Разрушение финансовой системы и потребительского рынка

В советском государстве действовала особая финансовая система из двух «контуров». В производстве общались безналичные (в известном смысле «фиктивные») деньги, количество которых определялось межотраслевым балансом и которые погашались взаимозачетами. По сути, в СССР отсутствовал финансовый капитал и ссудный процент (деньги не продавались). На рынке потребительских товаров обращались нормальные деньги, получаемые населением в виде зарплаты, пенсий и т.д. Их количество строго регулировалось в соответствии с массой наличных товаров и услуг. Это позволяло поддерживать низкие цены и не допускать инфляции. Такая система могла действовать при жестком запрете на смешение двух контуров (перевода безналичных денег в наличные).

Второй особенностью была принципиальная неконвертируемость рубля. Масштаб цен в СССР был совсем иным, нежели на мировом рынке, и рубль мог циркулировать лишь внутри страны (это была «квитанция», по которой каждый гражданин получал свои дивиденды от общенародной собственности — в форме низких цен). Поэтому контур наличных денег должен был быть строго закрыт по отношению к внешнему рынку государственной монополией внешней торговли. Либерализация финансовой системы и рынка в СССР могла быть проведена лишь после приведения масштаба цен и зарплаты в соответствие с мировыми.

В 1988-89 гг. оба контура финансовой системы СССР были раскрыты. Прежде всего, была отменена монополия внешней торговли. С 1 января 1987 г. право непосредственно проводить экспортно-импортные операции было дано 20 министерствам и 70 крупным предприятиям. Через год были ликвидированы Министерство внешней торговли и ГКЭС (Государственный комитет по экономическим связям) СССР и учреждено Министерство внешнеэкономических связей СССР, которое теперь лишь «регистрировало предприятия, кооперативы и иные организации, ведущие экспортно-импортные операции» (и могло вносить в правительство «предложения по их приостановлению»). Законом 1990 г. право внешней торговли было предоставлено и местным Советам.

Согласно «Закону о кооперативах» (1988 г.), при государственных предприятиях и местных Советах быстро возникла сеть кооперативов и совместных предприятий, занятых вывозом товаров за рубеж, что резко сократило поступление на внутренний рынок. Многие товары при спекуляции давали выручку до 50 долларов на 1 рубль затрат и покупались у предприятий «на корню». Некоторые изделия (алюминиевая посуда) превращались в удобный для перевозки лом и продавались как материал. По оценкам экспертов, в 1990 г. была вывезена 1/3 потребительских товаров. Вот пример: зимой 1991 г. к премьер-министру В.С.Павлову обратилось правительство Турции с просьбой организовать по всей территории Турции сеть станций технического обслуживания советских цветных телевизоров, которых имелось уже более миллиона. По официальным данным, из СССР в Турцию не было продано ни одного телевизора.

Следующим шагом, через «Закон о государственном предприятии (объединении)» (1987 г.), был вскрыт контур безналичных денег — было разрешено их превращение в наличные. Это был первый шаг к приватизации банковской системы СССР. В большой мере эта работа была поручена комсомольским деятелям. Созданные тогда "центры научно-технического творчества молодежи" (ЦНТТМ), курируемые ЦК ВЛКСМ, получили эксклюзивное право на обналичивание безналичных денег (ЦНТТМ называли "локомотивами инфляции")[1].

При плановой системе поддерживалось такое распределение прибыли предприятий (для примера взят 1985 г.): 56% вносится в бюджет государства, 40% оставляется предприятию, в том числе 16% идет в фонды экономического стимулирования (премии, надбавки и т.д.). В 1990 г. из прибыли предприятий в бюджет было внесено 36%, оставлено предприятиям 51%, в том числе в фонды экономического стимулирования 48%. Таким образом, не только резко были сокращены взносы в бюджет, но и на развитие предприятий средств почти не оставлялось. При этом сразу было нарушено социальное равновесие, т.к. личные доходы работников стали зависеть от искусственного показателя рентабельности: в легкой промышленности она составляла в 1990 г. 32%, а в топливно-энергетическом комплексе 6,1%.

