Как же было все на самом деле? 5 страница

Прокурор: По поводу заявления прис. пов. Грузенберга, я просил бы занести в протокол, что в ответе профессора Сикорского... была [264] фраза: «да, действительно, в учебниках судебной и другой медицины, оказывается, этих сведений нет, но это условие цензуры»[6].

Сикорский: Я никогда не употреблял слово «ритуальное» убийство. Я протестую. Я говорил об убийствах детей. Это я знаю. Но ни в моих сочинениях, ни в моем докладе, ни в настоящее время я слова «ритуальное» не употреблял. Не смешивают ли гг. защитники два понятия, не хотят ли они навязать определенное мнение эксперту. Я протестую.

Грузенберг: Вы признаете не «ритуальное» убийство, а убийство детей евреями?

Сикорский молчит.

Грузенберг: Я заявляю, что Кремье есть тот французский министр, который ездил специально в Дамаск, чтобы освобождать неправильно привлеченных евреев... Кремье этого говорить не мог...

Карабчевский: Вы говорили о каком-то таинственном убийстве детей с целью выпускать кровь. Вы говорите, что не упоминали о ритуальных убийствах, но прошу сказать – специфический способ умерщвления детей заключается в колотых ранах? Будьте любезны сказать, – в Саратовском деле, которое вы назвали, была ли там речь о колотых ранах?..

Сикорский: Я не могу сказать. Я знаю о Саратовском деле, но я не хочу давать вам повода обвинять меня в том, что я затронул это дело.

Председатель: Еще предстоит вопрос о Саратовском деле...

Карабчевский: Я вас спрашиваю – были это колотые раны или резаные.

Сикорский: Я знаю очень хорошо, но не хочу касаться этого вопроса...

 

Т. 3. С. 45
Двадцать девятый день
23 октября 1913 года

Из речи прокурора

Экспертиза

Это главное – экспертиза. Мы имели трех выдающихся экспертов, профессоров, пользующихся огромным уважением... Проф. Оболонский вместе с проф. Туфановым производили вторичное вскрытие трупа Андрюши Ющинского и между мнением проф. Косоротова и мнением проф. Оболонского никаких противоречий не оказалось... Но кроме этих профессоров, выступил в этом деле не менее известный своими научными трудами проф. Сикорский. Я знаю, какие громы обрушатся на этого профессора, не побоявшегося явиться, несмотря, что ему было страшно тяжело, он нашел своим долгом явиться сюда и устно перед нами подкрепить свое глубокое убеждение, что это убийство дело рук изуверов, преследовавших добычу крови, и что такими изуверами были не кто иной, как евреи. Имя Сикорского делается ненавистным[7] не только для Бейлиса, но, может быть, для всего еврейства, которое, когда один еврей обвиняется, защищает его – все еврейство, чего мы не усматриваем среди ни одной национальности. Что касается меня, сколько бы во мне немецкой крови ни текло, если, например, обвиняется немец преступник, это не значит, что я преступник... Стоит одному еврею обвиняться, так это касается всего еврейства...

[1] Внося такой "глупый" вопрос, Грузенберг, разумеется, рассчитывал на вполне ожидаемый ответ, что по характеру повреждений судить о национальности невозможно. А "следовательно", нет доказательств, что это еврейское убийство. – Ред.
[2] Следует отметить и такой важный факт: даже в тех случаях, когда судьи оправдывали евреев, обвиняемых в ритуальных убийствах, практически никогда не обнаруживали каких-либо иных убийц, ответственных за это преступление. – Ред.
[3] В частности, в Саратовском деле (1853 г.) оба убитых мальчика, 10 и 11 лет, были обрезаны. Они были также связаны, им были завязаны рты и их тела были исколоты с целью получения крови, которая – редкий случай – на этот раз была обнаружена. В числе шести участников убийства были два раввина. – И.Г.
[4] Владимiр Иванович Даль (1801-1872), общепризнанный ученый-универсалист и писатель, научная объективность и безпристрастность которого еще никем не была поставлена под сомнение. Автор "Толкового словаря живого великорусского языка" (первое издание 1863-1866 гг.) был в 1840-х годах чиновником для особых поручений министерства внутренних дел в Петербурге и составил, по поручению министра внутренних дел графа Л.А. Перовского, «Розыскание об убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их», напечатанное без имени автора в 1844 году по приказанию министра в количестве 10 экземпляров, исключительно для служебного пользования высших чинов русской администрации – по одной этой причине в нем содержались одни только проверенные и не вызывающие ни малейшего сомнения данные. В своем труде Даль использовал обширный материал на европейских языках о еврейских ритуальных убийствах христианских детей, начиная с IV столетия и кончая Велижским делом в России в 1823 году. Всего им было описаны 134 случая ритуальных убийств евреями, из них 20 – в ХIХ веке, когда не могло уже быть речи о "признаниях под пыткой" – обычный аргумент с еврейской стороны при обсуждении этого вопроса. – И.Г.

