Глава восемнадцатая тропа Стэмпид

 

Современному человеку почти невозможно понять, что значит жить охотой. Все существование охотника – сплошное тяжелое, непрерывное путешествие.… Жизнь в постоянном беспокойстве, что следующая попытка окажется неудачной, что ловушка не сработает, что в этом сезоне стада не появятся. На главное – жизнь охотника постоянно находится под угрозой лишений и голодной смерти.

Джон М. Кэмпбелл «Голодное лето»

 

 

А что такое история? Это установление вековых работ по последовательной разгадке смерти и ее будущему преодолению. Для этого открывают математическую бесконечность и электромагнитные волны, для этого пишут симфонии. Двигаться вперед в этом направлении нельзя без некоторого подъема. Для этих открытий требуется духовное оборудование. Данные для него содержатся в Евангелии. Вот они. Это, во-первых, любовь к ближнему, этот высший вид живой энергии, переполняющей сердце человека и требующей выхода и расточения, и затем это главные составные части современного человека, без которых он немыслим, а именно идея свободной личности и идея жизни как жертвы.

Борис Пастернак «Доктор Живаго»

Фрагмент, выделенный в одной из книг, найденных с останками Кристофера МакКэндлесса

 

После того, как его попытка выбраться провалилась из-за разлива Текланики, МакКэндлесс 8 июля возвратился в автобус. Никто не знает, что творилось у него в душе. Дневник молчит. Вполне возможно, что его не слишком заботил отрезанный пусть к спасению. И в самом деле, у него в то время не было причин волноваться: стояла середина лета, земля в изобилии снабжала его растениями и дичью, еды хватало. Он, вероятно, предположил, что если переждет до августа, то Текланика обмелеет достаточно, чтобы ее пересечь.

МакКэндлесс вновь устроился в ржавом остове автобуса номер 142 и вернулся к рутине охоты и собирательства. Он прочел «Смерть Ивана Ильича» Толстого и «Человек-компьютер» Майкла Крайтона. В дневнике он отметил, что дождь непрерывно льет уже неделю. Дичь попадалась в избытке: за три последние недели июля он убил тридцать пять белок, четыре дикуши, пять соек и дятлов и двух лягушек, которых он съел с гарниром из дикого картофеля, дикого ревеня, разнообразных ягод и огромного количества грибов. Но, несмотря на кажущееся изобилие, мясо было очень постным, и он получал меньше калорий, чем сжигал. После трех месяцев подобной диеты, он балансировал на опасной грани. А потом, в конце июля, МакКэндлесс совершил роковую ошибку.

 

Он только что закончил читать «Доктора Живаго» – книгу, которая вдохновила его на восхищенные комментарии на полях и подчеркивание некоторых фрагментов:

 

Лара шла вдоль полотна по тропинке, протоптанной странниками и богомольцами, и сворачивала на луговую стежку, ведшую к лесу. Тут она останавливалась и, зажмурив глаза, втягивала в себя путано-пахучий воздух окрестной шири. Он был роднее отца и Матери, лучше возлюбленного и умнее книги. На одно мгновение смысл существования опять открывался Ларе. Она тут, – постигала она, – для того, чтобы разобраться в сумасшедшей прелести земли и все назвать по имени, а если это будет ей не по силам, то из любви к жизни родить преемников, которые это сделают вместо нее.

 

«ПРИРОДА / ЧИСТОТА» – вывел он заглавными буквами наверху страницы.

 

О как хочется иногда из бездарно-возвышенного, беспросветного человеческого словоговорения в кажущееся безмолвие природы, в каторжное беззвучие долгого, упорного труда, в бессловесность крепкого сна, истинной музыки и немеющего от полноты души тихого сердечного прикосновения!

 

МакКэндлесс пометил звездочками и скобками этот абзац, и обвел «в кажущееся безмолвие природы» черными чернилами.

Рядом со словами «И вот оказалось, что только жизнь, похожая на жизнь окружающих и среди нее бесследно тонущая, есть жизнь настоящая, что счастье обособленное не есть счастье… Это огорчало больше всего», он записал: «Счастье истинно лишь если его разделить с другими».

Хочется трактовать эту фразу как еще одно свидетельство того, что долгое, одинокое отдохновение МакКэндлесса серьезно изменило его. Можно истолковать ее как признание, что, он, возможно, был готов приоткрыть свою скорлупу, и, вернувшись в цивилизацию, собирался покончить с жизнью одинокого странника, больше не избегая близости с людьми и став членом человеческого общества. Но мы этого никогда не узнаем, поскольку «Доктор Живаго» оказался последней книгой, прочтенной Крисом.

30 июля, через два дня после того, как он дочитал роман, в дневнике появилась зловещая запись: «ЧРЕЗВЫЧАЙНО СЛАБ. ОШИБСЯ В КАРТ. СЕМЕНАХ. ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛО ДАЖЕ ВСТАТЬ. ГОЛОДАЮ. В БОЛЬШОЙ ОПАСНОСТИ» ^[72] . До этого в дневнике не было и намека, что МакКэндлесс оказался в критических обстоятельствах. Он голодал, и его скромный рацион превратил тело в мешок с костями, но здоровье, судя по всему, было в порядке. Затем, после 30 июля, его состояние резко ухудшилось. К 19 августа он был мертв.

