Г: А я одного знавала грузина, у него тоже интересная фамилия была - Джая-ом-вишнупадзе

М: Ты гляди, а это кто же такой прошёл? Что-то я таких не припомню. Это часом не в восьмую

квартиру к Мриданговичам? Ходют тут всякие, а потом каупины с веревки пропадают.

Г: Я давеча тоже сижу, смотрю, какой-то человек незнакомый прошёл. Был бы он брахманом или

кшатрием, я, быть может, и не поинтересовалась даже. А этот шудра шудрой. Дай, думаю,

подсмотрю, к кому это он поднимается. Глядь, а он поднялся, к Нама-апарадхиной, что из 13-ой

квартиры. Я за ним, подождала немного, стучу. «Это чем же вы тут, так вас раз так, да раз эдак,

занимаетесь?» А он мне нагло так, прямо в глаза: «Соблюдаем четыре регулирующих принципа!»

М: Ты смотри! Совсем наглость потеряли! Участковому на них надо написать, а то разводят здесь

всякую срамоту посреди показательного вайшнавского микрорайона.

Г: А ещё знаю, что Нама-аппарадхина, неделями не моется.

М: А тебе почём известно?

Г: А помнишь, в прошлом году, воду горячую отключали на месяц? Все возмущались

тогда, а она - нет.

М: Вот гадина! Куртизанка проклятая!

Г: Молодой человек! Я извиняюсь, вы к кому это сейчас ходили? А то мы тут беспокоимся. В сто

восьмую к Хариболовым? Так они третьего дня на дачу собирались. Надо было сразу спросить,

дома они аль нет. А то ведь переживаем, мало ли тут кто ходит.

М: Хороший сын у Хариболовых растёт. Настоящий брахман, скромный, об-разованный

и, главное что, чистенький всегда, и во дворе со всеми здоровается.

Г: Совершенных людей окромя чистых преданных не бывает. Слышала я, как он джапу

читает, в слове "Харе" окончание проглатывает.

М: Хороших людей, их всегда мало. Вон у Праджалповичей сын и вовсе оболтусом растёт. Не

работает нигде, а пожертвования в храм кажный день носит.

Г: Мафиозник он, говорят.

М: Точно мафиозник. Такую машину на одну зарплату разве можно купить? Я ему как-то говорю:

«Сынок, откуда ж у тебя столько денег? Вон, какие букетища цветов в районный храм носишь!» А

он мне нагло так: «Насанкиртанил».

Г: А папаша-то у них - тюремщик, натуральный тюремщик. С такой рожей разве можно Кришне

служить? А ручищи-то все поисколоты, тьфу, противно смотреть.

М: А я так слыхала, что его ещё по молодости несправедливо осудили, а потом, как Золотой век

начался, его сразу и амнистировали, и компенсацию хорошую денежную выплатили. Вот он тогда и

поднялся, предпринимателем стал.

Г: Блатной он с головы до ног, вот его и амнистировали.

М: Да погоди ты, Гопаловна! Рассказывали, будто ещё в демонические вре-мена он возглавлял

миссию «Фуд фу лай» в каком-то городе. Готовили они как-то огромный благотворительный обед в

кармической столовой. Ну, помнишь, раньше столовые-то всё кармические были? Так вот, матаджи

у него одна была с приветом, побрезговала она тогда для возлюбленного Господа прасад готовить в

кармических бачках, взяла да притащила откуда-то коровьего навозу. И вот она бачки эти

тамогунные навозом начищает, да мантры разные благоприятные напевает, а тут заявляется в

столовую санэпидемстанция.

Г: Брешут люди, за такое не сажают!

М: Правильно, теперь не сажают, а тогда посадили. Ну, да всё по милости Кришны происходит.

Г: Это не твой вон идёт? Ели на ногах стоит.

М: Господь с тобой, мой вон дома картину с Радхой и Кришной на стенку приколачивает.

