Нравственные требования к деятельности судьи

Принимая присягу, российский судья торжественно кля­нется честно и добросовестно исполнять свои обязанности, осу­ществляя правосудие, быть беспристрастным и справедливым, как велят ему долг судьи и его совесть.

Судья должен быть честен. Честность - важнейшее тре­бование нравственности. Она включает правдивость, принципи­альность, субъективную убежденность в правоте своего дела, искренность перед другими и перед самим собой в отношении мотивов своего поведения. Антиподы честности - ложь, лице­мерие, вероломство. Нет нужды доказывать, что честное испол­нение обязанностей судьи, предписанное присягой, предполага­ет честность судьи как человека. Нельзя быть честным "на служ­бе" и бесчестным в остальном, в повседневной жизни, будучи не одетым в судейскую мантию.

Добросовестность в исполнении обязанностей судьи связа­на с его чувством долга. Непременное нравственное качество судьи - повышенное чувство долга в его нравственном аспекте. Социальный нравственный долг судьи - справедливое право­судие. Он трансформируется и в долг перед сторонами и други­ми участниками дела, которые вправе требовать от судьи за­щиты их прав, свобод и охраняемых законом интересов, чести и достоинства.

Справедливое правосудие возможно только тогда, когда судьи беспристрастны. Способность исследовать обстоятельст­ва дела и принимать решение, равно относясь к сторонам, дру­гим участвующим в деле лицам, не привнося каких-либо лич­ных мотивов, - не только предписание закона, но и личностное качество судьи как человека.

Судья должен обладать развитым чувством совести. Это означает способность осуществлять внутренний нравственный самоконтроль в ходе производства по делу и, главное, при при­нятии решений. Его совесть должна быть спокойна как при осу­ждении, так и при оправдании; мотивы, которыми он руково­дствуется, должны быть чисты и нравственно безупречны.

Судья должен быть гуманен. Жестокий человек, видящий в подсудимом, потерпевшем, других участвующих в деле лицах лишь "средство", а не "цель", не подходит для судебной работы.

В Законе о статусе судей в Российской Федерации не упоми­нается о таком качестве судьи, как гуманность. Между тем в присяге, которая принималась в соответствии с Законом о ста­тусе судей в СССР 1989 года, такое требование к судье содер­жалось. Судья торжественно клялся "быть всегда справедли­вым и гуманным".

Сказанное выше о нравственных качествах судьи опирает­ся на нормы действующего законодательства, которое предъ­являет к кандидатам в судьи и судьям нравственно-правовые требования, обязательные для исполнения. Что касается следо­вателей, прокуроров и адвокатов, то таких развернутых харак­теристик их моральных качеств в законе не содержится. Закон о прокуратуре Российской Федерации устанавливает, что прокурорами и следователями могут быть назначены граждане, "обладающие необходимыми профессиональными и моральны­ми качествами". Законодательство об адвокатуре также огра­ничивается общими требованиями. Так, Положение об адвока­туре РСФСР 1980 года (ст. 16) устанавливает, что адвокат "дол­жен быть образцом моральной чистоты и безукоризненного по­ведения".

Чтобы стать судьей, необходимо обладать определенным объемом знаний, навыков юридической деятельности и поло­жительными нравственными и интеллектуально-волевыми ка­чествами. Квалификационный экзамен и проверка сведений об отсутствии порочащих поступков создают определенные гаран­тии подбора на судебные должности достойных людей. Однако вся дальнейшая деятельность носителя судебной власти осу­ществляется в сложных нравственно-психологических услови­ях, в сфере конфликтов разного уровня и характера. Здесь воз­никает опасность так называемой профессиональной деформа­ции, вследствие которой судья перестает видеть в тех, с кем он имеет дело при выполнении своих обязанностей, людей с их конкретными судьбами, горем и заботами, черствеет духовно и утрачивает чувство гуманности.

