Геркулес и Авгиевы конюшни

Фридрих Дюрренмат

 

Комедия

 

 

Посвящается Лотти к 4 сентября 1962 года

Перевод К. Богатырева

Действующие лица

 

 

Г е р к у л е с - национальный герой.

Д е я н и р а - его возлюбленная.

П о л и б и й - его секретарь.

А в г и й - президент Элиды.

Ф и л е й - его сын.

И о л а - его дочь.

К а м б и з - его батрак.

Л и х а с - письмоносец.

Т а н т а л - директор цирка.

Д е с я т ь п а р л а м е н т а р и е в.

Д в о е р а б о ч и х с ц е н ы.

 

 

Антракт после девятой картины.

 

 

I. Открытая сцена и пролог

 

П о л и б и й выходит на авансцену.

 

П о л и б и й. Дамы и господа, несомненно, вид этой сцены, символизирующей наш мир, может вызвать у вас легкую неприязнь. У меня только одно оправдание: другого драматургического решения просто не существует. Мы попытаемся рассказать вам историю, которую никто до нас не решался показать в театре, поскольку в ней, если можно так выразиться, борются два враждующих человеческих начала: потребность в чистоте и художественный инстинкт. И если мы все же отваживаемся на это рискованное предприятие и даже соорудили перед вами целый мир из нечистот, то лишь потому, что нас окрыляет вера в способность драматургического искусства преодолеть любую трудность. Вернее, почти любую: ибо воспроизвести остальные подвиги нашего национального героя невозможно, - как, например, изобразить проникших в колыбель к Геркулесу змей, которых младенец раз, раз и… (жестом изображает удушение) или, например, сцену, когда могучий младенец с такой силой тянет сосок богини Геры, что струя божественного молока разливается по всему небу, - событие космического масштаба, которому мы обязаны появление Млечного пути… Где возьмешь таких змей, такого младенца, такую грудь? Но вернемся к делу. Открывающийся вашему взору пейзаж из коровьего помета, или, выражаясь научно, весь этот мифический компост – не что иное, как тот самый античный навоз, который скапливался в Элиде столетиями в уже давным-давно затопил всю страну. И пусть вас утешит хотя бы то, что если мы вам предлагаем навоз, так уж зато навоз – знаменитый! Дирекция пошла вам навстречу еще в одном пункте: для сцен, которые будут происходить в других, так сказать, более опрятных местах, она предоставила помост и даже снабдила его занавесом. Вот пожалуйста.

 

Из навоза выкатывается помост, завешанный спереди белым занавесом.

 

Кулисы мы будем спускать сверху, например, вот этот фасад виллы в Фивах, он нам скоро понадобится.

 

Фасад опускается сверху до половины высоты сцены и снова уплывает вверх.

 

А вот, например, наш естественный спутник – луна.

 

Наверху слева показывается полная луна, потом закатывается.

 

Разве может быть искусство без романтики, романтика – без любви, любовь без лунной ночи? Мы ведь показываем не реалистический спектакль, не нравоучительную пьесу и уж никак не абсурдную драму. Мы предлагаем вашему вниманию произведение поэтическое. Пусть наш сюжет и не очень приятен для обоняния – аромат истинной поэзии возьмет свое. Остальной реквизит притащат на сену двое рабочих сцены. Например, вот этого обессиленного вепря.

 

Д в о е р а б о ч и х, к р я х т я, к л а д у т на помост вепря, потом собирают в складки занавес – теперь он напоминает ледяную глыбу.

 

Без этой скотины нам не обойтись. А то, что на ногах у рабочих высокие сапоги, - простительно, если принять во внимание то, что у них под ногами. Дамы и господа! Вот, собственно, и все, что я собирался вам сказать. Но прежде, чем начать спектакль, я хочу вам представиться. Я – грек. Имя мое Полибий, и я родом из Самоса. Я – личный секретарь нашего национального героя. Но даже самое забитое, безответное существо – я умышленно выбираю эти выражения – должно когда-нибудь заговорить после всех этих бесконечных и, с исторической точки зрения, бесплодных столетий. Поэтому-то я и решился заговорить, так сказать, приподнять завесу прошлого. Мы ведь тоже мечтали о месте под и надеялись на достойное человека существование. И куда же мы приземлились? Вид этой сцены вам все объяснит. Пора, однако, я заболтался. Вон идет мой шеф. Видите, он вешает лук на ледяную глыбу. Садится на помост.

 

Появляется Г е р к у л е с. На нем львиная шкура, в руках лук и дубинка. Он садится на помост рядом с вепрем.

 

Итак, мы начинаем: «Геркулес и Авгиевы конюшни». Это пятый подвиг нашего национального героя, но мы начнем с конца четвертого. Снег. 2911 метров над уровнем моря. Дамы и господа! Начали.

 

 

II. На олимпийском глетчере

 

Г е р к у л е с, запорошенный снегом, сидит рядом с засыпанным снегом вепрем.

 

Г е р к у л е с. Холодно.

П о л и б и й. Холодно.

Г е р к у л е с. Воздух такой разреженный.

П о л и б и й. Высокогорный воздух. (Дует в ладони, хлопает руками по телу, топчется, пытаясь согреться.)

Г е р к у л е с. Садись. Твои танцы меня нервируют.

П о л и б и й. Пожалуйста. (Залезает на помост и садится слева от вепря.)

Г е р к у л е с. Ветер северный.

П о л и б и й (слюнявит правый указательный палец, затем поднимает его кверху). Северо-западный.

Г е р к у л е с. К счастью, я захватил львиную шкуру.

П о л и б и й. А я, к сожалению, одет слишком по-летнему.

Г е р к у л е с. Туман сгущается.

П о л и б и й. В десяти шагах ничего не видно.

Г е р к у л е с. Снег опять пошел.

П о л и б и й. Начинается буран.

Г е р к у л е с. Греки на глетчере – жалкое зрелище.

 

Грохот.

 

П о л и б и й. Лавина.

Г е р к у л е с. Наша нация не создана для альпинизма.

П о л и б и й. Тем более мы можем гордиться, что первыми взошли на Олимп.

Г е р к у л е с. Первым взошел вепрь.

 

Грохот.

 

П о л и б и й. Камни летят.

Г е р к у л е с. Полгоры катится вниз.

П о л и б и й. А Олимп вообще-то солидная гора?

Г е р к у л е с. Понятия не имею.

 

Молчание. Вьюга.

 

Полибий!

П о л и б и й. Что прикажете, маэстро Геркулес?

Г е р к у л е с. Перестань стучать зубами.

П о л и б и й. Пожалуйста.

Г е р к у л е с. Я что-то задумался.

П о л и б и й. Это от холода.

Г е р к у л е с. Работаю как лошадь. Побеждаю древних чудовищ, чтобы они не топтали полей Греции. Развешиваю на деревьях разбойников, ставших грозою наших дорог. Но с тех пор, как ты у меня служишь, дела идут хуже, хотя ты и привел в порядок мою корреспонденцию. Я предпочел бы, чтобы было наоборот.

П о л и б и й. Вы правы, маэстро. Первые три подвига, которые я вам организовал, принесли нам немного. Гонорар за немейского льва выплачивали по весу, а лев-то оказался карликовой балканской породы. Гидра утопла в лернейских болотах, а керинейская лань и вовсе от вас сбежала. Остается, правда, эримантский вепрь. Вот это была погоня! До самой вершины божественной горы, которой до нас человеческий глаз и не видывал!

Г е р к у л е с. Мы ее тоже не видим.

П о л и б и й. Зато мы наконец пристукнули этого страшного вепря.

Г е р к у л е с. А снег все идет.

П о л и б и й. Наконец-то мир вздохнет спокойно.

Г е р к у л е с. А нам-то какой прок?

П о л и б и й. Огромный. Эримантский вепрь лежит бездыханный в снегу, а там, где вепрь, там и гонорар.

Г е р к у л е с. Но это же не эримантский вепрь, а какая-то дохлая свинья.

П о л и б и й (рассматривает тушу). А ведь и верно. Свинья.

 

Молчание.

 

Наверное, за вепрем гналась.

