ЛЕКЦИЯ IV Право-лево проблема

 

Уважаемые присутствующие! Теперь мы должны попытаться продвинуться немного дальше по пути, который мы наметили. Сегодняшней лекцией, в заглавии которой стоит: "Право-лево проблема", мы снова открываем для себя необычайно разнообразную область. И снова мы лишь взглянем на нее, так как у нас нет возможности пройтись по ней действительно полностью. Для этого у нас просто нет времени. Но взглянуть на эту область - на это нас, пожалуй, хватит.

Но прежде еще раз взглянем на те декорации, которые окружали нас вчера, когда мы попытались описать двойной шаг развития в становлении человека. Это тот шаг, который, с одной стороны, ведет к овладению собственным телом - мы назвали его инкарнацией. И, одновременно, а потому нераздельно, делается шаг в мир, в постепенное различение отдельных моментов, которые предоставляет нам наше окружение, - при этом мы говорили о дискриминации.

Я пытался указать на то, что маленькому ребенку мир поначалу предстает лишь как общее переживание. Шаг от младенца к школьнику, минуя состояние маленького ребенка, состоит ведь в том, что в картине общего переживания мира ребенок начинает выделять отдельные предметы и существа. Если слово "дискриминация" звучит слишком сложно, можете заменить его словом "анализ". Мы переживаем мир посредством того, что шаг за шагом, "анализируя", осознаем его. Напротив, переживание собственного тела становится все более и более целостным; так возникает то, что все в большей степени начинает признаваться современной неврологией и обозначается как телесная схема (Korperschema). Это синтез. В инкарнации мы, таким образом, видим путь к "синтезу" собственной телесности. Дискриминация мира состоит из шагов "анализа". Оба эти термина для мира и тела - анализ и синтез - мы запомним, и когда позднее мы будем говорить об общем становлении человека, нам придется еще раз основательно поразмыслить над ними.

А теперь пойдем дальше. То, что мы узнали вчера, мы возьмем с собой, так сказать, как компас, чтобы ориентироваться в области под названием "право-лево проблема". В подзаголовок можно также вставить: близнецы, образование расщеплений, односторонний паралич... мы могли бы сюда добавить еще многое. Все это мы еще встретим на своем пути. Компас же представляет собой тройственность, которая позволит нам узнать шаги инкарнации. Эта тройственность - три ступени: взгляд, хватание и шаг. Указывая теперь на эти понятия, мы, совершенно очевидно, не только обозначаем ими три вида деятельности, но и передвигаемся в пространстве от верхней к средней и, далее, к нижней области нашего организма. Именно так инкарнируется маленький ребенок в первый год: вначале он учится фокусировать свой взгляд, затем за фокусированием взгляда следует хватание и, наконец - хождение.

Попытаемся теперь связать эту тройственность с тем, что уже было обрисовано в общих чертах как переживание трехмерного пространства. Ранее был поставлен вопрос: что же, собственно, имеется в виду, когда говорят о том, что тетраплегик, теперь мы знаем это понятие, недостаточно живет в ориентации "спереди-сзади", параплегик - "вверху-внизу", а у гемиплегика нарушены функции "право-лево". Позволим себе рассмотреть этот вопрос немного подробнее.

Уважаемые присутствующие, сегодня так много говорят о глубинной психологии, но едва ли замечают, насколько поверхностна эта глубинная психология, которая ведь на сегодняшний день не достигла еще никаких глубин. Например, она не достигла глубин четырех нижних чувств, о которых я упоминал вчера; или глубин трехмерности, о которой речь идет сегодня. Она может стать настоящей глубинной психологией лишь в том случае, если она начнет освещать телесные переживания человека так, что станет ясно, что там внизу, в глубинах, разыгрывается действительно. Поскольку говорить о глубинной психологии просто в смысле побуждений, факториального анализа и прочих подобных вещей - это еще лишь поверхность душевной жизни. Конечно, очень хорошо, что эта глубинная психология - несмотря на то, что она этого имени не заслуживает - сменила еще более поверхностную психологию сознания. Но все же она еще совсем не глубинная психология. Она станет ею, если, например, ее приверженцы как практические лечебные педагоги сами начнут переживать то, о чем сейчас пойдет речь.

Мы начали говорить о тройственности, которая является нам во взгляде, хватании и шаге. Когда вы смотрите, только лишь смотрите, перед вами предстает двухмерная картина, располагающаяся лишь в одной плоскости. Последняя проходит параллельно лбу, или так называемой фронтальной плоскости нашего тела (см. рис.1). Таким образом, мы видим, прежде всего, во фронтальной плоскости. Но затем сюда добавляется еще кое-что. В тот момент, когда мы фиксируем в поле нашего внимания какой-либо предмет, то есть когда мы пытаемся "смотреть" ("schauen") не только во фронтальной плоскости, но перекрещивать оси глазных яблок и, тем самым, этот предмет "видеть" ("erblicken"), тогда мы выходим из этой плоскости и обретаем глубину. На это указывает и буква "i" в слове "erblicken". Тогда предмет или существо, или еще что-либо воспринимается не только поверхностно, но и пространственно, в глубину. То есть, восприятие погружается, как говорят, в сагиттальную плоскость (см. рис.1); это плоскость, разделяющая право и лево. В сагиттальной плоскости перекрещиваются обе оси глазных яблок, посредством чего и происходит фокусирование взгляда, видение (wird "erblickt"). Это одно. Смотрение - позвольте мне пока так выражаться, просто чтобы понимать друг друга - так вот, смотрение в одной плоскости становится видением в двух плоскостях.

