В поисках нового качества социальной политики

Р

еволюция 1917 г. в России и создание СССР, привели к расколу социалистического движения на два крыла – социал-демократическое и коммунистическое, что означало также размежевание и по вопросу интерпретации прав человека. Социал-демократы рассматривали социальные права как дальнейшее развитие гражданских прав на пути к социалистическому обществу, т. е. как цель следующего этапа реформ. Большевики считали идею гражданских прав буржуазным трюком и призывали полностью её отбросить. Большевистская альтернатива – «диктатура пролетариата» – быстро стала синонимом полицейского государства, подавляющего любое инакомыслие. Советское государство, сросшееся с коммунистической партией, сделалось её реальным воплощением. Тем не менее, несмотря на идеологические и политические разногласия, принципиальный подход к определению социальных прав граждан во время болезни и старости, в вопросах доступного жилья, бесплатного образования и медицинского обслуживания, во всех случаях оставался сходным.

Подобное понимание идеи гражданских прав сложилось к концу Второй мировой войны в Швеции и в Англии, а затем распространилось и на другие страны. В Великобритании такая система получила название социального государства или государства всеобщего благоденствия (Welfare State). По замыслу авторов идеи государства всеобщего благоденствия, система была призвана искоренить все формы социального неблагополучия: болезни, безработицу, нужду, неграмотность, бытовую неустроенность. В те же годы в США под нажимом президента Ф. Рузвельта был принят закон об экономических правах, где говорилось о «свободе от нужды», связанной со «свободой от страха».

К середине XX в. и в СССР, и на Западе осуществлялись государственные программы образования, здравоохранения и пенсионного обеспечения, которые были реальны, всеобщи, финансировались из бюджета государства и определялись как часть гражданских прав. И вновь победа стратегии реформ, их проведение в жизнь вскрыли слабые их стороны. Нужно сказать, что поддерживавший социальные государства Запада затяжной экономический бум 50 – 60-х гг. XX в., совпавший с восходящей фазой мирового экономического цикла, во многом основывался на варварском обращении с естественными ресурсами планеты. Демографические сдвиги и хроническая безработица в сочетании с бюрократизацией системы социального государства делали последнюю все более дорогостоящей, а вера в безграничные запасы ресурсов, питавшая прежний оптимизм, не оправдывалась. Опыт поколений, пользовавшихся плодами государственного «вэлферизма» и государственного социализма, показал также, что, несмотря на все усилия и значительные расходы, большинство важнейших «социальных проблем» не поддалось искоренению. Интересно то, что по обе стороны главного политического водораздела послевоенной эпохи приходилось решать во многом аналогичные проблемы. И в СССР и на Западе, средств на социальные программы хронически не хватало. И там и здесь продолжали существовать бедность, преступность, социальная напряженность. Разросшееся государство оказывалось не способно решить эти проблемы. Оно или закрывало на них глаза, или прибегало к цензуре и арестам критиков. Официальная цель – догнать и перегнать Запад по уровню жизни населения, провозглашенная И.В. Сталиным и подхваченная Н.С. Хрущёвым, делала реальную неспособность советской системы выполнить эти обещания особенно наглядной. Важно отметить, что углублявшийся кризис социальной сферы, как Запада, так и Востока был обусловлен не только экономической конъюнктурой. Он с очевидностью демонстрировал несостоятельность планов искоренения социальных язв с помощью широкомасштабных и общих государственных программ, особенно когда дело касалось разного рода «маргиналов» и «меньшинств».