Эта работа Даля почти без изменений была использована под другим названием ("Сведения об убийствах евреями христиан для добывания крови") в виде также безымянной записки, поданной директором департамента иностранных вероисповеданий Скрипициным в том же 1844 г. Императору Николаю I. В этом виде текст был опубликован в 1878–1879 гг. в журнале "Гражданин" с указанием, что это исследование «приписывалось» Скрипицыну.

Оригинальной же книги Даля "Розыскание..." не имелось в России ни в одной из общественных библиотек, и было известно, что даже единичные ее экземпляры из архивов выкрадываются. Поэтому известный издатель "Русского Архива" П.И. Бартенев, по соглашению с Далем, решил в 1870 г. перепечатать "Розыскание" в своем органе под именем настоящего автора. Подаренный Далем экземпляр книги Бартенев отдал для набора в типографию Мамонтова в Москве, однако одним из наборщиков оказался еврей, который залез ночью в типографию, разбив окно, рассыпал весь набор и скрылся с частью разрезанных для набора листов оригинала. Розыск наборщика оказался безуспешным, и печатание не состоялось. Текст был восстановлен Бартеневым по другому экземпляру (кн. А.Б. Лобанова–Ростовского), но переиздан уже значительно позже лишь в связи с процессом Бейлиса под заглавием: В.И. Даль «Записка о ритуальных убийствах» (СПб., 1913) в типографии Суворина; при этом незначительные расхождения "Розыскания" Даля со "Сведениями", напечатанными под фамилией Скрипицына были скрупулезно отмечены.

Не так давно появилась книга Семена Резника "Растление ненавистью" (Москва–Иерусалим, 2001). Автор – живущий с США эмигрант из СССР, сотрудник "Голоса Америки" (опубликованы сведения, что он бывший член КПСС и автор хвалебной книги о цареубийце Я. Юровском, получил за нее премию Свердловского обкома КПСС. – http://www.rusk.ru/st.php?idar=103126) – делает вид, что совершил "открытие" (хотя до него это уже давно пытался утверждать Ю. Гессен: "Кровавый Навет". М., 1912): мол, якобы "Розыскание" – «фальшивка», написанная не В.И. Далем, а Скрипицыным, лишь «шулерски приписанная» Далю в виде «подлога» (с. 49-51, 83-91). Подобными "опровержениями" авторства еврейские авторы пытаются снизить значение книги Даля, который был не только «выдающимся ученым», но и «умным, честным, справедливым, совестливым, широко мыслящим, крайне ответственным человеком» (признает Резник) – а потому "не мог" написать такую "антисемитскую" книгу. Однако в подтверждение своего "открытия" (украденного у Гессена вплоть до целых формулировок) Резник воистину шулерски ни одного документа не приводит и данных об истории книги, изложенных Остроглазовым в суворинском издании 1913 г., не опровергает.