 

Рисунок 1

В переживании этого перехода от смотрения к видению содержится не только видение предмета, но там, в полусознании, имеется и нечто такое, что дает нам тихое, смутное сознание "Я". Там и здесь - вот что схватывается посредством видения. То есть, пока мы должны попытаться запомнить, что здесь, вверху, благодаря глазам, нам открывается фронтальная плоскость, из которой мы выходим в глубину, в видении.

Второе - это хватание. Но обратите внимание, если мы ориентируемся из области рук, груди, то это ведь уже другая плоскость. Попробуйте заново проделать самый первый шаг в переживании самого себя и своей телесности - например, осознанно проследить за собственным дыханием. Выполняя вдох и выдох, вы заметите, что ваши руки - я не сообщаю этим ничего нового, но все же указываю на это как на нечто существенное - представляют собой, при нашем способе рассмотрения, ни что иное как продолжение и расширение процесса дыхания. Они являются органами дыхания еще и потому, что они могли бы стать крыльями, как это имеет место у птиц, которые "дышат в мире", то есть летают. Это процесс дыхания! Достаточно взять два ребра, развернуть их немного, и вы получите, образно выражаясь, левую и правую руку. Это горизонтальная плоскость, в которой как раз и происходит вдох и выдох. Этот средний - дышащий и обладающий руками - человек ориентирован в направлении сверху вниз и снизу вверх. Когда он переходит к хватанию, когда он хватает самого себя, то есть соединяет руки, или берет в руки какой-либо предмет, тогда ведь, выполняя это, он выходит из этого "верха-низа" в плоскость, с которой мы уже имели дело, а именно, в сагиттальную плоскость.

Возьмем пересечение осей глазных яблок - при этом происходит видение (см. рис. 2). Далее, рассмотрим руки - осуществляется хватание. Если мы теперь продвинемся в нашем рассмотрении еще немного дальше, посмотрим вниз и перейдем к хождению, тогда мы заметим - и вы сразу поймете, почему мне это так важно, - что при хождении стопы и ноги совершенно не касаются друг друга.

 

Рисунок 2

Но не только это: они должны перемещаться во фронтальной плоскости вперед или назад, и они должны перемещаться в горизонтальной плоскости вверх или вниз. В видении мы соединили сагиттальную и фронтальную плоскости, в хватании - сагиттальную и горизонтальную, и, наконец, в хождении - все три плоскости вместе. Из этого получается ни что иное, как линия Я-переживания во взгляде, хватании и хождении. Эта линия Я-переживания проходит в сагиттальной плоскости, разделяющей право и лево, пронизывая весь организм и все наше существование. Теперь, когда сагиттальная плоскость непрерывно переживается во взгляде, хватании и шаге, я ощущаю самого себя как индивидуальность. Это фрагмент глубинной психологии, и его забывать нельзя.

А теперь возвратимся к тетраплегикам и гемиплегикам. Ведь, как живет ребенок с параличом всех четырех конечностей, как живет тетраплегик. Его паралич развертывается во фронтальной плоскости, мы уже начинаем ориентироваться - это та плоскость, в которой при смотрении (im Schauen) нам предстает двухмерный мир.

Ребенок-тетраплегик, одинокий человек, как мы его назвали, живет "спереди", мы могли бы сказать, он живет днем. Но позади - темнота, там неизвестность и страх. И этот страх переполняет его, и он тогда смеется - смеется, пытаясь в смехе этот страх преодолеть. Что ему нужно, так это научиться глядеть, чтобы выйти из этой двухмерности, которая смотрит только в день, и которой владеет бесконечный страх перед ночью, перед темнотой. Прежде чем класть такого ребенка на спину, надо сперва приучить его, чтоб он не кричал, поскольку его спина еще совершенно не приспособлена для этого. Вы поймете меня, если я скажу, что тут, например, сознания чувства собственного движения или чувства жизни еще почти нет; все разыгрывается лишь на этой верхней стороне бытия. То, что принадлежит к переживанию "сзади", или то, что разыгрывается между "спереди" и "сзади", что, например, в лечебной эвритмии представлено жестами отрицания или утверждения, еще полностью отсутствует. Это тетраплегик.

Посмотрим теперь на параплегика: он совершенно свободен в верхней области, может жить в руках, двигать головой, но зато тяжесть, чувство земли, укорененность в земное бытие отсутствует у него полностью. Вы сможете почувствовать: такой ребенок вечно где-то парит, носится со всевозможными идеями, но земли не достигает, не постигает темноты, не проникает в тяжесть. Он нуждается в лечебно-педагогическом вмешательстве, которое поможет ему достичь внутреннего переживания прямостояния. Видите, теперь нам становится более понятным, что "спереди-сзади", "справа-слева" и "вверху-внизу" - это не всегда одно и то же, как это представляется математикам и геометрам. Для человековеда разделение "спереди-сзади" - это разделение двух миров, которые я могу назвать "день-ночь". А "вверху-внизу" - это два совершенно других мира, которые можно назвать "легкость" и "тяжесть". Это вещи наиважнейшие. Не столько для заучивания, сколько для того, чтобы начать их переживать: "там - день, а здесь - ночь; там, наверху, - легкость, а внизу - тяжесть". Легкость, собственно, - это утро, а тяжесть - это, по сути, вечер. Поэтому вечером я становлюсь тяжелым и усталым, а утром я могу быть легким и "наверху", - если, конечно, хорошо выспался. Это не просто обозначения, а это исходит из непосредственного переживания, которое для нас, современных людей, стало таким притуплённым. Мы должны производить его в себе заново, чтобы понимать, когда ребенок испытывает тяжесть, а когда он постоянно выскакивает вверх; когда он живет только в смотрении, как глухой, и когда он не способен пережить "ночь", как тетраплегик. Оживить в себе эти вещи и развить - вот что здесь важно.

