкин». В тот же день Шива явился во сне одному из попечителей храма и сказал: «В твоей кладовой есть жемчужный паланкин. Отдай его в пользование Джнянасамбандхару». Попечитель отправился в кладовую, нашел паланкин и отдал его святому. Паланкин не был частью храмовой собственности. Загадочным образом он появился там в тот день, когда Шива явился во сне попечителю.

Бхагаван рассказал нам эту историю, когда мы сидели в холле. По завершении рассказа я спросил Бхагавана: «Каким образом паланкин возник в кладовой из ниоткуда?»

Бхагаван ответил: «Бог обладает силой сотворения целой Вселенной в мгновение ока – разве трудно таковому создать маленький паланкин?»

 

Самадхи и параяна

 

Порой Бхагаван входил в трансовое состояние самадхи, слушая тамильские параяны (ежедневное проговаривание нараспев духовных писаний, которое происходило в его присутствии). Мне рассказывали, что это случалось весьма часто в Скандашраме и в начале 1920-х годов в Шри Раманашрамаме, однако к моменту моего появления в ашраме подобные случаи были достаточно редки.

Когда я впервые стал свидетелем этого, управляющим ашрама все еще был Дандапани Свами. Бхагаван вошел в самадхи во время вечерней параяны и не выходил из него, даже когда прозвенел колокол, возвещавший ужин. Пытаясь разбудить его, Дандапани Свами неоднократно трубил в раковину у уха Бхагавана, в то время как другой преданный принялся трясти Бхагавана за ноги. Ни то, ни другое не принесло результата. Бхагаван в конце концов спустя пять минут вернулся в обычное сознание без их помощи.

Поскольку я был заинтригован этими состояниями, то однажды спросил Бхагавана: «Что такое самадхи?».

Бхагаван ответил, показав мне 25-й стих в сорок третьей главе «Рибху Гиты», где Нидага объясняет своему Гуру, Рибху, каким образом он достиг самадхи:

«Я» извечно является Брахманом,

а Брахман воистину есть «Я».

Это убеждение,

ставшее устойчивым переживанием,

известно как непоколебимое состояние самадхи.

Самадхи суть пребывание

в свободной от мыслей нирвикалъпе [42],

свобода от всех видимостей двойственности.

Господин мой, через эти два вида самадхи

я достиг блаженства дживанмукты [43]

и стал незапятнанным Высшим.

 

...

Бхагаван однажды дал определение истинной природы нирвикальпа самадхи следующим образом: «Просто отсутствие восприятия внешних различий (викальп) – это не подлинная устойчивая нирвикальпа. Знайте, что только невозникновение различий в мертвом уме есть истинная нирвикальпа». Гуру Вачака Коваи, стих 893, цитируется в «Будь тем, кто ты есть», с. 161 английского издания.

 

Бывало, Бхагаван уходил в самадхи и в других случаях. Как-то я сплетал гирлянды в храме Матери, когда

Бхагаван вошел и сел рядом. Обменявшись со мной несколькими фразами, Бхагаван с открытыми глазами погрузился в глубокое состояние самадхи и оставался неподвижным в течение примерно получаса. Он стал настолько похож на статую, что даже дыхание его замерло. Он не обнаруживал ни мигания или дрожания глаз, ни следа дыхания – я поднес руку к его лицу, чтобы убедиться в этом: ни одного движения во всем теле. Когда он вернулся в обычное состояние, то рассмеялся и продолжил вести себя так, будто ничего не случилось.

Хотя глубокое самадхи вроде этого случалось редко, Бхагаван, казалось, впадал в некоторое подобие легкого транса всякий раз, когда звучало распевное проговаривание параяны. Он сидел, подобно статуе, с застывшим взглядом, и часто после этого признавался, что не может вспомнить большую часть услышанного.

Мне вспоминается один забавный эпизод, произошедший однажды ранним утром, перед самым началом распевания параян. В течение нескольких недель Бхагаван ел мало по вечерам. В результате к четырем часам следующего утра он начинал испытывать некоторый голод. Для его утоления Бхагаван жарил арахис на своей кумутти и ел его. После обжарки он, как правило, угощал им Кришнасвами, своего служителя, и любого, кому в этот момент случилось быть в холле.

