Речь человека и коммуникация у животных

Это эксперименты, когда ученые пытались обучить обезьян речи!

Людям всегда хотелось научиться понимать язык зверей и птиц, но вышло так, что животные первыми выучили язык людей. Честь «первого контакта» – разговора представителей разных видов, осуществившегося в конце 1960-х годов, принадлежит шимпанзе Уошо и её воспитателям – супругам Аллену и Беатрисе Гарднерам.

К тому времени уже давно было известно, что животные способны мыслить – то есть решать задачи «в уме», придумывая новые варианты поведения, а не только методом «проб и ошибок»,

путем перебора известных им способов действия. Это доказал немецкий психолог Вольфганг Кёлер, проводивший свои знаменитые исследования интеллекта шимпанзе ещё в начале 20-го века.

Широкую известность получил, например, эксперимент, в котором обезьяна после ряда неудачных попыток сбить высоко висящий банан палкой или достать его, взобравшись на ящик, садилась, «задумывалась», а потом неожиданно вставала, ставила ящики один на другой, взбиралась на них с палкой и сбивала банан.

Эти опыты вдохновили учёных на первые попытки «очеловечить» обезьян. В 30-е годы супруги-психологи Кэллог взяли на воспитание детёныша шимпанзе по кличке Гуа, который рос вместе с

их годовалым сыном Дональдом. Родители старались не делать различий между «детьми» и общаться с ними одинаково. Но добиться особых успехов в воспитании Гуа им не удалось, а вот Дональд, всё свободное время проводивший с шимпанзе, стал обезьянничать – развитие его речи замедлилось, зато он научился в совершенстве подражать крикам и повадкам Гуа, и даже стал вслед за ним обгрызать кору с деревьев. Испуганным родителям пришлось прекратить эксперимент, Гуа отправили в зоопарк. Другой паре психологов, супругам Хейс, воспитывавшим шимпанзе Вики, с огромным трудом удалось научить её говорить лишь несколько слов – «мама»,

«папа», «чашка».

Лишь в 1966 году этологи Аллен и Беатриса Гарднеры, просматривая фильмы о Вики обратили внимание на то, что та хотела и могла общаться с помощью знаков: например, Вики очень любила кататься на машине, и, чтобы донести своё желание до людей придумала приносить и вручать им изображения автомобилей, которые она вырывала из журналов. Неспособной к речи её делал не недостаток ума, а устройство гортани, не позволяющее обезьянам произносить большую часть человеческих звуков. И тогда Гарднерам пришла в голову идея обучить шимпанзе языку жестов, которым пользуются глухонемые. Так начался «проект Уошо». Гарднеры воспитывали Уошо как собственного ребёнка, и вскоре выяснилось, что как и ребёнок, она любит учиться и общаться.

Она не просто запоминала жесты, при помощи которых к ней обращались приёмные родители, а задавала вопросы, комментировала собственные действия и действия своих учителей, сама заговаривала с ними. За первый год жизни с Гарднерами Уошо освоила 30 знаков-слов амслена американского языка глухонемых, за первые три года – 130 знаков. Овладевая языком в той же последовательности, что и ребёнок, она научилась объединять знаки в простые предложения. Вот, например, Уошо пристаёт к одному из исследователей, чтобы он дал ей сигарету, которую тот курил: «Дай мне дым», «Дым Уошо», «Быстро дай дым». В конце концов исследователь

сказал: «Попроси вежливо», на что Уошо ответила: «Пожалуйста, дай мне этот горячий дым». Легко дались ей и такие чисто человеческие умения, как шутить, обманывать и даже ругаться.

Результаты исследований семьи Уошо казались совершенно невероятными, но в 70-е несколько групп независимых исследователей, работавших по разным программам и с разными видами человекообразных обезьян, подтвердили и дополнили эти данные. Пожалуй, самой способной из всех 25 «говорящих» обезьян оказалась горилла Коко, живущая неподалёку от Сан Франциско со своей «приёмной матерью» доктором Пенни Паттерсон. Среди «говорящих» обезьян Коко – настоящий профессор: она употребляет, по разным оценкам, от 500 до тысячи знаков амслена, способна понять еще около 2000 знаков и слов английского языка, а решая тесты, показывает коэффициент интеллекта, входящий в норму взрослого американца.

Впрочем, как и у других «говорящих» обезьян, основное развитие её речи и интеллекта происходило в первые годы жизни (талантливые обезьяны доходят в развитии речи до уровня двухлетнего ребёнка, а в некоторых отношениях – трёхлетнего). Вырастая, они во многом остаются подобны детям, реагируя по-детски на жизненные ситуации и предпочитая игры всем другим способам времяпрепровождения.