Напоследок обратимся к гемиплегикам. Мы еще увидим, что к ним принадлежат также близнецы и дети с расщеплениями. Гемиплегик - это просто-напросто человек, который переживает "линию Я" не так непосредственно, как люди, чья телесная организация составляет гармоничное созвучие правой и левой частей.

Уважаемые присутствующие, когда я произношу местоимение "Я" - и я упоминаю об этом сейчас для того, чтобы вы видели, какие глубины нашего существования при этом затрагиваются, - то это "Я" всегда звучит в той фронтальной плоскости, которая представляет собой как раз границу между сознательным и бессознательным, между днем и ночью. Когда же я - и это возможно только в немецком языке - произношу слово "мне", например, "почему это именно мне выпало", то это слово "мне" всегда возникает около горизонтальной плоскости, то есть около плоскости, разделяющей верх и низ. И, наконец, когда я произношу слово "меня" ("себя"), то оно действует там, внизу - где осуществляется шаг, хождение. Я, мне, меня. В звучании этого "Я", в определенном смысле, заключен мир, он содержится в нем, поскольку ведь я различаю одно "мне" и другое "мне". Если же я, напротив, говорю "меня" ("себя"), я отношу это только к своему собственному "Я" - это "меня" ("себя"). А сказать, исходя из какого-либо естественного переживания, и постичь "Я-мне-меня (себя)" - это означает создать живую связь между правым и левым.

Теперь мы должны себя спросить: в чем же разница между плоскостью сагиттальной и двумя другими плоскостями, помимо переживания "меня" и "мне". Разница очевидна. Увидеть ее совсем нетрудно, достаточно просто взглянуть: "вверху-внизу" - это голова и тело, тут мы имеем дело с двумя полюсами. Если я посмотрю на "спереди-сзади", то здесь также "спереди" выглядит совершенно иначе, нежели "сзади". Сама организация лицевой стороны (лицо, грудь, живот) представляет собой совершенно другой мир, нежели унификация и обобщенность задней стороны. Это нужно пережить - как поляризованы передняя и задняя части, верх и низ, как они морфологически различны. Но "право" и "лево" ведь удивительно похожи! Я говорю похожи, потому что они ни в коем случае не тождественны. Мы наталкиваемся здесь на совершенно особую проблему, описать которую можно одним простым словом: "симметрия". У нас две руки с пятью пальцами на каждой. Они одинаковы, но все же удалены друг от друга настолько, что одна рука никогда не в состоянии полностью перенять функции другой. Это не удается как раз потому, что они расположены по разным сторонам. Они одинаковы, и все же совершенно различны - одна правая, другая левая.

Гёте описал историю своей жизни, назвав ее "Поэзия и истина". Айхендорф назвал один из своих романов "Предчувствие и настоящее". Если я напишу теперь: "Поэзия и истина", а под этим: "Сон и действительность", то этим я начинаю указывать на нечто такое, что самым интимным образом связано с "правым" и "левым". Истина, настоящее, действительность - поэзия, сон, предчувствие - это две стороны одного и того же, они так похожи, и все же различны. С левой и правой стороной дело, однако, обстоит на редкость странно. Поскольку здесь скрыто намного больше, чем мы полагаем.

Смотрите, тысячи экспериментов, проделанных в биологии за последние 50-60 лет, показывают следующее: тончайшей нитью вы можете разделить какое-нибудь оплодотворенное яйцо, скажем, лягушки или саламандры. Если живое существо находится на достаточно низкой эволюционной ступени - с млекопитающим или птицей такого не получится, - тогда из каждой половинки появится новое животное, то есть два живеньких лягушонка или две саламандры. Правда, эти двое будут поменьше, получатся близнецы. Но вы можете разделить яйцо и не полностью - так, чтобы в середине оно оставалось неразделенным. Что произойдет тогда? Опять получится пара, но пара сросшаяся, как сиамские близнецы. Вместе они имеют четыре лапки, две правые и две левые, и, поскольку они сросшиеся, - только один хвост. Этот эксперимент можно продолжить так, что, например, земноводное появится почти целиком - также с четырьмя лапками, но только с двумя головами и двумя кончиками хвоста. Смекаете, к чему я клоню?

То же происходит и с человеком: существуют однояйцовые, двуяйцовые и, наконец, сиамские близнецы. Если вы исследуете однояйцовых человеческих близнецов - и такие исследования в последние годы были проведены, - тогда обнаружится следующее. Я цитирую сейчас результаты исследований, проведенных в сороковые годы Роман-Гольдциером. Они были затем опубликованы. Обнаружилось, например - и это был мощный удар по наследственной теории, от которого она не вполне оправилась и по сей день, - что у 73% однояйцовых близнецов один из пары - правша, а другой левша.

Таким образом, это касается большинства, то есть почти трех четвертей. Если же мы вместо однояйцовых возьмем двуяйцовых близнецов и снова исследуем их относительно левой и правой поляризации, тогда мы обнаружим, что среди последних такая поляризация имеет место только у 59%. Остаток состоит из 19% правшей и 22% левшей. Что это значит? А это значит, что двуяйцовые близнецы индивидуализируются гораздо сильнее, чем однояйцовые. Теперь, после этого краткого общего обзора, мы перейдем к следующей главе право-левой проблемы.

