В статье «Стихотворения М. Лермонтова» 1841 г. В. Г. Белинский писал о «Песне про царя Ивана Васильевича…»: «Здесь поэт от настоящего мира не удовлетворяющей его русской жизни перенесся в ее историческое прошедшее, <…> обвеялся его звуками, усвоил себе склад его старинной речи, простодушную суровость его нравов, богатырскую силу и широкий размет его чувств и как будто современник этой эпохи <… > вынес из нее вымышленную быль, которая достоверней всякой действительности, несомненнее всякой истории».
Сначала обратим внимание на «склад старинной речи»: на стихотворный ритм поэмы. В основном он определяется не равномерным чередованием ударных и безударных слогов, а определенным количеством ударений (трех или четырех) в одной стихотворной строке:
| То за трапезой сидит во златом венце, Сидит грозный царь Иван Васильевич. Вот нахмурил царь брови чёрные И навёл на него очи зоркие… |
Разное количество ударений в строке не разрушает ритма. Это напевный тонический стих народнопоэтической речи.
Белинский сравнивал «Песню…» с театральным зрелищем. Мы еще перед закрытым занавесом, и действие пока не началось. Но уже звучат струны старинных гуслей, и певцы-гусляры запевают на боярском пиру старинную песню. Как бы поднимается занавес – и перед нами картина пира в палатах Ивана Грозного. Иван грозный изображен в ореоле величия. По словам Белинского, «взгляд очей его – молния, звук речей его – гром небесный, порыв гнева его – смерть и пытка». Золоченый ковш по его повелению подносят не князьям да боярам, а только опричникам. Заметив опущенную голову и «очи темные» одного из опричников, царь разгневался. В почтительном монологе Кирибеевича о своей любви звучат унылые, мрачные интонации. Когда подозрения царя развеялись, он сменяет гнев на участие в судьбе любимого слуги. Гусляры обращаются в песне к царю: «обманул тебя твой лукавый раб, не сказал тебе правды истинной» о том, что полюбил Кирибеевич замужнюю женщину. Так завязывается действие в первой картине поэмы. Развернется оно в трагической истории героя, которого слушатели еще не видят. Всего в «Песне…» три картины. Каждая завершается припевом, отделяющим одну картину от другой.
Вторая картина переносит нас в лавку, а потом в дом купца Калашникова. Суров быт и отношения между людьми. В согласии с «Домостроем» Калашников грозит наказать жену, которую подозревает в неверности. Для Алены Дмитриевны муж – «красно солнышко», «государь». Её монолог о своем «позоре» окрашен чувствами горькой, незаслуженной обиды, смятением и страхом покорной жены перед любимым мужем.
Поступок Кирибеевича выказывает в нем эгоистичного человека. Ослеплённый страстью, он не заботится о чести любимой.
Калашников, защищая честь жены, защищает и свою честь. Братья Калашникова готовы поддержать «второго отца» в трудную минуту, даже пожертвовать для него своей жизнью.
В третьей картине на глазах многолюдной толпы и пред лицом царя разыгрывается поединок между честью и бесчестьем, правды с неправдою, человеческого достоинства с произволом. Калашников, в отличие от Кирибеевича, кланяется не только царю, но и «белому Кремлю да святым церквам» и «всему народу русскому». Он является перед изумленным противником как неумолимое возмездие и одерживает над ним нравственную победу еще до поединка, исход которого предрешен.
Присутствие царя на поединке, его суд придает семейно-бытовому конфликту общественное звучание. Иван Грозный, по словам Белинского, «никого не пожалеет и не пощадит, даже за обиду, не только за гибель своего любимца, хотя бы этот был решительно виноват». Не выяснив причины поступка Калашникова, царь велит его казнить. В том, что царь оказывает при этом покровительство семье Калашникова и его братьям, Белинский видит «луч благородства и величия царственной натуры и как бы невольное признание достоинства человека, который обречен судьбою безвременной и насильственной смерти!» Благородные порывы причудливо сочетаются в царе с безмерной жестокостью.
Окончательная и верная оценка разыгравшейся трагедии принадлежит народу, в памяти которого живет героический поступок Калашникова, вставшего на защиту человеческого достоинства.
Лермонтов придал своему произведению форму народной песни. Слова и выражения вольной волею, шутки шутить, сходилися-собиралися, удалой боец, в чистом поле, добрые молодцы, головушка, детинушка, батюшка словно взяты из народных песен и былин.
В народных песнях часто встречаются параллелизмы и отрицательные параллелизмы. Смысл и эмоциональная окраска высказывания раскрывается через сопоставление как будто совсем разных картин. Вот параллелизм из народной песни о Пугачеве: «Закатилося солнце красное над горой, над горой высокой, | спокинул нас родной батюшка, Емельян, Емельян Иванович…» Его можно сравнить с ответом братьев Степану Парамоновичу в «Песне…». В начале первой песни поэмы Лермонтова можно подметить отрицательный параллелизм, подобный встречающемуся в народных песнях: «Не былинушка в чистом поле зашаталася, | зашаталася моя бесприютная головушка…»
В народном духе нарисована картина алой зари – рассвета над Москвай-рекой. Это развернутое олицетворение. Как в народных песнях, рассказчики обращаются к заре, как к живому существу.
В рефренах и оценочных высказываниях гусляров выражено народное отношение к событиям и персонажам «Песни…»
(По статье Г. И. Беленького «Песня про царя Ивана Васильевича…»
и статье Г. К. Бочарова «Песня про купца Калашникова»)
