Арабская Африка: успехи и неудачи

Арабские страны Африки, как это видно из всего, изложенного выше, очень разные. Однако за этой разницей прослеживаются определенные закономерности, о чем и следует сказать теперь в первую очередь. Начнем с того, что две из арабских стран Африки резко выделяются на общем фоне в сторону отсталости. Это Мавритания и Судан, крайние звенья цепи государств, протянувшихся по северной кромке континента с запада на восток, точнее, с северо‑запада через север на северо‑восток. Обе стороны получившейся таким образом дуги смыкаются своими краями с неарабским негритянским миром Африки, так что неудивительно, что в Мавритании и в Судане заметная доля населения – негроидные этнические общности. Это не могло не наложить своего отпечатка, что проявилось как в сравнительной отсталости соответствующих стран, так и в силе сепаратистских тенденций, рождающих серьезную внутриполитическую нестабильность. В этом смысле Мавритания и Судан как бы оттеняют собой остальную часть арабской Африки, демонстрируя ее цивилизационное и экономическое превосходство по сравнению с негритянскими странами Тропической Африки.

Что касается других арабских стран Северной Африки, то все они, имея свое лицо, в то же время как бы вписываются в некие общие закономерности, частично уже выявленные на примере современной Африки южнее Сахары. Речь идет прежде всего об экспериментах в духе марксистского социализма с нарочитым упором на тотальную национализацию экономики и кооперацию, на ограничение частного сектора и свободного рынка. Как хорошо известно, эти эксперименты в экономике и социальных отношениях тесно сопряжены с соответствующими принципами во внутренней политике – ограничением демократии, однопартийностью, сильным президентским правлением, нередко перерастающим в деспотическую диктатуру.

Из пяти стран, о которых идет речь, три избрали в свое время такого рода эксперименты. И хотя лишь Египет откровенно ориентировался на марксистскую модель, тогда как ливийский лидер и алжирское руководство отступили от этой модели в сторону более приспособленной к исламу ее модификации, в каждой из этих двух стран особой, общие результаты одинаковы: во всех трех случаях (к ним можно было бы добавить и четвертый, суданский, если бы не кратковременность там эксперимента, не давшая ему проявить себя в полную силу) экономика достаточно быстро оказалась неэффективной. С особенной силой это проявило себя в Египте, где поворот в сторону частнособственнической рыночной экономики был наиболее резким и решительным. В Алжире и тем более в Ливии нефтедоллары заметно смягчили негативные результаты экспериментов, что и позволило лишь в некоторой степени отступить от сомнительной доктрины в сторону прагматических отношений. Но и в Алжире, и даже в Ливии поворот все же стал фактом и об обратном пути в сторону чистого эксперимента уже не может быть речи. Еще раз заметим, что на этот поворот повлияли события, связанные с кризисом мирового марксистского социализма на рубеже 80–90‑х годов.

Политическая стабильность в Марокко и Тунисе, с самых первых лет независимого существования уверенно шедших в своем развитии по рыночно‑частнособственническому пути, достаточно убедительно свидетельствует о вреде сомнительных социальных экспериментов. Дестуровское движение умеренного буржуазно‑социалистического направления экспериментом называть нет оснований. Это лишь определенная тенденция, вполне ощутимая и в ряде развитых стран мира. В любом случае заслуживает внимания то, что лишенные нефти Марокко и Тунис вполне в состоянии прокормить себя и к тому же немало продуктов вывозят на мировой рынок, тогда как имеющие нефть Алжир и особенно Ливия себя не кормят, только нефтедоллары позволяют им сводить концы с концами. И здесь опять‑таки приговор системе, склонной к утопическим идеям и экспериментам.

Из всех пяти стран, как богатых нефтью, так и лишенных ее, выделяется Египет. Не то чтобы он очень богат. Если посчитать, маленькая щедро осыпанная нефтедолларами Ливия в расчете на душу населения окажется много богаче. Но Египет добился такого уровня развития экономики, сельского хозяйства и культуры, который позволил ему не только в численном отношении, но и по многим другим параметрам стать подлинным лидером арабского и одним из ведущих лидеров исламского мира. Египет, несмотря на свои эксперименты насеровского времени – а может быть именно потому, что нашел в себе силы и решимость энергично от них отказаться и преодолеть все связанные с ними потери, – ныне уверенней многих других идет по капиталистическому пути и больше других преуспел в движении по нему.

