Лекция 5. Пелопоннес в VIII—VI вв. до н. э. Спартанский полис

1. Общие условия развития. После падения микенской цивилизации в XII—Х вв. до и. э. на Пелопоннес, как и повсюду в Греции, происходили непрерывные передвижения племен, как пришлых, так и местных. За три столетия на территории полуострова сменилась значительная часть населения. Ахейцы и ионийцы, населявшие Пелопоннес во II тысячелетии до н. э., частью покинули свои земли и бежали на восток — в Малую Азию и на Кипр, частью были оттеснены во внутренние гористые районы полуострова — в так называемую Аркадию. Однако многие из них остались на своих местах и либо смешались с пришельцами, либо были ими покорены и принуждены к уплате дани.

Наиболее плодородные области па севере и на юге Пелопоннеса: Арголида, район Истма или Коринфскою перешейка, Лакония и Мессения — были заселены воинственными племенами дорийцев, пришедшими сюда, по всей видимости, из северо-западной Греции (район Эпира). Первые дорийские поселения на территории Арголиды и Лаконии можно датировать приблизительно XI—Х вв. до п. э. Примерно в это же время северо-западные области Пелопоннеса: Ахайя па южном побережье Коринфского залива и Элида — были заняты другими пришельцами, принадлежавшими, так же как и дорийцы, к северо-западной ветви греческой народности.

Следствием всех этих передвижений была крайняя пестрота этнического состава населения Пелопоннеса. Нередко в одних и тех же районах и округах бок о бок селились представители различных этнических гpynn, говорившие на различных диалектах греческого языка. Во многих местах существовавшая с самого начала этническая рознь между завоевателями и покоренными ими остатками коренного населения со временем переросла в острую классовую вражду. Побежденные ахейцы были низведены победителями дорийцами до положения прикрепленных к земле работников. Наиболее известны в этом отношении спартанские илоты, сходные с ними категории зависимого населения существовали и в некоторых других дорийских государствах Пелопоннеса, например в Аргосе, Сикионе, Эпидавре, а также и за его пределами, прежде всего на острове Крит, где дорийцы также занимали господствующее положение среди порабощенных ими местных жителей.

В течение всего архаического периода, т, е. в VIII—VI вв. до н, э., социально-экономическое и культурное развитие основных районов Пелопоннеса шло крайне неравномерно. Во многом это объясняется различиями в их географическом положении и природных условиях. Так, в гористой, отрезанной от моря Аркадии основой экономики еще и в V—IV вв. до н. э. оставалось примитивное сельское хозяйство, но преимуществу скотоводческое. Вплоть до первой половины IV в. до п. э. здесь не было ни одного настоящего города.Заметно отставали в своем развитии также южные и западные области Пелопоинеса: Лакопия, Мессения, Элида и Ахайя, что можно объяснить их удаленностью or Эгейскою моря, ставшего в эпоху Великой колонизации главным средоточием экономической жизни всей Греции. Здесь с большим опозданием начали развиваться ремесла и торговля и так же, как и в Аркадии, очень долго не могли сложиться сколько-нибудь значительные городские центры. Основная часть населения этих областей еще и в классический период продолжала жить, как говорит Фукидид, «но древнему эллинскому обычаю» — деревнями. Лишь в северо-восточной части Пелопоннеса (Арголида и район Истма), более тесно связанной с прибрежной и островной зонами Эгейского бассейна, а через их посредство также и со странами Переднего Востока, сложились условия для быстрого развития товарно-денежных отношений и появились первые в Южной Греции очаги городской культуры.

2. Северный Пелопоннес в VIII—VI вв. до н. э. Сильнейшим из дорийских полисов Северного Пелопоннеса был Аргос, возникший, по-видимому, еще в XI в. до н. э. на месте более древнего поселения микенской эпохи. Под его контролем уже к началу архаического периода находилась наиболее плодородная часть Арголиды — долина реки Инах неподалеку от ее впадения в море. В VIII—VII вв. до н. э. Аргос добился большого могущества. Особого процветания Аргос достиг при правителе Фидоне (первая половина VII в. до н. э.). Считая себя прямым наследником не только дорийских завоевателей Пелопоннеса, но и более древних ахейских царей, он попытался воссоздать «великую державу Агамемнона» такой, какой она изображена в гомеровской «Илиаде».

