Свобода сообщений — цензура — манипуляция сознанием

Телевидение — особый вид СМИ, но и оно формировалось на Западе в условиях завоеванной всеми СМИ свободы информации. Вообще говоря, в самой социальной философии либе­ра­лизма скрыт запрет на свободу сообщений для телевидения. Однако нередко идеология вступает в противоречие с философией. В идеологии неолиберализма заложено как по­сту­лат, что информация — товар, а движение товаров должно быть сво­­бодным. Аргументация проста: принципом рынка является сво­бо­да потребителя (покупателя товара) заключать или не заключать сделку о купле-продаже; свобода каждого потребителя ТВ гаран­ти­руется тем, что он в любой момент может нажать кнопку и пере­стать «потреблять» данное сообщение. Известный испанский спе­ци­а­лист по философии права, автор книги «Свобода самовыражения в правовом государстве» М. Сааведра заявил на специальных слу­ша­ни­ях в Сенате, что для телевидения нет другого закона, кроме за­кона спроса и предложения: «Рынок — царь, и рынок подчиняет сво­ему господству информацию, культуру, развлечения и даже дос­тоинство личностей». Естественно, он подтвердил это ссылками на свободу и демократию: «Пультом переключения телепрограмм осу­щест­вляется право голоса». Эта аргументация ложна, вер­нее, лжи­ва. Она опровергается в рамках буржуазного либерального права.

Первый довод сторонников общественного (в том числе государственного) контроля за СМИ сводится к тому, что «информационная продукция» выпускается сегодня на рынок крупными частными корпорациями (суперкомпаниями). Уже с начала 70-х годов такие фирмы входят в список 500 крупнейших компаний США. Кроме того, с тех пор произошло сращивание этих фирм с крупнейшими банками, которые стали главными держателями акций телевизионных компаний. Г. Шиллер объясняет эту новую ситуацию: «Конгломераты, которые господствуют в области производства и распространения информации — и вообще всех видов сообщений — нельзя рассматривать, как это практикуется в Соединенных Штатах, как индивидуумов, на которых распространяются конституционные гарантии свободы слова и печати... Они являются прежде всего частными корпорациями, стремящимися к максимальной прибыли, чья продукция производится в соответствии с коммерческими требованиями». Таким образом, считается неправомерным применять категорию гражданских прав к коммерческой фирме, выпускающей товар для рынка. Эта фирма должна подвергаться такому же контролю, как любой другой коммерческий товаропроизводитель[157].

Вторая группа доводов связана с правами (свободами) потребителя. Принципом рынка, гарантирующим свободу воли каждого участ­ника сделки, является возможность принятия рационального ре­ше­ния. Это значит, что потребитель должен иметь возможность на­дежно знать, к каким последствиям для него приведет потребление данного продукта. Поэтому, например, так строго контролируется обозначение на упаковке товаров всех ингредиентов, особенно тех, которые могут оказать побочное, нежелательное воздействие или являются источником опасности при неправильном упот­реб­ле­нии. Отсутствие таких сведений рассматривается именно как на­ру­шение свободы потребителя — и за достоверным их сообщением сле­дит целая система государственной цензуры.

Очень жестко контролируется рынок тех продуктов, которые меняют поведение потребителя, делая его «зависимым» от продукта — это лишает потребителя свободы, лишает его возможности при­ни­мать рациональные решения. К таким продуктам относится, на­при­мер, алкоголь, рынок которого нигде (кроме, наверное, РФ) не является свободным. Крайним выражением этого свойства некоторых продуктов являются наркотики — они до сих пор почти повсеместно запрещены к продаже. Почему же? А как же свобода, «не хочешь — не нюхай»? Дело в том, что человек, начав нюхать, быстро ста­но­ви­тся зависимым от наркотика и утрачивает свободу. Значит, продажу этого продукта государство запрещает с помощью насилия, часто весьма грубого.

К какой же категории продуктов относится «товар» теле­ви­де­ния? Сегодня, после двадцати лет интенсивных и всесторонних ис­сле­дований, это не вызывает никаких сомнений. Телепродукция — это «товар» сродни духовному наркотику. Человек современного городского общества зависим от телевидения. То есть, гипнотизирующее воздействие та­ково, что человек частично утрачивает свободу воли и проводит у экрана го­раздо больше времени, чем того требуют его потребности в информации и раз­влечении. Как показали замеры середины 80-х годов, средняя американская семья проводила у телевизора более 7 часов в сутки и ради этого жертвуют многими занятиями и видами деятельности (чтение, посещение театров, спорт, встречи с друзьями и т. д.). К концу 90-х годов привязанность американцев, особенно детей, несколько снизилась, но остается очень высокой (дети США проводят у телевизора в среднем 21 час 38 мин в неделю). Многолетние наблюдения за разными категориями телезрителей пока­зы­вают, что очень большая часть их действительно «зависима» от эк­рана в буквальном смысле слова. В 1977 г. одна американская газета провела эксперимент: она предложила выбранным наугад 120 семьям по 500 долларов за то, чтобы они в течение месяца не смотрели телевизор. 93 семьи (78%) отвергли это предложение.

