Отличительные особенности кадровых и массовых партий

Различие кадровых и массовых партий не связано ни с их масштабом, ни с их численностью; дело не в различии размеров, а в различии структур. Возьмем, к примеру, [c.116] французскую социалистическую партию: рекрутирование новых членов представляет для нее основную задачу как с политической, так и с финансовой точки зрения. Ведь она прежде всего стремится дать политическое воспитание рабочему классу, выделить из его среды элиту, способную взять в свои руки власть и управление страной. А это означает, что члены составляют самую материю партии, субстанцию ее деятельности – без них она напоминала бы учителя без учеников. С точки зрения финансовой партия также существенно зависит от взносов своих членов: первейшая обязанность секций состоит в том, чтобы обеспечить регулярные денежные поступления. Таким образом партия собирает средства, необходимые для политического просвещения и повседневной работы. Тем же путем она может финансировать и выборы – к аспекту финансовому присоединяется здесь политический. И этот последний аспект проблемы – основной, поскольку любая избирательная кампания требует больших расходов. Технология массовых партий заменяет капиталистический способ финансирования выборов демократическим. Вместо того чтобы обращаться к нескольким частным пожертвователям с целью покрыть расходы на избирательную кампанию – промышленникам, банкирам или крупным коммерсантам (ведь тот, кто выдвигает кандидата и выбирает его, оказывается в зависимости от них), массовые партии распределяют груз издержек на максимально возможное число членов, так что на каждого из них приходится скромная сумма. Можно сравнить эту находку массовых партий с изобретением бонов Национальной обороны в 1914 г. Раньше казначейские боны выпускались крупными купюрами и размещались в нескольких крупных банках, которые под них одалживали государству деньги. В 1914 г. родилась гениальная идея выпустить множество мелких купюр и разместить их среди возможно более широкого круга публики. Точно так же и для массовых партий характерен призыв к общественности – она заплатит и позволит избирательной кампании партии избежать зависимости от денежных мешков; отзывчивая и активная, она получает политическое воспитание и приобретает инструмент для участия в государственной жизни.

Кадровые партии соответствуют другому понятию. Это объединение нотаблей, их цель – подготовить выборы, провести их и сохранять контакт с кандидатами. [c.117] Прежде всего это нотабли влиятельные, чьи имена, престиж и харизма служат своего рода поручительством за кандидата и обеспечивают ему голоса; это, далее, нотабли технические – те, кто владеет искусством манипулировать избирателями и организовывать кампанию; наконец, это нотабли финансовые – они составляют главный двигатель, мотор борьбы. И качества, которые здесь имеют значение прежде всего, – это степень престижа, виртуозность техники, размеры состояния. То, чего массовые партии добиваются числом, кадровые достигают отбором. И само вступление в кадровую партию имеет совершенно иной смысл: это акт глубоко индивидуальный, обусловленный способностями или особым положением человека, строго детерминированный его личностными качествами. Это акт, доступный избранным; он основан на жестком и закрытом внутреннем отборе. Если считать членом партии того, кто подписывает заявление о приеме в партию и в дальнейшем регулярно уплачивает взносы, то кадровые партии членов не имеют. Некоторые из них делают вид, будто они тоже, по образу и подобию массовых партий, заинтересованы в рекрутировании новых членов, но это не следует принимать всерьез. Если на вопрос о численности французской партии радикал-социалистов нет точного отпета, то причина в том, что сам вопрос лишен смысла. Членов партии радикален невозможно учесть, так как она, собственно говоря, их не ищет: ведь речь идет о кадровой партии. К той же категории принадлежат американские партии и большая часть умеренных и консервативных европейских партий.