Первоначально удача сопутствовала Фидону. Он сумел объединить под своей властью большую часть городов Арголиды, включая такие древние центры микенской цивилизации, как Микены и Тириыф. Ему подчинились даже некоторые островные государства, например Эгина. На юге Фидон успешно противодействовал попыткам Спарты отторгнуть от Арголиды плодородную область Фиреатида на побережье Арголидского залива. В сражении при Гисиях около 669 г. до н. э. вторгшаяся в Фиреатиду спартанская армия была наголову разбита войсками Фидона. Современные историки объясняют эту победу тем, что аргосцы первыми на Пелопоннесе применили сомкнутый строй тяжеловооруженных воинов-гоплитов, или так называемую фалангу. Эта догадка отчасти подтверждается находкой очень раннего (конца VIII в.) комплекта гоплитского вооружения (бронзового панциря и шлема) в одной из могил неподалеку от Аргоса. Используя свою победу над спартанцами, Фидон отвоевал у них все восточное побережье Лаконии вплоть до мыса Малея и на некоторое время утвердился даже на острове Кифера, совершенно отрезав Спарту от Эгейского моря.

Не менее успешной была внешняя политика Фидона Аргосского и на западе Пелопоннеса. Здесь ему удалось поставить под свой контроль знаменитое святилище Зевса в Олимпии, при котором каждые четыре года устраивались атлетические состязания, привлекающие участников и зрителей со всех концов греческого мира, не исключая и самых отдаленных колоний. Фидон ввел свои войска в священный для каждого грека округ Олимпии и сам руководил играми, ссылаясь на свое родство с Гераклом, их первым учредителем. Этот рискованный шаг должен был поднять престиж аргосского правителя среди других греческих государств.

Овладев значительной частью Пелопоннеса, Фидон ввел на всей подвластной ему территории единообразную систему мер и весов, за основу которой были взяты наиболее употребительные в торговле того времени вавилонские стандарты. Эталоном основной меры веса стал так называемый обол (букв. «спица» или «вертел») — железный стержень, который использовался также и как меновая единица в торговых операциях. Несколько таких железных связок Фидон посвятил в храм Геры в окрестностях Аргоса. В дальнейшем эти так называемые «фидоновы меры» получили широкое распространение и в других греческих государствах.

В своей внутренней политике Фидон, по-видимому, стремился к монархической власти, и это неизбежно должно было привести его к конфликту с аргосской знатью. Поэтому некоторые греческие историки (Геродот, Аристотель) называют его «тираном», хотя в отличие от других тиранов архаической эпохи он не был узурпатором и пользовался царской властью на законном основании как один из потомков Темена — основателя дорийского Аргоса.

В конце концов военное счастье, столь долго сопутствовавшее Фидону, изменило ему. Около 657 г. до н. э. он погиб при попытке вмешательства во внутренние дела Коринфа, которым он давно уже хотел завладеть. После смерти Фидона созданная им держава довольно быстро распалась. Со второй половины VII в. до н. э. сильнейшим государством Пелопоннеса становится Спарта, особенно усилившаяся после завоевания Мессении. По мере роста спартанского могущества сфера влияния Аргоса в Южной Греции все более и более сужалась. К концу VI в. до н. э. она уже не выходила за пределы собственно Арголиды. В самом Аргосе потомки Фидона были отстранены от власти еще в конце VII в. до н. э. После этого царей здесь стали выбирать на народном собрании как обычных магистратов с крайне ограниченными полномочиями. Реальная власть сосредоточилась теперь в руках коллегии так называемых демиургов, избиравшихся из представителей аристократических родов (впервые эта должность упоминается в надписи середины VI в. до н. э.).

Особое место занимают в истории архаической Греции города, расположенные в зоне Истма, или Коринфского перешейка: Коринф, контролировавший южную, самую узкую часть перешейка, к западу от него Сикион и Мегары — в северо-восточной части Истма. С этими тремя полисами был тесно связан и город Эгина, расположенный на острове того же названия в Сароническом заливе. Географическое положение этого района благоприятствовало раннему и интенсивному развитию торговли и мореплавания. Через Коринфский перешеек пролегала единственная сухопутная дорога, связывавшая Пелопоннес с другими частями Балканского полуострова. Здесь же проходил и важный морской путь, соединявший Эгейский бассейн с Ионическим и Адриатическим морями. В самой узкой части Истма к северу от Коринфа (примерно на месте нынешнего канала) уже в глубокой древности был проложен волок, по которому перетаскивали суда, плывущие с востока на запад и в противоположном направлении (в те времена мореплаватели предпочитали этот кратчайший путь от моря до моря более сложному и опасному пути в обход Пелопоннеса). При тиране Периандре в конце VII или начале VI в. до н. э. здесь было устроено какое-то подобие рельсовой дороги из каменных плит с желобками, по которым суда перевозились на специальных повозках. Древние называли это сооружение «диолком».

