Гештальт, ведущий к просветлеhию

ИЛИ ПРОБУЖДЕHИЕ ОТ КОШМАРА

Перевод Центра гуманистических технологий "Человек". СПб., 1994
Терминологическая правка В.Данченко. К., 2002

Введение

ЧАСТЬ I. ФОН

Глава 1.	ПАМЯТНЫЕ ГЕММЫ
Глава 2.	ГЕШТАЛЬТ БЕГЛЫМ ВЗГЛЯДОМ
	Гештальт за пять минут Эксперименты на сознавание тела Внимание и сознавание Аргументы против расчетливости в Гештальте Гештальт в одиночку и с другими Три уровня Гештальта
Глава 3.	СОЗНАВАНИЕ
	Что такое сознавание Континуум сознавания Универсальные процессы в сознавании

ЧАСТЬ II. ПРОЯВЛЕНИЕ

Глава 4.	ГЕШТАЛЬТТЕРАПИЯ
Глава 5.	РАСШИРЕНИЕ СОЗНАВАНИЯ
	Моментальные снимки Круг сознавания Цензура и сознавание Различия между "не нравится" и "кажется неправильным" Представления и переживания в процессе сознавания Доступ к внутреннему знанию
Глава 6.	ЗАМЕТКИ О ПРАКТИКЕ ГЕШТАЛЬТТЕРАПИИ
	Гештальт терапия синдромов стрессовых реакций Использование Гештальта в необычной среде Существует ли сопротивление в Гештальте

ЧАСТЬ III. ФИГУРА

Глава 7.	"ОКЕЙ" ИЛИ "НЕ ОКЕЙ"
Глава 8.	ЗАПАДНЫЙ ПОДХОД К ПРОСВЕТЛЕНИЮ В ПСИХОЛОГИИ
	Природа Просветления Тактика Просветления Стратегия изменения и стратегия Просветления
Глава 9.	ОТ СОЗНАВАНИЯ К ПРОСВЕТЛЕНИЮ

 

 

При успешном лечении невротик пробуждается от своего транса или миража. В дзен-буддизме подобный момент называется Пробуждением или Сатори. В течение гештальттерапии пациент переживает множество малых пробуждений. Приходя в чувства, он чаще видит мир ярко и ясно.

Фриц Перлз

Человек, принуждаемый насильственно к изменению, отрицает реальность и борется с ней. Цель гештальттерапии принять реальность и играть с ней. В этой игре Вы обнаруживаете, что справились с ней так или иначе.

Джон Энрайт

ВВЕДЕНИЕ

В годы, когда я работал с Фрицем Перлзом, несколько тем, которые не совсем соответствовали тому, что я обычно получал от него, занимали мое внимание. Одна из них состояла в часто употребляемой им фразе – мини-сатори. Он часто употреблял это выражение в ранние Эсаленские дни, но я не вполне понимал тогда, что эти слова значат.

Другой темой была фраза, которую я часто слышал от него, когда он работал с людьми, и раза два в лекциях: "Дайте ситуации самой управлять". Хотя обычно это имело определенный смысл в определенном контексте, я думал: "Какого черта он имеет в виду, и как это соотносится с принятием ответственности?" Другой фразой, также волновавшей меня, была фраза из статьи "Групповая и индивидуальная терапия" (в сборнике Стивенса): "...начинайте танец отречения и самосвершения". Я помню, как я подумал: "Что это за чепуха про отречение? Я только начинаю получать нечто, а вы хотите, чтобы я отказался от этого?"

При том, что я был озадачен, эти фразы связывали меня с иным уровнем опыта. Время от времени в моей работе с Фрицем возникали особенно глубоко удовлетворяющие чувства разрешения в конце. Хотя я и не пользовался в те времена этим выражением, теперь бы я сказал, что ощущение было такое, что проблемы не разрешились, а растворились, они рассеялись и перестали быть реальными и важными: факт или ситуация остались, но перестали быть проблемой.

В 1978 году все эти разрозненные моменты соединились в ясном понимании. Я показывал классу фильм, где Фриц работает с Глорией. Хотя я видел его в третий или четвертый раз, одна фраза, которую я на сей раз услышал, как будто ускользала от меня раньше. Эверет Шостром задает вопрос, какова цель гештальттерапии, и ответ Фрица: "Цель гештальттерапии – пробудить людей от кошмара." Теперь все встало на свои места: этот старый, прокуренный нечестивец говорил о ПРОСВЕТЛЕНИИ!

Есть три фундаментально различных представления об улучшении в человеческой жизни. Одно – патологическая модель. С этой точки зрения, если что-то не в порядке, вы рассматриваетесь как больной, находящийся ниже нормы. С помощью лечения возможно вернуться в состояние здоровья, состояние "окей". Обычно считается необходимой внешняя помощь, хотя возможность самолечения допускается теоретически.