Было сделано немало предположений о причине столь быстрого угасания. После опознания останков МакКэндлесса, Уэйн Вестерберг смутно припомнил, что Крис мог купить в Южной Дакоте какие-то зерна перед тем, как отправиться на север, включая, возможно, семена картофеля, которые планировал выращивать после того, как обоснуется в глуши. Согласно этой теории, МакКэндлесс так и не высадил их (я не видел никаких следов огорода поблизости от автобуса), и к концу июля проголодался настолько, что решил съесть эти семена, которые отравили его.

Проросшие семена картофеля действительно слегка ядовиты. Они содержат соланин – яд, встречающийся у растений семейства пасленовых, который вызывает рвоту, понос и апатию, а если его принимать длительно, неблагоприятно влияет на сердечный ритм и кровяное давление. У этой теории, впрочем, есть серьезный недостаток: для наступления печальных последствий, МакКэндлесс должен был съесть несколько килограмм семян, и если учесть небольшой вес рюкзака на тот момент, когда Голлиен высадил его из своей машины, вряд ли он имел с собой больше нескольких грамм, если имел их вообще.

Но другие сценарии упоминают семена совсем другой разновидности картофеля, что гораздо более похоже на правду. На страницах 126 и 127 «Травника Танаина» описывается растение, прозванное индейцами, которые добывают его похожий на морковку корень, диким картофелем. Он известен ботаникам как Hedysarum alpium, и повсеместно растет на песчаных почвах в этом регионе.

Согласно «Травнику Танаина», «корень дикого картофеля – вероятно, самая важная пища индейцев Дена'ина, если не брать во внимание дикие фрукты. Они едят его сырым, вареным, печеным или жареным, предпочитая обмакивать в масло или топленое сало, в котором они его также хранят». Далее книга рассказывает, что лучшее время для сбора дикого картофеля – «весна, как только земля растает… Летом он становится сухим и жестким».

Присцилла Рассел Кэри, автор «Травника Танаина», объяснила мне, что «весна была особенно тяжелым временем для народа Дена'ина, особенно в прошлом. Зачастую дикие стада не появлялись или гон рыбы не начинался в положенное время. Тогда дикий картофель становился основным продуктом питания, пока поздней весной не появлялась рыба. Он очень сладкий. Он был – да и сейчас является их излюбленным кушаньем».

Над землей дикий картофель прорастает как кустистая трава высотой в полметра, с нежными розовыми цветами, похожими на миниатюрные цветки душистого горошка. Руководствуясь книгой Кэри, МакКэндлесс 24 июня начал без вреда для здоровья выкапывать и есть корни дикого картофеля. 14 июля он принялся поедать и стручки растения, похожие на бобовые – возможно, потому, что корни стали слишком жесткими. На одной из фотографий того времени виден трех с половиной литровый пластиковый мешок, до отказа набитый такими семенами. А затем, 30 июля, запись в дневнике гласит: «ЧРЕЗВЫЧАЙНО СЛАБ. ОШИБСЯ В КАРТ. СЕМЕНАХ.…»

На следующей странице после дикого картофеля «Травник Танаина» описывает близкородственное растение – дикий душистый горошек, Hedysarum mackenzii. Хотя он немного меньше, растения так похожи, что порой их путают даже ботаники. Лишь одно различие абсолютно надежно: на обратной стороне листочков дикого картофеля заметны поперечные жилки, отсутствующие у дикого душистого горошка.

Книга Кэри предупреждает, что поскольку дикий душистый горошек так похож на дикий картофель и «считается ядовитым, идентификация должна быть предельно аккуратной перед тем, как употребить дикий картофель в пищу». Записи об отравлениях H. mackenzii отсутствуют в современной медицинской литературе, но аборигены Севера издревле знают, что дикий душистый горошек ядовит, и очень осторожны при сборе растений.

Чтобы найти материалы о признаках отравления диким душистым горошком, пришлось углубляться в архивы арктических исследований XIX века. Я нашел искомое в дневниках сэра Джона Ричардсона, знаменитого шотландского хирурга, натуралиста и исследователя. Он был участником первых двух экспедиций злополучного сэра Джона Франклина, и выжил в обеих. Именно Ричардсон застрелил подозреваемого убийцу-каннибала во время первой экспедиции. Он также был ботаником, который впервые составил научное описание H. mackenzii и дал растению его ботаническое название. В 1848 году, руководя арктической экспедицией, посланной искать пропавшего Франклина, Ричардсон сделал сравнительный анализ H. alpinum и H. mackenzii. H. alpinum, как он отметил в дневнике,

 

имеет длинные гибкие корни со сладким лакричным вкусом, и в больших количествах поедается весной туземцами, но деревенеет и теряет сочность и хрусткость в последующих сезонах. Корень белесого, стелющегося и менее красивого, зато с более крупными цветками, Hedysarum mackenzii ядовит, и едва не погубил старую индианку в Форт Симпсоне, которая приняла его за вышеупомянутое растение. К счастью, оно оказалось рвотным, и ее желудок изверг все, что она проглотила. Индианка выздоровела, хотя мы некоторое время сомневались, что она выживет.