Исключительные выгоды местоположения Коринфа на перекрестке двух главных торговых путей были отмечены выдающимся греческим историком Фукидидом: «Коринф расположен был на перешейке, и потому с древнейших времен там находился рынок. А так как в старину эллины, жившие на Пелопоннесе и за его пределами, сносились друг с другом больше сухим путем, нежели морем, и сношения эти совершались через Коринф, то коринфяне разбогатели; древние поэты прозвали Коринф «богатым». Когда эллины стали ходить по морям больше, коринфяне, заведя флот, обратились к уничтожению морских разбоев и, представляя для эллинов рынок, усилили свой город притоком богатств в него по обоим путям».

Приистмийские города, в особенности Коринф и Мегары, принимали активное участие в Великой колонизации. Так, коринфяне еще в 734 г. до н. э. основали крупнейшую из греческих колоний в Сицилии — город Сиракузы. Примерно в это же время возникла коринфская колония на острове Керкира (совр. Корфу) у входа в Адриатическое море. Ближайшие соседи коринфян мегаряне основали ряд поселений на большом торговом пути, ведущем из Эгейского моря в Черное. Среди них особенно известны два города, стоявшие у южного выхода из пролива Босфор: Халкедон на азиатском берегу пролива и Византии на европейском. Жители Эгины приняли участие в основании общегреческой колонии в Навкратисе в дельте Нила, что указывает на особую заинтересованность этого города в торговле с Египтом.

Тесные связи приистмийских городов с важнейшими рынками колониальной периферии греческого мира создавали благоприятную почву для развития в них ремесленного производства. Крупнейшим центром гончарного ремесла стал Коринф. Как показали раскопки, здесь уже в VII в. до н. э. существовал особый квартал гончаров —так называемый «Керамик». Коринфские расписные вазы различных типов, от огромных кратеров (сосудов для смешивания вина) до маленьких арибаллов (флакончиков для благовоний), пользовались большой популярностью на рынках колониальной периферии, в особенности на Западе — в Сицилии и Италии. Высоко ценились также коринфские изделия из бронзы. Однако главным источником богатства Коринфа и некоторых других соседних с ним городов северного Пелопоннеса была безусловно транзитная торговля между Грецией и странами варварского мира, в которой они выступали в роли посредников. В целях облегчения и дальнейшего развития этих торговых связей Приистмийские города первыми в европейской Греции ввели у себя денежный чекан. В конце VII в. до н. э. Эгина начала чеканить свою серебряную монету. Вскоре после этого появились первые коринфские монеты, украшенные фигурой крылатого коня Пегаса. Как и повсюду в Греции архаического времени, развитие товарно-денежных отношений в городах Северного Пелопоннеса влекло за собой ускорение имущественного расслоения общества и резкое обострение социальных противоречий. В VII—VI вв. до н. э. Коринф, Сикион, Мегары и другие города этого района становятся ареной ожесточенной социальной борьбы, в которой столкнулись интересы дорийской родовой знати и массы рядовых общинников, или демоса, значительную часть которого здесь составляли остатки коренного ахейского населения, некогда покоренного дорийцами. Яркие картины этой борьбы запечатлел в своих элегиях мегарский поэт Феогнид — один из непосредственных участников и очевидцев происходивших в то время событий.

Подобно многим другим греческим полисам архаической эпохи, города Северного Пелопоннеса прошли в своем политическом развитии через этап так называемой тирании. Не избежал этой участи и родной город Феогнида Мегары. Мегарский тиран Феаген (он захватил власть в городе в 30-е годы VII в. до н. э.) прославился тем, что по еге приказу были перерезаны большие стада скота, принадлежавшие местной знати. Феаген, видимо, рассчитывал, что с помощью этой акции ему удастся заручиться поддержкой народа. Однако его правление было недолгим. После его свержения в Мегарах началась новая полоса смут и гражданских распрей, свидетелем которых суждено было стать Феогниду.