Во второй модели, модели роста, вы рассматриваетесь как человек в норме, человек "окей", но с большими возможностями. Вы можете начать с нормального состояния и придти к чему-то лучшему. Впрочем, оттенок чувств, связанных с первой моделью, проявляется и здесь: быть в норме не так "окей", как быть выше нормы. Внешняя помощь считается полезной для роста, но не столь необходимой, как в патологической модели. Не всегда необходимым, но часто встречающимся представлением является предположение, что рост требует усилия, как при наличии, так и при отсутствии помощи.

С третьей точки зрения, модели Просветления, нет необходимости что-либо делать. Нет нормы и нет места, куда надо идти. Вы уже совершенны, всегда были и всегда будете совершенны. Форма совершенства может изменяться, но то, что вы "окей", не зависит от формы. Бутон – это совершенный бутон, а не несовершенная роза. Все, что необходимо – сдвиг восприятия, видения. Разумеется, в течение жизни вы будете болеть и выздоравливать, вы заметите рост и будете постоянно меняться. Но все это не имеет никакого отношения к возможности переживания правильности и правоты того, каковы вы и где вы находитесь, включая состояние болезни, отсутствие роста, как будто это возможно. С этой точки зрения нет улучшения, роста, изменения, разрешения проблем – есть только пробуждение и видение, что проблемы и "не-окейность" – это иллюзии. Фриц высказал это очень ясно в работе "Гештальттерапия и человеческие потенции" (в сборнике Стивенса, 1975г.). "При успешном лечении невротик пробуждается от своего транса или миража. В дзен-буддизме этот момент называется большим Пробуждением или Сатори. В гештальттерапии пациент переживает много маленьких пробуждений. Приходя в чувство, он часто видит мир ярко и ясно".

Печать Перлзовского гения в том, что он прошел все эти модели в течение своей жизни. Профессионально обученный в рамках патологической модели в медицинской школе и в психоанализе, он начал его преобразования, фактически закладывая зерна подхода к просветлению. Еще более важно, что он был открыт к прорастанию этих зерен и был способен поддержать этот сдвиг. Хотя он часто возвращался к языку патологии или роста, он был тем, что он смог совершить, и был способен выразить это. Основная мысль этой книги в том, что гештальттерапия – это работа Просветления, пробуждение от самим же созданной сети иллюзий. Хотя она, может быть, приспособлена для разрешения проблем и для усилий, направленных на изменение, и часто так и происходит, по существу это – запасной выход к Просветлению.

Таким образом, одна из целей этой книги – предложить такое понимание Гештальта, не как единственное, но как центральное, хотя часто не замечаемое. Структура книги соответствует этой задаче. Первые три главы представляют Гештальт таким образом, что тема Просветления затрагивается, но не подчеркивается. Содержание этих глав будет, наверное, приемлемым для большинства гештальтистов. Я назвал этот раздел Фоном.

Второй раздел – Просветление – содержит материал, лежащий как бы на грани гештальттерапии, который может быть не столь приемлем для гештальтистов. Здесь многое ведет уже к точке зрения Просветления, а также намечаются и другие линии, выводящие за пределы Гештальта.

Третий раздел – Фигура – содержит прямое формулирование Гештальта с точки зрения Просветления и является сердцевиной этой книги. Для меня написание этой части создало завершение и прояснение моих представлений о Гештальте. Многие фрагменты нашли свое место, чего ранее мне не хватало. Я могу надеяться, что этот раздел поможет в том же и читателю.

У книги есть и другая цель. Кроме завершения моих отношений с Гештальтом и Фрицем, это начало: первоначальные формулировки линий работы и мышления, которые я надеюсь развить и расширить в следующей книге. У меня нет пока названия для этой линии работы – она занимается структурой и фактурой человеческого опыта, тем, как реальность человека конструируется, приспосабливается, поддерживается и выражается. Гештальт был огромной поддержкой для меня в этой работе, так что справедливо, что первые ее наброски появляются в книге о Гештальте. Но продолжение работы потребовало от меня отхода от Гештальта, так что развитие этой темы уместно в книге, не центрированной на Гештальте.

Перечитывая выше написанное, я ощутил нечто весьма серьезное, гораздо более серьезное, чем то, что мне хотелось бы выразить. У книги есть и третья цель: в ней содержится множество увлекательных, интересных и бросающих вызов идей, формулировок и упражнений, которые могут быть полезными, откуда бы они не исходили, просто в контексте самой жизни. Читайте, используйте и получайте удовольствие, если вам хочется, и не обращайте внимания на проблемы Гештальта или не Гештальта, и прочие, в которые я время от времени погружаюсь столь глубоко.