Под аплодисменты правительству произошел скачкообразный рост личных доходов вне всякой связи с производством. Ежегодный прирост денежных доходов населения в СССР составлял в 1981-1987 гг. в среднем 15,7 млрд. руб., а в 1988-1990 гг. составил 66,7 млрд. руб. В 1991 г. лишь за первое полугодие денежные доходы населения выросли на 95 млрд. руб. (при этом зарплата в производстве выросла всего на 36%). Средства перекачивались из накопления (инвестиций) в потребление — «проедалось» будущее развитие и будущие рабочие места. Перестройка приобрела характер праздника (вернее, гульбы), о похмелье не предупредили.

Такой рост доходов при одновременном сокращении товарных запасов в торговле привел к краху потребительского рынка («товары сдуло с полок»). Были введены талоны на получение водки, сахара, ботинок. Был резко увеличен импорт. До 1989 г. СССР имел стабильное положительное сальдо во внешней торговле, в 1987 г. превышение экспорта над импортом составляло 7,4 млрд. руб., а в 1990 г. было отрицательное сальдо в 10 млрд. руб.

Оттянуть развязку правительство пыталось за счет дальнейшего разрушения финансовой системы — дефицита госбюджета, внутреннего долга и продажи валютных запасов. Дефицит госбюджета СССР составлял в 1985 г. 13,9 млрд. руб.; в 1990 — 41,4; а лишь за 9 месяцев 1991 — 89 (за июнь 1991 г. он подскочил на 30 млрд.). Положение РСФСР оказалось еще хуже: до 1989 г. она не имела бюджетного дефицита (в 1989 г. было превышение доходов над расходами в 3,9 млрд. руб.), а в 1990 дефицит госбюджета РСФСР составил 29 млрд. руб., в 1991 г. 109,3 млрд. руб.

Росту дефицита способствовала и начатая в мае 1985 г. «антиалкогольная кампания». Сокращение продажи водки и бюджетных поступлений от нее было полностью компенсировано ее изготовлением в «теневой экономике» (140-150 декалитров в 1987 г.). Помимо тяжелого удара по государственным финансам это привело к становлению мощной организованной преступности нового поколения, активно вошедшей в политику. К середине 80-х годов в СССР сложился крепкий сектор "теневой экономики", набрала силу и организованная преступность. Она практически ликвидировала государственную торговлю спиртным, "приватизировала" ее и изъяла из госбюджета в свою пользу 23 млрд. руб. в 1989 г. и 35 млрд. руб. в 1990 г.

Вот краткие выдержки из большой записки, которую подал в сентябре 1988 г. в Политбюро ЦК КПСС председатель Совета Министров СССР Н.И.Рыжков: "После принятия постановления уже во втором полугодии 1985 г. число магазинов по продаже алкогольных напитков в целом по стране сократилось на 55%. По решениям ряда облисполкомов сеть магазинов по продаже алкогольных напитков была сокращена еще в больших размерах. В Астраханской области, например, число этих магазинов сокращено со 118 до 5 единиц, в Белгородской — со 160 до 15...

Сеть предприятий общественного питания, в которых осуществлялась реализация алкогольных напитков, уменьшена на 71%... Фактическая продажа водки и ликеро-водочных изделий в 1987 г. составила 123,3 млн. дал или на 96,7 млн. дал меньше объемов, предусматриваемых постановлением Совета Министров СССР от 7 мая 1985 г...

По данным Госкомстата СССР, в 1987 г. на самогоноварение израсходовано 1,4 млн. тонн сахара, что примерно равно 140-150 млн. дал самогона и практически компенсировало сокращение продажи водки и ликеро-водочных изделий" (Известия ЦК КПСС, 1989, 1, с. 48).