Я просмотрел, наверно, двадцать или тридцать детей, которых по всевозможным признакам мне представляли как очень отсталых и трудных. Оказалось, что все они представляют собой как бы двойные образования; выглядели они, конечно, как "одно целое", но по сути состояли из одного "правого" и одного "левого". А между ними - не так очевидно, но все же достаточно отчетливо - ощущалось "расщепление". Так, например, движения обеих сторон у такого ребенка были вполне нормальны, а все душевные связи между правым и левым, все то, что я назвал "переживанием себя", - все это было сформировано недостаточно. Я вспоминаю одну девочку из Шотландии, глаза которой отстояли друг от друга так далеко, что она едва ли была в состоянии "видеть". Также и хватание давалось ей тяжело, и хождение было полностью дисгармонично. Она была одним человеком, но, так сказать, с "двумя телами". И смотрите: то, что выступает здесь как "расщепление", в более, я бы сказал, развитой и болезненной форме проявляется у гемиплегика, у которого одна сторона парализована, а другая - нет. Благодаря этому возникает разногласие и нарушение взаимодействия между обеими сторонами. Я уже сказал, это взаимодействие касается самых глубин человеческого существования. И здесь мы подходим к следующей проблематике, для обозначения которой мы должны воспользоваться новым словом. Поскольку то, о чем мы до сих пор говорили, едва ли объясняет проблему "правшей" и "левшей", а, скорее, является основанием для такого объяснения.

Если мы хотим понять, о чем здесь идет речь, мы должны ввести слово "доминирование". Имеет место доминирование правого или левого? Все мы рождаемся с правой и левой сторонами, состоим из сновидения и дня, поэзии и истины, предчувствия и настоящего. Это необходимая предпосылка для того, чтобы после третьего года (или раньше, что бывает реже) в ребенке смогло развиться доминирование одной из сторон. У маленького ребенка обе стороны еще более или менее сбалансированы, ни одна из сторон не преобладает явно. По сути, доминирование обозначает ни что иное как то, что из видения и хватания развивается ориентация в направлении право-верх-перед.

Доминирование - это необходимость, возникающая, когда ребенок должен выработать для себя дистанцию, - с этим понятием мы вчера уже столкнулись. Дистанцию к окружению, дистанцию, в которой начинают взаимодействовать процессы возникновения анализа мира и синтеза собственной телесности. Все это развивается далеко не у каждого ребенка. Хотя считается, что правостороннее доминирование бесспорно преобладает, статистика последних двадцати лет показывает иное. Имеется примерно 51% "правшей" - а под этим понимается: "правовидяших", "правохватающих", правополяризированных при хождении, то есть полностью правополяризованных во взгляде, в хватании и в шаге. И имеется около 4% левополяризованных, то есть людей, у которых взгляд, хватание и шаг существенно ориентированы в левую сторону. Остальные - это все те, кто постоянно создает нам проблемы в школах, в консультациях и в семьях. А именно, это 45% тех, кто не смог решиться стать однозначно "левшой" или "правшой". Они могут быть, например, правососущими, леворукими и левоногими, или чем-нибудь в этом роде, поскольку возможностей не счесть. Но это возмутители порядка в школе, это очень часто те, чьи реакции в связи с этой своей дезориентацией носят невротический или даже психопатический характер. Подобное может случиться, когда ребенок, например, пишет правой рукой, а сопровождает письмо левым глазом. Ну, обсуждать методы исследования мы сейчас не будем. Но один момент необходимо обязательно подчеркнуть.

Бесконечное число страданий, бесконечное число ошибочных действий произошло от того, что в начале этого века из Америки к нам пришло и распространилось учение, которое провозгласило: "Правая рука - хорошо, левая рука - тоже неплохо. Если мы обучим обе, мы обучим и оба полушария мозга. Тогда мы создадим сверхлюдей". Знаете, что в начале века это убеждение внедрилось в Германии всюду, вплоть до вспомогательных школ? Что детей принуждали писать правой и левой рукой? Многие, конечно, пытались выступить против этого, и Рудольф Штайнер, в частности, постоянно указывал на опасность формирования у детей привычки писать обеими руками.

Уважаемые присутствующие, принуждать полностью левополяризованного ребенка переориентироваться на правую сторону - это строго наказуемое вмешательство, которое, в принципе, не должен позволять себе больше ни один учитель. Этим он оказывает полностью негативное влияние на все развитие и судьбу ребенка. То, что пытаются сориентировать вправо те 45%, которые еще не решили стать праворукими или леворукими - это разумеется само собой. При этом - если они, например, леворукие, но правососущие и правоногие или что-нибудь в этом роде - устраняют их неустойчивость и придают их существованию направление и стабильность. Но для того, кто пришел в этот мир как "левый человек" и должен как таковой пройти через всю жизнь - назовите это хоть судьбой, хоть как-либо иначе, - такое вмешательство полностью противопоказано. Возможно, конечно, вмешательство судьбы. Например, с ребенком, родившимся со склонностями стать полностью левополяризованным человеком, может произойти какое-либо несчастье, из-за чего левая сторона окажется парализованной. Тут, само собой разумеется, что такой ребенок должен полностью переориентироваться направо, поскольку левой рукой он больше писать не может. В возникающих при этом мучениях и лишениях, разумеется, нет ничего хорошего, но другого выхода нет, и они должны быть преодолены.