Заметим, что авторство Даля подробно исследовано и доказано в работе А. Глазунова (публикуется в приложение к новому изданию этой книги В.И. Даля в издательстве "Русская идея", 2006). Причина подачи исследования Государю Николаю I от имени Скрипицына проста: в то время Даль еще не был православным – и потому сочли неуместным представлять «книгу по вероисповедному предмету, написанную иноверцем» (лютеранином) – свидетельствовал П.И. Мельников-Печерский. – Ред.
[5] "Дамасское ритуальное убийство. Протоколы судопроизводства по делу об исчезновении капуцина о. Фомы и его слуги Ибрагима Амара в Дамаске в 1840 г." Харьков, 1913. См. далее. – И.Г.
[6] Уже не в первый раз защита Бейлиса прибегает к явной передержке: отсутствие упоминания термина "ритуальное убийство" в официальных документах и литературе, в решениях судов, как и отсутствие такой статьи в уголовном кодексе (не только России, но и многих других стран) – обусловленное желанием избежать разжигания национальной розни и погромов – еврейская сторона, которую на киевском процессе представляли светила русской либеральной адвокатуры, изображает в качестве "доказательства" того, будто бы ритуальных убийств существовать не может. – Ред.
[7] Из письма И.А. Сикорского от 29 марта 1912 г. киевскому губернатору А.Ф. Гирсу: «С того времени, как стало известно мое мнение по делу об убийстве Ющинского, газета "Киевская мысль", обслуживающая интересы еврейства, отчасти и другие газеты, наполнились враждебными против меня статьями… а самый факт участия в экспертизе Ющинского именуется моей изменой науке… Мое участие в экспертизе по делу Ющинского делается почти невозможным нравственно, а может быть небезопасным» (ГАРФ. Ф. 102. Оп. 1912. Д. 156. Л. 2). Помимо клеветы в печати, была организована целая "научная" кампания: экспертизу Сикорского осудили в журнале "Современная психиатрия", в телеграммах и резолюциях медицинских и психиатрических обществ С.-Петербурга, Харькова, Твери, Вологды и других городов. Одновременно за границей разразилась буря протестов ученых-психиатров и была выпущена брошюра "Убийство Ющинского. Мнения иностранных ученых", на Лондонском съезде к осуждению присоединились российские делегаты, заявившие, что Сикорский «опозорил российскую науку» (проф. Н.Н. Баженов).

Затравили и другого эксперта обвинения, проф. Д.П. Косоро­това. В частности, 23 октября 1913 г. около 400 студентов Императорского С.-Петербургского университета перед началом лекции устроили митинг с криками: «Долой!», «Убийца!», не давали профессору говорить, били окна в аудитории. Профессора с трудом вывели из аудитории другие преподаватели и члены Союза Русского Народа (ГАРФ. Ф. 102 /особ. отдел/. Оп. 1911. Д. 157 /том III/. Л. 261). – Ред.

 

Талмуд и Каббала

Талмуд и Каббала

Г. Замысловский. Из книги "Убийство Андрюши Ющинского" (стр. 278- 288)

 

[278] В вопросе о ритуале главное внимание на суде было устремлено на богословско-догматическую сторону, на выяснение того, какие постановления еврейской религии и какие тексты её книг могут дать основание так называемому догмату крови.

В такой постановке вопроса нельзя не видеть некоторой узости, односторонности. Ведь изследованию подлежат изуверские убийства, а таковые являются актом высшего религиозного фанатизма, когда мысль, воображение изувера, его искания, приведены в крайнее напряжение, когда мозг его распален, доведен до изступления. Чтобы такое состояние могло возникнуть, нужно религиозное учение, которое вообще, в основании своем, было бы изуверным, фанатичным, требующим от своих последователей страстного возбуждения и привлекающим своими тайнами. Нужна, далее, секта, которая бы образовалась на почве такого учения и требовала бы от своих последователей, чтобы этим учением прониклось все существо их, все мысли, желания. Если есть на лицо такое учение и такая секта, то можно быть уверенным, что самые кроткие предписания основной религии, самые невинные её тексты будут поняты, перетолкованы сектантами именно в том направлении, в котором работает воспаленный мозг изувера. Скопческая ересь, хлыстовщина служат наглядным тому примером.

[279] В деле Ющинского, да и в большинстве ученых изследований главное внимание сосредоточивали на догматике, на текстах, а чрезвычайно важную историческую сторону – рост фанатического учения и образование на его основе изуверной секты – оставляли на втором плане, в тени.

Между тем, здесь весьма ценный материал можно найти прежде всего у еврейских писателей, пользующихся среди самих евреев большим авторитетом и популярностью. Разумеется, наивно было бы искать у них признания ритуальных убийств и догмата крови. О, нет! Они отрицают то и другое самым решительным образом, но ведь всякий здравомыслящий человек должен согласиться, что – независимо от того, существует ли у евреев догмат крови, или нет – признавать таковой было бы со стороны еврейских писателей чистейшим безумием, ибо не трудно предсказать, какое впечатление произвело бы подобное признание на то христианское население, среди которого живут евреи.

Не о таких признаниях здесь речь, ибо их ожидать немыслимо. Но признание дикого, фанатического учения и основанной на нем изуверной секты – на лицо. Имя такому учению – Каббала, а секте – хасидизм.

Предшественником Каббалы в смысле основы еврейского вероучения был Талмуд.