 

 

 

ЧАСТЬ I. ФОН

В ранние дни для меня Гештальттерапией был Фриц Перлз. Хотя позже я научился уважать и других, в особенности Джима Симкина и Уолта Кемплера, именно Фриц представлял для меня суть этого взгляда на жизнь. Поэтому первая глава этого раздела, "Памятные геммы", содержит истории и образы, которые вспоминаются мне из первых лет приобщения к Гештальту и Фрицу. Многое в моем овладении Гештальтом было медленным развитием и углублением понимания этих ранних случаев. Понадобилось несколько лет, чтобы эти моменты научили меня всему, что в них содержалось и мета-обучение, обучение посредством историй и образов, остается весьма ценным.

Довольно рано я стал отходить от модели, которую Фриц основательно впечатал в Гештальт – модели терапевта, глубоко работающего с одним человеком перед группой. Фрицу это нравилось, отчасти по причине его собственного эксгибиционизма; мне же казалось, что эта модель поощряет авторитаризм, зависимость от ведущего и самораскрытие терапевта, деструктивное как для него самого, так и для пациента. Я начал относиться к Гештальту как к позиции по отношению к жизни, которая может развиваться и поддерживаться посредством использования упражнений и практики сознавания. Ведущий может быть полезен для организации этих упражнений и обучения им. В целом они более эффективны, если выполняются в присутствии других, но представление о терапевте, который делает это с пациентом, кажется мне все менее соответствующим сущности Гештальта.

В 1970 году я начал проводить большие публичные вечера и короткие семинары под названием "Практика Сознавания". Я обнаружил, что некоторые из упражнений на сознавание могут использоваться в аудитории из 300 человек, не теряя своей эффективности, а может быть даже и выигрывая. Присутствие столь большой аудитории, возможно, даже увеличивало интенсивность определенного рода опыта.

Вторая глава – "Гештальт беглым взглядом" – слегка отредактированная запись одного из таких коротких семинаров, для небольшой группы, около 40 студентов-психологов Университета в Вашингтоне. Здесь делается акцент на упражнениях в сознавании тела.

В начале следующей главы описывается другой краеугольный камень таких коротких семинаров – упражнения на проекцию и отождествление. Остальная часть этой главы – Рассмотрение сознавания – обзор основных средств гештальттерапии и их применения. Я режу этот пирог несколько иначе, чем делал Фриц, так что некоторые акценты его текстов, такие как "здесь и сейчас", у меня появляются редко. То, что в них содержится, для меня вбирается в такие понятия как интенция намерение или сравнение. Все представления этой главы использовались Фрицем, но акцент на их систематическом использовании – мое добавление. Фриц не очень-то любил систематичности и повторения! Фриц часто упоминал о феномене сравнений, иногда называя это игрой в "соответствие – представление" о намерении, что тоже явно содержатся в его работах. Но лишь когда я изучил их систематически, я понял их абсолютно центральную роль в процессе сознавания. Точно так же различие между представлением-понятием и опытом-переживанием столь фундаментально для мышления Фрица, что вообще едва упоминается. Я же предпочитаю ставить это в центр.

Глава 1

ПАМЯТНЫЕ ГЕММЫ

 

Некоторые из очень основательных моментов обучения Гештальту остались во мне в форме образов или историй – конкретных целостных воспоминаний о событиях, небольших, но живых. Они могут быть проанализированы и разложены на составляющие, но истории сами по себе – обучение, и остаются живыми после всех анализов и точных формулировок, которые из них время от времени извлекаются.

Фриц

Впервые я увидел, как Фриц работает со снами в Лос-Анжелесе в 1963 году. Пожилой, седоватый мужчина с выражением покорности рассказывал, что он видел во сне каких-то друзей, уезжавших на поезде. Пока он махал им на прощание рукой, потом отождествлялся с ними, ничего, казалось, не происходило. Когда он отождествился с поездом, отъезжавшим от станции, появилось больше энергии, но все же новый метод не производил на меня впечатления. Человек заколебался, когда Фриц предложил ему стать самим вокзалом, и поначалу это казалось столь же непродуктивным, как все остальное. Потом он сказал: "Я старомоден и несколько устарел – об уходе за мной не слишком заботятся, не вытирают пыль и не убирают мусор – и люди приходят и уходят, используют меня, как им нужно, но меня-то как такового собственно не замечают" – он заплакал, и в течение следующих нескольких минут все нынешние и минувшие удары его жизни стали очевидными – что происходило, что делал он, и что не получалось, и даже некоторые новые возможности. Я был глубоко тронут несмотря на то, что в те времена я не сознавал значения опыта, ибо я был только в начале; и по существу подход Гештальта к снам стал мне понятен на одном этом занятии – столь мощной, точной и эффективной была работа Фрица.