 

Легко представить, что Крис МакКэндлесс сделал ту же ошибку, что и старая индианка, и стал таким же беспомощным. После сопоставления доступных свидетельств, оставалось мало сомнений, что МакКэндлесс – безрассудный и неосторожный по своей природе – совершил ошибку, приняв одно растение за другое, и умер от последствий отравления. В статье для «Аутсайд» я написал с большой степенью уверенности, что именно H. mackenzii, дикий душистый горошек, убил юношу. Практически все журналисты, писавшие о трагедии МакКэндлесса, пришли к тому же умозаключению.

Но по мере того, как я продолжал исследовать гибель МакКэндлесса, это единодушие внушало все большие сомнения. За три недели, начиная с 24 июня, МакКэндлесс выкопал и благополучно съел дюжины корешков дикого картофеля, не совершив этой ошибки. Почему же 14 июля, когда он начал собирать семена вместо корней, то неожиданно спутал два вида?

Я все больше убеждался, что МакКэндлесс тщательно избегал ядовитого H. mackenzii и никогда не ел ни семян, ни других частей этого растения. Он действительно отравился, но погубил его не дикий душистый горошек. Причиной смерти МакКэндлесса был дикий картофель, H. alpinum, обозначенный в «Травнике Танаина» просто съедобным.

В книге написано, что только корни дикого картофеля съедобны. Хотя про семена не говорится, что их можно есть, отсутствуют и указания на их токсичность. Надо отдать должное МакКэндлессу, семена дикого картофеля ни в одной публикации не упоминаются как содержащие токсины: интенсивный поиск в медицинской и ботанической литературе не привел ни к одному указанию на то, что какие либо части H. alpinum являются ядовитыми. Но семейство бобовых (Leguminosae, к которому принадлежит H. alpinum) изобилует видами, вырабатывающими алкалоиды – химические соединения с мощным фармакологическим эффектом. (В частности, алкалоидами являются морфин, кофеин, никотин, кураре, стрихнин и мескалин.) И у многих видов токсин находится в строго определенном месте растения.

«Вот что происходит со многими бобовыми, – объясняет Джон Брайант, специалист по химической экологии Университета Аляски в Фербэнксе. – Поздним летом эти растения концентрируют алкалоиды в оболочке семян, чтобы отпугнуть животных. В определенное время года растение со съедобными корнями и ядовитыми семенами не будет чем-то необычным. Если вид вырабатывает алкалоиды с приближением осени, наиболее вероятно обнаружить токсин именно в семенах».

Во время визита на реку Сушана в 1993 году, я собрал образцы H. alpinum, росшего в нескольких десятках сантиметров от автобуса, и послал несколько сушеных стручков доктору Томасу Клаусену, коллеге профессора Брайанта по кафедре химии Университета Аляски. Хотя предварительный анализ, произведенный Клаусеном и студентом-выпускником Эдвардом Тредуэллом, выявил в семенах следы алкалоидов, более тщательная последующая проверка не обнаружила никаких алкалоидов, ни токсичных, ни каких-либо еще.^[73]

 

Я был обескуражен. С учетом тревожной и недвусмысленной записи в дневнике от 30 июля, сложно было поверить, что недавно съеденные в большом количестве семена не были связаны с его смертью.

В течение долгого времени после выхода в свет в 1996 году первого издания этой книги, я все еще был озадачен отсутствием алкалоидов в протестированных семенах. Несколько лет я упорно просеивал научную литературу, надеясь отыскать ключ к разгадке. Однажды я нашел статью, озаглавленную «Идентификация свайнсонина как возможного содействующего микотоксина в микотоксикозах заплесневелых кормов». Статья описывала грибок Rhizoctonia leguminicola, который живет на многих видах бобовых летом при сыром климате. И R. leguminicola, как оказалось, производит мощный алкалоид под названием свайнсонин – вещество, которое скотоводы и ветеринары хорошо знают как убийцу домашнего скота. Ветеринарная литература изобилует описаниями отравлений животных при поедании сырого корма, зараженного Rhizoctonia leguminicola.

Когда я прочел о связи между R. Leguminicola и свайнсонином, меня озарило: МакКэндлесса убили не семена дикого картофеля, а, возможно, плесень, которая на них росла. Сушеные семена, которые я послал Клуасену и Тредуэллу, дали негативные результаты, поскольку на них не было плесени. Но можно с большой вероятностью предполагать, что стручки, которыми МакКэндлесс питался в последние две недели июля, могли быть заражены R. Leguminicola.