В то утро Бхагаван достал свой арахис и сказал Кришнасвами: «Прежде чем они начнут Веда-параяну, давай-ка выполним арахис -параяну».

 

 

...

Ежедневное распевание на санскрите Веды-параяны началось где-то в 1935 году До этого исполняемая два раза в день параяна состояла только из тамильских стихов.

 

Помимо обычной параяны мы также пропевали многое из «Рибху Гиты». Бхагаван настолько высоко ценил эту книгу, что велел некоторым из нас регулярно читать ее как часть нашей садханы. Он даже сказал, что постоянное чтение этой книги приводит к самадхи. Я был одним из преданных, кому было велено регулярно читать эту книгу. Регулярная параяна исполнялась в одно и то же время утром и вечером, однако чтения «Рибху Гиты» были произвольными. Иногда мы читали отрывки из нее в три часа дня, а иногда – в восемь вечера.

Когда заканчивалась регулярная параяна, Бхагаван и собравшиеся преданные часто продолжали сидеть в тишине около получаса. Однажды, в период моего наблюдения за строительными работами, я вошел в холл во время этого молчания и простерся перед Бхагаваном. Бхагаван, который до того сидел с закрытыми глазами, немедленно открыл их и начал говорить о строительных делах.

Когда наше обсуждение закончилось, один из преданных заметил Бхагавану: «Ты сидел в тишине с закрытыми глазами, но когда появился Аннамалай Свами, ты немедленно открыл их и начал говорить о строительных работах». Бхагаван ответил на косвенный вопрос, сказав: «Ум Аннамалая Свами был полон строительных забот. Все вы сидите здесь в молчании и покое. Я тоже сидел в молчании. Аннамалай Свами носит в своей голове все ашрамное строительство. Когда он вошел в холл, все эти строительные мысли вызвали меня на беседу».

 

Намаскарамы [44]

 

Время от времени Бхагаван приходил в раздражение, если преданные простирались перед ним сверх меры либо рассеянно, без преданности. Я могу привести этому несколько примеров. Однажды я плел гирлянды для пуджи Матери, когда в храм вошел Бхагаван и сел в падмасану (позу лотоса).

Пока я делал простирание перед ним, он критически заметил: «Если ты будешь так делать, все остальные почувствуют себя обязанными следовать этому примеру. Зачем вы все выполняете передо мной намаскарам? Я не думаю, что являюсь чем-то большим, чем вы. Мы все – одно». Остальные оставили без внимания эти намеки и продолжили выполнять простирания. Все преданные, сидевшие на полу, немедленно вставали в знак уважения, когда Бхагаван входил в холл. Этот механический жест почтения порой раздражал его.

В один из таких случаев он сказал стоящему преданному: «Зачем ты так встаешь? Почему ты не остаешься сидеть на полу? Кто я – тигр или змея, что ты вскакиваешь всякий раз при моем появлении?»

В другой раз, когда Бхагаван совершал прогулку вдоль подножия холма, ашрамный рабочий увидел его, бросил свою работу и простерся на земле во весь рост. Бхагаван сказал ему: «Если ты будешь выполнять как следует свои обязанности, это уже будет прекрасным намаскарамом. Если бы каждый выполнял свои обязанности, назначенные ему (свадхарму), не отклоняясь от них, то мог бы легко достичь Я».

Однажды Бхагаван изложил теорию, стоящую за намаскарамом, и объяснил, почему ему не нравится, что люди всякий раз простираются перед ним:

«Изначально практика намаскарама была введена великими людьми в качестве вспомогательного средства для посвящения ума и тела Богу. Эта изначальная цель теперь полностью утрачена. В наши дни люди думают: „Если мы проделаем один намаскарам перед Свами, то сможем расположить его к себе и заставить его делать все, что мы хотим“. Это большая ошибка, потому что Свами невозможно обмануть. Только те эгоистичные люди, кто делает намаскарам из лживых побуждений, и будут обмануты. Мне не нравится смотреть на то, как люди приходят и выполняют передо мной намаскарам. Зачем нужен намаскарам? Удерживать свой ум на правильном духовном пути – уже одно это есть величайший намаскарам».

