Где разделяющая грань между супервизией и терапией?

Когда именно супервизия превращается в терапию? Это насущная проблема. Супервизоры, работающие с фасилитаторской, консультативной позиции, нередко задаются вопросами: где разделяющая грань между супервизией и терапией? Какая степень личностной работы законна в супервизии? Эмпирическое правило при вовлечении личностных проблем следующее: обсуждение личностного материала терапевта на супервизорской сессии всегда должно быть связано с профессиональными проблемами и должно завершаться исследованием того, где в своей профессиональной практике супервизируемый видит основания применить то, что он сейчас увидел и понял. Личностный материал должен появляться на супервизорской сессии только в том случае, если он непосредственно влияет на профессиональную работу терапевта с клиентами либо на супервизорские отношения или же, напротив, испытывает их влияние.

Опытный супервизор должен чётко различать, «поле» супервизии, границы и контекст личной терапии. Например, в шестифокусном подходе Э. Уильямса прослеживается нарастание уровня осознавания личностных проблем супервизируемого влияющих на качество супервизии вместе с последовательным переходом из терапевтической системы (терапевт-клиент) в супервизионную (супервизор-супервизируемый). И здесь есть одна особенность: в процессе супервизии часто наблюдается тенденция участников процесса подстраиваться друг к другу путем переноса характера отношений с «терапевтической системы» в «супервизорскую систему», и наоборот.

По мнению P.Hawkins и R.Shohet (1989), в процессе супервизии супервизируемый терапевт может «воспроизводить» своего клиента и превращать супервизора в своего терапевта, а в работе с клиентом он «воспроизводит» характер отношений с супервизором, обращаясь с клиентом таким образом, как супервизор обращался с ним во время супервизии. Очень важна чувствительность супервизора к происходящему в отношениях «здесь и сейчас» с тем, чтобы вовремя обратить внимание терапевта на этот момент.

«Фокусировка на состоянии супервизируемого полезна, потому что при супервидении терапевт в определенном смысле «репрезентирует» терапевтическую систему - взаимодействие терапевта и клиента. Супервизируемый как бы «несет в себе» клиента, и его состояние является сообщением о том, что происходит в терапии. Второе преимущество этой фокусировки связано с процессом развития самого супервизируемого — с его постепенным прогрессом… в понимании связей своих личностных проблем с проблемами клиентов. Здесь подразумеваются связи не в виде изоморфизмов или «параллельных процессов»,… а более глубинные факторы, такие, как страх, потеря, горе и тревога» (Уильямс Э., 2001).

Параллельная, лично-терапевтическая составляющая в супервизионном процессе скорее направлена на поиск «камней преткновения», чем на работу с ними. И поэтому её нельзя рассматривать именно как собственно психотерапию. Эти "камни преткновения" есть у каждого кто действительно жив и чувствует. Задачи супервизии "тронуть" эти камни, отметить, обозначить, даже может быть переместить их так, чтобы расчистить путь к ясности - что с этим делать. Что с этим делать, когда и как это может влиять на профессиональную идентификацию, личную эффективность – решает сам супервизируемый.

И ещё: сколь бы компетентными ни были рекомендации супервизора, они полезны лишь в том случае, когда обучаемый в состоянии воспринять их, «унести их с собой». Но иногда он не может этого сделать в силу индивидуально-личностных причин. Он не в состоянии отдать себе отчет в определенной информации о себе, о других или об отношениях, которая позволила бы ему продвинуться вперед. Супервизорская рекомендация может не соответствовать его «картине мира», образованной взаимосвязанными впечатлениями, внутренним субъективным опытом, ожиданиями и эмоциями, которые могут ограничивать его в способности «слышать» своих супервизоров или клиентов. Это ещё один повод для «проработки» специалистом внутриличностных проблем отдельно от супервизии, именно в процессе отдельной личной психотерапии.