Однажды, во время моей первой группы с Фрицем мы работали над снами, и один человек сказал, что со времен детства он ни разу не видел сна, который мог бы запомнить. Фриц только фыркнул, и некоторое время мы работали с материалами снов других людей. Близко к концу занятия этот человек повернулся к кому-то, кто говорил в тот момент, и начал говорить: "Я вижу, что вы действительно делали в этой ситуации, это было..." – Фриц перебил его, сказав: "Вот теперь вы видите сон". Я подумал тогда, что я схватил суть понятия майи – иллюзии или, может быть более честно – и более вероятно, что сейчас я вижу сон.

В Эсалене однажды человек прорабатывал сон, который казался неправдоподобно скучным. Это было так скверно, что в какой-то момент я подумал, как он мог не заснуть от этого. Фриц, по-видимому, тоже так думал – он соскальзывал все ниже и ниже в своем кресле, и послышались тихие похрапывания. Человек был озадачен, остановился на мгновение, и когда стало ясно, что Фриц действительно заснул, а не притворяется, имея в виду показать нечто, человек встал, подошел к креслу Фрица и легонько его встряхнул. Когда Фриц открыл глаза и взглянул на него, человек выразил свое неудовольствие, оправдывая это тем, что, как он сказал, он заплатил уйму денег за это занятие, и требует внимания Фрица. Фриц повернулся, вынул свой бумажник, выписал ему чек на 10 долларов и снова закрыл глаза, засыпая.

Одно время в Эсалене у меня было сильное желание поработать в горячем кресле с Фрицем, но я не мог найти ничего особенного, на чем бы сфокусироваться. Ночью у меня был сон, но я мог лишь смутно вспомнить один образ из него – золотого ньюфаундленда. Я не мог вспомнить, делала ли собака что-либо, просто она была во сне. Хотя я забыл детали, помню, что вся моя текущая жизнь и значительные краски прошлого обрели большую ясность из проработки этого неполного образа.

Норберт

Хотя я много говорил в лекциях о проекции, писал о них и пр., в действительности я понял, что это такое, во время одной группы в Лос-Анжелесе. Возник момент молчания, как часто бывает. Я поглядел через комнату напротив и сказал человеку, сидевшему напротив меня: "Знаешь, Норберт, ты выглядишь так, будто ты смотришь на нас, как смотрел бы на группу насекомых в микроскоп". Норберт набрал воздух, чтобы ответить, но Фриц остановил его и повернулся ко мне: "Прими ответственность за это восприятие", – предложил он. – "Но, Фриц, – сказал я, посмотри на него, видно же, что он чувствует, разве нет?" " Прими ответственность за свое восприятие ", – еще раз сказал он.

Я снова возражал, но он все повторял свое предложение, добавляя, что я не должен ни во что верить, а просто проделать это, как эксперимент. Наконец я неохотно согласился, подняв руку и глядя сквозь кольцо пальцев. К моему изумлению, я начал чувствовать смутное шевеление отрицания-превосходства по отношению к другим членам группы. Когда я признал эти чувства, они усилились и соединились с некоторым страхом. Я сообразил, что был единственным чужаком в группе остальные работали в той больнице, где происходила встреча, а я приехал со стороны.

В действительности я боялся неприятия и спешил быть первым. Мы проследили эту тему в других сферах моей жизни- это было очень плодотворное занятие. Загадка появилась на следующей неделе, когда Норберт в начале занятия сказал: "Знаешь, Джон, ты был совершенно прав в прошлый раз – это было как раз то, что я чувствовал". Половина Фрицевого таланта была в том, какую работу он проделал со мной; другая половина – в том, что он вовремя остановил Норберта. Если бы Норберт сказал мне прямо тогда то, что он сказал через неделю, я никогда не признал бы своей проекции: "Но, Фриц, ты же слышишь, он признает, что именно это он и чувствует. Я тут ни при чем". В тонких проявлениях проекция – это дело избирательной чувствительности. Мы не столько переносим свое чувство в мир, сколько всматриваемся или вслушиваемся в то, что там уже есть, и усиливаем это в восприятии.

Однажды в Эсалене Фриц сидел и курил под табличкой "Не курить". Студенты из его группы подошли и спросили: "Что дает вам право курить там, где нам нельзя, Фриц?" Медленно, разделяя слова с удовольствием выдуваемыми колечками дыма, Фриц ответил: "Я ни имею права курить, ни не имею права курить. Я просто курю".