Г е р к у л е с. Как и мы.

П о л и б и й. Маэстро, нельзя терять присутствие духа.

 

Грохот.

 

Г е р к у л е с. Опять лавина.

П о л и б и й. Где свинья, там и вепрь.

Г е р к у л е с. Он в том ущелье.

П о л и б и й. В ущелье?

Г е р к у л е с. Эримантский вепрь на моих глазах свалился в пропасть.

П о л и б и й. Значит, и гонорар туда же. Пятнадцать тысяч драхм там лежат.

Г е р к у л е с. На три тысячи больше, чем я в среднем зарабатываю на разбойнике.

 

Молчание.

 

П о л и б и й. А нельзя его оттуда достать?

Г е р к у л е с. Слишком глубоко.

Молчание.

П о л и б и й. Надо это дело обдумать.

Г е р к у л е с. Свинья тоже замерзла.

 

Молчание.

 

П о л и б и й. Эврика!

Г е р к у л е с. Что?

П о л и б и й. В Фивах у меня есть знакомый чучельщик. Можно его попросить…

Г е р к у л е с. О чем?

П о л и б и й. Чтобы он свинью переделал в вепря. Разница невелика.

 

Молчание.

 

Г е р к у л е с. Снег прошел.

П о л и б и й. И туман рассеивается.

Г е р к у л е с. Встанем.

Встают, отряхивают с себя снег.

Сделаем зарядку.

 

Приседают, размахивают руками.

 

Теперь голова опять ясная.

П о л и б и й. Слава богу.

Г е р к у л е с. Ты меня хочешь превратить в афериста.

П о л и б и й (испуганно). Но, высокочтимый маэстро…

Г е р к у л е с. Ты хочешь, чтобы я свинью выдал за вепря.

П о л и б и й. Но ведь иначе у нас пропадет гонорар! Подумайте только: пятнадцать тысяч драхм!

Г е р к у л е с. Плевать я хотел на твои пятнадцать тысяч!

П о л и б и й. Но, высокочтимый маэстро! Вспомните, сколько у вас долгов!

 

Молчание. Геркулес рассеянно смотрит на Полибия.

 

Г е р к у л е с. Помолчи!

П о л и б и й. Пожалуйста!

Г е р к у л е с (громовым голосом). Мы на Олимпе.

 

Грохот.

 

П о л и б и й. Опять лавина.

 

Молчание.

 

Г е р к у л е с (орет). А мне плевать!

 

Грохот.

 

П о л и б и й. Еще одна.

 

Молчание.

 

Если будете орать, и другая половина горы вниз покатится.

Г е р к у л е с (в бешенстве). Сам ты у меня сейчас покатишься! Нет у меня долгов! Понятно?!

П о л и б и й. Есть, высокочтимый маэстро!

Г е р к у л е с. Врешь! (Хватает Полибия за плечи.)

П о л и б и й (в смертельном страхе). Я не вру, высокочтимый маэстро! Вы же это сами знаете. Вы кругом в долгу! Банкиру Еврисфею должны? Должны. А опекунскому управлению, а архитектору Аясу, а портному Леонидасу?.. Всему городу должны, высокочтимый…

 

Тьма. Грохот. Тишина.

 

 

III. Перед помостом

 

П о л и б и й, хромая, выходит из-за помоста. Он потирает зад, левая рука его – в гипсе.

 

П о л и б и й (задыхаясь). Он всегда славился своей вспыльчивостью и сейчас еще знаменит этим. Он столкнул меня вместе со свиньей с Олимпа. Мы упали в лес у подножья горы, а потом он и сам скатился вниз, вместе с верхушкой скалы. (Вытаскивает из-за шиворота сосульку.) Сосулька! (Швыряет ее в оркестр.) К счастью, громадные скалы милостиво меня миновали, зато Геркулес свалился прямо на меня. Он остался невредим. В общем, из нас троих ему больше всех повезло. А я лежал между свиньей и национальным героем. Ладно, хватит об этом. Я бы уже давным-давно бросил эту службу. Но секретарю без диплома (и в Афинах и в Родосе я завалился на экзаменах) трудно найти место, а кроме того, национальный герой мне уже два месяца задерживает зарплату. Но даже самые страшные вспышки гнева смягчает его…

Д е я н и р а (за сценой). Геркулес!

П о л и б и й. …слава… Это Деянира, его возлюбленная. Фантастическая женщина – что за фигура, что за ум! О ней можно рассказывать чудеса!

 

Г е р к у л е с высовывает голову за край занавеса.

 

Г е р к у л е с. Полибий, ты слышишь этот дивной красоты голос, напоминающий серебристый звон колокольчика? Ну, разве она не совершенство? Ее фигура, похода… А звук ее голоса, когда она смеется, поет, читает стихи или произносит мое имя… А как она танцует!.. (Вновь исчезает за занавесом.)

П о л и б и й. Какая прекрасная пара, как дополняют они друг друга! Геркулес – геройская натура, он груб и простодушен, а она изящна и очень тонко чувствует оттенки. Ради нее он совершает самые необыкновенные подвиги, каких требует его ремесло, ибо в ней, по его мнению, воплощен греческий дух, для нее он и очищает свою родину от скверны. Деяниру это иногда даже беспокоит. «Я знаю», - сказала она мне как-то.

 

Справа появляется Д е я н и р а с большой чашей в руках.

 

Д е я н и р а. Я знаю, что нас с Геркулесом считают идеальной греческой парой. Мы и на самом деле очень любим друг друга. Но с тех пор, как у меня эта чаша с черной кровью, я просто боюсь выходить за него замуж.

П о л и б и й. Чаша с черной кровью?

Д е я н и р а (с чашей в руках садится на край помоста). Когда мы добрались до реки Эвен, меня пытался похитить кентавр Несс. Геркулес подстрелил его отравленной стрелой. Перед смертью кентавр посоветовал мне собрать его кровь в чашу и пропитать ею сорочку Геркулеса, тогда, мол, он мне останется навсегда верен. А я этого еще не сделала. Он ненавидит сорочки и почти всегда ходит голый, если не надевает львиную шкуру. Пока мы еще свободны. Но когда-нибудь придется обвенчаться. Тогда я буду бояться его потерять, и он будет носить рубашку, потому что с годами станет мерзнуть. Тогда вот я и пропитаю его рубашку черной кровью кентавра. (С чашей в руках уходит направо.)

П о л и б и й. Вот вам и Деянира. Что же касается царя Авгия, чья дерзость сыграла решающую роль в жизни нашей героической пары, - то он представится вам лично. Итак, выход Авгия. (Уходит налево.)

Слева появляется А в г и й. Он в сапогах. Быстрым взглядом окидывает помост, потом выходит к публике.

А в г и й. Сперва кое-какие сведения о нашей Элиде. Она расположена в Греции чуть южней тридцать восьмой параллели, приблизительно на уровне Сицилии, а точнее – в западной части Пелопоннеса. Ее северная и южная границы проходят по рекам Пеней и Алфей, на западе она омывается Ионическим морем, а на востоке граничит с Аркадией, - довольно безотрадным местом, вопреки тому, что о нем говорят. Почва у нас хорошо унавожена. Под навозом лежат молассы, а еще глубже – гнейс. Климат, если не считать частых проливных дождей, вполне приличный. Таковы же и обычаи. Зима, к сожалению, довольно суровая, а теплый горный ветер действует усыпляющее. Отсюда пословица: «Заспанный, как элидиец». Главный город, как и вся страна, называется Элида. А вот данные о поголовье скота – у нас восемьсот тысяч голов крупного рогатого скота и шестьсот тысяч свиней. Считая округленно. Кур несколько миллионов. Яиц… (Роется в карманах, достает яйцо, показывает.) Яйца у нас очень крупные, питательные и вкусные. Населения – двести тысяч. Тоже если округлить. Религия: умеренно дионисийская, но есть и общины, по старинке поклоняющиеся Аполлону. Политика либерально-патриархальная. Нам приходится лавировать между Афинским морским союзом, гегемонией Спарты и персидской мировой державой. О себе само распространяться не буду. Сказать по правде, я даже и не царь, а всего-навсего президент Элиды. А точнее говоря, просто самый богатый из крестьян, а так как страна у нас крестьянская, то наиболее уважаемый и правит парламентом. Семейное положение – вдовец. Двое детей. Разрешите вам их представить.