«Талмуд – это огромная энциклопедия по-библейского иудаизма в его религиозно-обрядовых, юридических частях. В нем сосредоточена большая часть того, что создано самобытной еврейской мыслью от заключения библейской письменности до пятого века христианской эры».

Такое определение дает Талмуду еврейский историк Дубнов (Всеобщая история евреев, кн.II,стр.156,изд. 1905г.), устанавливая, что значение Талмуда трояко: он должен был служить:1)религиозным и гражданским кодексом;2)учебновоспитательною книгою;3)источником сведений и поучений для массы.

Фундаментом Талмуда является «Мишна» – это записанный и приведенный в порядок весь послебиблейский законодательный материал, накоплявшийся, в виде «устного предания», со времен Ездры до конца второго века после Рождества Христова. Составитель и систематизатор Мишны, Иегуда Ганаси, умер в 210 году. Те многочисленные еврейские мудрецы и толкователи, мнения, поучения и толкования которых вошли в [280] Мишну, именуются «танаями». Вторая и более обширная часть Талмуда – Гемара. Это ряд толкований на Мишну, завершенных к концу пятого века. Еврейские толкователи и мудрецы, созидавшие Гемару, называются амореями. Первым по времени был Палестинский, или «Иерусалимский» Талмуд, который, однако, признается еврейскими учеными недостаточно полным и систематическим по сравнению с последующим Вавилонским. Сей последний состоит из 65 трактатов, в которых за каждою лаконическою статьею Мишны идут пространные разъяснения Гемары. Особая ученая иудейская коллегия в Вавилонии закончила собирание этих дополнительных к Мишне толкований и выводов в конце пятого века, после чего объявила составленный таким образом свод Талмуда «заключенным» т.е. не допускающим никаких дальнейших прибавлений или изменений по существу. Законоположительная часть Талмуда именуется Галахою, а повествовательная – Агадою. Впрочем, части эти в тексте не отделены друг от друга, а слиты и перепутаны, отличаясь лишь содержанием и способом изложения. Позднейшие толкования Талмуда носят название «Тосафот» и «Тосефта».

В XVI веке, на строгом основании Талмуда был составлен еврейским ученым Иосифом Каро Шулхан Арух – книга, относящаяся к Талмуду так, как у христиан катехизис относится к богословию. Шулхан Арух есть систематизация норм, устанавливающих практический быт, практическую жизнь иудеев, определяющая до малейших подробностей их внешнее поведение, начиная с того момента как иудей встает, до того, как он ложится

Более подробно должно остановиться на Кабббале. Здесь я воспользуюсь источником, который никоим образом не может быть заподозрен во вражде к жидам. Я имею в виду обширный труд еврейского ученого, профессора Бреславльского университета, Генриха Греца, весьма авторитетный в интеллигентных еврейских кругах – его двадцатитомную «Историю евреев», представляющую, в общем, гимн иудаизму, его восторженное восхваление.

Третья глава восьмого тома «История евреев» специально озаглавлена «Тайное учение Каббалы»[1]

[281] Разсмотрев ранее труды знаменитого «великого» раввина Маймонида (1135–1204 г.),[2] производившего религиозные взгляды более либерального и рационального направления, Грец пишет:«В образовавшуюся в иудаизме вследствие борьбы за и против Маймонида брешь втиснулось одно лжеучение, выдававшее себя, несмотря на свою юность, за древнейшую премудрость, несмотря на свое ложное основание, за единственную истину. Происхождение «Каббалы» или «тайной науки», которая так себя называла, потому что хотела слыть древнейшим тайным преданием, совпадает по времени с маймонистским спором, и лишь благодаря этому завоевала себе существование. Взаимная вражда была матерью этого уродливого плода и поэтому он все время действовал разлучающе и разлагающе. Впервые Каббала в систематическом виде выступила в первой четверти XIII столетия».

Итак, Грец отрекается, отмахивается от каббалистического учения елико возможно: оно ложное, совсем не древнее и вовсе не еврейское. Однако последователи Каббалы как должен признать сам Грец утверждали обратное: что именно их учение представляет истинную сущность иудаизма и основано на древнейшем тайном предании.

