Байрон тем же полотенцем вытер с тела пот. Поморщился и обернулся — показать кровавые царапины на ягодице

Сзади меня цапнула, уже в конце представления.

Налетчица или денежек добавила? — спросил Натэниел.

Налетчица.

Наверное, у меня был недоумевающий вид, потому что Натэниел объяснил:

Налет — это если клиентка лишнего полапает или поцарапает или еще что-то интимное сделает, и мы не знаем, кто она, и она за это не платит.

А, — ответила я, потому что не знала, что еще сказать.

Мне неприятно, когда моего бойфренда лапают чужие бабы. Еще одна причина, по которой я держусь от клуба подальше.

Вестница любви, звезда вечерняя, сидит передо мной и даже улыбку на меня не потратит.

Реквием. Типовое его ко мне приветствие. Последнее время он стал звать меня своей «вечерней звездой».

Знаешь, посмотрела я эту цитату. Из Мильтоновского «Потерянного рая». Кажется мне, очень поэтичный способ жаловаться.

Он вплыл внутрь, проверив, что из-под плаща виден только продолговатый овал его лица, да и то довольно сильно скрыто Ван-Дейковской бородкой и усами. Единственный был в его облике цветовой штрих — это бездонные синие глаза: густой, глубокий синий цвет, какого я вообще больше не видела.

Я знаю, кто я для тебя, Анита.

И кто же? — спросила я.

Пища.

Он наклонился надо мной, и я повернула голову, чтобы его поцелуй пришелся в щеку, а не в губы. Он не возразил, но поцелуй оказался пустой и безразличный — как тетушку в щечку. Но это я постаралась, чтобы он был не горячее. Я первая отвернулась, так чего же я теперь ною, что он просто воспринял отказ и не пытался выжать из поцелуя больше? Я не хотела, чтобы он приставал ко мне активнее, так чего же мне не нравится, что он согласился на щечку? Бог один знает, потому что я понятия не имела. То я злюсь на Натэниела, который от меня чего-то требует, то раздражаюсь на Реквиема за то, что он не требует ничего. Даже самой как-то неудобно стало.

Он поплыл прочь и опустился в кресло возле стола. Убедился, что плащ покрывает его полностью, только носки черных ботинок выглядывают наружу.

Отчего же тогда хмуримся, звезда моя вечерняя? Я ведь сделал именно то, что ты просила?

Я попыталась нахмуриться сильнее, но не вышло, наверное.

Реквием, ты меня достаешь.

Чем?

Вот так просто — «чем»? Без стихов даже?

Натэниел потрепал меня по плечу — то ли напоминая, что он здесь, то ли пытаясь прекратить мои попытки затеять ссору. Как бы то ни было, помогло, потому что я закрыла глаза и посчитала до десяти. Не знаю, почему так стал мне Реквием последнее время действовать на нервы, но стал. Он один из моих любовников. Он моя пища. Но мне это не нравилось, ни то и ни другое. Он чудесен в постели, но… всегда от него остается ощущение, будто что я ни делай, все равно мало будет. Все равно не то, что он хотел, чтобы я сделала. От него шло постоянное невысказанное давление. Чувство это мне знакомо, но если ты не собираешься с этим мужчиной «строить отношения», то такого давления ты не заслуживаешь или ответить на него не сможешь. Он пища, и мы любовники, он — третий в иерархии после Жан-Клода. Я пыталась с ним подружиться, но секс почему-то этим попыткам положил конец. Без секса, наверное, мы стали бы друзьями, а вот с ним… и не друзья, и не пара. Любовники, да, но… не могу найти слова, что именно у нас неправильно, но чувствую — как ноющую кость на месте давнего-давнего перелома, казалось бы, совсем зажившего.

Ты мне говорила, что тебе надоело «постоянное цитирование стихов». Вот я и тренируюсь говорить просто.

Я кивнула:

Да, помню, но… у меня такое чувство, будто ты мной недоволен, а почему — не знаю.

Ты допустила меня в свою постель. Я снова ощутил ardeur. Что же может еще желать мужчина?

Любви, — ответил Натэниел.

Реквием уставился на него поверх моего плеча, в его синих глазах полыхнул огонь: гнев и сила. Реквием их тут же спрятал, но я увидела. Все увидели.

— «Любовь и размышленье не дружны;

Лишь те, чья страсть внезапна, — влюблены».[2]

Не знаю, что ты цитируешь, — сказал Натэниел, — но Анита не влюбляется с первого взгляда. В меня, по крайней мере, не влюбилась.

Это он из «Геро и Леандра» Марло цитирует, — сказал Байрон, не оборачиваясь. Он вывалил деньги на одеяло и теперь их пересчитывал. — А ему не дает покоя, что он считает себя непревзойденным и не может понять, отчего ты его не любишь.