 

Слева и справа выходят Ф и л е й и И о л а. Филей неуклюже кланяется, Иола делает книксен. Оба несколько занавожены.

 

Филей – мой сын, восемнадцатилетний сорванец, и Иола – моя дочурка. Ей четырнадцать. Ладно, можете убираться.

 

Д е т и уходят.

 

Вот и вся моя личная жизнь. Что же касается пресловутого навоза, - он-то и стал предметом жарких дискуссий в нашем великом национальном собрании. Будьте добры, отодвиньте помост… итак, мы – в старинной ратуше элидийской крестьянской республики.

 

Помост отъезжает в глубину сцены и исчезает.

(Смущенно.) То есть я хотел сказать… Понимаете ли… Так как ратуша – как бы это выразиться? – уже давным-давно там, внизу – одним словом, погребена под нашими агрономическими отбросами… Ну вот, пришлось поэтому перенести заседание Великого национального собрания в мою конюшню. Проще и удобнее.

 

 

IV. Первая в Авгиевой конюшне

 

Над серединой сцены висит веревка с коровьим колокольчиком. Д е с я т ь

п а р л а м е н т а р и е в, вынырнув из навоза, окружают А в г и я. Их видно лишь по пояс. Они похожи на огромных загаженных идолов. Вся сцена ведется в очень медленно темпе. Авгий звонит в колокольчик. Сначала вообще ничего не происходит.

 

П е р в ы й п а р л а м е н т а р и й. Воняет в нашей стране. Просто невыносимо.

В т о р ой п а р л а м е н т а р и й. Кругом навоз. И больше ничего.

Т р е т и й п а р л а м е н т а р и й. В пролом году хоть крыши были видны, теперь и они скрылись.

Ч е т в е р т ый п а р л а м е н т а р и й. Да. Сидим по горло в дерьме.

В с е р а р л а м е н т а р и и. По горло.

А в г и й (звонит в колокольчик). Тихо!

 

Молчание.

 

П я т ы й п а р л а м е н т а р и й. Но мы же сидим в дерьме!

Ш е с т о й п а р л а м е н т а р и й. По горло. И даже выше.

С е д ь м о й п а р л а м е н т а р и й. Загажены.

В о с ь м о й п а р л а м е н т а р и й. Насквозь провоняли.

В с е п а р л а м е н т а р и и. Не продохнуть.

А в г и й (звонит в колокольчик). Тихо!

 

Молчание.

 

П е р в ы й п а р л а м е н т а р и й. Хоть бы выкупаться… Но и в воде дерьмо.

В т о р о й п а р л а м е н т а р и й. ноги хоть бы вымыть.

Т р е т и й п а р л а м е н т а р и й. Лицо.

Ч е т в е р т ы й п а р л а м е н т а р и й. Говорят, есть страны, где уровень навоза пониже.

О с т а л ь н ы е п а р л а м е н т а р и и. Зато у нас он больно высок.

А в г и й (звонит в колокольчик). Тихо!

 

Молчание.

 

Д е в я т ы й п а р л а м е н т а р и й. Зато мы все здоровы.

О с т а л ь н ы е п а р л а м е н т а р и и. Но по уши в дерьме.

Д е с я т ы й п а р л а м е н т а р и й. Зато мы посещаем храм.

О с т а л ь н ы е п а р л а м е н т а р и и. Но по уши в дерьме.

Д е в я т ы й п а р л а м е н т а р и й. Зато мы древнейшая демократия Греции.

О с т а л ь н ы е п а р л а м е н т а р и и. Но по уши в дерьме.

Д е с я т ы й п а р л а м е н т а р и й. Самый свободный народ в мире.

О с т а л ь н ы е п а р л а м е н т а р и и. Но по уши в дерьме.

Д е в я т ы й п а р л а м е н т а р и й. Мы – самые древние из греков.

О с т а л ь н ы е п а р л а м е н т а р и и. Но по уши в дерьме.

А в г и й (звонит в колокольчик). Тихо!

 

Молчание.

 

П е р в ы й п а р л а м е н т а р и й. Нам необходимо ввести культуру, как в остальных частях Греции.

В т о р о й п а р л а м е н т а р и й.. Промышленность, туризм.

Т р е т и й п а р л а м е н т а р и й. Чистоту.

Ч е т в е р т ы й п а р л а м е н т а р и й. Либо мы очистим страну от навоза, либо погрязнем в нем по уши.

О с т а л ь н ы е п а р л а м е н т а р и и. По уши.

А в г и й (звонит в колокольчик). Тихо!

 

Молчание.

 

П я т ы й п а р л а м е н т а р и й. Время не терпит.

Ш е с т о й п а р л а м е н т а р и й. Позор!

С е д ь м о й п а р л а м е н т а р и й. Надо принять меры.

В о с ь м о й п а р л а м е н т а р и й. Какие?

Д е в я т ы й п а р л а м е н т а р и й. Понятия не имею.

Д е с я т ы й п а р л а м е н т а р и й. Не то мы провоняем. Насквозь.

О с т а л ь н ы е п а р л а м е н т а р и и. Насквозь

А в г и й (звонит в колокольчик). Тихо!

 

Молчание.

 

П е р в ы й п а р л а м е н т а р и й. Против судьбы не попорешь.

О с т а л ь н ы е п а р л а м е н т а р и и. Не попрешь.

 

Молчание.

 

А в г и й (звонит в колокольчик). Мужи Элиды!

Т р е т и й п а р л а м е н т а р и й. Слушайте президента Авгия!

О с т а л ь н ы е. Послушаем.

А в г и й. У меня есть идея!

 

Молчание.

 

В с е. Идея?

А в г и й. Неожиданная идея.

 

Молчание.

 

Ч е т в е р т ы й п а р л а м е н т а р и й. Я даже испугался.

Молчание.

 

В с е. Говори.

 

Молчание.

 

А в г и й. Мужи Элиды! Нам, по-моему, необходимо избавиться от навоза. Среди нас нет таких, кто бы не выступил против навоза. Более того, из всех греков мы, жители Элиды, самые непримиримые враги навоза.

В с е. Правильно.

А в г и й. Однако есть разница между показной и радикальной уборкой. Если мы освободимся от навоза лишь частично, он через год вновь поднимется до нынешнего уровня, а то и выше, если учесть нашу производительность. Поэтому я за радикальную уборку.

В с е. Правильно!

П я т ы й п а р л а м е н т а р и й. Итак, долой навоз!

В с е. Долой навоз!

А в г и й. Долой навоз! Это – великие слова. Мы – подлинная демократия и стоим на пороге решительного обновления государства. Задача, поставленная перед нами, столь ответственна, что на необходимо выбрать Верховного ассенизатора, если мы всерьез хотим ее выполнить. Правда, с другой стороны, мы подвергаем угрозе нашу свободу. Дерьма не будет, а Верховный ассенизатор останется, и удастся ил нам его тоже убрать – большой вопрос. История нас учит, что верховные ассенизаторы всегда остаются. Но нам грозит и еще большая опасность. Если мы займемся уборкой навоза, у нас не останется времени для ухода за коровами, производство сыра и масла снизится, экспорт сократится. Убытки превысят всю пользу от этой затеи.

Д е в я т ы й и д е с я т ы й п а р л а м е н т а р и и. Убытки.

О с т а л ь н ы е. Пусть за уборку платят богатые.

Ш е с т о й п а р л а м е н т а р и й. От них больше всего навоза.

Д е в я т ы й и д е с я т ы й п а р л а м е н т а р и и. С нас и так дерут налоги.

О с т а л ь н ы е. Пусть уберут навоз, и весь разговор.