Понося далее первых столпов каббалистического учения, Исаака Слепого, который, де, был подвержен «фантастическим представлениям», Азриеля и Эзру, которые, мол, оба были «нечестны», Грец повествует, как обратился к каббалистическому учению «главная опора» этого учения в последующем, Нахманид:

«Чтобы доказать победоносную силу Каббалы, разсказывалось, что сначала Нахманид питал безусловное отвращение к ней, несмотря на усилия одного престарелого каббалиста, направленные к его обращению; как-то раз этот каббалист был застигнут в одном постыдном доме и приговорен к смерти; в субботу перед казнью он пригласил к себе Нахманида, который лишь неохотно пришел к нему и упрекал его в недостойном поведении; каббалист удостоверял свою невиновность и уверял Нахманида, что он после казни, [282] еще в тот же день, придет к нему и разделит с ним субботнюю трапезу; это уверение оправдалось, так как каббалист, при помощи тайных средств, добился, чтобы вместо него был казнен осел и он вдруг вошел в комнату Нахманида; с этого момента Нахманид уверовал в Каббалу и дал себя посвятить в неё».

Седьмая глава того же восьмого тома озаглавлена: «Дальнейшее развитие Каббалы и опала науки». «Таинственное учение Каббалы, которое сначала выступало очень скромно и носило безобидный характер, стало со времен Бен Адрета[3] разжигать умы, затемнять здравый смысл и вводить в заблуждение слабых Отсутствие истинности и убедительности каббалистическое учение пыталось заместить громким выступлением и обманом» – таково, дословно, начало главы. Далее повествуется, как окрепли каббалисты благодаря тому, что в их ряды вступил «выдающийся и прославленный» на юге Испании Тодрос бен Иосиф Галави Абулафия» (1234-1304 г.г.). Его «влияние еще не оценено по достоинству». Он «занимал почетное положение при дворе Санхо IV и считался любимым врачем или финансистом умной королевы Марии де Молины. Евреи уважали его и почитали своим князем». Тем не менее, «однажды он (Тодрос Галеви) был заключен в тюрьму своим королевским покровителем и присужден к смерти. По какому поводу это свершилось – неизвестно». Тодрос Галеви оказался во главе целой школы испанских каббалистов, про которую Грец пишет: «Светлой вере в Бога противоставлялась экзальтированная, даже богохульная химера. Помрачение еврейства последующих поколений нужно считать до некоторой степени плодом этого учения. Умышленным или невольным фиглярством они вводили в заблуждение современников и потомков; вред, нанесенный ими еврейству, чувствуется еще по сю пору».

[283] Хуже характеристику трудно придумать, но Грец придумывает её для некоего Моисея де Леона (1250-1305 г.), которого он считает автором наиболее важной части каббалистического учения – книги «Зогар» (блеск). «Это был человек, – рекомендует де Леона Грец, – относительно которого можно лишь сомневаться, был ли он корыстным или набожным обманщиком; но ввести в заблуждение и обмануть он наверное хотел… Для роли носителя тайного учения он нашел наиболее подходящую личность, против которой мало или ничего нельзя возразить. Танай Симеон бен Иохай,[4] проведший одиноко и в глубоком размышлении тринадцать лет в пещере, которому ужу древняя мистика приписывает получение откровений…, казался подходящим авторитетом для Каббалы. Но он не должен был говорить или писать по-еврейски, так как в этом языке каббалисты узнали бы эхо собственного голоса. Нет он должен был выражаться по-халдейски, на полутемном, подходящим для тайн и как бы из иного мiра звучащем языке. Итак, появилась каббалистическая книга Зогар, в течение веков в еврейских кругах обожествлявшаяся, как небесное откровение, и разсматривавшаяся также христианами, частью и теперь разсматривающаяся, как древнее наследие предков. Конечно, редко столь открытая фальсификация так хорошо удавалась. Но Моисей де Леон сумел также произвести сильное впечатление на легковерного читателя… «Клянусь святым небом и святою землею, – восклицает, согласно Зогару, Симон бен Иохай, – что я теперь вижу то, чего не видел еще ни один смертный после тог, как Моисей вторично взошел на Синай; да, я вижу еще больше его: Моисей не знал, что его лик сияет, я же знаю, что мое лицо сияет»… Очень ловко также сообщено, как составилась книга. Симон бен Иохай учил, некий раби Аба (живший значительно позже) записывал, а остальные слушатели размышляли об это. Трудно найти литературный памятник, который имел бы столь большое влияние, как Зогар, и который сравнился бы с ним в причудливости содержания и формы. Книга без начала и конца, относительно которой неизвестно, представляла ли она когда-либо единое целое, принадлежали ли [284] ей первоначально теперь существующие её части или они были позже прибавлены, и не существовало ли прежде еще больше частей… Этою безформенностью, этим хаосом дана возможность того что известные места были позднее подделаны… Так была сфальсифицирована фальсификация… Внутреннюю связь души со светом или с тьмою Зогар грубо-чувственно представляет в виде брачного сожительства, как и вообще он признает существование мужского и женского принципа также и в высшем мiре». Дальнейшее пояснение этого учения Зогара, воспроизводимое Грецом, я не считаю возможным приводить в виду совершенной его по моему мнению безнравственности и кощунственности.

