Нет гуру, нет метода, нет учителя

Дэвид Керс - Совершенное сияние недвижимости

 

 

Дэвид Керс – просветленный учитель недвойственности.

То, о чем говорится в этой книге, если действительно понять это, настолько странно, что находится далеко от того, что может понять и принять нормальный человеческий мозг. Более того, если то, на что здесь указывается, срезонирует с вами, вы уже не сможете вернуться к той жизни, которую вы называете «своей»: «вы» вообще не сможете вернуться.

Для смелых читателей.

 

Аннотация

 

Эта книга и выраженные в ней мысли и концепции не имеют авторских прав. Они не «мои». Понимание или непонимание, истолковывание или неверное истолковывание, цитирование или искаженное цитирование, упо­требление или неверное употребление, уместное или не­уместное, может случиться или нет. Все есть Присутствие, Осознанность, в которой все воспринимаемые мысли и концепции, события и действия возникают спонтанно.

 

«Особые условия»:

 

Существует множество книг, которые помогут вам улуч­шить свою жизнь, стать более совершенным человеком, расти и развиваться, чтобы раскрыть весь свой потенциал духовного существа.

 

Эта книга — не одна из них.

 

На момент ее появления практически все известные духов­ные учителя Америки и Европы учат, что окончательное духовное просветление, которого когда-то могли достичь лишь йоги, гуру и другие исключительные существа, теперь может стать вашим и что чтение их книг или посещение их семинаров поведут вас к победному концу.

Эта книга будет говорить вам, что эти идеи абсурдны, по­тому как совершенно очевидно: ни вас, ни чего-либо еще ни­когда не существовало.

 

На самом деле, несмотря на полную энтузиазма аннотацию на обложке, я бы, собственно говоря, посоветовал всем более или менее нормальным людям не покупать эту книгу. Я говорю это, потому что не вижу смысла в трате прилич­ных денег на еще одну «духовную» книгу только для того, чтобы от нее не было для вас никакого толку. Предмет об­суждения таков, что заинтересует лишь немногих. То, о чем здесь написано, если действительно понять это, на­столько странно, что находится далеко от того, что мо­жет понять и принять нормальный человеческий мозг. Сам бы я не понял или не счел это интересным, не случись того, что случилось в джунглях.

 

Вдобавок ко всему, если это все-таки вызывает у вас инте­рес и вы способны смотреть за пределы слов, чтобы понять хоть что-то из того, на что они указывают, то вы риску­ете лишиться покоя. Мало кто покупает книги на тему духовности, чтобы оказаться выбитым из равновесия, так что считайте, что вас предупредили.

 

В заключение, если вы все равно приметесь читать ее, и то, на что она указывает, срезонирует и маловероятным обра­зом поведет вас до конца, то это может стать и вашим концом. Так что, опять-таки, это предупреждение. Как бы там ни было, после этого вы уже не сможете вернуться к той жизни, которую вы называете «своей»: «вы» вообще не сможете вернуться.

 

Невозможно знать, каковы шансы того, что это может случиться; Упанишады говорят, что «только раз в тысячи тысяч лет кто-то пробуждается», так что, возможно, нет причин для беспокойства. Возможно.

 

Итак, наслаждайтесь.

 

С самого начала эта жизнь никогда

не обнаруживала смысла.

Сорок шесть лет жизнь казалась

случайностью, хаосом и болью.

 

Были многие:

родители, братья, сестры,

учителя, одноклассники, друзья,

подруги, жены,

коллеги и деловые компаньоны,

консультанты и адвокаты,

шаманы, священники и предсказатели,

доктора, терапевты, всякого рода целители

и множество случайных свидетелей, —

 

кто, каждый по-своему,

ободрял и поддерживал, помогал и утешал,

давал мудрые советы и вел за собой

разбитую душу,

пока она падала в темноту

до тех пор, пока не перестала падать.

 

Эта книга посвящается всем вам,

с бесконечной благодарностью.

 

Теперь это так легко увидеть:

вы все являетесь мной Самим.