А в г и й. Мухи Элиды! Я перехожу к своей идее. На последнем Совете Правителей в Аркадии говорилось о каком-то Геркулесе, которого называют «Спасителем отчизны от нечисти». Он-то нам и нужен для спасения от нечисти или нечистот, что одно и то же. Я хочу написать ему письмо. Мы ему предложим приличный гонорар и оплатим издержки. Пока мы будем смотреть за скотом, он сможет приступить к работе. Таким образом нам уборка обойдется дешево.

В с е. Дешево!

С е д ь м о й п а р л а м е н т а р и й. Вот именно. Так мы и сделаем.

В с е. Правильно!

 

А в г и й и д е с я т ь ч л е н о в п а р л а м е н т а снова погружаются в навоз.

V. Перед домом Геркулеса в Фивах

Сверху на помост опускается фасад античного здания. Справа появляется письмоносец Л и х а с.

 

Л и х а с. Меня зовут Лихас. Мой почтовый участок в Фивах – Кадмея. Я должен отнести нашему национальному герою Геркулесу, проживающему по улице Кадма, тридцать четыре, заказное письмо от Авгия. Следовательно, я – письмоносец. И еще какой письмоносец! На свете много выдающихся царей, много выдающихся полководцев, много выдающихся артистов и даже много гениев, но выдающихся письмоносцев только один. Это я. И, надеюсь, вам не покажется нескромным мое утверждение, что я представляю собой, так сказать, основной персонаж этой пьесы, хотя появляюсь в ней всего лишь раз, а именно – теперь. Все дело в том, что я – тот самый классический вестник беды, который, спустя несколько лет после эпизода с Авгиевыми конюшнями, передаст Геркулесу знаменитую посылку с рубашкой Несса. Это случится на острове Эвбея, куда меня к тому времени переведут по распоряжению почтового ведомства. Отправитель: Деянира. Место назначения – постоялый двор в предгорье Кениона. Впрочем, сама по себе рубашка была белоснежной, ничто не указывало на то, что она пропитана черной кровью кентавра. Я-то думал – рубашка есть рубашка, и передал посылку. Сейчас я вам покажу, как все это происходило.

 

Сверху прямо в руки Лихаса падает пакет.

 

Полдень. Небо серебристого цвета, пасмурное. Январь. Холодно. Относительно холодно.

 

Смена освещения. Фасад становится прозрачным и призрачным. Справа на сцену вдвигается могильный холл Филея – куча земли, увенчанная разбитым шлемом и пропитанным кровью элидийским одеянием с порванными свадебными лентами.

 

Направляюсь я, значит, к гостинице, прохожу мимо кургана Филея. (Поднимает с холма шлем, показывает его публике.) С сыном Авгия вы уже знакомы. Молодой человек отыскал наконец Геркулеса, вызвал его на дуэль, ну а потом останки его сгребли… (Кладет на место шлем.) Дохожу до дверей, звоню. (Дергает за звонок, но звонка не слышно.) Дверь отворяет Иола, дочка Авгия, ее вы тоже знаете. Отворяет, как ни в чем не бывало. Будто не ее брата убили. Та самая Иола, к которой ревнует Деянира.

 

И о л а отворяет дверь.

 

В призрачном одеянии, увешенная драгоценностями. Кончено, все это подарки Геркулеса, который захватом города Ойхалия поправил наконец свои дела. А ведь эта потаскуха еще недавно ходила в лохмотьях, босая. Я говорю ей: примите почту, барышня, посылку нашему национальному герою от его супруги. Она принимает посылку и исчезает.

И о л а запирает дверь.

(Садится на помост слева, возле двери.) Исчезает. Видели? Ни слова не сказала, только улыбнулась. И при этом глянула на меня глазами косули. Нежно и невинно. (Достает из-за фасада дома кувшин с вином.) Я, конечно, мог сразу уйти. Но остался. К сожалению. Пью, значит. (Пьет.) Слышу, как там, на постоялом дворе, смеется Иола.

 

Ничего не слышно.

 

Но вдруг все замолкает.

 

Тишина.

 

Вот тут-то Геркулес меня и сцапает. Сейчас появится в дверях.

 

Дверь распахивается, появляется Г е р к у л е с.

Он весь в крови.

 

Г е р к у л е с. Смотрите все на меня, смотрите и ужасайтесь!

Л и х а с. Он пропал. Черная кровь Несса уже разъела его тело.

 

Темно. Виден лишь Лихас.

(Устремляется вперед, глядя в публику.) Теперь понятно, почему одним мощным движением он запустил меня в высь. Понятно, хотя и несправедливо. Впрочем, мой стремительный полет открыл передо мной картину поистине грандиозную. Сверху была видна вся Греция, Акрополь казался крохотным кубиком, Олимп – засахаренной норкой крота. И я чрезвычайно горд за нашу прекрасную, еще не целиком охваченную нашим почтовым ведомством, родину. А дальше вот что. Я падаю. Но, дамы и господа, я лучше избавлю вас от этого зрелища. Все дальнейшее – чисто почтовое мероприятие, предпринятое над моей особой. И эта посылка прибыла к месту назначения. В преисподнюю. Пятый круг. Отделение для болтунов. Я был несколько удивлен, должен признаться. Хотя и далек от критики. Но не было ли это ошибкой главного почтового управления?

 

Сцена вновь освещается, виден фасад. Могильный курган Филея отъезжает вправо.

 

Но я забежал вперед. Надо вернуться в Фивы, к дому нашего национального героя по улице Кадма, тридцать четыре. Передадим ему письмо Авгия. Вот оно, это письмо. (Опускает руку с письмом.) Дамы и господа, я знаю, что вы сейчас обо мне думает. Но это ошибка. Тайна переписки есть тайна переписки. Это кредо нашей почты, в том числе и мое кредо. И дело не только в том, что я снова заклеиваю каждое прочитанное мною письмо, но и в том, что я читаю их не как частное лицо, а исключительно по соображениям почтово-психологическим. Ведь наше почтовое управление наряду с прекрасным вкусом и художественным чутьем – достаточно указать на выпускаемые нами юбилейные марки – обладает также и большим тактом. Но именно такт требует знакомства с содержанием всех почтовых отправлений. Представьте себе, что я вручаю какое-то очень печальное сообщение и при этом напеваю веселую песенку. Или, наоборот, я прихожу с радостным известием, а лицо мое выражает грусть. Такая бесчеловечность была бы просто губительной. Однако тс-с! Больше ни слова о письме, которое я сейчас вручу. (Подходит к двери, чтобы позвонить, но вновь оборачивается к публике.) Скажу лишь одно: вся нация почувствует себя оскорбленной, если письмо это станет известным. Я просто побелел, когда ознакомился с его содержанием. И не только я один, но и моя жена, а также пекарь Антипоин, мясник Ликимний, столяр Мирмион, жестянщик Офельт, виноторговец Крот, трактирщик Ойней, полицейский Триоп, боксер Мероп, жрец Панопей, гетера Пирена – между прочим, очень недорогая и вполне чистоплотная, поет, танцует, прекрасно читает стихи, особенно классиков, наше почтовое отделение ее горячо рекомендует (Центральный городской ров, шестнадцать). Короче говоря – все прочитавшие письмо были возмущены. Но это строго между нами. Я – письмоносец. Мое дело разносить письма и вручать их без комментариев, а не оплакивать судьбы мира. (Звонит.)

На этот раз звонок слышен.

Появляется П о л и б и й.

 

Пожалуйста. (Передает письмо Полибию.)

П о л и б и й. Спасибо. (Берет письмо и исчезает за дверью.)

Л и х а с. Дамы и господа! Смотрите внимательно. Сейчас такое будет. (Уходит налево.)

Тишина.

В доме страшный грохот, трезвон, потом стоны.

Тишина.

Выбегает разъяренный Г е р к у л е с.

 

Г е р к у л е с. Я побежал в трактир. К Ойнею. Напьюсь. (Уходит направо.)

 

Тишина.

Слева появляются д в о е р а б о ч и х с ц е н ы с носилками. Они исчезают в доме и вскоре выносят оттуда чье-то тело. После их ухода справа появляется П о л и б и й. На нем одной повязкой стало больше. Опирается на костыль.