Это в принципе ясное различие не всегда легко поддается объяснению. Как только что было отмечено, кадровые партии в подражание массовым иногда открывают доступ обычным приверженцам. Явление довольно обычное – в чистом виде кадровые партии встречаются достаточно редко. Другие партии близки к подобной практике, однако их внешняя форма способна ввести в заблуждение. По главное – не ограничиваться ни официальными пунктами уставов, ни декларациями руководителей. Достаточно верным критерием выступает отсутствие системы регистрации или регулярного взимания взносов: как мы далее увидим, подлинное членство без них немыслимо. А по поводу неточности заявленных цифр можно выдвинуть любопытное предположение: [c.118] перед выборами 1950 г. в Турции демократическая партия заявила, что имеет “три – четыре миллиона членов”. Надо полагать, она имела в виду симпатизантов: ведь фактически партия создавалась в основном как кадровая. С этой особенностью сталкиваешься и в непрямых партиях – массовых партиях, не имеющих индивидуального членства. Возьмем в качестве примера лейбористов: партия была создана в 1900 г. с целью обеспечить финансирование рабочих кандидатур на выборах. По характеру финансирования это – массовая партия, избирательные расходы коллективно покрываются профсоюзами. По такое коллективное членство весьма отлично от индивидуального, оно не предполагает ни настоящего политического приобщения, ни личной ангажированности по отношению к партии. Это коренным образом меняет самую природу партии и принадлежности к ней, степень которых мы попытаемся далее уточнить. А с другой стороны, возьмем американские партии в тех штатах, где функционирует система праймериз – закрытых первичных выборов с регистрацией участников; в политическом отношении она напоминает массовые партии. Такое участие в выборах – с регистрацией и обязательствами, которые она предполагает, – можно рассматривать как форму членства; кстати, участие в выдвижении кандидатов, выставляемых партией на выборы, составляет одну из типичных обязанностей ее члена. Только в данном конкретном случае это единственная его обязанность: у американцев нет никакого аналога собраниям секций массовых партий. А главное, здесь нет системы регулярных взносов, обеспечивающей избирательную кампанию, так что с точки зрения финансовой перед нами, строго говоря, партия кадровая. В конечном счете непрямые партии и партии типа американских нужно считать партиями полумассовыми, не возводя это понятие в ранг какой-то третьей категории, противоположной двум первым в силу ее своеобразия.

Различие кадровых и массовых партий обусловлено социальной и политической инфраструктурой. В основных чертах оно соответствует замене ограниченного избирательного права всеобщим. В условиях цензовых избирательных режимов, которые в XIX веке были правилом, партии носили четко выраженную кадровую форму. Вопрос о вовлечении масс не стоял, поскольку они не имели никакого политического влияния. [c.119]

В то же время финансирование выборов капиталистами казалось совершенно естественным. Оно, кстати, намного пережило ограниченное избирательное право. На деле утверждение всеобщего избирательного права далеко не сразу привело к появлению настоящих массовых партий. Кадровые партии сперва пытались просто либерализовать свои структуры, имитируя их открытость массам. Этой первой фазе в английской либеральной партии, например, соответствует бирмингемская система уже упомянутых caucus, в консервативной – Primrose League (Первичная Лига), в Америке введение первичных выборов.

Речь шла о том, чтобы дать некоторый выход политической активности масс и придать нотаблям, составляющим комитеты, видимость народной инвеституры. Два первые случая действительно близки к массовым партиям: принцип членства, так же как и регулярные взносы, формально существовал. Но настоящая жизнь партии развертывалась фактически помимо этих ее членов. Так, Primrose League была органом по сути дела отличным от партии в силу разнородности их социального состава; первичные выборы ограничивались выдвижением кандидатов. Одни только caucus с их квартальными секциями выступали прообразом настоящей массовой партии, но и это был лишь переходный опыт. Политическая и финансовая база массовых партий отсутствовала, и еще не встал вопрос о том, чтобы отказаться от финансирования кандидатов и самих выборов капиталистами; еще не было речи о политическом воспитании масс и прямом использовании их активности в политической жизни. Скорее речь шла о том, чтобы использовать силу масс – политическую и финансовую – как точку опоры. Первый шаг был сделан, но это был всего лишь первый шаг.

Практическое осуществление всеобщего избирательного права вызвало почти повсюду (кроме США) развитие социалистических партий, которые на этом этапе бесповоротно утвердились на политической арене, хотя и не везде одновременно и сразу (табл. 6). Во Франции, например, первые социалистические объединения не так уж отличались от буржуазных партий; регистрация приверженцев, сбор членских взносов, самостоятельное финансирование выборов развивались довольно медленно. Еще более это характерно для Италии и других политически менее развитых стран. Однако накануне войны 1914 г. европейские социалистические партии оформились в [c.120] большие человеческие общности, коренным образом отличные от прежних кадровых партий; немецкая социал-демократия, например, с ее миллионом членов, с годовым бюджетом почти в 2 миллиона марок представляла собой настоящее государство, более могущественное, чем некоторые национальные государства. К этой мощной структуре привела марксистская концепция партии-класса: если партия есть политическое выражение класса, она естественно должна стремиться к тому, чтобы охватить его в целом, сформировать политически и выделить из него руководящую и правящую элиту. Вместе с тем это позволило освободить рабочий класс от опеки “буржуазных” партий: чтобы выставлять на выборах независимых рабочих кандидатов, необходимо было уйти от капиталистического финансирования (иначе под видом поддержки происходили вещи прямо противоположные), а это было возможно только за счет финансирования коллективного. Чтобы противопоставить буржуазной политической прессе прессу рабочую, нужно было объединить капиталы и организовать распространение газеты – только массовая партия могла это обеспечить.