Он начал собирать и поедать в больших количествах семена дикого картофеля 14 июля, во время затяжного дождя. Эти зеленые стручки хранились во влажных и грязных мешках Зиплок^[74] – отличной питательной культуре для выращивания плесени. Если съеденные МакКэндлессом семена дикого картофеля были заражены свайнсонином из размножившегося R. Leguminicola, это означает, что парень не был таким безрассудным и неумелым, как его изображают. Он не спутал два вида. Отравившее его растение не было ядовитым само по себе, МакКэндлесс всего лишь съел заплесневелые семена. Невинная ошибка, стоившая ему жизни.

В ветеринарной литературе нет недостатка в описаниях отравлений животных свайнсонином после употребления корма, зараженного грибком. Наиболее явно проявляются неврологические симптомы. Согласно работе, опубликованной в «Журнале Ассоциации американской ветеринарной медицины», у такого скота проявляются следующие симптомы: «угнетенное состояние, медленная шаткая походка, грубая шерсть, мутный застывший взгляд, истощение, мышечная несогласованность и нервозность (особенно во время стресса). Кроме того, больные животные могут искать уединения и выходить из повиновения, а также испытывать проблемы при принятии еды и питья».

Эффект отравления свайнсонином хронический – алкалоиды редко убивают на месте. Токсин делает свое дело скрытно, косвенно, ингибируя ферменты, необходимые для гликопротеинового метаболизма. Он действует подобно массивной газовой пробке в топливопроводе. Организм не может превращать съеденное в источник энергии. Если принять слишком много свайнсонина, то ждет голодная смерть, и не имеет значения, сколько еды попало в желудок.

Иногда животные выздоравливают после отравления свайнсонином, но только если они изначально достаточно упитанны. Чтобы ядовитый компонент был выведен из организма через мочу, он сперва должен связаться с молекулами глюкозы или аминокислот. Чтобы очистить организм от яда, нужны большие запасы протеинов и сахарóв.

Проблема в том, – говорит профессор Брайант, – что если ты изначально худой и голодный, у тебя, совершенно очевидно, нет запасов глюкозы и протеина, чтобы вывести токсин из организма. Когда голодающее животное принимает алкалоид – даже такой неопасный, как кофеин, – то он воздействует на него гораздо сильнее, чем в обычных условиях. Если МакКэндлесс съел кучу таких семян, будучи уже полумертвым от голода, это неминуемо должно было обернуться катастрофой.

 

Отравленный заплесневелыми семенами, МакКэндлесс обнаружил что слишком слаб, чтобы идти к спасению. Он даже не мог как следует охотиться, а потому еще больше слабел, приближаясь к голодной смерти. Его жизнь катилась к последней черте с ужасающей скоростью.

За 31 июля и 1 августа в дневнике записей нет. 2 августа записано лишь: «УЖАСНЫЙ ВЕТЕР». Осень была не за горами. Температура падала, и дни стали заметно короче. Каждый оборот Земли вокруг своей оси скрадывал семь минут дневного света, и приносил взамен семь минут холода и темноты. За одну неделю ночь удлинилась почти на час.

 

СОТЫЙ ДЕНЬ! Я СДЕЛАЛ ЭТО! – торжественно записал он пятого августа, гордый, что достиг столь значительного рубежа. – НО ОЧЕНЬ СЛАБ. УГРОЗА СМЕРТИ ВЫГЛЯДИТ РЕАЛЬНОЙ. СЛИШКОМ СЛАБ, ЧТОБЫ ВЫЙТИ, БУКВАЛЬНО ПОЙМАН В ГЛУШИ. – НЕТ ДОБЫЧИ».

 

Если бы у МакКэндлесса была топографическая карта Службы геологической съемки США, он бы знал о существовании хижины Парковой службы выше по реке Сушана, в девяти с половиной километрах к югу от автобуса – расстояние, которое он смог бы преодолеть даже будучи серьезно ослабленным. Хижина сразу за границей Национального парка Денали, была оснащена небольшим запасом провизии для чрезвычайных ситуаций, матрацем и средствами первой помощи рейнджерам во время зимнего патрулирования. Еще на три километра ближе были две не отмеченные на карте частные хижины известных гонщиков на собачьих упряжках Уилла и Линды Форсберг из Хили и служащего Национального парка Денали Стива Карвайла. Там тоже должна была оставаться еда.

Иными словами, кажущееся спасение МакКэндлесса было на расстоянии трех часов ходьбы вверх по реке. Грустная ирония, часто упоминавшаяся после его смерти. Но даже если бы он и знал о тех хижинах, они бы не спасли его: во второй половине апреля, когда езда на собачьих упряжках и снегоходах с приходом весны сделалась невозможной, хижины опустели, а потом кто-то вломился во все три хижины и основательно их разрушил. Провизия, находившаяся внутри, оказалась открытой дождю и животным.