 

П о л и б и й. На носилках лежал я. Но предложение Авгия все равно необходимо принять. Мне пора, наконец, получить мои деньги, хотя бы герою пришлось моими костями драить преисподнюю. Я поговорю об этом с Деянирой, потому что еще одна такая беседа с Геркулесом может стоить мне жизни.

VI. В доме Геркулеса в Фивах

 

П о л и б и й по-прежнему стоит справа. Фасад дома уплывает вверх и исчезает. На помосте - Д е я н и р а на фоне греческого интерьера. Она сидит на греческой кушетке и чистит щеткой львиную шкуру. В глубине виден спящий Г е р к у л е с.

 

Д е я н и р а. Мне, право, очень жаль, Полибий, что Геркулес так вспылил.

П о л и б и й. Ерунда!

Д е я н и р а. Геркулес тебя очень ценит. У него грубая внешность, но доброе сердце.

П о л и б и й. А это главное.

Д е я н и р а. Нога еще болит?

П о л и б и й. Главное, что температура упала.

Д е я н и р а. А что тебя ко мне привело?

П о л и б и й. Президент Элиды прислал письмо.

Д е я н и р а. Это тот смешной мужик, который требует, чтобы Геркулес убрал у него навоз? Ну и хохотала же я!

П о л и б и й. Мне, к сожалению, было не до смеха, мадам. Моя нога…

Д е я н и р а. Да, конечно, Полибий, твоя нога… (Смущенно умолкает, продолжая чистить шкуру.) Ты ведь не считаешь, что нам надо было принять это предложение?

П о л и б и й. Мадам, памятуя наши долги…

Д е я н и р а (смотрит на него с удивлением). Разве у нас есть долги?

П о л и б и й. Увы, мадам.

Д е я н и р а. И много?

П о л и б и й. Нас осаждают кредиторы. Я уже не говорю о штрафах. Мы на грани банкротства.

 

Молчание.

 

Д е я н и р а (продолжает упрямо чистить шкуру). Я продам драгоценности.

П о л и б и й. Мадам, все ваши камин – фальшивые. Настоящие мы были вынуждены продать. В этом доме теперь все поддельное.

Д е я н и р а. Одна львиная шкура. (Встряхивает ее.)

Поднимается облако пыли. Полибий кашляет.

 

П о л и б и й. Вот именно.

Д е я н и р а (продолжает чистить шкуру, потом прерывает свою работу). А сколько предлагает Авгий?

П о л и б и й. Трудно сосчитать. Элидийцы – крестьяне. Очень прилежные, но примитивные, лишенные всякой культуры. Они умеют считать только до трех. Они мне дали пергаментный свиток. Он весь усеян тройками, и я их как раз подсчитываю. Пока я насчитал триста тысяч драхм.

Д е я н и р а. Нас это выручит?

П о л и б и й. Более или менее, мадам.

Д е я н и р а. Я поговорю с Геркулесом.

П о л и б и й. Буду вам очень признателен, мадам. (С облегчением ковыряет направо.) Одно дело сделано. (Уходит.)

Д е я н и р а. Геркулес! (Продолжает чистить шкуру.) Геркулес!

 

В глубине сцены поднимается все еще хмельной Г е р к у л е с.

 

Г е р к у л е с (робко). Алло.

Д е я н и р а (ласково). Алло.

Г е р к у л е с (смелее). Уже поздно?

Д е я н и р а. Скоро вечер.

Г е р к у л е с (чуть-чуть испуганно). Вечер? (Берет себя в руки.) А я только проснулся.

Д е я н и р а. Сядь.

Г е р к у л е с. Лучше не надо. НЕ то опять засну. А ты все чистишь?

Д е я н и р а. Чищу. Твоя шкура снова пришла в чудовищный вид.

Г е р к у л е с. Немыслимое одеяние! К тому же слишком деликатное для моей профессии.

Д е я н и р а. Немыслимым, дорогой, стало твое поведение с тех пор, как ты получил письмо от этого Авгия. Ты измываешься над своим секретарем, напиваешься в фиванских кабаках, насилуешь гетеру Ойрату и возвращаешься пьяным домой только к утру. С двумя девками.

 

Молчание. Деянира чистит шкуру.

 

Г е р к у л е с (удивленно). С двумя девками?

Д е я н и р а. Голодные твари из Македонии. Я их тут же с первым кораблем спровадила домой.

 

Молчание. Деянира чистит шкуру.

 

Г е р к у л е с. Голова раскалывается.

Д е я н и р а. Могу себе представить.

Г е р к у л е с. Я ничего не помню.

Д е я н и р а. Приходила полиция.

Г е р к у л е с. Полиция?

Д е я н и р а. Да. Лейтенант Диомед.

Г е р к у л е с. А почему меня не разбудили?

Д е я н и р а. Пытались. Пришлось мне самой его принять. Пока я лежала в ванной.

 

Молчание. Деянира продолжает чистить шкуру.

 

Г е р к у л е с. Неужели ты хочешь сказать.

Д е я н и р а. Хочу.

Г е р к у л е с. Что ты этого Диомеда в ванной…

Д е я н и р а. Моя ванная все же – не городской парк, дорогой.

Г е р к у л е с. Этот Диомед – знаменитый на всю Грецию бабник.

Д е я н и р а. Вроде тебя.

Молчание. Деянира продолжает чистить шкуру.

Г е р к у л е с. Чего ему надо было, сопляку?

Д е я н и р а. Поставить меня в известность.

Г е р к у л е с (мрачно). Об этой гетере? Могу себе представить. Эта шлюха, конечно, ему сама все рассказала. Публики в парке не было. Если вообще все это правда.

Д е я н и р а. Правда. Мимо вас проходила группа отцов города. Но он приходил не из-за этого. Ты разрушаешь банки.

Г е р к у л е с. Банки?

Д е я н и р а. Вырвал с корнем все колонны Фиванского банка, выломал бронзовые двери в Дорийском банке, а с банка Эврисфея сорвал крышу. И чего это ты против них ополчился?

Г е р к у л е с. Так. Просто надо ело приносить пользу человечеству и нянчиться с ним, как с ребенком. Все эти подвиги мне просто осточертели! А наших самодовольных, зажравшихся горожан глаза бы мои не видели! Наживаются, сволочи, на моем благородстве. В бешенство от них прихожу. К тому же у меня долги. Пойду-ка я лучше высплюсь.

Деянира чистит шкуру.

Пыль проклятая.

Д е я н и р а. Мне необходимо с тобой серьезно поговорить.

Г е р к у л е с. Серьезно поговорить? Да ты же целое утро…

Д е я н и р а. Сейчас уже почти вечер.

Г е р к у л е с. Но ты целое утро серьезно со мной говорила.

Деянира указывает на диван.

 

Пожалуйста. (Садится на диван справа, рядом с Деянирой.)

Д е я н и р а. Геркулес! Нам необходимо принять предложение Авгия.

 

Молчание.

 

Г е р к у л е с. Деянира! Я Спустил с лестницы своего секретаря и выбросил его во двор, когда он об этом заикнулся.

Д е я н и р а. Что ж, ты и меня хочешь куда-нибудь выбросить?

Г е р к у л е с. Но ты же не можешь от меня требовать, чтобы я пошел чистить дерьмо!

Д е я н и р а. Мы кругом в долгах.

Г е р к у л е с. Я одолел самых страшных чудовищ, победил гигантов, справился с великанами Герионом и Антеем, носил на плечах небосвод со всем грузом его созвездий. И вот теперь от меня требуют, чтобы я стал придворным золотарем у человека, который и считать-то умеет только до трех, и даже никакой не царь, а всего-навсего президент. Да ни в жизнь.

Д е я н и р а. Наш дом опишут.

Г е р к у л е с. Вся Греция будет надо мной смеяться.

Д е я н и р а. Нам грозит банкротство.

Г е р к у л е с. Ни за что.

Д е я н и р а. Ты не имеешь права отказываться. Должен же ты, наконец, понять. Важно не то, что человек делает, а как он это делает. Раз ты герой, значит ты и с дерьмом будешь обращаться, как герой. Что бы ты ни делал – это не может быть смешным, раз это делаешь ты.

 

Молчание. Деянира чистит шкуру.