Бхагаван, похоже, не имел ничего против намаскарама, который мы выполняли с любовью; он был против него только в тех случаях, когда считал, что мы простираемся скорее по привычке, чем из преданности.

Мне вспоминается один эпизод, который очень наглядно демонстрирует это. Однажды после обеда я гулял с Бхагаваном в Палакотту. Бхагаван отошел в кусты, чтобы испражниться, поскольку в ту пору в ашраме не было пристойных туалетов. Пока я ждал его возвращения, то заметил большую военную транспортную колонну, движущуюся в Бангалор. Один солдат, который, должно быть, был преданным, остановил свой автомобиль, вышел и помчался к ашраму. Он явно очень торопился, поскольку не имел права отстать от колонны. Позже преданные, находившиеся в ашраме, рассказали мне, что он вбежал в ашрам и немедленно поинтересовался, где Бхагаван. Когда ему сказали, что Бхагаван ушел в Палакотту, он помчался дальше и нагнал меня через несколько минут. Когда он принялся кричать: «Где Бхагаван? Где Бхагаван?», Бхагаван поднялся и вышел из-за кустов.

Была середина дня самого жаркого времени года. Песок и камни были обжигающе горячи, однако, несмотря на это, солдат исполнил на земле перед Бхагаваном полное простирание. Через несколько секунд он обратился к Бхагавану: «Моя карма очень тяжела. Я не могу оставаться здесь более нескольких секунд. Пожалуйста, благослови меня». Бхагаван ласково посмотрел на него и «благословил» его с милостивой улыбкой. Через несколько секунд солдат поднялся и помчался обратно к ждущей его машине.

Когда мы возвращались в ашрам, Бхагаван похвалил действия солдата: «Несмотря на очень сложную карму, в нем было сильнейшее побуждение увидеться со мной. Одни только его действия показывают, что он уже достиг высокого уровня преданного служения».

Когда Бхагаван уходил на прогулку в Палакотту или на гору, согласно существующему правилу, только его служитель мог сопровождать его. Этот служитель получал указания не подпускать других людей близко к Бхагавану и не давать им задавать ему вопросы. Время от времени некоторые преданные, испытывающие проблемы, которые им не хотелось озвучивать прилюдно в холле, догоняли его и обсуждали их, пока он шел, однако этой привилегией обладали лишь близкие преданные. Остальных людей не подпускали. Если бы я строго следовал правилам, то не подпустил бы солдата к Бхагавану, но поскольку он явно очень торопился, я не сделал попытки помешать ему получить короткий даршан.

Я вспоминаю и другой случай, когда Бхагаван выразил одобрение в адрес преданного, упавшего к его ногам. Бхагаван сидел на софе снаружи холла, в то время как множество преданных подходило к нему, совершало простирание и уходило. В ашрам пришел христианский священник, но он не приблизился к Бхагавану и не попытался сделать простирание. Он просто стоял на расстоянии и смотрел на Бхагавана с явным любопытством около сорока пяти минут. В конечном счете, совершенно как падающее дерево, он опустился на пол, совершил полное простирание и затем ушел. Очевидно, что с ним случилось некое переживание, убедившее его в величии Бхагавана, но мы так никогда и не узнали, в чем оно заключалось, поскольку он удалился, не сказав ни слова.

После того как он ушел, Бхагаван улыбнулся и заметил: «Он не мог больше сдерживать себя, чтобы не выполнить намаскарам».

Один преданный как-то подошел к Бхагавану и спросил, может ли он сделать простирание перед ним и коснуться его ног. Бхагаван ответил: «Подлинные ноги Бхагавана существуют только в сердце преданного. Непрерывно держаться за эти ноги есть истинное счастье. Ты будешь разочарован, если будешь держаться за мои физические ноги, потому что однажды это физическое тело исчезнет. Величайшая молитва – это поклонение ногам Гуру, которые находятся внутри тебя».