Это было обнаружено лишь в конце июля, когда полевой биолог Пол Аткинсон совершил изнурительный шестнадцати километровый переход через Аутер Рэйндж от шоссе к хижине Парковой службы. Он был потрясен и сбит с толку представшими перед ним разрушениями. «Это был явно не медведь, – рассказывает Аткинсон. – Я специалист по медведям и знаю, на что похож учиняемый ими разор. Это же выглядело так, будто кто-то вломился в хижины с молотком-гвоздодером и крушил все, что попалось под руку. По величине ростков кипрея, пробившегося сквозь выброшенные наружу матрасы, было ясно, что вандализм случился несколькими месяцами ранее».

«Она была полностью разрушена, – говорит Уилл Форсберг о своей хижине. – Все, что не было прибито гвоздями, было уничтожено. Лампы и большинство окон разбиты. Матрацы вытащены наружу и свалены в кучу, доски, из которых был сделан потолок, оторваны, топливные канистры пробиты, дровяная печка исчезла. Даже большой ковер вытащили гнить под дождем. И вся еда исчезла. Так что хижины не помогли бы Алексу. Или, опять же, может он это и сделал».

Форсберг считает МакКэндлесса главным подозреваемым. Он полагает, что МакКэндлесс наткнулся на хижины в течение первой недели мая, вскоре после того, как добрался до автобуса. Он пришел в ярость из-за того, что в его драгоценный опыт погружения в дикие условия вторглась цивилизация, и методично разломал строения. Эта теория, однако, не в состоянии объяснить, почему он тогда не разгромил и автобус.

Карвайл тоже подозревает МакКэндлесса: «Это всего лишь интуиция, – объясняет он, – но я чувствую, что он был из тех, кому могло потребоваться „освободить дикую природу“. Разрушение хижин было как раз способом сделать это. Или, возможно, он испытывал сильную неприязнь к правительству. Он увидел знак Парковой службы на одной из хижин, предположил, что все они являются государственной собственностью и решил нанести удар по Большому Брату. Это, без сомнения, вполне можно допустить».

Власти, в свою очередь, не считают, что вандалом был МакКэндлесс. «Мы действительно не имеем представления, кто это сделал, – говорит Кен Керер, главный рейнджер национального парка Денали. – Но Крис МакКэндлесс не числится среди подозреваемых». И вправду, в дневнике и на фотографиях МакКэндлесса ничто не указывает, что он был где-либо поблизости от хижин. Когда МакКэндлесс в начале мая покинул автобус, из фотографий ясно, что он направился на север, вниз по течению Сушаны, в противоположную от хижин сторону. И даже если бы он каким-то образом набрел на них, сложно представить, что он уничтожил строения, не похваставшись этим в дневнике.

 

В дневнике МакКэндлесса нет записей с 6 по 8 августа. 9 августа он написал, что стрелял в медведя, но промахнулся. 10 августа он видел карибу, но не смог прицелиться, и убил пять белок. Если в его организме уже накопился свайнсонин, мелкая дичь не могла его насытить. 11 августа он убил и съел белую куропатку. 12 августа он выполз из автобуса, чтобы собрать ягоды, оставив просьбу о помощи на тот маловероятный случай, если кто-то забредет к автобусу в его отсутствие. Написанная аккуратными заглавными буквами на странице, вырванной из Гоголевского «Тараса Бульбы», она гласила:

 

С.О.С. МНЕ НУЖНА ВАША ПОМОЩЬ. Я РАНЕН, ПРИ СМЕРТИ И СЛИШКОМ СЛАБ, ЧТОБЫ ВЫБРАТЬСЯ ОТСЮДА. Я СОВСЕМ ОДИН, ЭТО НЕ ШУТКА. РАДИ БОГА, ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАНЬТЕСЬ И СПАСИТЕ МЕНЯ. Я ВЫШЕЛ, ЧТОБЫ СОБРАТЬ ЯГОДЫ НЕПОДАЛЕКУ, И ВЕРНУСЬ ВЕЧЕРОМ. СПАСИБО.

 

Он подписался «Крис МакКэндлесс. Август?» Осознавая серьезность положения, он оставил используемую годами нахальную кличку Александр Супербродяга ради имени, данного ему родителями при рождении.

Многие жители Аляски удивляются, почему МакКэндлесс, оказавшись в отчаянной ситуации, не устроил лесной пожар, тем самым подав сигнал бедствия. В автобусе хранилось почти семь с половиной литров бензина, которого было бы достаточно, чтобы развести огонь такой силы, чтобы его заметили с самолетов, или хотя бы выжечь гигантскую надпись SOS на торфяниках.

Однако, вопреки распространенному мнению, над автобусом не пролегают оживленные авиамаршруты, и над ним пролетает очень мало самолетов. За четыре дня, проведенных на тропе Стэмпид, я не увидел ни единого самолета, за исключением коммерческих реактивных лайнеров, пролетающих на высоте более семи с половиной тысяч метров. Несомненно, иногда в пределах видимости показывались и маленькие самолеты, но МакКэндлессу понадобилось бы устроить крупный лесной пожар, чтобы привлечь их внимание. И, как указывает Карина МакКэндлесс, «Крис никогда бы не смог намеренно сжечь лес, даже чтобы спасти свою жизнь. Каждый, кто думает иначе, не понимает элементарных вещей в психологии моего брата».