 

Г е р к у л е с. Деянира!

Д е я н и р а. Что Геркулес?

Г е р к у л е с. Пойми же, я не могу. Не могу. Не могу.

 

Молчание.

 

Д е я н и р а (откладывает в сторону щетку, поднимается с дивана). Тогда я беру на неделю отпуск.

Г е р к у л е с. Отпуск? (Растерянно на нее смотрит.) Зачем?

Д е я н и р а. Чтобы посетить банкира Эврисфея и торговца оружием Фукидида – двух богатейших мужей Греции, а потом и всех царей, одного за другим.

 

Молчание.

 

Г е р ку л е с. Чего тебе надо от этих ничтожеств?

Д е я н и р а. Отныне ты должен стать самым богатым из греков. Не напрасно же я была величайшей гетерой Греции, прежде чем стала твоей возлюбленной!

Г е р к у л е с (встает). Я их всех убью.

Д е я н и р а. Тебе это ничего не даст.

Г е р к у л е с. Но ведь это безумие!

Д е я н и р а. Нам нужна деньги.

Г е р к у л е с. Ты никуда не пойдешь.

Д е я н и р а. Нет, пойду.

 

Они смотрят друг на друга.

 

Г е р к у л е с. Пойду я. В Элиду. Чистить дерьмо. Лучше быть конюхом, чем сутенером.

 

Помост с Д е я н и р о й и Г е р к у л е с о м откатывается назад и исчезает.

VII. Прибытие в Элиду

 

 

Сцена представляет собой сплошное море навоза. Из него могучим прыжком выскакивает Ф и л е й.

 

Ф и л е й (задыхаясь). Граждане Элиды! Выходите из конюшен! Грядет Геркулес! Я сам видел, как он причалил к берегу Пенея на корабле с алым парусом. Огромный, голый вышел он на берег, держа в своих мощных руках возлюбленную, закутанную в львиную шкура. Она прекрасна, как богиня. И я убежал, не в силах выдержать этой красоты. Бросьте все дела, бросьте все, вылезайте на свет божий, торопитесь украсить город! Геркулес идет, идет Геркулес! (Снова исчезает в навозе.)

 

Слева выныривают А в г и й и В е л и к о е н а ц и о н а л ь н о е с о б р а н и е. Невидимый оркестр исполняет первую строфу государственного гимна. Справа появляется Г е р к у л е с и П о л и б и й на костыле. Оба в неописуемом виде. Они несут паланкин, в котором угадывает Д е я н и р а. Э л и д и й ц ы затягивают государственный гимн.

 

Э л и д и й ц ы.

О родин!

Жемчужина

На берегу Пенея!

Народ-герой

Вслед за тобой

Идет вперед смелее!

 

Пение постепенно прекращается, лишь оркестр исполняет гимн до конца. Авгий идет навстречу Геркулесу. Церемонно раскланивается. Геркулес отвечает поклоном.

 

А в г и й. Геркулес! Национальный герой! Наконец-то наступил этот великий исторический момент. Наконец-то ты здесь – в стране свободы, в стране древнейших греков! Ты явился к нам как спаситель… (Собранию.) Кланяйтесь!

 

Великое национальное собрание раскланивается.

 

Ты явился к нам как спаситель, поскольку мы еще не освободились от… (Роется в карманах.) Прости, не могу найти текста речи, а ведь пока я доил, она у меня была здесь. Ну, ничего не поделаешь. Прости нам наш государственный гимн. Он у нас не очень удачный. Никто не может выучить текста как следует. «Народ-герой вслед за тобой», или наоборот. Текст ужасный, впрочем, как текст всякого гимна. Короче говоря: добро пожаловать к нам, в Элиду!

Г е р к у л е с. Президент Авгий! Элидийцы! Благодарю за дружеский, теплый прием! Дорога к вам была чудовищной. Мы прошли сквозь ад. Мы вязли в болотах, карабкались на высоченные горы, барахтались в навозе, разгоняя миллионы кудахтающих кур. Борода полна навозных жуков, а тело облепили мухи. Элидийцы! Выслушайте мою тожественную клятву. Я спасу вашу страну от навоза. Радикально и навсегда. Я запружу обе реки – Алфей и Пеней – и смою навоз в океан, хотя бы мне пришлось утопить в дерьме все Ионическое море.

А в г и й. Геркулес из Фив! Твоя речь подобна лучу света, озарившему наше темное царство. Иди со мной, я поведу тебя и твоих спутников на Лужайку приемов, где нас ждет скромная трапеза.

 

В с е уходят влево. Оркестр исполняет государственный гимн.

VIII. Первая лунная ночь

Из навоза опять выплывает помост. На помосте открытый шатер, в котором сидит Д е я н и р а. По обе стороны от него – еще по шатру. Луна наверху слева.

 

Д е я н и р а. Наконец-то кончился банкет. Теперь хоть поговорить можно. Ведь я родом из страны, где женщины не значат ничего, а гетеры – все. И вот меня занесло в страну, где даже гетерам голоса не дано. О мои семивратные Фивы, о золотой град Кадмея, и зачем только я вас покинула! Теперь меня окружает мрачный и варварский мир. Я беспомощна. Я в отчаянии. Моя душа полна кошмарных видений. Не могу отделаться от ужаса, когда вспоминаю, как здесь пожирают целые стада быков и свиней, тонны бобов, опустошают целые бочки водки. И при этом еще произносят бесконечные тосты. И все время целуются. Могу только плакать в одиночестве. Но слава богу, хоть этот пир позади. Мы ведь даже не в самой Элиде, а на какой-то скале неподалеку от города, которая, подобно острову, торчит из океана навоза. Тут даже есть серебряный ручеек, в котором мы умываемся. Скоро рассвет. Луна вот-вот зайдет.

Луна закатывается в сторону горизонта.

 

Тишина. Лишь журчит ручеек. Геркулес и Полибий спят в своих шатрах, а мне не спится. Я сижу на львиной шкуре моего возлюбленного и смотрю на луну, которая ухитряется даже горы навоза превратить в нежно-голубые холмы. Но вдруг прямо передо мной возникает юноша в высоких сапогах. Он смущен. Он смотрит на меня удивленно своими большими глазами, потом опускает взгляд. Мое тело мерцает как белый мрамор в лунном свете, оно так прекрасно, что молодой человек не в силах поднять на него глаз.

 

Перед Деянирой стоит Ф и л е й.

 

Кто ты?..

Ф и л е й. Я…

Д е я н и р а. Ты не умеешь говорить?

Ф и л е й. Я – Филей сын Авгия.

Д е я н и р а. Что тебе нужно?

Ф и л е й. Я… Я пришел за Геркулесом, чтобы он осмотрел навоз. Я ему принес сапоги. (Ставит на землю пару сапог.)

Д е я н и р а. Посреди ночи?

Ф и л е й. Прости.

Д е я н и р а. Ты мне скажешь правду?

Ф и л е й. До вашего приезда я видел только лошадей, быков и коров. Я рос, как все здесь в Элиде. Грубым и сильным. Меня били, и я бил. Но вот я увидел Геркулеса и тебя, и мне кажется, что я впервые узнал людей и что сам я – косматый зверь.

Д е я н и р а. За этим ты и пришел?

Ф и л е й. Я хотел побыть возле вас.

Д е я н и р а. Ты еще очень молод.

Ф и л е й. Мне восемнадцать.

Д е я н и р а. Присядь радом со мной.

Ф и л е й. Ты ведь… Я никогда раньше не видел раздетой женщины.

Д е я н и р а. О, я прикроюсь львиной шкурой. Хочешь сесть рядом?

Ф и л е й. Если разрешишь. (Робко присаживается около нее.)

Д е я н и р а. Я устала, но я не могла заснуть. Я боюсь этой страшны, этих людей, и когда луна пошла на убыль, мне вдруг показалось, что кто-то пробирается сюда, чтобы убить меня и Геркулеса. И вот пришел ты. Молодой человек с горячим телом и добрыми глазами. Я положу голову к тебе на колени, чтобы мне не было страшно, когда луна окончательно исчезнет.