В современном мире, который становится всё более разнообразным, но одновременно и более открытым, «меньшинства» как таковые в сумме постепенно превращаются в большинство. Путь, который ранее представлялся магистральным и прямо ведущим в светлое будущее, делается всё менее ясным. Универсальные рецепты вызывают всё большее недоверие. Государство, прежде воспринимавшееся как главный инструмент их реализации, всё чаще оказывается главным препятствием на пути достижения свободы, равенства и братства – идеалов, которые вдохновляли борцов за права человека, как эволюционистов, так и революционеров. Новый этап коллективного мышления и третий цикл философии прав человека – это реакция на универсализм и огосударствлённость старой системы, то есть на те её качества, которые сковывают свободу индивидуального выбора, мешают видеть конкретные проблемы живых людей, реальные проблемы «меньшинств» любого рода.

Все прежние системы социальной защиты и поддержки, даже создававшиеся из лучших побуждений постепенно превратились в диктатуру экспертов и бюрократов, поскольку всегда покоились на убеждении, что эксперты могут дать точный прогноз, предложить оптимальные решения, и тогда путём принятия мудрых законов и постановлений можно будет в совершенстве отрегулировать все стороны жизнедеятельности общества. Утопичность подобных взглядов становится всё более очевидной. В настоящее время недоверие вызывает сама идея абсолютного прогресса, понимаемого как одностороннее движение «вперед и вверх» в направлении всё большей рациональности и универсальности в социальных отношениях. Параллельный экономический и социальный кризис в развитых капиталистических странах и развал СССР, обострение глобальных экологических проблем, а также тот факт, что учёные не смогли предвидеть такого развития событий, все это стимулировало критический пересмотр общепринятых взглядов. Широкое наступление идеологии неоконсерваторов или другими словами «новых правых» привело к свёртыванию «государства всеобщего благоденствия», всеобщего права на бесплатное социальное обеспечение при резком одновременном сокращении ассигнований на социальные нужды и принятии курса на частичную приватизацию социальных служб. Снова, как и полвека назад и ранее, когда идея государства всеобщего благоденствия активно пробивала себе дорогу, разные партии и движения выступили на редкость единодушно.

«Новые правые» воспользовались ростом аниэтатистских настроений в США и Западной Европе и сомнениями в эффективности решения социальных проблем посредством крупных государственных программ, и стремительно завоевали идейный и моральный авторитет, предлагая свой вариант социальной политики, нацеленный на увеличение свободы наиболее активной части населения. В качестве механизмов либерализации и стимулирования экономического роста здесь предлагались «свободный рынок», приватизация и политика радикального монетаризма.

Первоначально «новые правые» взяли на вооружение идеи классического либерализма. Современное «тоталитарное» государство – новый Левиафан – стало главным объектом критики. Ведущими идеологами этого течения выступили Ф.А. фон Хайек и К. Поппер, эмигранты-учёные, ещё хранившие личные воспоминания о нацизме. Вначале их высказывания о том, что государственная система социального обеспечения едва ли способна гарантировать в полном объёме права и нужды человека, звучали «гласом вопиющего в пустыне». Но, будучи подхвачены официальной неоконсервативной идеологией «тэтчеризма» и «рейганизма», эти идеи стали движущей силой новой «революции сверху» и до сих пор официально остаются тем идеологическим ориентиром, который определяет политику правительств стран «семёрки» и МВФ.

В качестве лучшего способа утверждения права индивидуального выбора предлагалось создание благоприятных условий для частного капитала. Развал советского блока служил доказательством утопичности идей социализма, равно как и «государства всеобщего благоденствия». Естественно, планы широкомасштабной приватизации в основном отвечали интересам новых капиталистов, более похожих на спекулянтов. Но и у остального населения они не вызвали особых возражений, поскольку к тому времени деятельность национализированных отраслей промышленности и «социальных» министерств вызывала достаточное недовольство.

