Политические идеи и наказы Екатерины II

Императрице Екатерине II пришлось стать руководительницей русского дворянства как проводника западного влияния в русском обществе. Направление этого руководства зависело от двух условий: 1) от обстоятельств, определивших ее положение на престоле, и 2) от ее собственного отношения к западному влиянию.

Екатерина вступила на престол путем переворота и своим образом действий должна была оправдать такой революционный захват власти. Переворот вызван был тем, что прежнее правительство Петра III вооружило против себя русское обществобесцельным произволом и легкомысленным пренебрежением йрусским интересам. Екатерина, чтобы удержать и упрочить класть в своих руках, должна была действовать популярно, т. е. в национальном духе. Переворот совершен был дворянской гвардией; потому Екатерина должна была охранять интересы дворянства; следовательно, действовать консервативно. В чем состояли тогда интересы этого сословия? Мы видели, что положение дворянства существенно изменилось еще до июньского переворота 1762 г. вследствие отмены обязательной службы, а вместе с тем должны были измениться и его интересы, как и его отношение к западному влиянию. До этой отмены интересы сословия связаны были с обязательной службой, и между ними важное место занимало обязательное техническое образование, бывшее подготовкой к службе. Это образование черпалось сословием из западных источников, и в этом интересе преимущественно западное влияние поддерживалось правительством. Но по мере того как спадали с сословия тягости обязательной службы, ослабевала постепенно и его потребность в технических занятиях — военных, навигаторских, административных и других, каких требовала от него обязательная военная и административная его служба. С изданием закона 18 февраля 1762 г. центр тяжести интересов дворянства должен был переместиться из полков и канцелярий, где оно служило, в деревню, где оно владело миллионами десятин земли и крепостных душ. И здесь сословию предстояло много дела нового и непривычного. Состоя на службе и редко заглядывая в свое имение, дворянин не мог непосредственно руководить своим землевладельческим и душевладельческим хозяйством, предоставляя это старостам и приказчикам. Оттого это хозяйство шло очень неудовлетворительно, и в начале царствования Екатерины, по ее словам, до 150 тыс. крепостных крестьян бунтовали против своих господ, так что приходилось посылать против мятежников военные команды с пушками. Чтобы найти себе здесь подходящее дело и повести его как следует, стать в надлежащие отношения к местному обществу, к земле и к крепостным крестьянам, дворянин должен был запастись привычками и знаниями, отличными от тех, какие он усвоял в казарме или канцелярии. В запасе европейской культуры ему нужно было теперь искать других вспомогательных средств, и сообразно с тем должна была измениться программа дворянского образования.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕИ ЕКАТЕРИНЫ. Она хотела вести чисто личную политику, не прикрываемую никаким рядом стоящим, хотя бы только совещательным, но законно оформленным и ответственным учреждением. В ближайшей к себе сфере управления она не допускала и тени права, могущей омрачить блеск ее попечительного самовластия. По ее мысли, задача права - руководить подчиненными органами управления; оно должно действовать, подобно солнечной теплоте в земной атмосфере: чем выше, тем слабее. Власть, не только неограниченная, но и неопределенная, лишенная всякого юридического облика, - это основной факт нашей государственной истории, сложившейся ко времени Екатерины. Она оберегала этот факт места от всяких попыток дать закономерный строй верховному управлению.

Под влиянием Монтескье она писала, что законы - самое большое добро, какое люди могут дать и получить; а следуя свободному непленному движению своей мысли, она думала, что "снисхождение, примирительный дух государя сделают более, чем миллионы законов, а политическая свобода даст душу всему". Но, признавая в себе "отменно республиканскую душу", она считала наиболее пригодным для России образом правления самодержавие или деспотию, которых основательно не различала; разграничить эти виды одного и того же образа правления затрудняются и ученые публицисты. Она сама заботливо практиковала этот образ правления, хотя соглашалась, что может показаться чудным сочетание республиканского "закала души" с деспотической практикой. Но одинаково с деспотией у нее шла к России и аристократия. "Хотя я и свободна от предрассудков и от природы ума философского, я чувствую большую склонность чтить древние роды, страдаю, видя здесь некоторые из них в нищете; мне хочется их поднять". И она считала возможным поднять их, восстановив майорат, украшая старших в роде орденами, должностями, пенсиями, землями. Это не мешало ей признавать аристократический Замысел верховников безрассудным делом. В ее емком уме укладывались предания немецкого феодализма рядом с привычками русского правления и политическими идеями просветительного века, и она пользовалась всеми этими средствами по своим наклонностям и соображениям. Она хвалилась, что, подобно Алкивиаду, уживется и в Спарте, и в Афинах. Она писала Вольтеру в 1765 г., что ее девиз - пчела, которая, летая с растения на растение, собирает мед для своего улья, но склад ее политических понятий скорее напоминает муравейник, чем улей.