Луна закатилась. Освещение меняется. Утро. Из правого шатра высовывается голова Г е р к у л е с а, из левого - П о л и б и я. Они выходят наружу.

 

Г е р к у л е с. С добрым утром.

П о л и б и й. С добрым утром.

Г е р к у л е с (делает зарядку). До чего же воняет навозом.

П о л и б и й. Пар идет.

Г е р к у л е с. Видно, элидийский навоз где-то совсем близко.

П о л и б и й. Нет, это ветер.

Г е р к у л е с. Как твоя левая рука?

П о л и б и й. Уже могу двигать.

Г е р к у л е с. А правая нога?

П о л и б и й. Больше не болит.

Г е р к у л е с (массирует затылок). Не пойму… Эта ихняя водка…

П о л и б и й. Я сейчас приготовлю завтрак. Бобы, сало, говядина. Элидийское национальное блюдо.

Г е р к у л е с. Давай-ка приступим к работе.

 

Оба одновременно замечают Деяниру и Филея. Молчание.

 

Ах ты, черт…

П о л и б и й. Я просто потрясен, высокочтимый маэстро.

Г е р к у л е с. Это кто?

П о л и б и й. Понятия не имею, высокочтимый маэстро.

Г е р к у л е с. Как он сюда попал?

П о л и б и й. Сходить за дубинкой?

Г е р к у л е с. Ерунда, Полибий. Я же не людоед. Разбуди его. Только осторожно.

П о л и б и й (костылем дотрагивается до Филея). Эй!

Ф и л е й (испуганно вскакивает). Ой! (Испуганно смотрит на Геркулеса и Полибия.)

Г е р к у л е с (тихо). Извини за беспокойство.

Ф и л е й (смущенно). Деянира просила…

Г е р к у л е с (тихо). Не так громко, не то она проснется.

Ф и л е й (тихо). Деянира просила, чтоб я разрешил ей положить голову ко мне на колени.

Г е р к у л е с. Вижу.

 

Молчание.

 

А ты, собственно, кто такой?

Ф и л е й. Филей, сын Авгия.

Г е р к у л е с. Очень рад.

 

Молчание.

 

Ф и л е й (смущенно). Я пришел навестить тебя.

Г е р к у л е с. Вижу.

Ф и л е й. Я принес тебе сапоги. (Показывает на сапоги.)

Г е р к у л е с. Для этой местности они пригодятся.

Ф и л е й. Я думал, что ты сегодня захочешь осмотреть элидийский навоз.

Г е р к у л е с. Элидийский навоз надо не осматривать, а убирать, мой мальчик. Я с утра примусь за работу и запружу реки.

Ф и л е й. Это нельзя.

Г е р к у л е с (озадаченно). Чего нельзя?

Ф и л е й. Реки запруживать.

Г е р к у л е с. Почему?

Ф и л е й. Потом что у тебя нет санкции водного управления.

Г е р к у л е с (гневно). Водного управления?

Ф и л е й (тихо). Потише. Деянира…

 

Молчание.

 

Г е р к у л е с (тихо). На что мне санкция водного управления?

Ф и л е й. Потому что мы в Элиде. У нас на все нужна санкция.

 

Молчание.

 

Г е р к у л е с. Давай сюда сапоги. (Натягивает сапоги.) Полибий!

П о л и б и й. Высокочтимый маэстро Геркулес?

Г е р к у л е с. Мы идем к Авгию

П о л и б и й (бледнеет). Высокочтимый маэстро. Вы можете мною как угодно распоряжаться. Ведь я ваш личный секретарь. Но все же существует предел человеческих возможностей. Я не колеблясь пошел с вами в вонючие лернейские топи за этой Гидрой, не раздумывая карабкался на обледенелую вершину Олимпа, но в это дерьмо я второй раз не полезу.

Г е р к у л е с (надел сапоги). Пошли. (Идет направо.)

(Останавливается возле Филея.) А ты здесь побудь. И охраняй сон прекрасной дамы.

П о л и б и й. Молодой человек, радуйся, что ты еще жив. (Ковыляет вслед за Геркулесом.)

IX. Вторая в Авгиевой конюшне

 

Слева, из глубины, торопливо проходят направо, к авансцене д в о е р а б о ч и х с ц е н ы с носилками. Потом появляется А в г и й со своим батраком К а м б и з о м. У каждого из них к спине привязана скамейка. В руке подойник.

 

А в г и й. Нет, это великая честь, мой батрак Камбиз! Мне оказали великую честь, дав возможность продемонстрировать четырех лучших из ста мох коров. Подай-ка жиру, Камбиз.

 

Они натирают жиром руки.

 

За вымя надо браться осторожно. Дойка хотя и требует силы, но это тонкое искусство. Вон та крайняя в красных пятнах – это Пеструха. Великолепный экземпляр горной элидийской породы. Очень вынослива и продуктивна. А рядом с ней – Корона. Она, сами видите, поприземистей и пошире, и рога у нее не такие острые. Зато, как золото, горит, когда солнце проникает в цели, прорезая темный мрак хлева. Подбавь-ка Короне и Пеструхе сена, Камбиз, да и двум другим тоже.

 

Камбиз берет в руки вилы и делает вид, будто подает сено.

 

Люблю работать в своем хлеву – сразу забываешь о мирской суете, в которой приходится погрязать президенту. Эти большие тихие звери меня успокаивают, особенно, когда возвращаешься к ним после заседания парламента. Сейчас, например, у нас было очень бурное ночное заседание. По правде сказать, самый вонючий навоз у нас не в конюшне. Кстати, Корона уже четырнадцать раз телилась, такая добросовестная, терпеливая скотина. Слышите, как нежно мычит? Дамы и господа. Она смотрит на вас тем королевским взглядом, который отличает нашу отечественную равнинную породу скота. Однако надо посторониться.

 

Двое рабочих сцены несут на носилках справа налево какое-то тело.

 

Простите. Пострадавшего уносят в больницу. Наша элидийская почва имеет свои недостатки. (Всматривается в лежащего на носилках.) Полибий. Какая жалость. Скатился с высокой навозной кучи, пробил крышу и упал на моего лучшего племенного быка. Но вернусь к моим призёрам. Вот это Буренка – бурая горная порода с верхнего Пенея. Дает пятнадцать литров молока в день. Нижняя часть живота и уши изнутри – белые. Ты мое золотце, сейчас тебя подою! И, наконец, Леди – черная красавица. Пять раз получала призы. Двадцать литров в день дает играючи! Гордость нашего элидийского молочного хозяйства. Но хватит. Разболтался. Пора нам с батраком приступать к работе.

 

Садятся. Авгий слева, Камбиз справа. Ласкают коров, которые существуют только в воображении публики.

 

Не балуй, Буренка.

К а м б и з. Не балуй, Пеструха.

 

Начинают доить. Из глубины справа появляется Г е р к у л е с.

 

Г е р к у л е с. Авгий, у меня к тебе дело.

А в г и й. Не балуй, Буренка.

К а м б и з. Не балуй, Пеструха.

Г е р к у л е с. Шел к тебе по колено в дерьме.

А в г и й. очень жаль, что твой секретарь…

Г е р к у л е с. Пустяки. Это я его сам зашвырнул на твой сарай.

А в г и й. Ах, вот как?

Г е р к у л е с. Со зла, что твой заказ принял.

К а м б и з. Не балуй, Пеструха.

Г е р к у л е с. Я сотру в порошок весь твой чертов рай, всю твою дерьмовую республику.

А в г и й. Не балуй, Буренка.

Г е р к у л е с. Ты видишь, я в бешенстве, а ты все доишь!

К а м б и з. Проклятые мухи.

А в г и й. Садись.

Г е р к у л е с. Куда, к коровам?

А в г и й. Они тебя не тронут.

К а м б и з. Подвяжи скамейку. (Швыряет ему скамейку.)

Геркулес привязывает ее к спине.

 

Г е р к у л е с. Только этого не хватало.

А в г и й. Это очень практично.

К а м б и з. Удобно.

А в г и й. Не балуй, Буренка.

К а м б и з. Не балуй, Пеструха.