Высокие нравственные качества, необходимые судье, про­курору, следователю, адвокату, формируются и поддержива­ются в процессе повседневной жизни с ее сложностями и про­тиворечиями. Сама практическая деятельность, связанная с решением нравственных проблем, способствует в первую оче­редь нравственному становлению личности. Кроме того, лич­ность формируется под влиянием этического просвещения, в процессе которого человек получает определенную сумму зна­ний, ориентирующих на соблюдение нравственных норм. Авто­ритет воспитателя, авторитет руководителя, профессионала высокой квалификации, образцы их поведения служат нравст­венному воспитанию.

Нравственное самовоспитание как осознанная, целеустрем­ленная деятельность, направленная на формирование высоких нравственных качеств и преодоление недостатков в собствен­ной нравственной сфере, крайне необходимо судье, следовате­лю, прокурору.

 

Билет № 9

Ригоризм этики Платона

Вопрос, вынесенный в заголовок сообщения, возвращает нас к теме, которая кажется окончательно закрытой всем, кроме современных историков античной философии. Как начало европейской философии принято связывать с Фалесом, так начало той формы мудрости, которая нам известна под названием "метафизика", отождествляют с Сократом и его учеником Платоном. Если миф о Фалесе как первом философе создан Аристотелем (а в большей степени - его позднеантичными комментаторами и современными читателями), то Сократ и Платон стали "зловредными создателями метафизики" в сознании XIX в., в первую очередь благодаря творчеству Ницше. Последнее произошло в тот момент, когда европейская философия оказалась на переломе: на смену классической парадигме пришли неклассические проекты, один из которых - философия жизни, к представителям коей можно причислить и Ницше. При любой смене эпох ученые нового века ищут в истории мысли то, что должно стать предметом отрицания, ищут, так сказать, виновного в ошибках, допущенных предшествующими философами.

В ХХ столетии отношение к "метафизическому" периоду истории философии стало более взвешенным, примером чему может быть творчество Хайдеггера (к слову, упрекавшего Ницше в метафизичности его философии), однако мысль о Платоне как родоначальнике метафизического философствования сохранилась.

Если не вдаваться в тонкости различения бытия и сущего, то общее мнение представителей неклассической европейской философии о Платоне как метафизике можно выразить следующим образом.

1. Платон удваивает реальность, создавая концепцию идеального бытия и даже идеального мира. Таким образом формируется огромная, давящая на человека сфера должного, омертвляющая живую экзистенцию его жизни.

2. Платон схематизирует сущее, выстраивая иерархию от бывания (становление, которое есть почти небытие) до бытия и того, что даже выше его - идеи блага.

3. Для Платона истина - подлинная вещь (идея); с точки зрения классификации XIX-XX вв. он может быть назван объективным идеалистом.

4. Вслед за своим учителем Сократом Платон воспринял моральный ригоризм, полагая этику безусловно фундированной его концепцией идеального мира.

5. Платон - религиозный философ; в связи с этим некоторые вещи он воспринимает как совершенно самоочевидные, в частности идею бессмертия индивидуальной души и загробного воздаяния. Все это делает его философию доктринальной и догматической. Указанное обстоятельство стало причиной того, что для учеников платоновские диалоги превратились в боговдохновенный текст.

Ограничимся этими пятью характеристиками и посмотрим, как все обстояло на самом деле.

1. Тексты Платона (по крайней мере зрелого) ориентированы на ту предметную сферу, которой они посвящены. Обычно он достаточно точно маркирует их во вводных частях. Так, в "Тимее" пифагореец Тимей заявляет, что рассказ о воспринимаемом Космосе - слишком трудное занятие, поэтому он ограничиться правдоподобным мифом. Точно так же к "Федре", переходя к изложению своей концепции души, Сократ отказывается раскрыть ее идею, полагая это дело божественным, но соглашается поведать о том, чему она подобна (окрыленная упряжка). Вместе с тем в "Софисте" или "Пармениде" он с самого начала дает понять, что методом изложения будут аподиктические рассуждения.