Теперь вы понимаете, что проблема доминирования представляет собой уже нечто иное, нежели право-лево проблема. Не путайте их! У коровы тоже есть правая и левая конечности, как, впрочем, и у других животных. Маленький ребенок, еще не развивший доминирования, тоже имеет правую и левую стороны. Но из этого "Я-меня-восприятия", которое посредством взаимоотношений предчувствия и настоящего, поэзии и истины образует целостного человека, затем выступает доминирование. Оно, кстати, так же образовалось только с течением времени, с течением культурных периодов. Об этом теперь можно долго говорить. Возникает ориентация вверх-направо-вперед. Она делает возможным не только переживание "Я" - оно уже присутствует; но в этом переживании "Я" - и ясное дневное сознание, которое охватывает также все то, что мы должны носить в себе "сзади" как ночного человека, точно так же как "впереди" мы носим в себе дневного человека. Поскольку, дорогие мои, каждый из нас состоит из вставленных друг в друга ночного человека и дневного человека; только дневной человек является "правым", ориентированным вперед, а ночной человек - ориентированным назад.

 

ЛЕКЦИЯ V Мир языка

 

В начале лекции Карл Кениг посвящает проблемам симметрии и доминирования, обсуждаемых в прошлой лекции. Он еще раз поясняет, как доминирование одной из сторон на душевном плане делает возможным дистанцирование от мира, и на духовном плане проявляется как способность к самосознанию. Затем он продолжает:

"Все, что я сейчас вкратце попытался набросать, самым тесным и непосредственным образом связано с миром языка. Только говорящий человек - действительно, человек. Это ни в коем случае не значит, что человек, не способный говорить из-за какого-либо ранения, в результате болезни или задержки в развитии, не является человеком. Любой человек, поскольку он человек, несет в себе возможность и способность стать говорящим человеком. Поэтому мы и говорим, что только говорящий человек - это по-настоящему человек.

К сожалению, сегодня об этом больше знают понаслышке, чем понимают о чем идет речь. Но действительно продвинутым антропологам, лечебным педагогам, неврологам и психиатрам известно, что речь представляет собой нечто совершенно особенное и необычайное. Так, Аспергер в своем учебном пособии по лечебной педагогике говорит, что полностью развитая речь есть "благороднейший инструмент и высочайшее выражение духа и души человека". Едва ли можно сформулировать лучше. Язык и речь - это достижение, приобретение человечества, которое, собственно, нельзя сравнить ни с какой другой способностью. В тот момент, когда человек говорит, в нем развертывается новый росток его существования. Я позволю себе это еще раз сформулировать следующим образом: процесс речи - это рождение в человеке второго человека. Насколько совершенна речь, настолько совершенно то, что обеспечивает коммуникацию и взаимопонимание. Но одного этого описания еще недостаточно, чтобы постичь весь смысл. Теперь необходимо спросить себя: что же, собственно, происходит, когда человек говорит?

Уважаемые присутствующие, без образования предварительных основополагающих представлений понимание нарушений речи и отклонений от нормы в обучении речи совершенно невозможно. Человек говорит! Но он в состоянии говорить только тогда, когда в нем однажды соединятся две вещи. С одной стороны, это сам язык (die Sprache), а с другой стороны - умение говорить, говорение (das Sprechen). To, что мы нуждаемся в языке, чтобы быть в состоянии говорить, и то, что мы должны уметь говорить, чтобы посредством языка себя выражать - это два совершенно различных определяющих момента. Человек, который обладает языком, но который не может говорить, способен лишь на бормотание. Маленький ребенок, еще не обученный говорить и артикулировать, но начавший уже немного понимать (vernehmen) речь, не может говорить - хотя он и обладает языком - только потому, что его речевой аппарат не готов. Но настолько же мало способен говорить и человек, у которого - благодаря тому, что он или не слышит, или не понимает произнесенное слово - нет языка. Он может совершать все возможное, чтобы научиться артикулировать, но языком ему не овладеть. Только лишь когда "язык", как нечто существующее независимо от говорения, и "говорение", как моторное исполнение, сольются вместе - лишь тогда мы можем считать человека говорящим.

Теперь попытаемся еще раз взглянуть на некоторые вещи, которые были представлены ранее. Вспомните, мы упоминали о том, что говорить ребенок обучается на основе хождения, а мыслить - на основе речи. В связи с этим мы говорили об "инкарнации", об овладении телесностью. Но развитие ребенка включает в себя не только шаги инкарнации, но и шаги овладения миром. Это мы обозначили как "дискриминация". Я уже пояснял, что это овладение миром играет такую же важную роль, что и инкарнация. Особенно это относится к области речи. Так же, как инкарнации противостоит дискриминация, так хождению противостоит слышание, то есть так же, как из хождения рождается говорение, из слышания рождается осознание языка. Таким образом, из языка и говорения получается говорящий человек. При этом вы узнаёте, что через слышание и язык (не говорение, а именно язык) возможно раскрытие того, что мы обозначили как дискриминация. Я говорил, что в тот момент, когда мы начинаем называть вещи, для нас просыпается окружающий нас мир. Благодаря этому возникает сознание мира, точно так же как благодаря инкарнации возникает сознание тела. И только благодаря слиянию языка и говорения позже может развиться мышление (рис. 3).

Здесь я хотел бы обратить ваше внимание на нечто такое, что пронизывает все рассмотрение говорящего человека. Это тот факт, что человеческая речь имеет две составляющие: одну моторную (выражающую) и одну сенсорную (воспринимающую). Моторное и сенсорное - можно сказать также тело и мир, или инкарнация и дискриминация - в речи сплетены так тесно, как нигде. В этом и состоит чудо человеческой речи. Мир и тело, моторика и сенсорика сливаются в ней так, что одно без другого существовать просто не может. Вы можете сказать: язык - это душа говорящего. Или: говорение - это тело языка. И теперь вы поймете, почему я сказал: всегда, когда человек начинает говорить, он создает в себе новый росток, нечто в определенном смысле равноценное себе самому. Речь - это микрокосмос в человеческом космосе.