Итак, во многих отношениях, «новые правые» представляют собой антипод «старых» правых, которые были истинными консерваторами, то есть сторонниками стабильности, патернализма, традиционных социальных институтов. «Новым правым» чужды также и моральные идеалы классического либерализма. Человечество для них – это в первую очередь вечный, универсальный и оптимальным образом сформированный рынок. При таком подходе любая организация служит для манипулирования людьми, отдельный человек воспринимается как винтик большой машины и всякие моральные соображения отпадают. Общество рассматривается как деперсонализированный рынок, а абсолютным и единственным мотивом деятельности людей признается экономический эгоизм – стремление к извлечению максимальной личной прибыли. Все остальное квалифицируется как утопизм или консерватизм. По мере того как их знаменем становился рыночный радикализм, сам термин «консерватизм» превращался для «новых правых» в брань. Отрицательная реакция гуманных профессий на голый менеджеризм интерпретировалась в том же ключе, а бедность рассматривалась как результат лени, неумения и нежелания работать. Предлагались всё более жесткие меры контроля за претендентами на общественную помощь. Вместо всеобщего права граждан на социальное обеспечение опять выдвигались критерии для определения «достойных». Социальные реформы стали синонимом «горького лекарства», которое должно пойти «им» на пользу, при этом под «ними» подразумевалось всё население с низким доходом.

Когда осели «шум и пыль», поднятые крахом коммунизма в Восточной Европе, и событие это перестали интерпретировать в духе «конца истории» (Ф. Фукуяма), стало ясно: между политическими идеологиями правого и левого толка существует фундаментальное противоречие. Постепенно начинает оформляться новый левый лагерь, дистанцировавшийся от «старых» левых, целью которых было создание государства, где руководящая роль принадлежала бы пролетариату (на деле же подобная политическая мифология быстро вырождалась в бюрократический тоталитаризм). «Новые левые» в 50 – 60-е гг. XX в. призывали «чуму на оба дома» двух сверхдержав, возрождая идеи освобождения человека, провозглашённые гуманистами ещё в XVIII в. Новых «новых левых» роднит со «старыми» критический настрой, но идеология их складывалась по контрасту и под влиянием доминировавшей на протяжении последнего десятилетия идеологии «новых правых».

Современная левая критика взглядов правых направлена главным образом против утверждения (предлагаемого как реализм и рационализм), что единственными движущими силами общественного развития являются рыночные отношения, погоня за прибылью и эффективный менеджмент. В противовес этому левые выдвигают в качестве столь же важного базиса человеческой деятельности альтруизм и солидарность. Из общности интересов рождается спонтанный внегосударственный коллективизм, который выступает единственно надёжным гарантом индивидуальной свободы. Внутренние споры новых «новых левых» касаются в основном конкретной природы этой общности. Некоторые современные идеологи понимают «общность» прежде всего как общность территориально-производственную (общины или кооперативы). Ещё чаще естественную основу для объединения людей видят в желании защититься от существующей в обществе дискриминации по признакам расы или пола. Именно поэтому требование «позитивной дискриминации», т. е. привилегий слабым, становится главным в политической стратегии новых «новых левых».

Позаимствовав некоторые либеральные, социалистические и народнические идеи прошлого, новые «новые левые» соединили их с призывами к радикальной демократизации общества и освобождению, таким образом, индивида от диктата как голого рынка, так и «государства всеобщего благоденствия». В качестве важного условия раскрепощения людей и демократизации (или ре-демократизации) они выдвигают также требование свободы доступа к информации. Подобная точка зрения связывает социальные проблемы с разрешением моральных дилемм, возникающих при принятии политических решений и заключающихся в том, что стремление к максимальному увеличению доходов вступает в противоречие с требованиями экологии или эстетики; а люди как объект эффективного менеджмента противопоставляются тем же людям, взятым в качестве субъекта исторического процесса. При таком анализе центральное место отводится также вопросам развития человеческой личности и защиты человеческого достоинства.

Принципиальные различия взглядов правых и левых можно легко проследить, если прислушаться к их взаимной критике. Современные правые оценивают платформу левых как утопизм, рядящийся в одежды социологии или социальной этики. В глазах современных левых воззрения их политических оппонентов предстают попыткой привилегированных слоев общества оправдать свой беззастенчивый эгоизм ссылками на законы экономики и на принципы эффективного управления.