Государственный внутренний долг СССР возрастал следующим образом: 1985 — 142 млрд. руб. (18,2% ВНП); 1989 — 399 млрд. руб. (41,3% ВНП); 1990 — 566 млрд. руб. (56,6% ВНП); за 9 месяцев 1991 он составил 890 млрд. руб. Золотой запас, который в начале перестройки составлял 2 000 т., в 1991 г. упал до 200 т. Внешний долг, который практически отсутствовал в 1985 году, в 1991 г. составил около 120 млрд. долл.

Идя дальше по этому пути, государство стало «продавать деньги», что было принципиальным отходом от советской системы хозяйства. В марте 1989 г. специализированные банки (Промстройбанк, Агропромбанк и др.) были переведены на хозрасчет, а с 1990 г. стали преобразовываться в коммерческие. Причем здания, персонал, оборудование, а часто и руководитель банка оставались прежними. То есть право заниматься сверхприбыльной в то время банковской деятельностью было привилегией номенклатуры.

Таким образом, был открыт путь к неконтролируемому росту цен и снижению реальных доходов населения, инфляции и росту внешнего долга. Государство лишалось экономической основы для выполнения своих обязательств перед гражданами, в частности, пенсионерами. Был сделан шаг в сторону «рыночной» (накопительной) системы — в августе 1990 г. был образован Пенсионный фонд СССР. В августе же 1990 г. была образована Общесоюзная валютная биржа.

 

Ликвидация плановой системы хозяйства.

Будучи управляющим почти всего хозяйства страны (единого концерна), советское государство через план поддерживало баланс между производством, потреблением и накоплением. Распределение ресурсов между отраслями и предприятиями регулировалось планом и ценами. В решениях XXVII съезда КПСС и утвержденном затем Государственном пятилетнем плане на 1986-1990 гг. нет и намека на отступление от этих принципов. Подтверждено продолжение больших межотраслевых государственных программ — Продовольственной и Энергетической.

Тем не менее, в соответствии с объявленной в июне 1987 г. концепцией перестройки как перехода к рыночной экономике, почти сразу стала свертываться плановая система распределения ресурсов: в 1987 г. принимается постановление ЦК КПСС и СМ СССР о сокращении номенклатуры планируемых видов продукции, которые Госплан доводил до предприятий в форме госзаказа. Взамен планируемых поставок стала создаваться сеть товарных и товарно-сырьевых бирж (последняя в СССР товарная биржа была закрыта в конце 20-х годов). В 1991 г. был ликвидирован Госснаб СССР.

Следующим шагом был принятый в 1987 г. и введенный в силу с 1988 г. Закон о государственном предприятии (объединении), предполагавший «полный хозрасчет». Сопровождавшая принятие этого закона социалистическая риторика была несовместима с его сутью. Следствием закона явилось резкое сокращение капиталовложений — как плановых через госбюджет, так и из средств предприятий. Сразу нарушился межотраслевой баланс, были свернуты все государственные программы и начался быстрый спад производства. СССР погрузился в состояние «без плана и без рынка».

Уже первые шаги по переходу к рыночной экономике от советского "натурального" хозяйства повлекли за собой переориентацию управления с натурных на денежные показатели (это был первый шаг к "монетаризму"). Были сняты ограничения, свойственные хозяйству, предназначенному для потребления, а не извлечения дохода — введены "договорные цены" (сначала, разумеется, "лишь на некоторые категории товаров"). Обойти введенные для виду бюрократические оговорки не составило труда, и в СССР сразу же начался рост цен — при сокращении производства. Была запущена цепная реакция тяжелого кризиса.

Вот выдержки из большой записки отделов ЦК КПСС, которая обсуждалась на Политбюро ЦК КПСС 29 октября 1988 г.: "Недовольство пенсионеров и трудящихся с низкими и средними доходами вызывает то обстоятельство, что выпуск новых товаров с более высокими розничными ценами сопровождается снятием с производства и "вымыванием" из ассортимента недорогих добротных товаров, пользующихся спросом, что лишает их выбора и вынуждает покупать более дорогие товары...