Смерть от голода – не из приятных. На поздних стадиях, когда тело начинает пожирать само себя, жертва страдает от мышечной боли, проблем с сердцем, потери волос, головокружения, нехватки дыхания, повышенной чувствительности к холоду, физического и морального истощения. Кожа бледнеет. Из-за отсутствия необходимых питательных веществ в мозгу возникает сильный химический дисбаланс, вызывающий конвульсии и галлюцинации. Однако некоторые из тех, кто был на краю голодной смерти, рассказывают, что на пороге гибели голод исчезает, жуткая боль проходит, и на смену страданиям приходит глубокая эйфория, чувство покоя, сопровождаемое необыкновенной ясностью ума. Хотелось бы верить, что и МакКэндлесс испытал подобный восторг.

 

12 августа он записал в своем дневнике последние слова: «Прекрасная голубика». С 13 по 18 августа в журнале – лишь перечень дней. Во время этой недели он вырвал последний лист из мемуаров Луи Л'Амура «Образование скитальца». На одной стороне листа было несколько строк из поэмы Робинсона Джефферса^[75] «Мудрецы в часы несчастья», процитированных Л'Амуром:

 

 

Да, смерть склюет нас всех; но умереть,

Успев создать кой-что подолговечней,

Чем плоть и кровь, не значит ли лишь сбросить

С себя все слабое? Вот горы – мертвый камень –

Нас могут чаровать иль возмущать

Своей красой и дерзким равнодушием,

Но мы не в силах лестью иль хулой

Влиять на них. Как и на мысли мертвых.^[76]

 

 

На другой, чистой стороне листа МакКэндлесс написал короткое прощание: «Я ПРОЖИЛ СЧАСТЛИВУЮ ЖИЗНЬ И БЛАГОДАРЮ ГОСПОДА. ПРОЩАЙТЕ И ДА БЛАГОСЛОВИТ ВАС ВСЕХ БОГ!»

 

Затем он залез в спальный мешок, сшитый для него матерью, и соскользнул в небытие. Он, вероятно, умер 18 августа, через 112 дней после того, как ушел в дикую природу и за 19 дней до появления у автобуса шестерых жителей Аляски, обнаруживших его тело внутри.

Напоследок он сфотографировал сам себя. На снимке Крис стоит рядом с автобусом под высоким небом Аляски. Одной рукой он протягивает в сторону объектива прощальную записку, другую поднимает в храбром и полном благодати прощальном жесте. Ужасно истощенное лицо похоже на череп. Но если он и жалел себя в те последние тяжелые часы – потому что был так молод, потому что был одинок, потому что его тело предало его, а воля подвела – на фотографии нет и следа этого. Он улыбается, и во взгляде можно безошибочно прочесть: Крис МакКэндлесс обрел мир, блаженный, как монах, отправляющийся к Богу…

 

Эпилог

 

Последние печальные воспоминания все еще кружат в воздухе, подобно туману, порой заслоняя солнечный свет и память о более счастливых временах. Были радости слишком великие, чтобы поведать словами, были и скорби, о которых не отваживаюсь сказать, и со всем этим в своем сердце я говорю: восходите на горы, если вам хочется, но помните, что отвага и сила ничего не значат без благоразумия, и секундная небрежность может уничтожить счастье всей жизни. Ничего не делайте в спешке, тщательно обдумывайте каждый шаг, и с самого начала думайте, каков будет конец.

Эдвард Ваймпер «Восхождения в Альпах»

 

 

Мы спим под шарманку времени. Мы пробуждаемся – если когда-либо вообще проснемся – под молчание Бога. А затем, когда мы пробудимся к глубоким пределам несотворенных времен, затем, когда ослепительная тьма перельется через дальние склоны времени, наступит время отбросить разум и волю, и сломя голову нестись домой.

Событий нет, существуют лишь мысли, и трудные изменения в сердцах, которые медленно учатся, где и кого любить. Остальное – лишь болтовня, истории для других времен.

Анни Диллард «Святая Неизменность»

 

Вертолет поднимается вверх, шумя лопастями над склоном горы Хили. Стрелка альтиметра касается отметки в полторы тысячи метров, мы взмываем над бурым хребтом, земля проваливается вниз и невероятные таежные просторы заполняют ветровое стекло. Вдалеке я различаю тропу Стэмпид, слабую кривую полоску, протянувшуюся с востока на запад.

Билли МакКэндлесс – на переднем пассажирском кресле, Уолт и я – позади. Десять месяцев прошло с тех пор, как Сэм МакКэндлесс возник на их пороге, чтобы рассказать о смерти Криса. Теперь они решили, что пришло время своими глазами увидеть место гибели сына.