Социальные работники не были готовы к новому повороту политической и культурной истории. Их понимание профессионализма требовало отказа от участия в прямых политических дебатах, однако, они оказались втянутыми в водоворот политических конфликтов. С одной стороны, ясно обозначилось их неприятие государственной политики, воплощавшей идеологию «новых правых». А, с другой, – они чувствовали необходимость определить своё отношение к постмодернизму и идеологии «новых левых». Можно проследить как известное сходство, так и различия этих трёх идейных структур, оказавшихся в одном социокультурном пространстве современного мира.

Ресурсы, которыми располагают современные социальные работники, зависят не только от общей экономической ситуации, но также и от идеологических и политических принципов распределения общественных средств. В этом смысле в последнее десятилетие ситуация складывалась особенно неблагоприятно. Денег на социальную работу выделялось явно недостаточно и одновременно всё более ужесточалась система отчётности, хотя чётких оценочных критериев не существовало и сами требования постоянно менялись. В силу этого противоречия, присущие социальной работе как профессии и научной дисциплине проявились особенно ярко.

Позиция «новых правых», во всяком случае, на уровне деклараций, была близка социальным работникам, постольку она подвергла критике универсалистский подход к системе социального обслуживания и утверждала бесконечное разнообразие возможных типов «нуждающихся». Акцентируя внимание на потенциальных возможностях личности, и подчеркивая роль семьи, «новые правые» рассматривают социальную работу как одно из основных направлений своей деятельности. Но уверенность «новых правых» в том, что свободная игра рыночных сил способна сама собой решить главные социальные проблемы, и вытекающее отсюда враждебное отношение к финансированию социальных программ из общественных фондов идут вразрез с тем, что на практике видят социальные работники.

То же касается и технократизма, который, «новые правые» на Западе выдвинули в качестве основного принципа «организации всех аспектов жизни общества». Как писал Н. Барр: «технократизм интересуется исключительно достижением целей…» и поэтому для устанавливаемых им правил игры «нет аналогов в профессиональной этике, какую профессию ни возьми». Подобная установка противоречит этическим целям социальной работы, направленной на реабилитацию, преимущественную помощь социально незащищённым слоям и требующей уважительного отношения к «клиентам» и отношения к ним как равным.

Хотя сами социальные работники часто оказывались политически наивными, многие современные идеологи и политики правого толка быстро квалифицировали представителей этой профессии как потенциально враждебную силу. С точки зрения экономической модели, в которой любые государственные формы производства и обслуживания как таковые являются нерентабельными и сугубо потребляющими, а эффективно лишь частное производство, социальная работа – это обуза для национальной экономики. К тому же социальные работники всё время затрагивают этические проблемы и напоминают о масштабах обнищания в современном обществе. Следовательно, за ними нужен постоянный контроль, как, впрочем, и за другими непрофессионалами, которые видятся «новым правым» потенциальными участниками некоего «заговора против профессионалов». К этому надо прибавить также программы перехода социального обслуживания на коммерческую основу. Эти тенденции постепенно вылились в угрозу существованию профессии социального работника как таковой. На Западе уже намечаются планы депрофессионализации социальной работы, в процессе которой социальная работа постепенно будет передаваться в руки бюрократов и клерков, обезличиваясь и формализуясь.

Что касается постмодернизма, то социальным работникам во многом близок характерный для последнего стиль мышления. Их не нужно убеждать в том, что люди по-разному интерпретируют окружающую действительность, наполняя её субъективным смыслом. Однако профессия эта возводит в ранг абсолютного одно важное и всеобщее право человека – право на некий минимальный уровень благосостояния, гарантированный обществом и/или современным государством. Зная по опыту, что помощь людям – это дело тонкое и не терпящее грубой стандартизации, поскольку люди очень по-разному реагируют на внешне сходные обстоятельства, социальные работники, тем не менее, в массе своей рассматривают практический альтруизм как универсальный принцип, без которого трудно представить себе эффективное взаимодействие людей. Верность этому взгляду определяла позицию социальных работников при столкновении со сложной и противоречивой социальной реальностью, зыбкость которой постмодернизм склонен возводить в абсолют.