Гораздо более сильной и устойчивой оказалась тирания в соседних с Мегарами городах Приистмийской зоны: Коринфе и Сикионе. Первый коринфский тиран Кипсел пришел к власти в 657 г. до н. э., изгнав из города влиятельный аристократический род Бакхиадов. Судя по всему, он пользовался поддержкой народа. Аристотель называет его «демагогом», т. е. «вождем демоса», и отмечает как исключительный для того времени факт, что Кипсел в течение всего своего правления обходился без телохранителей. Сын Кипсела Периандр (627—585 гг. до н. э.) отличался более жестоким и деспотичным характером. Геродот рассказывает о многочисленных его злодеяниях, жертвами которых стали даже некоторые из членов его семьи. Аристотель считает Периандра своего рода примером настоящего тирана и приписывает ему изобретение целого ряда мер, способствующих сохранению и упрочению тиранического режима. В основном эти меры были направлены против все еще могущественной коринфской знати, в которой тиран не без основания видел главную опасность для своей единоличной власти. Не ограничиваясь физическим истреблением.или удалением из города наиболее влиятельных аристократов, Периандр всячески ущемлял интересы знати, запрещая представителям этого сословия заниматься гимнастикой, собираться на совместные трапезы и попойки, приобретать рабов и предметы роскоши и даже переселяться в город из своих сельских усадеб. За все это аристократия платила тирану ненавистью. Характеризуя внутреннюю обстановку в Коринфе в годы тирании, уже известный нам Феогнид Мегарский восклицал:

Лучшие люди в изгнанье, а городом подлые правят.

О, если б Зевс навсегда род Кипселидов сгубил!

Несмотря на свою репутацию жестокого деспота, притеснителя граждан, Периандр был, несомненно, опытным и удачливым политиком. При нем Коринф стал центром морской державы, простиравшейся от северного побережья Пелопоннеса до берегов Адриатики. Продолжая политику, начатую его отцом Кипселом, Периандр пытался закрепиться на важном морском пути, ведущем из Греции на запад к берегам Италии и Сицилии. С этой целью он вывел колонию в Амбракию на побережье Эпира и в течение ряда лет вел упорную борьбу за овладение островом Керкира — старой колонией Коринфа, уже давно отпавшей от своей метрополии. В то же время Периандр пытался укрепить коринфское влияние также и в северной части Эгейского моря у берегов Македонии, богатой строевым лесом и полезными ископаемыми. Для этого им была основана колония Потидея на Палленс — западном выступе полуострова Халкидика.

Периандр был умелым дипломатом. Он поддерживал дружеские контакты с милетским тираном Фрасибулом, лидийским царем Алиаттом и, видимо, также с египетским двором. С помощью щедрых даров он заручился поддержкой двух крупнейших общегреческих святилищ: храма Аполлона в Дельфах и храма Зевса в Олимпии. Эта расчетливая политика, безусловно, способствовала усилению международного авторитета и престижа коринфского тирана и до известной степени помогла упрочить позиции династии Кипселидов в самом Коринфе. Сам Периандр продержался у власти свыше сорока лет и, умирая, передал престол своему племяннику Псамметиху. Этот последний, однако, вскоре был убит. С его смертью династия Кипселидов прекратила свое существование, а созданная ею держава распалась.

В соседнем с Коринфом Сикионе около ста лет (примерно с 670 по 570 г. до н. э.) правила другая династия тиранов, названная по имени своего родоначальника Орфагора «династией Орфагоридов». Самым известным из сикионских тиранов был Клисфен, правивший между 600 и 570 гг. до н. э. Его богатство и могущество, а также победы, одержанные им на колесничных состязаниях в Дельфах и Олимпии, завоевали ему широкую популярность во всей Греции. На сватовство дочери Клисфена Агаристы съехались, по словам Геродота, женихи из многих греческих городов, расположенных как на Пелопоннесе, так и далеко за его пределами. Особенно прославился Клисфен своим участием в так называемой «Первой Священной войне» (около 590 г. до н. э.), во время которой он, действуя в союзе с афинянами и фессалийцами, захватил и разрушил город Кирру (на побережье Коринфского залива), жители которого враждовали с жрецами дельфийского храма Аполлона. После этой победы сикионский тиран стал играть ведущую роль в делах так называемой Дельфийской амфиктионии (союза городов Средней и Северной Греции, группировавшихся вокруг дельфийского святилища). Следуя в своей внутренней политике примеру коринфских Кипселидов, Клисфен всячески теснил и преследовал старую дорийскую знать Сикиона (сам он по происхождению, по-видимому, не был дорийцем). Вероятно, именно с этой целью он, по свидетельству Геродота, лишил причитавшихся ему почестей древнего аргосского героя Адраста, культ которого пользовался особой популярностью у сикионской аристократии, и передал их другому герою Меланнипу, считавшемуся заклятым врагом Адраста. Геродот приписывает Клисфену и другой знаменательный поступок. Он переименовал три древние дорийские филы Гиллеев, Диманов и Памфилов, дав им оскорбительные прозвища, образованные от греческих слов, обозначающих свинью, осла и поросенка. Свою же собственную филу, стоявшую до этого ниже дорийских, тиран велел впредь именовать «Архелаями», т. е. «владыками народа». Эта мера, если только сообщение Геродота соответствует действительности, воспринимается как своеобразное средство дискредитации родовой знати. Однако эта мера носила половинчатый характер, поскольку тиран Сикиона ничего не изменил в существующих учреждениях и оставил прежнюю структуру общества нетронутой.