Как и в случае наркотиков, человек, потребляя сов­ре­менную, освобожденную от контроля этики телепрограмму, не мо­жет рационально оценить характер ее воздействия на его психику и поведение. Более того, поскольку он становится «зависимым» от теле­ви­де­ния и продолжает потреблять его продукцию даже в том случае, ес­ли отдает себе отчет в ее пагубном воздействии. Отсюда в рамках постулатов рыночной экономики и либе­раль­но­го общества следует, что продукция телевидения не может поставляться на рынок (в эфир) бесконтрольно. Государство обязано, защищая свободу потребителя, накладывать на этот рынок ограничения, по­про­сту говоря, цензуру. Если оно этого не делает, то оно по ка­кой-то причине становится соучастником одной стороны, что, по оп­ределению, является коррупцией. Обычно суть этой коррупции в том, что ТВ «платит» государству своей поддержкой с помощью доступной ему манипуляции общественным сознанием.

Подходя к проблеме с точки зрения интересов потребителя, Г. Шиллер усиливает приведенный выше тезис: «Можно ли рассматривать предприятия по производству образов, находящиеся под контролем банковского и промышленного капитала, как индивидуумов, обладающих неотъемлемыми правами? Конечно, нет. Более того, продукция культурно-коммуникационной индустрии нуждается в еще большем общественном контроле и проверке, чем обычные потребительские товары... И горе тому обществу, чья социальная политика не учитывает это важнейшее обстоятельство

В целом за последние полвека преобладал процесс освобождения СМИ от контроля («свобода подавляла ответственность»). Сегодня показалось бы немыслимым заявление, сделанное в 1948 г. директором Комиссии по свободе печати США Р. Леем: «Концепция ответственности, доведенная до логического завершения, подразумевает выделение явно вредной категории безответственных массовых коммуникаций, которая не должна находиться под защитой самой свободы»[158].

Пещерные люди ХХ века.

Самую сильную метафору, объясняющую роль ТВ в наше время, время видеократии, создал в IV веке до н. э. Платон. В седьмой книге своего труда «Республика» он изложил удивительно поэтическую и богатую аллегорию. Вот она, в кратком и бедном изложении:

В пещере, куда не проникает свет, находятся прикованные цепями люди. Они в этом плену давно, с детства. За спиной у них, на возвышении, горит огонь. Между ними и огнем — каменная стена, на которой, как в кукольном театре, шарлатаны двигают сделанные из дерева и камня фигурки людей, зве­рей, вещей. Двигают и говорят текст, и их слова эхом, в искаженном виде раз­­носятся по пещере. Прикованные так, что могут смотреть только вперед пе­ред собой, пленники видят огромные тени от фигурок на стене пещеры. Они уже забыли, как выглядит мир, свет на воле, и уверены, что эти тени на стене, это эхо и есть настоящий мир вещей и людей. Они живут в этом мире.

И вот, один из них ухитряется освободиться от цепей и карабкается на­верх, к выходу. Дневной свет ослепляет его, причиняет ему тяжелые страда­ния. Затем, мало-помалу он осваивается и с удивлением всматривается в реаль­ный мир, в звезды и солнце. Стремясь помочь товарищам, рассказать им об этом мире, он спускается обратно в пещеру.

Далее Платон рассуждает о том, как может произойти их встреча.

Пробравшись к товарищам, беглец хочет рассказать им о мире, но в тем­но­те он теперь ничего не видит, еле различает мелькающие на стене тени. Вот, рассуждают пленники, — этот безумец покинул пещеру и ослеп, потерял рас­су­док. И когда он начинает убеждать их освободиться от цепей и подняться на свет, они убивают его как опасного помешанного.

Если же, освоившись в темноте, он рассказывает им о том, как выглядит реальный мир, они слушают его с удивлением и не верят, ибо его мир со­вершенно не похож на то, что они много лет видят своими глазами и слышат своими ушами. Если же, в лучшем случае, они следуют за ним к выходу, уши­баясь о камни, то клянут его, а взглянув на солнце, стремятся назад, к привыч­ным и понятным теням, которые им кажутся несравненно более реальными, чем мир наверху, который они не могут разглядеть при режущем глаза свете.