В другой раз я очень эффективно работал с Фрицем над какой-то темой и чувствовал, что все хорошо, но по-видимому выказал какую-то сдержанность, покидая горячий стул, и Фриц спросил, что это. Я сказал что-то вроде того, что все хорошо, но сомнения заползают... "О, – сказал Фриц, – заползают, действительно?..." и при этом его рука на пальцах задвигалась по столу в мою сторону. Теперь я не могу произнести или услышать эту фразу, не увидев эту слегка волосатую, в крапинках руку, приближающуюся ко мне по столу. Спасибо, Фриц!

Когда Фриц умер, я мало что почувствовал. Я пришел на похороны и печальным тоном говорил все, что полагается говорить, но внутри себя я поражался, что я за бесчувственное чудовище. Проработав столько с Фрицем, я теперь ничего не чувствую. Годом позже я проводил гештальтистский уик-эндный семинар в Эсалене, в Ральстон Уайт в Милл Велли. Многие из группы впервые приобщились к гештальту, так что в пятницу вечером я рассказывал и показывал кое-что из того, чем мы будем заниматься. Когда я рассказывал о незаконченных делах и технике пустого стула, кто-то попросил меня объяснить конкретнее. На стене висела открытка с фотографией Фрица, я показал на нее и сказал: "Предположим, у меня есть какие-то незаконченные дела по отношению к Фрицу. Я сажаю его на пустой стул и говорю что-то вроде: "Фриц..." – и тут я зарыдал, и несколько минут не мог ничего сказать. Я наконец почувствовал все благоговение, а с ним – чувство потери от его смерти. Я никогда не был особенно близок к нему, но он затронул меня со многих сторон, и я благодарен ему за способ бытия в мире, о котором я не мог и мечтать до встречи с ним.

Строчки из Фрица

Некоторые воспоминания о Фрице приходят в форме более интеллектуальных, емких фраз, которые остались в памяти и работали во мне в течение длительного времени.

Одна из них – его комментарий по поводу жалобы на чувство одиночества. Фриц ответил этой фразой на длительное описание страха одиночества, сказав: "Чувство одиночества – это быть одному плюс поток дерьма". Фраза, а не работа этого человека осталась во мне. В конце концов, быть одному – это быть одному. Бывают времена, когда все мы благодарны возможности побыть в одиночестве. Страх одиночества имеет еще какую-то добавку, поскольку в одиночестве самом по себе много хорошего. Это внутренний диалог, разговор с собой, шум, который вы создаете в своей голове, интерпретации, предающие событию значение, вроде "Если я один, значит люди меня не любят, – если люди меня не любят, они, должно быть, правы, я, наверное, не хорош, – если я не хорош, это ужасно и невыносимо..." – одним словом, дерьмо.

Как бы ни было болезненно одиночество, и как бы ни было грубо слово дерьмо – полезно и ценно увидеть, что боль в конечном итоге человек причиняет себе сам. Поскольку же источник боли внутри, а не во внешних условиях, может быть что-то можно сделать, хотя неприятно то, что должен делать это я, а не эти ужасные другие, которые оставляют меня в одиночестве, со всеми моими приятными само-сожалениями.

Может быть, наиболее глубокая из фраз, которые я слышал от Фрица (не помню, когда и кому это было сказано): "Боль это мнение". Я много думал об этом с тех пор, сомневался, искал доводов за и против. Помню, как однажды маленький мальчик споткнулся и ушиб колено, а потом тер его, поглядывая на свою мамочку, жалобно хныкая и получая утешения. В другой раз я видел маленького мальчика, спешащего за двумя мальчишками постарше – он тоже упал и поранил колено, посмотрел на него и вздрогнул, потом посмотрел на старших мальчишек, ушедших уже вперед, – и побежал скорее, немного, правда, поглаживая колено. Если перевести их мысли, это может звучать примерно так:

1-й мальчик: "Ой, как больно! Ы-ыыы, пожалуй, если мама подумает, что дело плохо, может быть она минутку меня пожалеет – она меня торопила, так, может, быть она почувствует себя виноватой теперь, и подержит меня. Ы-ыыы!"

2-й мальчик: "Ой, как больно! Хммм, им нет дела – хорошо, что они хоть позволили мне пойти с ними, обычно они оставляют меня дома. Если они увидят, что я поранился, они уйдут и будут говорить, что я неженка, и больше никогда меня не возьмут. Лучше я как-нибудь обойдусь! Хмм, вот так можно бежать!"

Ощущения боли – это просто ощущения. Восприятие боли это комплексный акт, требующий оценки всей ситуации. Чувствовал ли боль римский солдат, который на глазах этрусков сунул руку в горящий факел? Или это было горькое ощущение хорошо выполненного долга, окрашенное гордостью и любовью к Риму? Чувствует ли шизофреник, который кастрирует себя, боль, или облегчение от того, что он наконец освободился от этой ужасной угрозы своему бытию? Хотя источник боли, по-видимому, всегда определенно локализован, – фраза "Мне больно" всегда глобальна, всегда утверждение организма в целом.

