Марксистский социализм в России

Модель, о которой идет речь, чаще всего ассоциируют с именем Сталина, сыгравшего решающую роль в ее реализации. Однако начали работу в том же направлении и действовали теми же методами Ленин и Троцкий, возглавившие в свое время большевистский переворот в России и навязавшие измученной и ослабленной стране режим военного коммунизма. Только неминуемый крах, ожидавший этот режим в 1921 г., симптомом чего был кронштадтский мятеж моряков революционной Балтики, заставил большевистских вождей ввести в стране нэп, позволивший ей вздохнуть и начать жить по‑человечески. Однако нэп, как известно, был лишь передышкой. Возглавивший затем большевиков Сталин достаточно скоро отказался от послаблений и стал быстрыми темпами завинчивать гайки, возвращая страну к угасшему было режиму военного коммунизма, принявшему внешне чуть иной облик. Не останавливаясь на деталях, несколько слов о сути той модели, что была создана Сталиным в 20 – 30‑х годах и с незначительным изменениями просуществовала более полувека.

Были ликвидированы частная собственность и свободный рынок, весь экономический механизм оказался сконцентрированным в руках всесильного государства, которое взяло на себя, естественно, и функции до предела централизованной глобальной редистрибуции. Процесс концентрации власти и экономических функций сопровождался введением режима жесточайшей диктатуры, социального (против целых классов и слоев населения) и политического (против инакомыслия или неподчинения властям) террора. Сильнейшая индокринация, возможная лишь в век развитых средств массовой информации, спекулировала на иллюзиях революционного порыва к светлому будущему. Одураченный лозунгами народ ориентировался на скорейшее преодоление трудностей и строительство основ нового общества в условиях неслыханного перенапряжения сил при нищенском уровне существования. И многие искренне верили в лозунги, были готовы все отдать во имя светлого будущего.

Для тех, кто не верил или верил недостаточно активно, в ход пускался тщательно разработанный, утонченный до изуверства механизм принуждения. Речь идет не просто о запугивании, стремлении пресечь любое недовольство. Режим создал индустрию репрессий – ГУЛАГ и все обслуживавшие его органы, бравшие за образец ленинских чекистов. Был создан и воплощался в жизнь нормативный принцип всеобщей слежки и взаимного доносительства с наказаниями за недонесение. Все это привело к тому, что людей сковал страх, который сделал из них рабов режима, а подгонявший рабов кнут репрессий заставлял их работать, причем много, до изнеможения.

Вера, с одной стороны, и страх – с другой, а также репрессии и постоянное сверхперенапряжение – все это были составляющие того зримого успеха, которым могли похвастать коммунисты, особенно в 30‑е годы, когда закладывалась основа военной индустрии Советского Союза. Война с фашистской Германией, ведшаяся в том же режиме перенапряжения и с тем же бездумным расточительством человеческих ресурсов, лишь усилила генеральные принципы сталинской модели, как бы доказав миру ее преимущества. Послевоенное время перемен измученной стране в этом смысле не принесло. Но зато именно в это время страна оказалась на пределе своих возможностей, и это объективное обстоятельство не преминуло сказаться сразу же после смерти Сталина.

Дело в том, что основанный на перенапряжении населения командно‑административный режим в его тоталитарной модификации может приносить сколько‑нибудь позитивные результаты недолго, не более срока жизни одного попавшего под его безжалостные колеса поколения. Энтузиазм следующего поколения неизбежно ослабевает, вера в достижение быстрых результатов при сверхперенапряжении сил у него исчезает, а страх без веры и энтузиазма перестает безотказно действовать, все чаще дает сбои. В условиях отсутствия хоть какого‑то рынка, выполняющего функции кровеносной системы социально‑политического организма, когда заменой рынка выступает именно сверхперенапряжение (нечто вроде искусственного кровообращения), социальная структура быстро и резко ослабевает, оказывается на грани катастрофы. Нужны срочные меры по спасению. Какие же?

Нужен спасительный рынок. И в условиях общего ослабления социально‑политического организма и его органов, включая и репрессивные, в условиях исчезновения веры и тотального страха рынок появляется. Но нелегальный, черный, со временем разрастающейся до уровня второй – теневой – экономики, берущей на себя обслуживание населения. Параллельно с теневой экономикой проявляется осмелевшая от страха репрессий, столь свойственная командно‑административному режиму бюрократия, тесно связанная с дельцами теневой экономики в единую мафиозного типа суперструктуру.

Казалось бы, есть рынок, пусть черный, значит, вот оно, спасение! Но не тут‑то было. Бюрократия и при черном рынке олицетворяет собой все то же государство, ту же власть, ту же систему тотальной редистрибуции. А причастность экономики к власти принципиально несовместима с экономической эффективностью хозяйства, ибо бюрократ не заинтересован ни в прибыли, ни в открытом рыночном регулировании, ни в сбыте товаров, произведенных на предприятии, которым он руководит. Его зарплата зависит не от рынка или сбыта, не от качества либо конкурентоспособности произведенного товара, а от регулярных выплат из казны. Примерно так же обстоит дело с теми, кто работает на предприятии и производит товар: не качество и конкурентоспособность, но количество товара, вал определяют норму выработки и соответственно заработок. Бюрократ может при этом погреть руки на связях с дельцами теневой экономики, но эффективности экономике в целом это не добавит.

Экономическая неэффективность, являющаяся следствием такого рода хозяйственного механизма, ведет к развалу народного хозяйства, к развращению отвыкающего от качественного труда работника, не заинтересованного в хорошей работе и потому не включающего всех своих потенций. А без экономического интереса, реализуемого на свободном рынке, структура в целом приходит в состояние стагнации. Правда, черный рынок, теневая экономика включает те потенции, которые оказались ненужными экономике государственной. Именно здесь на первое место выходит интерес, который не работает там, именно здесь имеет первостепенное значение качество товара. Но теневая экономика потому и теневая, что официально существовать не может, ибо основана на рынке и частной собственности, официально системой не признаваемых и преследуемых в уголовном порядке. Для того, чтобы все‑таки существовать в таких условиях, свыше половины своих доходов дельцы теневой экономики вынуждены отдавать на подкуп представителей власти. Результат очевиден: тотальная коррупция администрации и не только стагнация, но и гниение структуры в целом.

Весь этот путь проделала наша экономика, причем последние его этапы характеризовались лихорадочным стремлением отдать все средства страны на военную индустрию, что окончательно изуродовало баланс народного хозяйства. Только гигантские доходы от нефтедолларов удерживали страну от окончательного краха в 70 – 80‑х годах. Но и нефтедоллары кончались, что сыграло существенную роль в наступлении эпохи кризиса первой в истории страны марксистского социализма. Крушение марксистского социализма в СССР было шоком для всего мира, ибо резко изменило баланс сил, превратило привычную в XX в. биполярную его структуру в нечто иное – то ли монополюсную, то ли многополюсную, что в условиях огромного количества накопленного в развалившемся СССР оружия массового уничтожения оказалось весьма небезопасным для всего мира. Но проблемы развалившегося СССР – иная тема. Для уяснения же проблем современного Востока важно обратить внимание на то, как воплотившаяся в СССР марксистско‑социалистическая модель эволюции проявила себя в тех странах, которые, будучи завороженными ею, решились повторить у себя этот губительный для любого социума, в том числе и для привыкшего к командно‑административной структуре, рискованный, хотя и для многих притягательный социальный эксперимент.