Г: Это надо так нажраться… прасаду! Совсем никудышный, хоть бы поддержал кто, а то неровен час,

башку себе где-нибудь расшибёт.

М: Вроде и праздника-то сегодня никакого нет.

Г: Кстати, завтра экадаши, не забудь.

М: А мне, Гопаловна, что экадаши, что не экадаши. В доме есть совсем не-чего, почитай каждый день

пощусь. Пенсию-то опять задерживают.

Г: А ты сходи в собес, да поругайся.

М: Да не могу я так. Стесняюсь.

Г: Это ты не стесняешься, это в тебе ложное смирение так проявляется.

М: Так я же жена уважаемого брахмана.

Г: Уважаемый, это когда тебя все кругом уважают. А ты заставь их себя уважать. Они ещё под стол

пешком ходили, когда ты вагонами санкиртанила. Скажи, да я, мол, ради чего в девяносто втором

остриглась в брахмачарини? Собери-ка все необходимые документы, да сходи к ним:

- пенсионное удостоверение,

- удостоверение участницы войны… с майей,

- трудовую книжку, у тебя же каждый год непрерывной санкиртаны за три должны посчитать, да у

тебя стажа наберётся лет 108,

- грамоты санкиртанские принеси, помню, ты мне показывала грамоту, подписанную самим

Бхактивигьяна Махараджем!! Да они как миленькие будут приносить тебе пенсию за квартал

вперёд.

М: Слышала я, милиция новый прибор изобрела, будут теперь замерять уровень сахара в организме.

Г: Как это?

М: Ну, вот остановят, например, какого-нибудь водителя, дадут ему такую специальную трубочку и

заставят в неё дунуть. Если трубочка цвет поменяла, Ага, значит Сладостей объелся Махапрасадных

- прощайся с правами.

Г: И поделом им, а то знают себе, гоняются как угорелые, дорогу невозможно перейти. Так вот сшибут

и … Харе Кришна не успеешь сказать.

М: На прошлой неделе видала, какая авария была тут на углу, возле булоч-ой? КамАЗ раздавил

шестисотого… «жигулёнка». Водителя в «Жигулях» насмерть, а двое пассажиров в реанимации.

- Господи свят! Ужас-то какой!

М: Врачи проверили водителя с КамАЗа, а он невменяемый, обожрался где-то Гулабджамунов

сладостей, вот крыша-то у него и поехала. И это в будний-то день, когда люди на работе вкалывают

как папы Карлы.

Г: Что же ему теперь за это будет? Посадят, небось?

М: Говорят, что теперь как только пассажиры, стало быть, свидетели, в больнице поправятся,

следователь сразу же начнёт дознание проводить. Нет ли в этом деле каких-либо смягчающих

обстоятельств?

Г: Да какие тут, к ямадутам, смягчающие обстоятельства? Отправил жи-вого человека на мангал!

М: А вот свидетели-то теперь должны будут припомнить, успел ли водитель шестисотых «Жигулей»

вспомнить о Кришне, или он какие другие слова в момент смерти кричал. Так ведь дело могут

повернуть, что окажется, что камазовский водила способствовал освобождению падшей

обусловленной души. Смотря, какого адвоката наймёшь.

Г: Кстати, ты вот тут про адвоката заговорила. А что там в «Санта-Барбаре»? Ад-вокаты Брендона

оправдали? А то я давеча серию пропустила.

М: А пишачи его знают. Я, думаешь, смотрю? Помню только, что все они преданными потом стали.

Не вижу в телевизоре ни рожна, слепая совсем стала, а на лечение денег нет.

Г: А по радио говорили, будто в Думе скоро будет принят новый закон, согласно которому всех кто с

плохим зрением лечить станут бесплатно, это чтобы каждый мог книги Шрилы Прабхупады читать.

М: Пока они там чего примут полезного, я, глядишь, к тому времени околею.