Фриц и я

Одно из значительных воспоминаний о Фрице появилось раньше, чем мы познакомились, раньше, чем я услышал о нем. Будучи уже за 35, я все еще искал теорию или систему психотерапии, которая бы имела для меня смысл и какую-то ценность. Ничто из того, чему я пытался научиться, не стоило многого, хотя определенный опыт в Государственной больнице на Гавайях показал мне, что в психотерапии может быть что-то стоящее. На моем горизонте появилась психодрама, и казалось, что этим стоит заняться, – я начал работать ассистентом-стажером с психологом из Метрополитен-больницы в Лос-Анжелесе. Время от времени он делал нечто, от чего у меня перехватывало дыхание – красивое, точное и эффективное. Хотя он был весьма компетентен в психодраме и хорошо делал эту работу, такие моменты выделялись на ее фоне, как жемчужины.

В частности, мне вспоминается один случай. Женщина пыталась выразить свою ненависть и отвращение по отношению к матери – распространенный момент в психодраме тех времен – и кричала на женщину, играющую роль матери: "Я хочу избавиться, уйти от тебя!" Билл, мой учитель, сказал: "Так уйди." Девочка спросила: "Что вы имеете в виду?". Билл показал рукой: "Вон дверь". Девочка поглядела несколько ошарашено, как бы говоря: "Хмм, действительно..." – и нерешительно пошла к двери. У двери она остановилась и осмотрелась, затем, следуя логике своего действия, вышла, несмотря на очевидную амбивалентность. Спустя мгновение дверь снова приоткрылась и ее голова выглянула из-за косяка. В этом действии она пережила свою амбивалентность по поводу ухода от матери более полно, чем могли бы это выразить любые слова.

Я каким-то образом чувствовал, что такого рода вещи, которые он делал, отличались от его обычной работы, и стал расспрашивать его, откуда он это взял. Каждый раз в ответ он говорил: "Фриц Перлз". Хотя в это время Фриц ездил, кажется, в Японию, это оказалось началом нашей связи.

Время от времени, когда он сам чувствовал утомление, Фриц предлагал упражнение: говорить друг другу какие-нибудь фразы в парах, бормотать что-то и т.п. Он никогда не придавал этому много значения, но несмотря на это, они часто были очень полезными. Я тогда начал предполагать, что упражнения могут нести основную нагрузку встречи, более чем харизма ведущего. Иными словами, я думал об идее Фрица, что учение это открытие посредством делания, и что это может стать сутью гештальтистской групповой встречи. Ведение из задней части комнаты – вот форма, в какой я собирался записать эту идею. Я понимал, что Фриц останется равнодушным к такой форме, поскольку при этом он перестает быть в центре, но я уже начинал видеть, что основы гештальттерапии следует отделять от личного почерка ее основателя, и эта мысль по-видимому была шагом в этом направлении.

Одно из фундаментальных упражнений такого рода, так сказать, остов этой работы, возникло случайно в однодневной встрече по снам, которую я проводил в Центре Семейной Терапии в Сан-Франциско. Один человек заявил, что никогда не видел снов – почему он пришел на специальный семинар по снам, осталось для меня загадкой, – но он был там. По ходу дела выяснилось, что он был фотографом, и меня поразила аналогия сна с фотографией – я попросил его описать мне его любимую картинку, а затем стал рассматривать ее как сон, предложил ему отождествляться с различными ее частями, создавать диалоги и т.п. Помню, что одним из образов на картинке была белая автомобильная шина. Будучи белой шиной, он был несколько лучше и дороже обычной, черной. Этот фон легкого превосходства присутствовал у него все время – когда он действительно выразил это в контексте картинки, все почувствовали себя легче в его взаимодействии с группой.

Через неделю, на группе учащихся медицинских сестер, придумывая что-нибудь интересное, я предложил хозяйке помещения взять статуэтку сиамской кошки с палочкой и поиграть с ней, как со сном. Коща она кончила, кто-то еще, затронутый ее отождествлением, захотел проделать это, потом кто-то еще, – и так возникло упражнение "Сыграй это", описанное далее.