 

Оба невозмутимо продолжают доить. Геркулес садится посреди сцены.

 

А в г и й. Хорошее молочко.

К а м б и з. Замечательное!

 

Оба окунают пальцы в подойник, облизывают.

 

А в г и й. Хочешь попробовать?

Г е р к у л е с. Нет.

А в г и й. Ну и не надо.

Г е р к у л е с (с возмущением). Оказывается, на уборку навоза нужна санкция водного управления.

А в г и й. А ты как думал?

Г е р к у л е с. Вы тут все с ума посходили. Да меня сотня мамонтов не заставит идти к ним кланяться.

 

Камбиз что-то вылавливает в подойнике и швыряет в сторону.

 

К а м б и з. Навозный жук в молоко попал.

А в г и й. Пустяки.

К а м б и з. Бывает.

 

Оба продолжают доить.

 

Г е р к у л е с. Ненавижу присутственные места.

А в г и й. Я тоже. Но от них никуда не денешься. Водное управление тебя не задержит. Недели через две-три получишь разрешение. Но потом тебе придется зайти в иностранный отдел.

Г е р к у л е с. В иностранный отдел?

К а м б и з. Не балуй, Пеструха.

А в г и й. И еще в управление подземного строительства.

Г е р к у л е с (мрачно). В управление подземного строительства…

А в г и й. Когда там оформишься, зайдешь в финансовое управление.

Г е р к у л е с (вытирает пот). Сидите в дерьме, а управлений у вас хватает.

А в г и й. Именно потому.

К а м б и з. Навозное управление у нас тоже имеется.

А в г и й. Там тебе тоже придется отметиться. Мне самому тебя жалко, хотелось бы избавить тебя от этих хождений, но так уж постановило сегодня ночью Великое национальное собрание.

Г е р к у л е с. Когда в Фивах ко мне привязалось налоговое управление, я от тамошней ратуши камня на камне не оставил.

А в г и й. Не балуй, Буренка.

Г е р к у л е с. А тут воображают, что я буду обивать пороги учреждений.

К а м б и з. Не балуй, Пеструха.

А в г и й. Если хочешь уважать наши законы. Ничего другого тебе не остается.

Г е р к у л е с (упрямо). Вы же сами меня сюда затребовали для уборки навоза, я вас об этом не просил.

А в г и й. Но ты принял заказ.

 

Молчание. Авгий и Камбиз спокойно доят.

 

Г е р к у л е с (устало). Эта страна лишит меня разума, все вокруг дышит теплой сыростью, я этого просто не выдержу.

А в г и й (с достоинством встает и подходит к Геркулесу). Геркулес, тебя к нам вызвали по моему совету, - я ведь знал, что своими силами элидийцам никогда от навоза не избавиться. Кроме болтовни у них ничего не будет. И вот ты здесь.

Твоя неслыханная сила способна преобразить нашу страну. Но на этом моя миссия кончается. Больше я для тебя ничего сделать не могу. У элидийцев теперь есть возможность навести порядок в своем государстве, отныне все зависит только от них самих. Я не революционер. Я президент страны и обязан придерживаться ее законов. И тебя я тоже об этом прошу. Итак, не падай духом и смело вступай в борьбу со всеми управлениями. Представь себе, что ты сражаешься с чудовищами. Но не разрушай, а убеждай: ты ведь теперь наш пробный камень. Иди же, смири свой гнев, подчинись всему, что здесь считается необходимым, даже если это тебе и кажется нелепым.

К а м б и з (тоже встает). Я Камбиз, батрак Авгия. И я тебе хочу дать совет, о Геркулес из Фив! Приступай сразу же к уборке, иначе тебе никогда не очистить страны. У нас еще никто не выигрывал боя с учреждениями. Сегодня же запруди обе реки и смой всю эту чертову Элиду в море. Пусть одна скала останется торчать. Никто этой страны не пожалеет. (Вновь садится и продолжает доить.) Не балуй, Корона.

А в г и й. Прости, мне надо доить. (Также садится.) Не балуй, Леди.

Молчание. Геркулес отвязывает скамейку.

 

Г е р к у л е с. Я ведь человек добродушный, президент Авгий. Я хочу уважать ваши законы. Поэтому я отправляюсь в путь. В водное управление. (Уходит в глубь сцены.)

Авгий и Камбиз продолжают доить.

 

А в г и й. Не балуй, Леди.

К а м б и з. Не балуй, Корона.

 

X. На скале

 

 

На помосте в открытом шатре Д е я н и р а и Ф и л е й.

Слева и справа – два других шатра.

 

 

Д е я н и р а.

Много есть чудес на свете,

Человек – их всех чудесней.

Он зимою через море

Правит путь под бурным ветром

И плывет, переправляясь

По ревущим вкруг волнам.

Ф и л е й. Красиво ты говоришь

Д е я н и р а. Это стихотворение Софокла в переводе Шервинского.

Ф и л е й. Мы стихов не знаем. Нам язык нужен только, чтобы скотину покупать.

Д е я н и р а.

Землю, древнюю богиню,

Что в веках неутомима,

Год за годом мучит он

И с конем своим на поле

Всюду борозды ведет

Муж на выдумки богатый

Из веревок вьет он сети

И, сплетя, добычу ловит:

Птиц он ловит неразумных,

Рыб морских во влажной бездне,

И стада в лесу дремучем,

И зверей в дубравах темных,

И коней с косматой гривой

Укрощает он, и горных

Он быков неутомимых

Под свое ведет ярмо.

Ф и л е й. Мне понятны эти слова. Человек должен быть хозяином земли.

Д е я н и р а. Для того человеку и дана земля, чтобы он мог укрощать огонь, ветер и море, дробить камни и воздвигать из них храмы и сроить дома. Тебе бы хоть раз взглянуть на мою родину Фивы, на город с семью вратами и золотой крепостью Кадмеей.

Ф и л е й (робко). Ты любишь свою родину?

Д е я н и р а. Я люблю ее, потому что она создана человеком. Без него она бы осталась бесплодной пустыней, ибо земля слепа и жестока без человека. Люди ее оросили. Они уничтожили диких зверей. Теперь земля покрыта зеленью, на ней растут оливы, дубы, злаки и виноградники. Она дает человеку все, что ему нужно. В благодарность за его любовь.

Ф и л е й. Хорошо иметь родину, которую можно любить.

Д е я н и р а. Но свою я любить не могу. Мы больше не владеем нашей замлей. Она владеет нами. Мы под властью ее коричневого тепла. Мы заснули в ее конюшнях.

Д е я н и р а. Геркулес их очистит.

Ф и л е й. Я этого боюсь.

Д е я н и р а. Боишься?

Ф и л е й. Потому что мы не умеем жить без навоза. Потому что нам никто не покажет, на что способен человек, не научит нас свершать великие и благородные подвиги. Я боюсь будущего, Деянира.

Из глубины сцены, слева появляется Г е р к у л е с. В руках у него громадный котел.

 

Г е р к у л е с. Бобы и говядина.

Ф и л е й (смущенно встает). Мне пора идти. (Отвешивает поклон Деянире.) Прости. Уже поздно. Мне надо пригнать отцовское стадо. (Кланяется Геркулесу, краснеет и уходит в глубь сцены направо.)

Г е р к у л е с. Что с мальчиком? Он чем-то смущен.

Д е я н и р а. В жизни каждого мужчины бывают такие минуты, когда бобы и мясо ему кажутся тривиальными.

Г е р к у л е с. Не понимаю. Когда я впервые тебя увидел, я от восторга съел целого быка. (Разливает суп в две тарелки.)

Д е я н и р а. Новые препятствия?

Г е р к у л е с. Да те же, что и все эти месяцы.

Д е я н и р а. В управлении подземных работ?

Г е р к у л е с. Там тоже. А теперь еще в управлении по делам семьи. У них там опасения морального прядка. Тебя ведь каждый день посещает сын Авгия, а так как ты к тому же не вполне одета…

Д е я н и р а. Да тут же все свои!

Г е р к у л е с. Не считая элидийцев, которые засели на этих дубах и сутками с них не слезают.

Д е