Г: Да брось ты, Мадхусудановна, мы с тобой ещё молодые. Обе вегетарианки с младых ногтей, при

живых-то мужьях, при детях. Нам ли быть в печали? Чего-чего, да только не смерти нам с тобой

бояться, у обеих мужья - чистые преданные, заслуженные брахманы… Российской Федерации. Для

нас с тобой на Голоке Вриндаване, считай, места уже забронированы.

М: С моим-то склерозом куды отсель попадёшь? С моим склерозом не только о Кришне в момент

смерти - как дышать забудешь.

Г: Не беспокойся, Кришна сделает всё как надо. Он Сам за тобой прилетит на цветочном аэроплане.

М: Прилетит, значит, Он и спросит: «Как же тебя зовут, Мадхусудановна?» А я, дура старая, и не

вспомню. А всё потому, что не имею возможности по вечерам молоко горячее употреблять. Вот

лучше бы твоя Дума молока всем пенсионерам бесплатного дала. Они только перед выборами

горазды сулить молочные реки. Вон шахтёры: как бастовали всю дорогу, так и бастуют.

Г: Так понятное дело, вся промышленность на навоз переходит.

М: Всё у нас не так, как у людей. Вон за границей давно уже всем пенсионерам мо-лочную трубу в

квартиры провели.

Г: Думаешь, у них там склеротиков меньше? Молоко-то на западе кругом порошковое. Помнишь, к

нашему президенту храма приезжал старенький такой брахман?

М: Это не тот, что с Кубы?

Г: Может, с Кубы, может с Монголии. Его усадят на вьясасану, а он два слова скажет и молчит. Кто-то

говорит, что это, мол, самадхи. А я так думаю, что в самадхи не храпят.

М: Да не помню я ничего. Даже не помню, какая сегодня утром лекция была.

Г: А я помню, из Четвёртой песни про Дхруву Махараджа читали.

М: А вот уж точно не четвёртую. Помнится, разговор был про танец Раса, стало быть, десятую в храме

читают.

Г: Это в каком же храме десятую песню читают?

М: Ясно в каком, в нашем храме, что на улице Двенадцати Махаджан.

Г: Куды тебя занесло! Ближний свет! Две остановки на бычьей повозке. Тот, что на площади

Революции 2014 года, куда ближе, и через дорогу не надо переходить.

М: А по мне тот храм лучше, там народу поменьше, всегда можно на чаринамриту рассчитывать. А в

вашем, небось, брахманам и тем не всем хватает.

Г: В вашем храме оттого народу мало, что горазды там на лекциях спекулировать.

М: За то прасад завсегда отменный.

Г: Прасад то, может быть, и отменный, а вот прежнего президента, говорят, посадили за спекуляции.

М: Не умные люди, стало быть, так говорят. Во-первых: его не посадили, а отстранили от должности,

а во-вторых: не за те спекуляции, когда своё личное понимание дают в лекциях, а за другие. Он не

на лекциях спекулировал, он спекулировал на маха-прасаде. Нет, чтобы раздавать бесплатно, как

положено, он давай пожертвования с прихожан трясти.

Г: Ой, Мадхусудановна, и не заметили, как стемнело.

М: Да уж. Пора по домам, а то брахма-ракшасы скоро начнут одолевать.

Г: Одну вот приятельницу мою из соседнего дома брахма-ракшасы как-то так одолели. Слышь, нет? Я

говорю, брахма-ракшасы приятельницу мою одолели, сладу с ними нет никакого… Ты чего? Не

слушаешь меня?

М: Да я вот думаю, Гопаловна. Счастливая ты, смерти не боишься.

Г: А чего её бояться-то? Пусть она сама меня боится. Я ей как скажу: «Харе Кришна!» Она и убежит

от меня, сломя голову.

М: Да я, глядишь, тоже ей так скажу. Дай только вспомнить, джапу я сегодня читала, аль нет? Вот

склероз проклятый!