Предмет связан со способом изложения - об этом Платон писал в том же "Федре". Именно поэтому, говоря о бытии как становящемся, воспринимаемом (а здесь у Платона переплетены по сути две предметные сферы - душа и физическая реальность; недаром позже Аристотель будет считать психологию частью физики), он выбирает язык метафоры и даже мифа, пусть этот миф имеет внешние наукообразные рамки, как в "Тимее". Но миф и есть в каком-то смысле развернутая метафора. Он "оплотняет" смысл, внося в него телесную, а значит, пространственную размерность. Именно поэтому в данных текстах Платон не ограничивается указаниями на чистое бытие или на "самое само", но и показывает, где оно расположено: там, в занебесной сфере, за пределами области вещей, рожденного.

В аподиктических же сочинениях данное удвоение подвергается критике ("Софист", "Парменид") и выясняется, что нельзя говорить об идеях как о том, что существует отдельно от вещей. К данному предмету невозможно подходить топологически. Мнение (миф) и знание (диалектика, аподиктика) оказываются двумя способами сказывания самого бытия и, вместе с тем, двумя взаимосвязанными формами его восприятия.

2. В связи с этим мы видим, что в аподиктических диалогах бытие Платон рассматривает во всей полноте его определений, а не только как нечто идеальное и оформленное. В "Пармениде" в число определений бытия входят даже множественность (причем бесконечная!), время, движение и соприкосновение. В "Софисте" же бытие определяется как способность оказывать и претерпевать воздействие, которая усматривается нами через общие виды собственно бытия, движения, покоя, тождества, различия. Несомненно, что внимательное чтение "Софиста" заставляет нас отказаться от мифа о Платоне как создателе онтологической иерархии.

3. Истина у Платона - это не вещь, а, буквально, одна из трех монад, которые как бы лежат в преддверии блага (соразмерность, прекрасное, истина), и через которое благо неким образом сказывается для нас. Перечисление этих монад показывает, что истина имеет непосредственное отношение к образу жизни того, кто взыскует блага, к некоторому экзистенциальному состоянию, а не к лицезрению истинного предмета. Припоминание в таком случае - не узрение эйдосов, но видение в их свете. Чистое бытие с гносеологической точки зрения - та "система мер и весов", которая делает бытие воспри- нимаемым нами. Именно поэтому знание "истины самой по себе" в диалоге "Парменид" рассматривается как нечто абстрактное, если оно не сопряжено со всем спектром знаний, рождаемым правильным рассуждением.

4. То, что считают моральным ригоризмом Платона, рождается из полемики вокруг этических установок, развернувшихся еще во время Пелопонесской войны. В то время, когда значительное число афинян полагало философию (софистику) виновной в гибели империи, основанной Фемистоклом, Кимоном и Периклом, Платон старался доказать, что проповедь Сократа была направлена не на разрушение традиционного нрава, а на прояснение его. Конечно, Платон стремится говорить о должном, но это должное является итогом многосторонних обсуждений и тщательного испытания самого себя ("Познай самого себя!" - экзистенциальный имепратив философии Платона), а не доктринерством.

5. Философия Платона имеет религиозный характер, и ряд положений он вводит действительно догматически. Трудно ждать от человека, жившего в V-IV вв. до н. э., рассуждений в стиле эпохи "сумерек богов". Тем не менее боги Платона - это не столько "аполлонийское начало" в гипертрофированном виде. Божественное неистовство, изображаемое в своих разнообразных видах платоновским "Федром", неистовство, физиологический механизм которого раскрывается "Тимеем", доказывает, что религиозный дух Платона питался и от дионисийского истока греческого духа.

В завершение необходимо добавить, что Платон не создавал философской системы; есть ряд вопросов, которые он вновь и вновь поднимал в диалогах, и часто давал на них различные ответы. Превращение философии Платона в "платонизм" - это результат деятельности Академии, деятельности, которую следует рассматривать отдельно.

Представляется, что именование Платона родоначальником классического типа философствования, столь решительно преодолеваемое Ницше, Марксом и Хайдеггером, было вызвано скорее привходящими, чем содержательными причинами: вплоть до настоящего времени Платон воспринимается таким, каким его представила средневековая схоластика, а затем философия XVII-XVIII вв. На самом деле в ряде случаев он куда ближе к современной философской проблематике, чем это обычно принято считать.