Все это объясняет, почему различие кадровых и массовых партий почти абсолютно совпадает с делением на правых и левых, на “буржуазные” и “пролетарские” партии. Буржуазная правая не нуждалась в привлечении масс ни в финансовом, ни в политическом смысле: она располагала собственными кредиторами, собственными нотаблями и собственными элитами. Она считала достаточной спою политическую культуру. Здесь же содержится и отпет на вопрос о том, почему вплоть до выхода на политическую арену фашистов попытки создания массовых консервативных партий обычно терпели поражение. Здесь играло свою роль инстинктивное отвращение буржуазии к объединению и коллективному действию, так же как прямо противоположные тенденции рабочего класса благоприятствовали превращению социалистических партий в массовые. Уместно напомнить здесь наши предшествующие замечания. Понадобилось развитие коммунизма и революционных методов политической борьбы, чтобы заставить буржуазию понять недостаточность кадровых партий и всерьез заняться организацией массовых партий: в 1932 г. национал-социалистическая партия имела 800000 членов. Но в на самом деле это означало разрыв с демократией. Для действия в рамках [c.121] избирательной и парламентской системы правой обычно достаточно кадровых партий, а в борьбе против этой системы массовые партии фашистского типа редко проявляют устойчивость и стабильность пролетарских партий. К тому же они имеют тенденцию утрачивать природу чисто массовых партий, как мы это вскоре увидим.

И, наконец, различие кадровых и массовых партий определяется теми их особенностями, которые связаны с различными типами партийной инфраструктуры. Кадровые партии – партии комитетские, децентрализованные и слабо интегрированные; массовые – это чаще всего партии, основанные на секциях, более централизованные и с более жесткой структурой. Различия в технике организации накладываются на различия в самой природе организуемых общностей. Партии, построенные на базе ячеек и милиции, тоже принадлежат к категории массовых, но здесь этот характер менее ясно выражен. Конечно, коммунистические и фашистские партии – даже до взятия власти и установления однопартийной системы – охватывают столь же многочисленные массы, как и социалистические: 800000 членов немецкой национал-социалистической партии в 1932 г.; 1.000.000 членов французской компартии в 1945 г.; 2.000.000 итальянских коммунистов в 1950 г. Как бы там ни было, тенденция вырисовывается ясно. Известно, что коммунисты периодически устраивают внутренние чистки с целью освободиться от аморфных, пассивных и подозрительных: таким образом качество восполняет количество. Они имеют к тому же тенденцию строжайшим образом контролировать своих членов. Некоторые социалистические партии предвосхитили такого рода контроль, но эта система мало у них привилась, тогда как коммунисты показали себя на этой стезе куда более последовательными. В фашистских партиях тенденция ориентации на качество выражена еще определеннее, правда, может быть более решительно в доктрине (чисто аристократической), нежели на практике: громадный количественный рост партии в последние предшествующие захвату власти годы, разумеется, должен был стать препятствием для серьезной фильтрации ее членов.

Как бы то ни было, общая тенденция не вызывает сомнений. Напрашивается лишь вопрос: можно ли еще в данном случае говорить о массовой партии или речь должна идти о ее постепенном переходе к новой концепции, к третьей категории – партии “верных”, более открытой по сравнению с кадровой и более закрытой, чем массовая. Согласно ленинской концепции, партия не должна охватывать весь рабочий класс, она – только его ведущее крыло, передовой отряд, “партия наиболее сознательных”. Это не концепция партии-класса – это концепция партии-элиты. Фашистские доктрины в этом отношении еще более откровенны. Пронизанные антиэгалитаризмом и ницшеанством, аристократические по своей сути, они видят в партии некий “орден”, состоящий из лучших, самых преданных, самых отважных, самых одаренных. Эра масс остается позади: мы вступили в эру элит. Понятие члена партии обнаруживает тенденцию к диверсификации: в партии обозначаются концентрические круги, соответствующие различным степеням преданности и активности. У национал-социалистов мы видим партии в самой партии – сперва СА, затем СС. Официальная доктрина коммунистов, казалось бы, противостоит такой иерархии; однако и здесь можно выделить стабильный и прочный “внутренний круг”, выступающий центром объединения массы рядовых членов, нередко довольно нестабильной. Подобные различия были весьма ощутимы во французской компартии перед войной.

Но не стоит преувеличивать значения этих явлений, они остаются пока еще ограниченными. Коммунистические и фашистские партии можно по-прежнему относить к категории массовых, не забывая об известной их специфике, тем более что и социалистические партии на раннем этапе своей истории обнаруживали некоторые аналогичные черты: они отличались большой требовательностью к пополнению и, пока возраст не умерил их претензий, желали быть “партией верных”. Последнее понятие слишком неопределенно, чтобы вознести его в ранг особой категории. По за ним стоит известная реальность, и анализ природы причастности к партии еще приведет нас к необходимости рассмотреть и эту ее форму. [c.123]