Правда, дело обстоит не так, что человек, который говорит и "владеет" языком, уже достиг совершенства, то есть уже в состоянии выражать себя через речь и осмысленно отвечать на вопросы. Годовалый ребенок, начинающий говорить, может правильно делать это лишь в том случае, если к обоим названным компонентам добавляется еще и третий. Я снова зачитываю вам фрагмент из учебника Аспергера: "Понимание объективного содержания сказанного, смысла слова также достигается раньше способности говорить". Наблюдение за развитием любого ребенка с большей или меньшей ясностью показывает, что большую часть слов он понимает до того, как он их может сказать. Это, кстати, относится почти ко всем людям. Как правило, мы понимаем больше, чем можем выразить. Те люди, которые способны сказать больше, чем они понимают, образуют особую группу. Но что касается большинства людей, то они - как и в случае с детьми - понимают больше, чем говорят. Таким образом, то, что добавляется как третий компонент, есть понимание.

И тут перед нами встает одна из величайших философских и лечебно-педагогических проблем, которые только вообще могут быть. Как же это так выходит, что маленький ребенок, который только что научился вставать и который еще совершенно не в состоянии образовывать верные представления и, тем более, думать, может понимать сказанное? Вдумайтесь только, насколько серьезна эта проблема! Рудольф Штайнер указывал на некоторые основополагающе существенные моменты этой проблемы еще 55 лет назад, и если бы он даже не сделал ничего другого, его уже тогда можно было бы отнести к величайшим философам нашего столетия. А именно, он установил, что в области чувств - и это, необходимо подчеркнуть, иначе было бы невозможно дать объяснение феномену понимания языка, - что в области чувств наряду с обонянием, слухом, зрением и осязанием имеется еще одна чувственная функция: "чувство слова" ("Wortsinn"). Кроме того, существует еще одно вышестоящее чувство, которое он называет "чувством мысли" ("Denksinn"). Что это значит? Этими двумя чувствами мы должны заняться серьезно. Философ Хуссерль и его ученик Шелер почти вплотную подошли к познанию чувства слова. Рудольф Штайнер же ясно и однозначно описал его, то есть описал чувство, которое воспринимает не цвета, запахи, вкусовые ощущения, линии, формы или тепло, а непосредственно язык.

Уважаемые присутствующие, как лечебные педагоги мы постоянно стоим перед следующей загадкой: нам встречаются дети, которые хотя и могут слышать, то есть чей слух прекрасно различает общие шумы, звуки, тона, но все это они не в состоянии отличать от сказанного человеком. Они просто не замечают того, что посредством губ, зубов, языка и скул говорящий человек производит на свет речь, поскольку у них не развита как раз более высокая ступень чувства слуха, а именно: чувство слова. Об этом надо было бы, конечно, сказать многое. Но нередко мы стоим еще и перед другой проблемой. Часто происходит и так, что взрослый или ребенок знают: другой человек не просто произносит "ба-ба-ба" - он говорит слова, осмысленные фразы, например, "давай пойдем в лес", но это "давай пойдем в лес" остается для него набором различных звуков без всякого смыслового содержания. В этом случае отсутствует или недостаточно развито другое чувство - чувство мышления. Это мы должны принять в качестве следующего основания для понимания обшей проблемы языка. Я знаю, это нелегко - учиться мыслить по-новому. Но мы должны усвоить: посредством слуха мы воспринимаем звуки и тона вообще. И только благодаря чувству слова мы воспринимаем голос, различные сочетания гласных и согласных, становящихся затем словами. Однако посредством только чувства голоса, или слова, мы еще не приходим к пониманию содержания сказанного. Конечно, мы будем слышать то, что человек говорит, но это будет так, будто он обращается к нам на иностранном языке. И только когда к этому добавится чувство мысли, лишь тогда слово и предложение будут восприняты так, что в них сможет раскрыться смысл, идея.

Ведь это и есть причина того, что в мозгу имеются центры речи и понимания. Там - так же, как в зрительном центре зрительные впечатления - перерабатываются восприятия чувства слова. Поскольку, когда мы говорим о понимании языка, речь идет не о каком-то мыслящем и анализирующем восприятии своего рода шифра, заключенного в языке, а единственно лишь о том, что подобно тому, как посредством чувства зрения воспринимаются цвета, посредством чувства слова распознается произнесенное человеком как таковое. А смысл этого произнесенного, заключенный в словах и составляющих их звуках - то, что должно быть сообщено другим, - раскрывается последним благодаря их чувству мысли. И мы сможем проникнуть в пространство и в царство языка только тогда, когда мы действительно и по-настоящему начнем принимать эти чувства во внимание. Поскольку только благодаря тому, что каждый из нас обладает чувствами слова и мысли, возникает то, о чем Гёте говорил, что это дороже золота, а именно: беседа (Gesprach).

Если мы захотим все это как-то обобщить, мы должны будем сказать: тут, снизу, подходит моторная составляющая речи, а тут, сверху - сенсорная составляющая. В этой сенсорной составляющей живет слышание, поскольку посредством слышания нам раскрывается звуковой характер речи, в нем живет чувство слова, которое через звучание становится тоном, и в нем живет чувство мысли, которое распознает в этом тоне смысл. Эти вещи мы должны проанализировать теперь более подробно.

