Слова и то, что они пытаются выразить,
сметены за окно, вниз по склону крыши.
Без флага
Раньше я хотел покупателей для своих слов.
Теперь я хочу, чтобы кто-нибудь
выкупил меня у моих слов.
Я создал множество
очаровательно значительных образов,
сцен с Авраамом, и отцом Авраама,
Азаром, который прославился
благодаря своим изваяниям.
Я так устал от того, что делал.
Потом появился некий образ без формы,
и я все бросил.
Ищи кого-нибудь другого
присматривать за лавкой.
Я порвал с ремеслом
сотворения кумиров.
Наконец-то я узнал свободу безумия.
Появляется случайный образ.
Я кричу: «Убирайся!»
Он рассеивается.
Только любовь.
Только то, что держит флаг.
Без флага.
Продуктовый мешок
Как-то суфий увидел
пустой продуктовый мешок,
висевший на гвозде.
Он начинает вращаться
и рвет на себе рубаху, говоря:
«Еда для того, что не нуждается в еде!
Исцеление голода!»
Его жжение нарастает и другие
присоединяются к нему
с криками и стонами любовного горения.
Случайный прохожий заметил:
«Это всего лишь пустой мешок».
Суфий говорит: «Уходи.
Ты хочешь того, что нам не нужно.
Ты не влюбленный».
Еда влюбленного — любовь к хлебу, не хлеб.
Никто из истинно любящих
не любит существование.
Влюбленные не имеют никакого отношения
к существованию.
Они получают проценты без капитала.
Без крыльев они облетают целый мир.
Без рук они выносят мяч с поля.
Тот дервиш нюхнул реальности.
Теперь он плетет корзины чистого видения.
Влюбленные разбивают шатры на поле нигде.
Они все одного цвета, как и поле.
Грудное дитя не знает вкуса жареного мяса.
Для духа запах еды и есть еда.
Для египтянина Нил выглядит кровавым.
Для израильтянина — прозрачным.
То, что широкая дорога для одного,
для другого - катастрофа.
Ночной воздух
Человек на смертном одре завещал,
как разделить имущество между тремя сыновьями.
Он посвятил всего себя сыновьям.
Они стояли вокруг него подобно кипарисам,
молчаливые и сильные.
Он сказал городскому судье:
«Кто из моих сыновей самый ленивый —
отдай ему все наследство».
Вскоре он умер, а судья обратился к этим троим:
«Пусть каждый из вас отчитается о своей лености,
чтобы я мог понять, насколько вы ленивы».
Мистики — специалисты по лени.
Они полагаются на нее, поскольку все время видят Бога,
совершающего работу вокруг них.
Урожай все прибывает, однако они
никогда даже и не пахали!
«Ну-ка, расскажите, в чем именно
состоит ваша лень».
Каждое изреченное слово — это завеса
сокровенного «Я».
Малейший взмах завесы,
не шире куска зажаренного мяса,
может открыть сотни взрывающихся солнц.
Даже если сказанное тривиально и ложно,
слушающий слышит источник.
Один ветерок налетает из сада.
Другой — летит от кучи пепла.
Подумай, как различны голоса лисы и льва,
и о чем они говорят тебе!
Услышать кого-то — все равно
что снять крышку с кухонного горшка.
Ты узнаешь, что на обед.
А некоторые люди
отличают по одному лишь запаху вкусное жаркое
от прокисшего супа, приготовленного с уксусом.
Человек постукивает по глиняному горшку,
прежде чем купить его,
по звуку различая, нет ли в нем трещины.
Старший из трех братьев сказал судье:
«Я узнаю человека по голосу,
а если он не говорит,
я жду три дня, а после я узнаю его интуитивно».
Средний брат: «Я узнаю его, когда он говорит,
а если он не говорит, с ним я завожу беседу сам».
«А если он знает этот прием?» — спросил судья.
Это напоминает мне мать, говорящую ребенку:
«Когда ты ночью идешь по кладбищу
и видишь чудище, беги к нему,
и оно исчезнет».
«А если, — отвечает дитя, — мама чудища
наказала ему делать то же самое?
У чудищ тоже есть мамы».
Среднему брату было нечего ответить.
Судья тогда спрашивает у младшего брата:
«Что если человека не заставишь говорить?
Как распознаешь его скрытую природу?»
«Я сижу напротив него в молчании
и возвожу лестницу, смастерив ее из терпения.
Если в его присутствии
слова, исходящие из места
превыше радости и превыше скорби,
начинают изливаться из моей груди,
я знаю, что его душа так же глубока и ярка,
как звезда Канопус, восходящая над Йеменом.
Когда я начинаю говорить, а моя речь подобна
могучему взмаху руки, я узнаю его в том,
что я говорю и как я это говорю,
потому что между Нами открыто окно,
смешивающее ночной воздух обоих наших существ».
Младший, очевидно, был самым ленивым.
Он выиграл.
---
За гранью понятий о ложном и праведном
есть поле.
Встретимся там.
Когда душа прилегла в эту траву,
мир слишком наполнен, чтоб говорить о нем.
Идеи, язык, даже фраза «друг друга»
теряют смысл.
---
Тайна не становится яснее
от повторения вопроса,
и ее не купишь поездками
по удивительным местам.
Пока твои глаза и твои желания
не сохраняли неподвижность в течение
пятидесяти лет,
ты еще не начал исход из заблуждения.
Бисмилла
У тебя привычка ходить медленно.
Обиду ты затаиваешь на годы.
С такой тяжестью как ты можешь
быть скромным?
С такими привязанностями ты рассчитываешь
куда-то добраться?
Будь широк как воздух,
чтобы узнать тайну.
Сейчас ты глина пополам с водой,
густая грязь.
Авраам узнал, как устроены
солнце, и луна, и звезды.
Он сказал: «Больше я не буду придавать Богу сотоварищей».
Ты так слаб. Сдайся на милость.
Океан заботится о каждой волне,
пока та не доберется до берега.
Тебе нужно больше помощи, чем ты думаешь.
Ты пытаешься прожить свою жизнь
на открытых строительных лесах.
Скажи Бисмилла — Во имя Бога,
как священнослужитель,
ножом принося в жертву животное.
Бисмилла свое старое «я»,
чтобы найти свое настоящее имя.
Отлучи себя от груди
Мало-помалу отлучи себя от груди.
В этом суть того, что я должен сказать.
От зародыша, чье питание приходит с кровью,
перейди к младенцу, сосущему молоко,
к ребенку, способному есть твердую пищу,
к искателю в поисках мудрости,
к охотнику на менее очевидную добычу.
Подумай, каково говорить с зародышем.
Ты можешь сказать: «Мир снаружи огромен и сложен.
В нем есть пшеничные поля и горные перевалы,
сады в цвету.
Ночью — миллионы созвездий, а при дневном свете —
красота друзей, танцующих на свадьбе».
Ты спрашиваешь у зародыша, почему он сидит взаперти,
в темноте, с закрытыми глазами.
Выслушай ответ.
Нет никакого «другого мира».
Я знаю только то, что я испытал.
У тебя, должно быть, галлюцинации.