Вообще радикальное переустройство общества, судя по всему, не входило в намерения коринфских и сикионских тиранов, озабоченных, как и все прочие тираны архаической эпохи, прежде всего «безопасностью своей личности и возвеличением своего дома» (Фукидид). Коренные социальные противоречия, вызвавшие в городах Северного Пелопоннеса мощный подъем демократического движения, на гребне которого и пришли к власти тираны, в сущности, так и остались неразрешенными. Поэтому после свержения тирании здесь снова наблюдаются новые вспышки острой классовой борьбы. Так, в Мегарах произошло крупное восстание крестьян-должников, которые врывались в дома своих кредиторов из числа местных богачей и подвергали их разграблению. Народ, однако, так и не смог добиться в этой борьбе полной победы над своими врагами и угнетателями. Судя по данным источников, к концу архаического периода.в Коринфе, Сикионе, Мегарах, Аргосе и других городах Северного Пелопоннеса установился уверенно олигархический строй. Родовая знать утратила свои былые привилегии. Однако власть оставалась в руках наиболее зажиточной части гражданского населения полиса: крупных землевладельцев, богатых купцов и ростовщиков, владельцев больших ремесленных мастерских. В значительной мере такой исход демократического движения VII—VI вв. до н. э. в этой части греческого мира объясняется тем, что весь этот район, за исключением Аргоса, попал в сферу влияния аристократического спартанского государства, установившего свою гегемонию над большинством пелопоннесских полисов.

3. Южный Пелопоннес в VIII—VIвв. до н. э. Ранняя Спарта. Со второй половины VII в. до н. э. на первое место среди государств Пелопоннеса выдвигается Спарта. Город Спарта, давший свое название всему государству*, возник в XI или Х в. до н. э., после того как дорийцы, вторгшиеся в Лаконию, обосновались на плодородных землях в средней части долины Еврота.

В течение IX—первой половины VIII в. до н. э. спартанцы вели упорную борьбу с соседними племенами за господство над Лаконией. В конце концов им удалось подчинить своей власти всю эту область от южных границ Аркадского нагорья до мысов Тенар и Малея на южном побережье Пелопоннеса. При этом значительная часть местного населения (в основном, по-видимому, ахейского) была порабощена спартанцами и превратилась в илотов. Древние видели в этом меру наказания, применявшуюся завоевателями по отношению к лаконским общинам, оказывавшим им особенно упорное сопротивление. Более вероятно, однако, что такова была участь тех, кто населял самые плодородные земли Лаконии, представлявшие наибольший интерес для спартанцев. Другие лаконские общины, занимавшие малоплодородные земли предгорий и к тому же добровольно признавшие главенство Спарты, вошли в состав Лакедемонского государства на правах так называемых периэков (букв. «живущих вокруг»). В отличие от илотов периэки считались лично свободными и даже пользовались гражданскими правами в тех общинах или полисах, на территории которых они проживали. Однако в самой Спарте на них смотрели как на людей «второго сорта» и не допускали к участию в делах государства. Таким образом, уже в процессе завоевания Лаконии определялись основные особенности общественного строя и экономики Спарты, и сформировались три основных класса-сословия спартанского общества: полноправные граждане — спартиаты, порабощенные илоты и свободные, но неполноправные периэки.