В обычных учебниках, так же, впрочем, как и в различных исследованиях, посвященных нарушениям речи, тайнам звука и тона, постоянно упускается нечто основополагающее, и это основополагающее есть следующее. Человек говорит! Сегодня многие знают, что речь (das Sprechen) состоит из двух частей, уже представленных мною в начале нашей беседы - языка и речевой моторики. Все больше признается также и то, что эти две определяющие составляющие должны быть дополнены третьей, а именно: пониманием сказанного. Но всегда упускается из виду то, что мы сами должны слышать это. Без слышания мною же самим произносимого я в состоянии говорить лишь с огромным напряжением. Ребенку с нарушениями слуха, глухому трудно говорить не только потому, что он не слышит произносимого другими, но в основном потому, что он не слышит произносимого им самим. Быть глухим означает, прежде всего, быть неспособным воспринимать собственную речь. Из-за этого речь глухого неровна и плохо артикулирована. Отсутствуют мелодия и плавность речи, поскольку нарушено как раз взаимодействие произносимого и воспринимаемого слухом.

Если сейчас, когда я все это говорю, с помощью достаточно миниатюрного зеркала или какого-нибудь резонансного аппарата проследить за состоянием вашей гортани, то выяснится, что вы незаметно для самих себя повторяете вибрации произнесенных мною слов. Другими словами, когда я говорю, я только слышу самого себя, а другой не только слышит меня, но и сам неслышно проговаривает все это вместе со мной. Лишь благодаря тому, что моторно-сенсорное, слышимое и произносимое повторно сплетаются друг с другом, понимание, идущее через мелодию и ритм строения предложения, становится полным. Следующая схема должна нам помочь приблизиться к пониманию речевых отклонений и дать возможность их устранить (рис.4).

Я описал произносимую речь. Последнюю мы, наверное, можем изобразить в форме такой фигуры (А). В это произносимое погружается слышимая речь (В). Обе они перекрещиваются. Теперь остается обозначить уши, здесь - рот и гортань, и вы видите, как одно непосредственно переходит, перетекает в другое. В ухо вливается звук. Звук становится произносимой буквой, буква - словом, слово - идеей. Это происходит благодаря тому, что здесь (В) мы имеем слышание, чувство слова и чувство мысли. Это область слышимой речи.

Со стороны конечностей добавляется телесная моторика. Она становится жестикуляцией, она окрашивает и сопровождает речь, и она вливается в гортань. И что происходит там? Ни что иное как то, что с помощью вытекающего воздуха моторика становится произносимой буквой, преобразуется в звук. Вспомните, пожалуйста, как я в наш второй вечер, говоря о моторике, сказал: собственно, вся моторика - это музыка, это звук. В гортани поток движения останавливается, преобразуется, и из движения рождается звук. Этот звук принимается инструментами речи - языком, зубами, губами, челюстями, и превращается в различные гласные и согласные. Это моторный акт речи. В него погружается сама речь, понимание, слышимое слово, слышимый звук. Благодаря этому возникает мелодия предложения, которая уже несет в себе некий смысл, так как, например, в ямбе вы выражаете другие вещи, нежели в хорее. "Я иду", - это нечто совершенно другое, нежели "Я иду", или "Я иду". Такое возможно лишь потому, что в это услышанное и произнесенное вливается все то, что я представляю собой вообще как человек. Говорящий - это весь человек целиком.

Говорение - это не просто одна из усвоенных функций, подобно другим способностям; во всяком случае, это менее всего так. Настолько же мало речь является только лишь средством коммуникации - можно было бы найти и другие. Как и движение, речь - это, прежде всего, выражение индивидуальности человека. В речи представлено все то, что может быть названо раскрытием внутреннего мира соответствующего человека. Смотрите: то, что мы разговариваем друг с другом, что мы встречаемся друг с другом в беседе - это то же самое, как если бы, начав говорить, другой открывал бы некий глаз, через который я мог бы заглядывать внутрь него, в его переживания, в его мышление, в его ощущения, в его чувства. Одним из самых важных упражнений для начинающего лечебного педагога является как раз прислушивание к речи доверенных ему детей. Не только для того, чтобы их понять - часто это просто невозможно; но ощутить, как они говорят - вот что важно. Благодаря такому прислушиванию можно узнать о существе ребенка очень многое.

Уважаемые присутствующие, современные философы (например, Виттгенштайн) обломали себе зубы о проблему речи, и обломали они их только потому, что полностью оспаривают внутреннюю коммуникацию посредством речи. Для Виттгенштайна таковая попросту не существует. Мы одиноки, поскольку речь, якобы, есть просто приобретенное, общепринятое средство передачи информации, посредством которого вообще невозможно узнать о том, что чувствует другой. Полярной противоположностью этому является изощренное вслушивание в речь, свойственное, например, Хайдеггеру, которое ведет к полной индивидуализации речи. Непозволительно отрицать, что речь является выражением происходящего в мире, что в слове "голова" подразумевается голова, что для немца в слове "Baum" ("дерево") понимается дерево, так же как и в слове "arbre" для француза и в слове "tree" для англичанина. Разница заключается в том, что англичанин смотрит на ствол - это "tree", немец - на крону, это "Baum", а француз - на ветви - это "arbre". И пока этого не захотят признать, пока верят в то, "что наши предки, еще будучи обезьянами, договорились называть дерево "деревом", прийти к действительному пониманию речи не удастся. Извините меня за то, что я так говорю, но ведь на этом строится большинство еще сегодня циркулирующих теорий о развитии речи. Считается, что речь возникла из лаянья и мяуканья, но упускается из виду то, что каждая вещь и каждое существо несет в себе свое собственное имя. Раскрытие этого имени осуществляется в человеческой речи. Только благодаря этому и возможна коммуникация и, выходящее за пределы коммуникации, действительное понимание. Это азы, необходимые для возможности проникновения в сущность речевых нарушений.