Последние десять дней Уолт провел в Фербэнксе разрабатывая по контракту с НАСА самолетный радар для спасательных операций, который позволит находить обломки упавшего аэроплана среди тысяч акров глухих лесов. Уже несколько дней его нервы натянуты до предела. Билли, прибывшая на Аляску позавчера, призналась мне, что ему было нелегко решиться на поездку к автобусу. К моему удивлению, сама она чувствовала себя спокойно, и долго ждала этого визита.

Решение взять вертолет возникло в последнюю минуту. Билли очень хотела ехать по земле и преодолеть тропу Стэмпид по стопам Криса. Она связалась с Батчем Киллианом – шахтером из Хили, присутствовавшим при обнаружении тела, и он согласился отвезти их к автобусу на своем внедорожнике. Но вчера Киллиан позвонил в гостиницу и сказал, что уровень Текланики все еще высок, и он опасается пересекать его даже в своем восьмиколесном десантном Арго. Пришлось воспользоваться вертолетом.

В шестистах метрах внизу расстилается пестрая зелень болот и хвойного леса. Текланика кажется длинной коричневой лентой, небрежно брошенной на землю. Неестественно яркий объект виден у слияния двух речек: автобус номер 142. За пятнадцать минут мы одолели расстояние, которое Крис прошел пешком за четыре дня.

Вертолет шумно приземляется, пилот глушит мотор, и мы спрыгиваем на песчаную землю. Мгновениями спустя машина взмывает вверх в урагане завихрений, оставляя нас в окружении величественной тишиной. Уолт и Билли молча стоят в трех метрах от автобуса, на соседней осине щебечет трио соек.

– Он меньше, чем я думала, – наконец, говорит Билли. – Я имею в виду автобус. Какое прелестное местечко. Невероятно, насколько оно похоже на леса, где я выросла. Уолт, это же вылитый Верхний полуостров! Крису здесь должно было понравиться.

– У меня немало причин не любить Аляску, верно? – хмуро отвечает Уолт. – Но должен признать – здесь есть определенная красота. Видно, чем оно притягивало Криса.

Следующие полчаса Уолт и Билли тихо гуляют вокруг старого автобуса, спускаются к Сушане, заходят в лес.

Билли первой взбирается в автобус. Вернувшийся от реки Уолт застает ее осматривающей убогое убранство, сидя на матрасе, где умер Крис. Она долго и молчаливо осматривает ботинки сына под печкой, его записи на стенах, его зубную щетку. Но сегодня нет места слезам. Перебирая вещи на столе, она наклоняется, чтобы осмотреть ложку с растительным узором на черенке.

– Уолт, погляди! – говори она. – Это – столовое серебро из нашего дома в Аннандейле.

Перед автобусом Билли поднимает заплатанные, изношенные джинсы Криса и, зажмурившись, прижимает их к лицу.

– Запах, – шепчет она мужу с болезненной улыбкой. – Они еще пахнут Крисом.

После долгой паузы она заявляет скорее себе, чем кому-то еще:

– Ему пришлось в последние дни быть очень смелым и сильным, чтобы не покончить с собой.

Еще два часа Билли и Уолт бродят по округе. Уолт устанавливает в автобусе прямо у двери медную мемориальную табличку. Под ней Билли кладет букет из кипрея, аконита, тысячелистника и еловых веток. Под кроватью она оставляет чемоданчик с аптечкой, консервами, другими аварийными припасами и запиской, умоляющей всех, кто ее прочтет, «позвонить родителям как можно скорее». В чемодане также лежит Библия, принадлежавшая Крису в детстве, хотя, по ее словам, она не молилась с тех пор, как потеряла сына.

 

Уолт задумчив и немногословен, но ему явно стало легче.

– Я не знал, как отреагирую на это, – он машет в сторону автобуса, – но теперь рад, что мы пришли.

По его словам, этот визит помог ему лучше понять, почему его мальчик отправился сюда. Многое в Крисе навсегда останется для него загадкой, но, по крайней мере, кое-что прояснилось. И за это крошечное утешение он благодарен.

– Становится легче, когда знаешь, что Крис был здесь, – объясняет Билли, – знаешь наверняка, что он проводил время у этой реки, стоял на этом клочке земли. За прошедшие три года мы посетили так много мест, и все время думали, не был ли там Крис. Было ужасно не знать – не знать вообще ничего. Многие рассказывали мне, как они восхищаются Крисом за то, что он пытался сделать. Если бы он выжил, я бы согласилась с ними. Но он погиб, и ничто не вернет его. Такое нельзя исправить. Ты можешь поправить почти все, но только не это. Не знаю, можно ли когда-нибудь смириться с такой потерей. Тот факт, что Криса больше нет, – это острая заноза, которую я чувствую каждый день. Это по-настоящему больно. В какие-то дни бывает легче, чем в другие, но мне будет тяжело каждый день до конца моей жизни.