В этот же период были, по всей видимости, заложены и основы государственного устройства Спарты, отличавшегося стабильностью и мало менявшегося на протяжении столетий. Важнейшими элементами этой своеобразной политической системы могут считаться двойная царская власть, совет старейшин, или герусия, и народное собрание, или апелла. С древнейших времен в Спарте одновременно правили две царские династии, которые нередко соперничали и враждовали между собой. Цари, возводившие свой род к самому Гераклу, пользовались всеобщим почетом и уважением. Однако власть их была сильно ограничена законом. В военное время они выполняли функции военачальников, командовавших спартанской армией, в мирное время занимались судебными и религиозными делами. Оба царя входили в совет старейшин (вместе с ними он насчитывал тридцать человек) и принимали участие в его заседаниях, на которых решались практически все основные вопросы государственного управления. Народное собрание, охватывавшее всех полноправных граждан Спарты, играло в этой системе государственных учреждений второстепенную роль. По существу» оно лишь утверждало решения, принятые царями и старейшинами на их совместных заседаниях.

Особое место в ранней истории Спарты занимает период так называемых Мессенских войн. Примерно с середины VIII в. до н. э. в Спарте, как и во многих других греческих государствах, стал ощущаться острый земельный голод. Возникшая в связи с этим проблема избыточного населения требовала своего решения, и спартанцы решили ее по-своему. Вместо того чтобы подобно большинству остальных греков искать выход из создавшегося положения в колонизации и освоении новых земель далеко за морем, они нашли его в расширении своей территории за счет ближайших соседей. Главным объектом спартанской экспансии на этом этапе стала Мессения, богатая и обширная область в юго-западной части Пелопоннеса.

Борьба за Мессению была долгой и упорной. Согласно спартанской традиции, первая Мессенская война (вторая половина VIII в. до н. э.) продолжалась около двадцати лет и завершилась победой спартанцев, которые принудили жителей Мессении к уплате большой дани, составлявшей половину всего получаемого ими ежегодно урожая. Часть мессенских земель, возможно, уже в то время была поделена на клеры, распределенные между спартиатами. Однако этого было недостаточно, чтобы удовлетворить всех нуждающихся в земле. В Спарте начались гражданские распри и смуты, сопровождавшиеся призывами к переделу земли.

Тем временем покоренные мессенцы восстали против спартанского владычества. Завязалась новая война (вторая половина VII в. до н. э), не менее длительная и ожесточенная, чем предшествующая. Несмотря на мужество и героизм, проявленные мессенцами в этой войне, а также помощь, которую им оказали некоторые пелопоннесские государства, обеспокоенные усилением Спарты, они снова были разбиты. На этот раз все население Мессении, за исключением жителей нескольких приморских городков, которым был дарован статус периэкских общин, было обращено в илотов, а принадлежавшая ему земля перешла в собственность спартанского государства.

Захват плодородных мессенских земель позволил спартанскому правительству приостановать надвигающийся аграрный кризис. Видимо, где-то вскоре после окончания Второй Мессенской войны — в конце VII или начале VI в. до н. э, в Спарте был осуществлен широкий передел земли и создана стабильная система землевладения, основанная на принципе строгого соответствия между числом наделов и числом полноправных граждан. Наиболее плодородные земли в Лаконии и Мессении были поделены на 9000 приблизительно одинаковых по своей доходности наделов, которые были розданы соответствующему числу спартиатов. В дальнейшем правительство Спарты внимательно следило за тем, чтобы величина отдельных наделов оставалась все время неизменной (их нельзя было, например, дробить при передаче по наследству), а сами они ни при каких условиях не могли переходить из рук в руки посредством дарения, завещания, продажи и т. д.

Вместе с землей были поделены и прикрепленные к ней илоты из числа покоренных жителей Лаконии и Мессении. Сделано это было с таким расчетом, чтобы на каждый надел приходилось по нескольку семей илотов, которые обязаны были своим трудом обеспечивать всем необходимым самого владельца надела и его семью. Каждый год илоты выплачивали своему господину натуральный оброк, состоявший из ячменного зерна или муки, вина, масла и других продуктов. Обычная норма этой повинности (по некоторым сведениям, она составляла примерно половину урожая) была определена законом, и спартиат не имел права превышать ее по своему произволу. Излишки, оставшиеся после сдачи оброка, илот мог использовать по своему усмотрению, например, продать на рынке или оставить про запас. Вообще в отличие от рабов обычного или классического типа илоты пользовались довольно большой хозяйственной самостоятельностью. Спартиаты обычно не вмешивались в их дела, если они исправно выплачивали все причитающиеся с них повинности. Спартиат не имел также права убить или продать илота, поскольку рабы в Спарте считались так же, как и земля, которую они обрабатывали, собственностью государства. Тем не менее илоты, несомненно, тяготились своим положением и никогда не забывали об утраченной ими свободе.