По мнению критиков, жесты обезьян – вовсе не знаки, а простое подражание исследователям, то самое «обезьянничанье», в лучшем случае – «условные рефлексы», приобретённые в результате долгой дрессировки.

Возможно, в результате этой кампании по дискредитации результатов исследований «говорящих» обезьян и мы сейчас говорили бы о них как о научном курьёзе, если бы не фундаментальные исследования Сью Сэвидж-Рамбо – скептически настроенной исследовательницы, решившей опровергнуть представления о «говорящих» обезьянах не в полемике, а в строгих экспериментах, и выяснить окончательно, где границы возможностей обезьяны в усвоении языка и понимает ли обезьяна знаки, которые воспроизводит.

Началась серия экспериментов, в которых карликовые шимпанзе бонобо (это не так давно открытый наиболее близкий к людям вид человекообразных обезьян) общались с экспериментатором посредством компьютера на специально разработанном искусственном языке – йеркише (на пятистах клавишах компьютера были изображены слова-знаки этого языка). Одной из целей Рамбо было как можно меньше поощрять обезьян за правильные ответы (в отличие от дрессировщиков), стараясь просто обмениваться с ними информацией. Взрослые обезьяны, с которыми работала Сэвидж Рамбо, не проявляли особых талантов и только утверждали её скепсис. Но в один прекрасный момент малыш Канзи, – сын одной из этих обезьян, который всё время вертелся возле матери, вдруг начал по собственной инициативе отвечать за неё. До этого момента его никто ничему не учил, исследователи вообще не обращали на него особого внимания, но отвечал он блестяще. Вскоре обнаружилось, что также спонтанно он научился понимать и английский, а вдобавок проявил немалый талант к компьютерным играм. Посте- пенно благодаря успехам Канзи и его сестры Бонбониши от скепсиса Сэвидж-Рамбо не осталось и следа, и она начала предъявлять научному миру доказательства того, что её «говорящие» шимпанзе знают три языка (йеркиш, амслен и около 2000 английских слов), понимают значения слов и синтаксис предложений, способны к обобщению и метафоре, разговаривают друг с другом и учатся друг у друга. Вот пример диалога Канзи и Бонбониши на амслене: однажды на прогулке Бонбониша разволновалась, показывая: «Следы собаки!» – «Нет, это белка». – «Нет, собака!» – «Здесь нет собак». – «Нет. Я знаю, что здесь их много. В секторе «А» много собак. Мне рассказали другие обезьяны».

Одна из главных проблем в попытках понять разум животных –то, что мы везде ищем «подобия» нашему разуму и нашему языку, не в силах представить ничего иного. Поэтому воспитатели говорящих обезьян – не столько исследователи, сколько педагоги, формирующие подопытных по образу и подобию своему. «Говорящие» обезьяны – совсем другие существа, чем их природные сородичи, «глупые обезьяны», по определению Уошо. Но людьми они так и не становятся, по крайней мере, в глазах самих людей.

По мере накопления данных о высших способностях человекообразных обезьян становится всё более реальной перспектива разрешить старый, ожесточенный и до последнего времени совершенно схоластический спор о том, существует ли между психикой животных и психикой человека непроходимая пропасть. … Эти данные подтверждают мнение, высказанное еще Ч. Дарвиным, – разница в интеллектуальных способностях человека и высших животных скорее количественная, чем качественная.

Это как бы вывод! Отличия речи животных и людей!

Строгое обоснование такой оценки потребовало выделения специфических критериев именно человеческого языка. Набор таких критериев был предложен американским лингвистом Ч. Хоккетом и неоднократно расширялся вследствие дискуссий и критики.

Среди основных признаков можно назвать следующие:

- семантичность (способность присваивать значение абстрактному символу и пользоваться им);

- продуктивность (способность создавать и понимать неограниченное число сообщений, преобразуя исходный ограниченный запас символов);

- перемещаемость (способность порождать сообщение, удаленное от его предмета и результатов во времени и пространстве, – «там», «прежде», «потом» и т. п.);

- культурная преемственность (способность передавать информацию о смысле сигналов от поколения к поколению посредством бучения и подражания, а не за счет срабатывания видоспецифичных (врожденных) сигналов.

Роман Осипович Якобсон выделял следующие отличия:

1) в отличие от кода животных человеческий язык способен манипулировать абстракциями и фикциями (мы можем говорить о судьбе, о роке, о карме; мы употребляем условное наклонение: если, то и пр.);