 

Внезапно тишина раскалывается вибрирующим гулом вертолета, опускающегося из-под облаков на кипрейную поляну. Мы забираемся внутрь. Вертушка взмывает в небо и на мгновение зависает, прежде чем заложить крутой вираж и направиться к юго-востоку. Еще несколько минут крыша автобуса видна среди чахлых деревьев – крохотный белый проблеск среди дикого зеленого моря. Она становится все меньше и меньше, а затем исчезает.

 

Благодарность

 

Написание этой книги было бы невозможно без поддержки семьи МакКэндлесс. Я глубоко признателен Уолту МакКэндлессу, Билли МакКэндлесс, Карин МакКэндлесс, Сэму МакКэндлессу и Шелли МакКэндлесс Гарсия. Они предоставили мне полный доступ к бумагам Криса, письмам, фотографиям, а также долго беседовали со мной. Ни один из членов семьи не пытался контролировать содержание книги, несмотря на то, что некоторые материалы было очень неприятно и больно видеть в печати. По просьбе семьи 20 % от дохода с продажи книги будет направлено в фонд образования имени Криса МакКэндлесса.

Я благодарен Дугу Штумпфу, который приобрел рукопись для издательства Villard Books/Random House, и Дэвиду Розенталю и Рут Фесич, которые редактировали книгу с настоящим мастерством и любовью после преждевременного отъезда Дуга. Спасибо, также, Анник Лафарж, Адаму Ротбергу, Дэну Ремберу, Деннису Амвросию, Лауре Тейлор, Диане Мороза, Деборе Фоли, и Абигейл Грэйп из Villard Books/Random House за их помощь.

Эта книга начиналась как статья в журнале «Аутсайд». Я хотел бы поблагодарить Марка Брайанта и Лору Хонход за то, что выделили под нее так много места. Адам Горовиц, Грег Клиберн, Кики Яблон, Ларри Берк, Лиза Чейз, Дэн Феррара, Сью Смит, Уилл Дана, Алекс Слышал, Донован Уэбстер, Кэти Мартин, Брэд Уэцлер, и Жаклин Ли также работали над статьей.

Хочу выразить особую благодарность Мариам Линде Мур, Роману Диалю, Дэвиду Робертсу, Шарон Робертс, Мэтту Хейлу, и Эду Уорда за ценные советы и критику; Маргарет Давид-младшей за создание великолепных карт; и Джону Уэйру, моему бессменному агенту.

Важный вклад внесли также Денис Бернетт, Крис Фиш, Эрик Хатауэй, Горди Кукуллу, Энди Горовиц, Крис Макси Гилмер, Уэйн Вестерберг, Мэри Вестерберг, Гейл Бора, Род Волф, Ян Баррес, Рональд Франц, Гейлорд Стаки, Джим Галиен, Кен Томпсон, Гордон Самел, Ферди Суонсон, Буч Киль-Лянь, Пол Аткинсон, Стив Карвил, Кен Керер, Боб Берроуз, Берл Мерсер, Уилл Форсберг, Ник Янс, Марк Стоппел, Дэн Соли, Андрей Лиск, Пегги Диаль, Джеймс Брейди, Клифф Хадсон, Магс Стамп, Кейт Булл, Роджер Эллис, Кен Ловкость, Бад Уолш, Лори Сарса, Джордж Дризсцен, Шарон Дизсцен, Эдди Диксон, Присцилла Рассел, Артур Крюкберг, Пол Рейхарт, Дуг Юинг, Сара Гейдж, Майк Ральфс, Ричард Килер, Нэнси Дж. Тернер, Глен Вагнер, Том Клаузен, Джон Брайант, Эдвард Тредуэлл, Лью Кракауэр, Кэрол Кракауэр, Карин Кракауэр, Венди Кракауэр, Сара Кракауэр, Андрей Кракауэр, Рут Селиг, и Пегги Лангрэлл.

Я воспользовался опубликованными работами журналистов Джонни Додда, Криса Капса, Стива Янга, Даблюэля Рашо, Чипа Брауна, Глена Рэндалла, Джонатана Уотермэна, Дебры МакКинни, Т. А. Бадгера, и Адама Бигля.

За вдохновение, гостеприимство, дружбу, и мудрые советы я благодарен Каю Сандберну, Рэнди Бабич, Джиму Доэрти, Стиву Роттлеру, Фреду Бекею, Мейнарде Миллер, Джиму Доэрти, Дэвиду Куаммену, Тиму Кэхиллу, Розали Стюарт, Шэннону Костелло, Элисон Джо Стюарт, Морин Костелло, Ариэль Кон, Келсай Кракауэр, Мириам Кона, Деборе Шоу, Нику Миллер, Грегу Чайлду, Дану Кау-Торну, Китти Калхун Гриссом, Колину Гриссому, Дэйву Джонсу, Фран Кауль, Дэвиду Трион, Диэль Хаулис, Пэту Джозефу, Джозефу Ли, Пьеретт Фогт, Полу Вогту, Ральфу Мур, Мэри Мур, и Вудро О. Мур.

 

Фотографии