«Когда Зогар, или «Мидраш Симона бен Иохая» был опубликован, – продолжает Грец, – он возбудил величайшее изумление среди каббалистов. С жадностью они схватились за него. Моисей де Леон во множестве получал заказы на доставление копий с него. На вопрос, откуда сразу появилось столь обширное сочинение старого таная, сочинение, относительно которого до того времени абсолютно ничего известно не было, отвечали так: Нахманид отыскал его а Палестине и переслал своему сыну в Каталонию; сильным ветром оно было занесено в Арагонию или Аликанте (Валенция) и попало в руки Моисея де Леона, который один только и обладает первоначальною рукописью. Слух о найденном каббалистическом сокровище распространился по всей Испании. Кружок Тодроса Абулафия сейчас же признал Зогар и смотрел на него, как на несомненно настоящий»…

Однако, после смерти Моисея де Леона, собственная семья «изобличала его, как фальсификатора»: согласно «чистосердечному» разсказу жены, «она часто спрашивала своего мужа, почему он свое собственное литературное произведение издает под чужим именем; на это он ей возразил, что Зогар изданный под его личным именем, не принес бы никакого дохода, под именем же Симона бен Иохай он стал для него богатым источником дохода».

«Так на лоно иудаизма, – заключает Грец, – пробралась новая основная книга для религии, которую Каббала, бывшая столетием раньше еще неизвестной, поставила рядом с Библией и Талмудом и некоторым образом еще выше. Зогар, правда, принес с одной стороны ту пользу, что он противопоставил [285] юридической сухости талмудических занятий известный размах, возбудил фантазию и чувство, и создал настроение, явившееся противовесом деятельности разсудка. Однако вред принесенный им иудаизму значительно превосходит эту пользу. Зогар усилил и распространил дикое суеверие, укрепил в умах царство сатаны, злых духов и привидений, которые прежде были лишь некоторым образом терпимы в еврейском кругу, благодаря же ему приобрели высшее подтверждение… Своими нередко чувственными даже граничащие с распутными, выражениями… он вызвал нечистые побуждения и этим позже создал секту, не обращавшую внимание на целомудрие. Зогар, например, прямо притупил стремление к обыкновенному и истинному и создал мiр грез, в котором души тех, которые им серьезно занимались, убаюкивались как бы в полусне и теряли способность отличать правильное от неверного».

Каббалистическое учение окончательно окрепло и получило широкое распространение благодаря Исааку Лурьи (1534-1572г.), ареною деятельности которого была Палестина и, главным образом, город Сафет, недалеко от Иерусалима. «Деятельность Лурьи и его кружка, – пишет Грец, – заключалась в каббалистических беседах заклинаниях и вызываниях духов… Преклонение перед Лурьи было так велико, что его поклонники платили большие суммы денег за предметы, находившиеся в его употреблении, и особенно за его сочинения. Каббала Лурьи причинила всему еврейству несказанный вред. Она покрыла еврейство таким толстым слоем плесени, что еще и по сие время не удалось совершенно удалить её. Со времени Лурьи, на ряду с талмудически раввинским иудаизмом, образовался и зогаро-каббалистический… К уже давно накопившимся суеверным обычаям, обильно позаимствованным от всех времен и народов, Каббала Лурьи прибавила еще безчмсленное множество новых суеверий… Мистика Лурьи оказала вред и в нравственном отношении. Она утверждала: в браке требуется гармония душ, которая, с точки зрения мистика, а не поэта встречается редко, и, если возникает какое-нибудь несогласие в браке, то последний не является союзом предустановленным гармонией сефир.[5] Поэтому каббалисты (а кто в то время не был каббалистом?) при первой же малейшей перебранке с женою разводились с нею и искали гармонирующую с ними и предустановленную половину, и разводы стали весьма частым явлением в каббалистических кругах. Нередко каббалисты покидали своих жен и детей на Западе, переселялись на Восток и вступали там в новый брак а часто даже по несколько раз, причем дети от различных браков ничего не знали друг о друге… (т. 10, стр. 342-354).