И, наконец, обратившись к ключевым установкам левого края современного политического спектра Запада (которые, правда, все еще находятся в стадии формирования), мы можем увидеть у них немало общего с базовыми ценностями социальной работы, такими, как защита обездоленных, внимание к проблемам меньшинств, борьба с проявлениями дискриминации и т. д. Веление времени требует готовить будущих социальных работников не только к работе с частными случаями, но и к работе в социальной микросреде – «коммунальной социальной работе», что ещё больше сближает эту профессию с левыми политическими течениями. Но, с другой стороны, профессионализм включает в себя принцип научной объективности и непредвзятости, а также идею асимметричности отношений с клиентом. Профессионал всегда сохраняет известную дистанцию, стремится к самоустранению, ибо только тогда достигаются полная реабилитация и нормализация. Кроме того, практические усилия социальных работников адресованы не столько некоей обобщенной категории населения, классу или «меньшинству», сколько конкретным индивидам и семьям.

В условиях хронической административной и финансовой нестабильности современного государства и всех его структур будущее социальной работы, её жизнеспособность как особой профессии и научной дисциплины зависят от способности отстаивать право на собственное видение проблем, на организационную самостоятельность, на общественное финансирование, на специфическую функцию в обществе и на специфическую же подготовку кадров. В условиях постоянного государственного давления «сверху», часто при безразличии или даже враждебности общества в целом, раз за разом возникает вопрос о выживании социальной работы как профессии. С учётом этого представляется особенно важным определить основополагающие принципы и указать место социальной работы в общекультурном контексте.

В нашу эпоху мощного влияния на общество идеологии «новых правых», реальность не радует: социальная работа как таковая продолжает отстаивать необходимость комплексной социальной политики, ориентирующейся в первую очередь на индивидуализированную поддержку нуждающихся в помощи. Социальная работа сохраняет верность идеям прав человека и профессионализма, воспринимая себя как современное их воплощение. Как и другие гуманитарные профессии, она ориентируется на общечеловеческие ценности и поэтому часто выступает в роли критика, подвергающего сомнению правильность существующего порядка вещей.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1. Чем принципиально отличается религиозная или филантропическая благотворительность от профессиональной социальной работы?

2. Какими качественными чертами характеризуется специфика социальной работы как профессии?

3. Какое значение для современной модели профессиональной социальной работы имеет философия прав человека?

4. С какими теоретическими и практическими потребностями связано появления государства всеобщего благоденствия на Западе?

5. Теория и практики социальной политики неоконсерваторов и «новых левых» в США и Западной Европе?

6. Определите наиболее эффективную и гуманную модель социальной защиты исходя из представлений современных зарубежных социальных работников?

ЛИТЕРАТУРА

1. Горячев М.Д. Социальная педагогика и социальная работа за рубежом. – Самара: Изд-во «Самарский ун-т», 1997. – 132 с.

2. Социальная работа. Серия. – М., Вып. 3. Социальная работа и подготовка социальных работников в Великобритании, Канаде, США: (Учеб.-метод. пособие). – 1992. – 198 с.

3. Социальная работа. Серия. – М., Вып. 4. Социальная работа в Германии и Австрии: (Учеб.-метод. пособие). – 1992. – 130 с.

4. Социальная работа и социальная политика: Новые ценностные ориентации // Гуманитарные науки и образование: проблемы и перспективы. Сб. ст. – Саранск: Тип. «Красный Октябрь», 1997. – С. 293 – 321.

ТЕМА 2. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