Если рассматривать и оценивать страны арабской Африки в целом, то за десятилетия независимого существования они сумели достичь достаточно многого. Возрос их престиж в мире, заметны успехи в развитии – где благодаря отказу от рискованных экспериментов, а где вне зависимости от этих экспериментов. Если не говорить о Мавритании и Судане, то остальные страны арабской Африки развиваются в целом достаточно успешно, особенно по сравнению со всей остальной Африкой, не считая ЮАР. Арабские страны Африки мало участвовали в войнах. Египет потерпел ряд неудач в войне с Израилем; Ливия предприняла несколько в общем неудачных военных экспедиций в Чаде; Марокко вело боевые действия против ПОЛИСАРИО. Но все эти военные кампании были маломасштабными и даже в случае их неудачи не слишком сказались на соответствующих странах и их политике (стоит разве что сделать оговорку о неудачах Египта в войнах с Израилем, которые сыграли определенную роль в изменении его политики). В общем, это вполне согласуется с аналогичной незначительной ролью военных действий на всем африканском континенте с его этнополитической пестротой и случайными границами.

Африку как гигантский континент развивающегося мира нередко воспринимают и оценивают в целом, делая при этом лишь необходимые оговорки относительно ЮАР и арабского севера. В этом есть определенный смысл. Но для нашего анализа важно подчеркнуть, что – оставляя в стороне ЮАР – между негритянской и арабской зонами существует серьезная разница. Она ощущается во многом, а прежде всего – в общем, уровне развития и в цивилизационном фундаменте. Именно поэтому первые три главы четвертой части работы были специально посвящены Африке южнее Сахары, тогда как данная глава – и об этом уже упоминалось в ее начале – является частью раздела, посвященного арабским странам и миру ислама в целом. Соответственно и все приводившиеся выше данные, оценки и выводы целесообразно рассматривать именно сквозь арабо‑исламскую призму. Если подходить с этой меркой, то окажется, что страны Магриба и Египет – не просто часть мира арабов, но самая многонаселенная и в этом смысле весьма значимая его часть. Здесь, в Африке, проживает свыше 2/3 всех арабов, а Египет, как упоминалось, является крупнейшей и едва ли не наиболее важной частью арабского мира, в этом с ним может соперничать разве что Саудовская Аравия с ее Меккой.

Глава 5

Арабские страны Азии

Арабы Азии достаточно отчетливо подразделяются на две зоны. Во‑первых, это восточносредиземноморская, к которой тяготеет по ряду параметров также и Ирак. Во‑вторых, аравийская с ее преимущественно бедуинским населением. Разница между обеими зонами весьма ощутима во многих отношениях. Правда, за последние десятилетия ситуация сильно изменилась, но тем не менее различия остались. Разница прежде всего в глубине цивилизационного фундамента, а суть ее сводится к тому, что арабы восточносредиземноморской зоны пришли сюда из Аравии в VII в., причем до их прихода эта земля уже много тысячелетий интенсивно осваивалась земледельцами, была едва ли не центром мировой цивилизации, во всяком Случае наиболее древней ее частью (Египет и Двуречье). Иными словами, цивилизационный фундамент этого региона был наиболее мощным и плодоносным, а навыки земледелия и ремесла уходили корнями в глубь многих тысячелетий. Что же касается аравийской зоны, то это древние места обитания арабов и иных семитских этнических групп, причем в силу природных условий они в основном пригодны лишь для кочевой жизни бедуинов, с редкими и небольшими земледельческими оазисами типа той же Мекки.

Разница, о которой идет речь, многое может объяснить и в последующей судьбе арабских государств обеих азиатских зон, когда поток нефтедолларов стал решительно менять структуру стран аравийской зоны и соотношение между зонами. Это касается и темпов, и качества, и направления развития. Почему, например, Кувейт или Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ) стали процветающими мирными государствами, а качающий ту же нефть Иракагрессивной диктатурой? Разумеется, здесь сыграли свою роль многие факторы, начиная с размеров и населенности той или иной страны.

Но среди прочих – и практика имперского мышления с соответствующими традициями, столь хорошо знакомая восточносредиземноморской зоне и столь мало – бедуинам Аравии. Впрочем, чтобы разобраться в этом, обратим внимание на сами страны, о которых идет речь.