Археологические раскопки на территории Спарты показали, что в VII— первой половине VI в. здесь находился один из самых значительных центров художественного ремесла всей Греции. Изделия лаконских ремесленников этого времени не уступают лучшим изделиям афинских, коринфских и эвбейских мастеров.

Во второй половине VI в. лаконские школы вазовой живописи и бронзовой пластики уже переживали явный упадок, который завершился их полным исчезновением. В это же время прекратился подвоз в Спарту изделий чужеземных ремесленников, например коринфских и афинских чернофигурных ваз. Было приостановлено строительство больших храмов и других монументальных сооружений, в котором принимали активное участие зодчие из других греческих полисов. Любопытно, что с середины VI в. спартанцы отказались даже от участия в Олимпийских играх, хотя в былые времена уроженцы Спарты составляли почти половину от общего числа победителей на играх. Таким образом, Спарта на долгое время обособилась от всей остальной Греции, очевидно, сознательно прервав все хозяйственные и культурные контакты с другими греческими полисами. Эта самоизоляция находит свое объяснение в тех событиях, которые происходили в это время внутри самого спартанского государства.

После завоевания Мессении община- завоевательница (спартанский демос) превратилась в замкнутое сословие профессиональных воинов-гоплитов, осуществлявших силой оружия свое господство над многотысячной массой илотов. Подневольный труд илотов избавлял спартиатов от необходимости тем или иным способом добывать себе пропитание и оставлял им максимум свободного времени для занятий государственными делами и совершенствования в военном искусстве. Последнее было тем более необходимо, что после завоевания Мессении в Спарте создалась крайне напряженная обстановка, чреватая угрозой социальной катастрофы. Илоты, составлявшие преобладающее большинство трудового населения Спарты, мечтали только о том, как бы сбросить с себя ненавистное иго спартанских завоевателей. Численно илоты намного превосходили своих поработителей, и удержать их в повиновении можно было только с помощью систематического и самого беспощадного террора. По свидетельству Плутарха, спартанское правительство время от времени устраивало своеобразные облавы на илотов. Операции такого рода назывались «криптиями» (от греч. «криптос» — «тайный», «скрытый»). В них участвовали молодые спартиаты, «отличавшиеся сообразительностью». Вооруженные короткими мечами, они выслеживали илотов и нападали на них из засады, стараясь уничтожить самых крепких и сильных.

Постоянная угроза илотского мятежа, нависшая над господствующим классом Спарты, требовала от него максимальной сплоченности и организованности. Поэтому одновременно с переделом земли или вскоре после него спартанским законодателем Ликургом была проведена целая серия важных социальных реформ, вошедших в историю под именем законов Ликурга*. Реформы эти в короткий срок изменили облик спартанского государства, превратив его в единый военный лагерь, все обитатели которого были подчинены строгой дисциплине. Полноправным гражданином в Спарте считался лишь тот, кто неукоснительно выполнял все предписания законов Ликурга. В этих законах было предусмотрено все вплоть до мельчайших деталей, таких, как покрой одежды и форма бороды и усов, которые дозволялось носить гражданам Спарты.

Закон обязывал каждого спартиата отдавать своих сыновей, как только им исполнится семь лет, в специальные лагеря-агелы (букв. «стадо»), где их подвергали зверской муштре, воспитывая в подрастающем поколении выносливость, хитрость, жестокость, умение приказывать и повиноваться и другие качества, необходимые «настоящему спартанцу». Все взрослые спартиаты в обязательном порядке посещали, совместные трапезы — сисситии, ежемесячно отдавая на их устройство определенное количество продуктов из своего хозяйства. В руках правящей верхушки спартанского государства сисситии и агелы были удобным средством контроля за поведением и настроением рядовых граждан. Государство в Спарте активно вмешивалось в личную жизнь граждан, регламентируя деторождение и супружеские отношения.