В принципе, нет такого лечебно-педагогически ведомого и опекаемого ребенка, который не обнаруживал бы также и нарушений речи. Эти нарушения не всегда являются чем-то специальным - похоже может проявляться какое-нибудь двигательное нарушение или нарушение мышления; но как и каждый человек в речи "презентирует" (представляет) самого себя, так "презентирует" себя со всеми своими проблемами и такой ребенок. Если уж мы подходим к анализу речи ребенка, то этот анализ мы должны осуществлять с двух сторон. Мы должны спросить себя: насколько нарушение обусловлено со стороны моторики, со стороны произносимого, и насколько - со стороны сенсорики, слышимого? Чисто моторных нарушений существует относительно мало. Я хочу упомянуть пока лишь некоторые. Например, заикание и запинание. Они хотя и имеют часто душевные и эмоциональные основания, но являются все же чисто моторными нарушениями речи. Если вы посмотрите на заикающегося человека, то непременно заметите "двигательные нарушения" речевой моторики. Сюда же в любом случае относятся и очень редкие формы моторной афазии (моторная глухонемота). В этих случаях дети вообще не имеют возможности подойти к произношению гласных и согласных.

Очень разнообразны смешанные формы сенсомоторных нарушений. На первом месте здесь стоят речевые нарушения, развивающиеся по причине глухоты или тугоухости. Следующая форма представляет собой состояние, уже упоминавшееся мной, при котором слух хотя и в порядке, но несовершенно чувство смысла. То есть ребенок слышит, но не может достаточно ясно различать, где шумы и звуки, а где речь (сенсорная глухонемота). Наконец, имеется так называемая душевная глухота (агностическая афазия). Тут человек слышит, что кто-то что-то сказал, он знает также, что это является сказанным или произнесенным, но понимание содержания этого сказанного представляет для него огромную трудность. Обо всем этом можно было бы сказать еще очень многое. Поскольку каждый из этих трех: глухой, который нем или говорит очень мало, тот, у которого имеются нарушения чувства слова, и душевно глухой, - все они обязательно имеют еще и моторные речевые нарушения. Моторное и сенсорное здесь тесно связаны друг с другом.

Там, где имеются действительно чисто сенсорные нарушения, и при этом человек не говорит вообще или говорит очень мало, причина имеет чаше всего душевную природу. То есть, если не говорит аутичный ребенок, то он не говорит, прежде всего, потому, что он - я уже вам это рассказывал - слишком сильно втянут в "мир вещей". Он не в состоянии обрести необходимую дистанцию для перехода от вещи к слову, от предмета к названию. Вы обнаружите также целый ряд тяжело слабоумных, имбецилов, если позволительно так сказать, у которых совершенно не пробуждено чувство слова и чувство мысли, они остаются в рамках просто слышания. При этом вы всегда сможете заметить, что их моторика также остается очень примитивной, она едва ли индивидуализирована. Все это тоже вполне можно назвать чисто сенсорными речевыми нарушениями, хотя речевая моторика и в этих случаях остается минимально развитой. Можно найти и таких детей, которые благодаря несчастливым обстоятельствам, переживанием шока или чему-либо подобному развили в себе такой негативизм, что они намеренно закрывают себе доступ к слову. Если понаблюдать за ними в то время, когда они спят и видят сны, можно заметить, что они могут говорить, но в бодрствующем состоянии этого все же не делают. Это уже знак. Здесь я должен бы был подробно рассказать об атетотиках, монголоидах и некоторых других. Это могло бы нас еще глубже ввести в огромное и всеохватывающее царство речи.

Теперь я должен упомянуть еще кое о чем, и относится это к письму и чтению. Все сказанное до сих пор в определенном смысле ограничивалось областью слышания; но мы должны учитывать, что речь простирается дальше, она не стеснена полем только слышимого. В тот момент, когда произносимая речь вступает в пространство зрения, она, посредством рук, становится письменной речью. А когда слышимая речь появляется в мире света, она с помощью глаз становится читаемой речью. Это имеет основополагающее значение. Пока мы говорим, мы еще находимся в пространстве слышимого; чувство слова и чувство мысли пока тоже остаются в области слышимого. Но затем, когда к этому добавляется восприятие жестов, когда из жестов развивается письмо, а из произносимого - написанное, тогда речь появляется в пространстве зрения, света.

Все нарушения письма и чтения имеют в своем основании то, что перевод, построение мостика из пространства слышимого в пространство видимого не происходит вообще или имеет место лишь частично.

Ребенок может прекрасно понимать, что ему говорят, но слышимое и видимое остаются для него двумя различными областями. Все дело заключается в этом построении мостика понимания, в том, чтобы написанное слово стало бы одновременно слышимым, и наоборот. Все, что педагогически или лечебно-педагогически мы пытаемся в этом направлении сделать, и это должно осознаваться нами все глубже и глубже - это помощь при переходе с одного берега на другой, от услышанного к увиденному. Вне-пространственно произносимая и слышимая речь при письме и чтении должна выстроиться в зрительной области, в области света, в пространственную последовательность.

Если посмотреть, как одной ногой человек стоит в царстве слышания, а другой ногой - в царстве видения, и как обе они связаны посредством речи и письма, тогда станет понятно, какую важную роль должно играть доминирование, "право, верх, перед", связь руки и глаза. Это то доминирование, которое из слова произнесенного делает слово написанное и прочитанное. Теперь из душевного пространства речи в духовное пространство света вступает человек пишущий и читающий. Вы поймете теперь, насколько трудно писать человеку без ярко выраженного доминирования в руках и глазах, или, например, человеку с доминирующим левым глазом и правой рукой. Чтение и письмо тогда в некотором смысле разрушают друг друга. Все это вещи, понимание которых мы должны приобретать в нашей внутренней работе все больше и больше.