Наказ – это обширное произведение философско-юридического содержания, в котором были рассмотрены наиболее значимые политико-правовые проблемы государственной организации и общественного устройства. Был готов 1767г.

СОДЕРЖАНИЕ "НАКАЗА". В 20 главах "Наказ" говорит о самодержавной власти в России, о подчиненных органах управления, о хранилище законов (Сенате), о состоянии всех в государстве живущих (о равенстве и свободе граждан), о законах вообще, о законах подробно, именно о согласовании наказаний с преступлениями, о наказаниях, особенно об их умеренности, о производстве суда вообще, об обряде криминального суда (уголовное право и судопроизводство), о крепостном состоянии, о размножении народа в государстве, о рукоделии (ремеслах) и торговле, о воспитании, о дворянстве, о среднем роде людей (третьем сословии), о городах, о наследствах, о составлении (кодификации) и слоге законов; последняя, XX глава излагает разные статьи, требующие изъяснения, именно говорит о суде за оскорбление величества, о чрезвычайных судах, о веротерпимости, о признаках падения и разрушения государства. В двух дополнительных главах идет речь о благочинии, или полиции, и о государственной экономии, т. е. о доходах и расходах. Видим, что, несмотря на урезки, "Наказ" довольно широко захватывал область законодательства, касался всех основных частей государственного устройства, верховной власти и ее отношения к подданным, управления, прав и обязанностей граждан, сословий, более всего законодательства и суда. При этом он давал русским людям ряд разносторонних откровений. Он возвещал, что равенство граждан состоит в том, чтобы все подчинены были одинаковым законам, что есть государственная вольность, т. е. политическая свобода, и состоит она не только в праве делать все, что законы дозволяют, но и в том, чтобы не быть принуждену делать, чего не должно хотеть, а также в спокойствии духа, происходящем от уверенности в своей безопасности; для такой свободы нужно такое правительство, при котором один гражданин не боялся бы другого, а все боялись бы одних законов. Ничего подобного русский гражданин у себя не видел. "Наказ" учил, что удерживать от преступления должен природный стыд, а не бич власти и что если не стыдятся наказаний и только жестокими карами удерживаются от пороков, то виновато в этом жестокое управление, ожесточившее людей, приучившее их к насилию. Частое употребление казней никогда не исправляло людей. Несчастно то правление, в котором принуждены установлять жестокие законы. Пытку, к которой так охотно прибегал русский суд, "Наказ" резко осуждает, как установление, противное здравому рассудку и чувству человечества; он же признает требованием благоразумия ограничение конфискации имущества преступника как меры несправедливой, но обычной в русской судебной практике. Известно, с какой бессмысленной жестокостью и произволом велись дела об оскорблении величества: неосторожное, двусмысленное или глупое слово о власти вызывало донос, страшное "слово и дело" и вело к пытке и казни. Слова, гласит "Наказ", никогда не вменяются в преступление, если не соединены с действиями: "все извращает и ниспровергает, кто из слов делает преступление, смертной казни достойное". Для русской судебно-политической практики особенно поучителен отзыв "Наказа" о чрезвычайных судах. "В самодержавных правлениях, - гласит он, - самая бесполезная вещь есть наряжать иногда особливых судей судить кого-нибудь из подданных своих". Веротерпимость допускалась в России, и то только по государственным соображениям в очень тесных пределах. "Наказ" признает весьма вредным для спокойствия и безопасности граждан пороком недозволение различных вер в столь разнородном государстве, как Россия, и считает, напротив, веротерпимость единственным средством "всех заблудших овец паки привести к истинному верных стаду". "Гонение, - продолжает "Наказ", - человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону умягчает и самые жестоковыйные сердца". Наконец, в "Наказе" не раз затрагивается вопрос, исполняет ли государство, т. е. правительство, свои обязанности перед гражданами. Он указывает на ужасающую смертность детей у русских крестьян, уносящую до трех четвертей "сей надежды государства". "Какое цветущее состояние было бы сея державы, - горько восклицает "Наказ", - если бы могли благоразумными учреждениями отвратить или предупредить сию пагубу!" Рядом со смертностью детей и заносной заразительной болезнью в числе язв, опустошающих Россию, "Наказ" ставит и бестолковые поборы, какими помещики обременяют своих крепостных, вынуждая их на долгие годы бросать для заработков свои дома и семьи и "бродить по всему почти государству". Не то с иронией, не то с жалобой на беспечность власти "Наказ" замечает, что "весьма бы нужно предписать помещикам законом" более обдуманный способ обложения крепостных.