Наиболее знаменитым преемником Исаака Лурьи был Хаим Витал Калабрезе (умер в 1620г.). «Он сумел своими фокусами вводить в обман всех легковерных людей в Палестине и в соседних странах в течении почти целых пятидесяти лет (с 1572 до 1620 года), т.е. до самой своей смерти. В Иерусалиме, где он пробыл несколько лет, Калабрезе призносил проповеди, видел разные сны и видения, но не встречал ожидаемого признания. Только женщины уверяли, будто во время проповедей его они видели над его головой огненный столб или же носившегося пророка Или. В Каире, куда он часто наезжал, его также не оценили так, как бы он того желал; за это он стал мстить египетским евреям, рисуя их нравственность мрачными красками: он выставлял их невеждами и кляузниками, а жен их обвинял в том, что они, в отсутствие мужей своих, предаются разврату с рабами. Правда, не сам Калвабрезе высказывал эти обвинения, а будто бы одержимая злыми духами девушка… В Египте же Калабрезе сумел навлечь на себя обвинение в вымогательстве наследств… Вернувшись в Сафет, Витал, по примеру своего учителя, стал посещать могилы, заклинать духов и проделывать разные другие мистические штуки… Еще к большему шарлатанству подали повод оствшиеся после Лурьи сочинения. Витал уверял, будто он один только владеет ими, и он добился от сафетской коллегии того, чтобы она подвергла проклятию всякаго, кто позволил себе разглашать, помимо него, сведения о Каббале Лурьи. Тем усерднее старались каббалисты добиться обладания этим неоценимым сокровищем. Брат Хаима Витала, Моисей Витал, воспользовался этим рвением для того, чтобы сделать выгодную денежную аферу. Воспользовавшись болезнью своего брата он дал снять копии с найденных у него рукописей [287]и продавал их любителям за высокую цену. По выздоровлении своем, Хаим Витал утверждал, что похищенные у него сочинения вовсе не были настоящими и что последних он никогда не обнародует… Однако сын его Самуил Витал продал после смерти отца своего каббалистические откровения Лурьи и, кроме того стал распространять его сны в особом сочинении… С этих пор на Каббалу Лурьи призводилась настоящая охота. Всякий, обладавший манускриптами его или Витала и предлагавший их для продажи или для печати, легко находил покупателей. Особые посланцы старались придать этому шарлатанству наибольшее распространение среди еврейских общин» (т. 11, стр. 110-112).

Весьма поучительна общая характеристика того периода, даваемая Грецом: «Трехтысячелетний иудаизм походил в ту эпоху на драгородное зерно, которое до того закрыто и окутано наслоившимися одна на другую скорлупами, отложившимися окаменелостями, посторонними придатками и приростами, что лишь немногие, очень немногие, могут его узнать. Основные синайские и пророческие мысли давно уже покрылись тройным слоем толкований и ограждений… Над всем этим в течение веков образовались новые слои в разных школах… и все эти отложения и наслоения были покрыты безобразной скорлупой, грибовидным наростом, плесенеобразной оболочкой, Каббалой, которая, мало-по-малу, проникла в щели и отверстия, пустила там корни и ветви. Все эти новообразования имели уже за себя авторитет старины и считались неприкосновенными. Уж перестали спрашивать, чему учить синайский закон, чему придавали особенное значение пророки; едва уже обращали внимание на то, что Талмуд выставлял существенным и что несущественным; только раввинские авторитеты… решали, в чем заключается иудаизм. К этому присоединились… каббалистические бредни Исаака Лурьи. Именно это-то паразитное растение совершенно заглушило религиозную жизнь евреев. Почти все раввины и руководители еврейских общин, в польском ли городке, или в просвещенном Амстердаме… просто помешались на Каббале. Последняя, получившая с XIV века, вследствие гонения на науку, господство над умами, сделала со времени смерти Исаака Лурьи такие гигантские успехи или, вернее, произвела такие громадные опустошения, что никакие средства не в состоянии были остановить зло. Бредни Лурьи… [288] стали привлекать после его смерти все большее и большее число приверженцев, выступали вперед с уверенностью в победе, туманили голову и заставляли грубеть души» (т. XI, стр. 169).