Выпуск товаров по более высоким ценам, обеспечивая прирост объема производства в стоимостном выражении, зачастую сопровождается сокращением выпуска товаров в натуральном выражении... На ряде предприятий сокращение объемов производства в натуре достигает 20-25% и более.

По данным Госкомстата СССР, рентабельность товаров, реализуемых по договорным ценам, в 3 раза выше средней сложившейся и превышает 60% к себестоимости. По шелковым тканям она достигает 81%, бельевому трикотажу — 97% и чулочно-носочным изделиям — 104%...

В торговле появляются товары для детей с розничными ценами на 25-40%, а в отдельных случаях в 2 раза выше действующих. Например, Харьковская меховая фабрика реализовала детские шубки из овчины по договорной цене 62 рубля вместо действующей розничной цены 30 рублей..."[2].

В «Пpогpамме совместных действий кабинета министpов СССР и пpавительств сувеpенных pеспублик...» (10 июля 1991) было сказано: «Социально-экономическое положение в стpане кpайне обостpилось. Спад пpоизводства охватил пpактически все отpасли наpодного хозяйства. В кpизисном состоянии находится финансово-кpедитная система. Дезоpганизован потpебительский pынок, повсеместно ощущается нехватка пpодовольствия, значительно ухудшились условия жизни населения. Кpизисная обстановка тpебует пpинятия экстpенных меp с тем, чтобы в течение года добиться пpедотвpащения pазpушения наpодного хозяйства стpаны».

Важную роль в кампании против плановой экономики играл подлог, который был возможен лишь благодаря тоталитарному контролю над прессой. Так, советник президента СССР по экономическим вопросам акад. Аганбегян подтверждал мысль об абсурдности плановой системы тем, что в СССР производится много тракторов, «в то время как реальная потребность в них сельского хозяйства в 3-4 раза меньше». Этот сенсационный пример обошел западную прессу и до сих пор широко цитируется в литературе. На деле СССР лишь в 1988 г. достиг максимума в 12 тракторов на 1000 га пашни — при норме 120 для Европы (даже в Польше было 77, а в Японии 440). На вопросы депутатов-аграрников Аганбегян отвечал молчанием. Кроме «мифа о тракторах» в массовое сознание был внедрен ряд аналогичных мифов (о стали, об удобрениях, о нерентабельности колхозов и др.).

В мае 1991 г. был представлен проект закона «О разгосударствлении и приватизации промышленных предприятий». Готовился он в закрытом порядке, все попытки организовать обсуждение в печати или хотя бы в руководящих органах КПСС были блокированы (этого не могли добиться даже консервативные члены Политбюро). На заседании Комитета по экономической реформе ВС СССР, где обсуждался законопроект перед вынесением на голосование в ВС, не были заслушаны даже эксперты, которым премьер-министр поручил анализ проекта. Уже действовало «революционное право».

Небольшая дискуссия возникла лишь в связи с тем, что законопроект открывал легальный путь для передачи большой части предприятий теневым и криминальным организациям. Часть экономистов активно поддерживала эту идею как чуть ли не главный способ оживления экономики. Криминалисты предупреждали, что преступный капитал создает совершенно особый олигархический уклад, из которого не может вырасти здоровая рыночная экономика. Кроме того, преступный капитал всегда будет антигосударственным (мягкие проявления этого — вывоз капитала и неуплата налогов).

Закон был проведен через голосование в ВС СССР практически без прений (возразить, причем только с места, смог лишь депутат Л.И.Сухов, таксист с Украины)[3]. Еще более радикальный закон был принят в ВС РСФСР (на деле и он не выполнялся, приватизация проводилась по Указу).

Закон о приватизации по сути ликвидировал не только советскую хозяйственную систему, но и в целом общественный строй (дело было еще глубже — это был поворот на иную, нежели прежде, цивилизационную траекторию, поворот от экономии к хрематистике). Все экономические, социальные и культурные последствия этого шага, ставшие очевидными через 3-4 года, были точно предсказаны экспертами в мае 1991 г.