Платона мучило это свойство человеческой натуры — предпочитать яркому свету истины и сложности реального мира фантастический мир театра теней. Но никогда его аллегория не сбывалась с такой точностью, как сегодня. ТВ со­здает для человека такой театр хорошо сделанных теней, что по сравнению с ним реальный мир кажется как раз серой тенью, причем гораздо менее истин­ной, чем образы на экране. И человек, с детства прикованный к телевизору, уже не хочет выходить в мир, полностью верит именно шарлатанам, которые ма­нипулируют фигурками и кнопками, и готов убить товарища, убеждающе­го его выйти на свет. Как сказал устами героя фильма «Заводной апель­син» режиссер Стэнли Кубрик, сегодня «краски реального мира человек при­знает реальными толь­ко по­сле того, как увидит их на экране»[159].

В 1996 г. в Риме вышла книга «Молодежь-людоед. Антология экстремального ужаса», которая привлекла интерес культурологов. Это — рассказы 10 молодых писателей (от 23 до 35 лет). С целью преодолеть скуку современного западного города, они создают новый тип литературы ужасов с описанием изощренных пыток и убийств. Что же привлекло внимание специалистов (они говорят о «культурной мутации»)? Тот факт, что это новое поколение писателей принципиально описывает лишь мир, воспринятый через экран телевизора, а не через личный опыт или чтение. Виртуальная реальность телевидения как источник художественного воображения — имитация имитации! В этой литературе возникает и новый язык, за основу которого берется калейдоскоп образов телевизионной рекламы, информационных выпусков и клипов. Таким образом, телевидение как механизм отчуждения человека от жизни создает свою «вторую производную».

Телевидение — это и особая технология, и особый социальный институт, чуть ли не особое сословие. Характер его воздействия на зрителя определяется этим целым, а не особенностью техники. Если следовать духу и букве демократии, даже западной (а это вовсе не единственный ее вид), никто — ни шарлатан, ни ге­ний, не имеет права держать людей прикованными в пещере. Платон не уточ­няет, что за цепи были на людях, из какого материала. Из железа? А может быть, цепи наркотического воздействия пляшущих на стене теней? Если бы выяснилось, что ТВ каким-то образом подавляет свободу воли зрителя, при­ко­вывая его к экрану, необходимость общественного контроля над ТВ пря­мо вы­текала бы из самой формулы демократии — точно так же, как вытекает не­­об­­хо­димость государственного контроля (цензуры) за торговлей наркоти­ка­ми.

Сегодня, как говорилось, зависимость людей от телевидения стала всеобщей. У некоторых ка­те­горий (особенно у детей и подростков) эта зави­симость развивается нас­толь­ко, что наносит существенный ущерб даже физи­ческому здоровью. Сначала врачи и педагоги, а теперь уже и политики реко­мен­дуют родителям за две­ря­ми своих домов забывать о демократии и дейст­вовать авторитарно, заботясь прежде всего о благе детей. Можем считать, что наличие создаваемых ТВ це­пей, пусть невидимых, является установленным фак­том, и тезис о свободе ТВ от общественного контроля вытекает не из тре­бований демократии, а из инте­ре­са некоторых социальных групп и является сугубо антидемократическим. Тем более, что этот интерес тщательно скрыва­ется, следовательно, он проти­воречит интересам большинства. Мы пока не говорим о том, какое содержание вкладывает в свой театр теней контроли­рую­щая ТВ группа, какие доктрины вби­вает она в головы прикованных цепями плен­ников. Проблема как раз в том, что вредоносны эти цепи сами по себе. Возни­ка­ет заколдованный круг: наркотизирует, приковывает человека как раз то ТВ, ко­торое хочется смотреть и смотреть — ТВ «высокого класса». Это как ино­стран­­ная пища, насыщенная вкусовыми добавками: ее хочется жевать, но ты всем нутром чувствуешь, что это ядовитая дрянь. «Скучное» ТВ (каким и было оно в советское время) тем и хорошо, что человек потребляет его не больше, чем ему действительно надо для полу­че­ния информации, знаний или развлечения.

Президент Американского общества газетных редакторов Лорен Гилионе, выступая в 1993 г., сказал: «Репортажи новостей по телевидению всегда порождали сомнение, реально ли то, что в них представлено. Природа визуальных средств информации — развлекать, драматизировать, создавать сны наяву для массового зрителя — влияет на содержание информации. Мир фантазии смешивается с миром факта. Для многих людей то, что появляется на экране телевизора, становится реальностью»[160].

Почему Гилионе заговорил об этом в своей речи «Журналист завтрашнего дня»? Потому, что создание фиктивной реальности прямо связано с манипуляцией сознанием. Вот его гуманистический вывод: «Настоящие журналисты должны будут противиться давлению манипуляторов, диктаторов, «изобретателей», стремящихся размыть границу между действительностью и фантазией».