Ученики и открытие

"Учение – это открытие" – частая фраза Фрица, и некоторые моменты моего глубочайшего обучения были моментами, когда я делал что-то и обращал на это достаточно внимания, чтобы учиться. Это не всегда были приятные или поощрительные моменты. Однажды работая с предположительно шизоидной девочкой в группе, я задал ей технически совершенный гештальтистский вопрос в ответ на что-то, что она сказала. Может быть я даже подумал мельком что-то вроде "Фриц гордился бы, если бы услышал это". Она холодно посмотрела на меня и сказала: "Знаете, если бы я думала, что вы действительно ждете ответа на ваш вопрос, я бы ответила". Она была права – я задал вопрос технически, от умения, а не по-человечески, не от сердца, и ее ответ был по-человечески совершенно правильным. Я оценил ее мужество, нужное, чтобы высказать это человеку, находившемуся в положении авторитета – надеюсь, что с ней все в порядке.

Ларри

Однажды Ларри Блумберг забрел на трехчасовую группу, которую я проводил в Гештальт-институте в Сан-Франциско. У него была папка для бумаг с прорезями для смотрения сверху, и он не сказал ни слова в течении трех часов. Я видел, что это он, только по его огромным размерам и по концу бороды, выглядывавшему из-за папки для бумаг. Члены группы заинтересовались, пытаясь вовлечь его, говорили о нем, говорили о том, чтобы физически побудить его к контакту, вообще очень волновались.

Около часа меня очень тревожило его присутствие. Притворяясь, что я использую его действия на пользу группе, в действительности я переживал значительное напряжение. Только открывая рот, чтобы сказать что-то, я думал: "Хотел бы я знать, что подумает Ларри об этом, – он подумает, что это тупо. Я думаю, он думает..." Затем я заметил, что так происходило не каждый раз – только время от времени, когда, говоря нечто, я думал об этом. Затем я, конечно, понял, что все суждения были моими! Теперь я понимаю, что это очевидно, но тогда это было открытием, откровением. Ларри что-то там делал, может быть замечал меня, может быть нет, может быть считал важным те же вещи, что и я, может быть даже – ой, ой! – критиковал то, что я не считал плохим.

Так или иначе, скоро я с волнением понял, что это была бесценная для меня возможность обнаружить все моменты мыслей и действий, где я чувствовал себя несколько слабым. Ларри то есть моя фантазия относительно Ларри – стал барометром любого моего дискомфорта или сомнения, которое возникало у меня относительно чего-то, что я говорил или делал. Спасибо вам, Ларри, за это.

Существует обучение, основанное на внутренней прозорливости. Это действительно было вкладом Ларри, хотя совершенно ненамеренным. Он ничего не делал для меня, он просто делал нечто, что показалось хорошей идеей и возможно было смешным. Я сам извлек из этого свою пользу. Лучшая помощь в мире та, которая совершенно ненамеренна, а многие деструктивные вещи происходят из намерения помочь. Терапевты, имейте это в виду!

Студенты

Однажды в классе обучения сознаванию с медсестрами мы должны были встречаться на квартире одной из участниц. Я пришел несколькими минутами раньше, и застал хозяйку квартиры возбужденно рассказывающей двум-трем участницам, что она только что пнула ногой шкаф и ушибла ногу, и показывающей повязку. Отчасти в шутку, а отчасти чтобы убить несколько минут до начала занятия, я предложил обычное гештальтистское упражнение: разыграть диалог между нею самой и ее ногой, как будто нога имела сознание и право голоса. Мы были поражены страстностью ее диалога, который звучал примерно так:

Нога: Черт возьми, почему ты так скверно со мной обращаешься?

Мари: Заткнись! Я пну тобой все, что захочу!

Нога: Я тебя ненавижу за то, что ты так скверно со мной обращаешься!

Мари: Ха-ха! Ты ничего со мной не поделаешь!

В этой точке к беседе присоединился шкаф, который был ударен ногой, и разговор продолжался еще одну-две минуты, со значительной враждебностью между участниками и с употреблением весьма соленых выражений. Как выяснилось, Мари была армейской медсестрой. Постепенно пришли остальные участники группы, началось занятие и происшествие скоро было забыто.

На следующей неделе Мери с некоторым удивлением рассказывала, что она прекратила грызть ногти – дурная привычка, которая преследовала ее всю жизнь, и насколько она может вспомнить, это произошло после предыдущей встречи, когда имела место беседа. Она шутливо заявила, что ее беспокоит, что теперь придется покупать маникюрный набор и учиться заботиться о ногтях. В действительности она была довольна, т.к. давно оставила надежду избавиться от этой привычки. Два года спустя, когда мы опять встретились, я выяснил, что дурная привычка к ней не вернулась.

Примечательны следующие черты этого случая:

Ясное и определенное изменение произошло относительно долго существовавшего симптома, хотя мы над ним не работали. Мари никогда не упоминала о нем, и я его не замечал. Задачи, которые ставил перед собой класс, вообще не включали проработку симптомов или проблем, – хотя и не исключали этого.