Важнейшим политическим принципом, положенным в основу «Ликургова строя», был принцип равенства. В соответствии с этим принципом все полноправные граждане Спарты официально именовались «равными», и это были не пустые слова. В Спарте была разработана и действовала в течение долгого времени целая система мер, направленных к тому, чтобы свести к минимуму любые возможности личного обогащения и тем самым приостановить рост имущественного неравенства среди спартиатов. С этой целью была изъята из обращения золотая и серебряная монета. Согласно преданию, Ликург заменил ее тяжелыми и неудобными железными оболами, уже давно вышедшими из употребления за пределами Лаконии. Торговля и ремесло считались в Спарте занятиями, позорящими гражданина. Ими могли заниматься только периэки, да и то лишь в ограниченных масштабах. А если учесть, что в Спарте находились под запретом различные виды сделок по продаже земли, то станет очевидным, что основные пути к накоплению богатства перед гражданами были закрыты. Впрочем, даже если кому-то из них и удавалось скопить большое состояние, воспользоваться им под бдительным надзором спартанских властей он все равно не смог бы. Все спартиаты, независимо от происхождения и общественного положения, жили в одинаковых условиях, носили одинаково простую и грубую одежду, ели одинаковую пищу за общим столом в сисситиях, пользовались одинаковой домашней утварью. Ни один спартиат не мог похвастаться перед друзьями и соседями драгоценной посудой, красивой мебелью, коврами, картинами, статуями и тому подобными вещами. На производство и потребление предметов роскоши в Спарте был наложен строжайший запрет. Местные ремесленники из числа периэков изготовляли лишь самую простую и необходимую утварь, орудия труда и оружие для снаряжения спартанской армии. Ввоз же в Спарту чужеземных изделий был запрещен законом. Главными блюстителями порядков, установленных законами Ликурга, были сделаны так называемые эфоры, что буквально и означает «блюстители» или «надзиратели». Они составляли особую коллегию из пяти человек, которых ежегодно переизбирали на народном собрании. Эфоры должны были следить за поведением граждан и принимать дисциплинарные меры по отношению к тем, кто хоть в чем-то нарушил предписания закона. В обязанности эфоров входил также и надзор за всем порабощенным и зависимым населением Спарты. Каждый год, вступая в должность, они официально от лица всего спартанского государства объявляли войну илотам, чтобы тем самым санкционировать их массовые убийства во время уже упоминавшихся криптий. В руках эфоров сосредоточивалась, таким образом, огромная власть (древние даже приравнивали ее к власти тиранов), что давало им преимущество перед всеми другими должностными лицами, не исключая и царей. Известны случаи, когда эфоры, не спрашивая ни у кого согласия, отстраняли от власти неугодных им царей или отправляли их в изгнание. С введением «Ликургова законодательства» эфорат из второстепенной вспомогательной магистратуры, которой он был первоначально, превратился в высший контрольноадминистративный орган спартанского государства.

Все эти преобразования несомненно способствовали консолидации гражданского коллектива Спарты, его внутреннему сплочению перед лицом порабощенной, но постоянно готовой к восстанию массы илотов. Обладая большим запасом внутренней прочности, «община равных» смогла в дальнейшем выдержать такие серьезные испытания, какими были, например, великое восстание илотов 464 г. до н. э. (так называемая Третья Мессенская война) или Пелопоннесская война 431—404 г. до н. э. Принесла свои плоды и упорная военная тренировка, которой спартанцы предавались с неослабным усердием на протяжении почти всей своей жизни. Знаменитая спартанская фаланга (тяжеловооруженная пехота) долгое время не знала себе равных на полях сражений и заслуженно пользовалась славой непобедимой. Используя этот первоклассный боевой механизм, Спарта уже в середине VI в. до н, э. подчинила своей гегемонии большую часть пелопоннесских государств, включая такие крупные полисы, как Коринф, Сикион и Мегары. В результате сложился так называемый Пелопоннесский союз, ставший самым значительным политическим объединением в тогдашней Греции.

В дальнейшем спартанцы попытались распространить свое влияние и на другие греческие государства, в том числе на Афины. Однако великодержавные претензии Спарты опирались лишь на ее военное могущество. В экономическом и культурном отношении она сильно отставала от других греческих государств. Установление «ликургова строя» резко затормозило развитие спартанской экономики, В атмосфере сурового военного режима с его культом искусственно насаждаемого равенства постепенно захирела яркая и своеобразная культура архаической Спарты. Замкнувшаяся в себе, отгородившаяся от внешнего мира глухой стеной вражды и недоверия Спарта постепенно становится главным очагом политической реакции на территории Греции, опорой всех врагов демократического строя.

Ю.В.Андреев