Не было никакого намеренного усилия или практики, что требовалось бы, например, бихевиористской терапией. Изменение было спонтанным и непредсказуемым.

Не было никакого понимания или концептуального инсайта относительно того, что произошло, хотя предположительно мы могли бы и фокусироваться на этом.

Даже прямое словесное сознавание того, что произошло, казалось бы, отсутствовало. В тот момент мы не только не знали, что произошло, мы даже не знали, что что-то произошло.

И все же нечто очевидно произошло – некоторый внутренний сдвиг, значимый и устойчивый. Бели понятие сознавания можно расширить до включения в него возрастания внутренней коммуникации между частями личности, а не только повседневного эго, которое говорит о себе "Я".

Некоторые ауто-садистские тенденции, которые до того проявлялись в кусании ногтей, нашли выражение и растворение более холистическим способом, – хотя и не настолько холистическим, чтобы включить сознательное повседневное эго. Ссорящиеся члены компании внутри Мари пришли к некоторому миру между собой. При этом председатель этой компании вышел на минутку и не заметил, как это произошло, так что она была удивлена, когда столкнулась с результатом этой акции впоследствии.

Еще одна мысль приходит мне в голову. Может быть, что грызение ногтей постепенно переставало иметь ценность и необходимость в психоэкологии Мари и продолжалось до некоторой степени, как частично ослабленная моторная привычка, более поддающаяся изменению, чем могло быть раньше или чем могло быть у другого человека.

 

 

 

 

Глава 2

ГЕШТАЛЬТ БЕГЛЫМ ВЗГЛЯДОМ

Лекция-демонстрация в Вашингтонском Университете,
класс психологов-консультантов.

Я хотел бы выяснить, чего вы хотите от сегодняшней встречи. Одноразовая встреча может быть несколько ограничивающей. Не то, чтобы сущность Гештальта нельзя было представить вкратце, но здесь затруднена обратная связь, и у меня нет уверенности, что то, что я буду говорить, соответствует вашим интересам. Если у вас есть какие-нибудь определенные вопросы и интересы относительно общего поля гештальттерапии или обучения сознаванию, начните с того, чтобы задать их. Я не буду отвечать на них в течение всего времени, но я буду иметь их в виду во время своего рассказа и буду привлекать по ходу дела то, что может иметь к ним отношение.

Участник: Я познакомился с гештальттерапией прежде всего через Фрица Перлза, и я размышляю в последнее время, что в ней от Фрица, а что из других источников?

У.: Я совсем не знаком с Гештальтом. Читал кое-что в учебниках, но это не показалось мне ясным.

У.: Я хотел бы узнать, какие существуют процедуры для обучения Гештальту?

У.: Я хотел бы узнать, к какого рода людям применима гештальттерапия, и какие изменения необходимы при использовании ее в различных группах?

У.: Мне интересно, какие существуют процедуры для оценки эффективности Гештальта?

Я хотел бы начать с того, что я не только гештальтист. Это одно из умений, которыми я располагаю, это одна из точек зрения, которую я ценю, но никоим образом не единственная. Кое-что из того, о чем я буду рассказывать, исходит из более широкой сферы, чем Гештальт – я постараюсь специально отмечать это. Когда-то я носил клеймо "Г" на лбу, но с тех пор я постарался его стереть.

У.: В этом контексте мне бы хотелось узнать что-то об отношении личности терапевта и применяемого им метода.

Гештальт за мять минут

К счастью, Гештальт нет необходимости представлять, так сказать, последовательно – пункт за пунктом, так как целое не является простой суммой элементов. Его можно представить в целом виде за пять минут, затем вновь полно представить за 15 минут, затем снова полно за час и так далее – конечно это может занять всю жизнь и не уместиться в ней. Итак, вот пятиминутное представление, а потом мы расширим его до часового.

Знание уже присутствует

Пара моментов абсолютно принципиальна в Гештальте. Один из них – это то, что вы уже знаете все, что вам нужно знать для того, чтобы вести совершенно удовлетворительную и удовлетворяющую, счастливую и эффективную жизнь. Вы имеете это прямо сейчас. В большинстве университетов сейчас читают курсы по межличностным отношениям. Прекрасно, вы уже прошли и проходите наилучшие курсы по межличностным отношениям – вокруг вас. И вы были высоко мотивированы, когда проходили эти курсы. И получали отличные отметки. И не научились применять это. Вот в этот самый момент вы обладаете способностью мгновенно составить представление о людях, которые находятся рядом с вами, знать, чем они важны для вас, в каких отношениях они к вам находятся всеми значимыми для вас способами. Но у вас нет доступа к этому. Вопрос не в том, чтобы искать, где взять все это. Все это у вас уже есть.