 

«Все это только слова, разве нет?» —

«Слова и концепции. А истина находится за ними.

Так что лучше всего забыть все концепции и все,

что было здесь услышано…»

 

«Когда ты совершенно безмолвен,

ты достигаешь первоосновы всего.

Это глубокое, темно-синее состояние,

в котором существуют миллионы звезд и планет.

Когда ты находишься в этом состоянии,

Ты не осознаешь своего существования».

– Нисаргадатта Махарадж

–––––––––––––

 

Сердечная благодарность всем тем,

чьи комментарии, вопросы и корректура

внесли свой вклад в создание и рождение этой книги:

Синди, Анни, Билл, Джина, Анима, Майкл, Кара,

Марси, Диана, Дэйв, Анна, Клаудин и Кошен.

 

–––––––––––––

А также Рамешу, с глубокой любовью и признательностью.

 

Будьте недвижимы

И познайте

Что Я есть

Бог.

 

Псалом 46:10

 

–––––––––––––

 

«Сущностное Понимание таково:

в реальности ничего нет. Это настолько

очевидно, что не воспринимается».

 

Вэй У Вэй

 

 

Один

 

Сияние

внутри,

где Сердце

открывается

и нет

НИЧЕГО

 

ИЗЛИЯНИЕ

 

«Тот, кто привел меня сюда,

доставит меня Домой».

Руми

 

 

Итак

Есть только Одно

Все иное — иллюзия

Конструкция ума

Здесь ничего не происходит

Есть только Одно Бытие Осознавание

 

недвиж и мость тишина совершенство

и в этой недвиж и мости,

быть может, дыхание

словно

дышит только Одно

и все это суть то дыхание

все это суть То

мы суть То

мы суть То Одно

впрочем

 

даже не мы

ибо нас нет

есть только Одно

 

Здесь ничего не происходит

Чем бы оно ни казалось

Ничто не имеет значения

 

неслышное

дыхание Одного

есть Излияние

чистого сияющего сострадания любви

прощения красоты дара

И я обнаруживаю, — я не тот,

кем считал себя

Тот, кого я называл «собой»,

ничто — идея

сросшиеся воспоминания

атрибуты паттерны мысли

унаследованные качества привычки идеи

Взглянув на которые, я могу сказать

 

 

Не я

Я не это

Как такового

«меня» просто нет

и не было никогда —

иллюзия

выдумка

ничего не происходит

нет никого

есть только Одно,

которое дышит

 

Это То, что я есть

Я есть То и То есть Все

 

и То есть Сияние,

которым является все это —

жизнь смерть любовь страдание

сострадание понимание исцеление

свет

 

Сияние внутри

оттуда, где открывается Сердце

и нет НИЧЕГО

ни меня, никого

только щемящая красота

и переполняющая благодарность

 

Изливающаяся через край

 

 

НИТЬ

 

«Позволь увлечь себя неслышно

той тяге истинной любви,

которая тебя сильнее».

Руми

 

«Мудрости можно учиться —

но ей невозможно научить».

Энтони Де Мелло

 

Есть только Одно. Никогда ни в каком смысле не су­ществовало множества или хотя бы двух. Любое воспри­ятие различия и разъединения, двойственности и, следовательно, того, что известно под физической реаль­ностью, — сотворенная умом иллюзия, сродни природе сновидения. То, чем, по твоему разумению, ты являешь­ся — обособленной индивидуальной сущностью, — часть этой иллюзии. Ты не деятель какого-либо дейст­вия и не думатель какой бы то ни было мысли. События свершаются, но деятеля нет. Все, что есть, — Сознание. Это то, чем Ты являешься на самом деле.

Изучая и практикуя философию, религию или мис­тицизм, мы то и дело сталкиваемся с повторяющимся набором подобных идей и умозаключений, в их попытке указать на истинную природу реальности: непрерыв­ная нить постижения, пронизывающая почти все куль­турные и исторические эпохи, известная как «вечная мудрость».

В числовом выражении относительно немногие стре­мились к поиску и постижению этой нити откровения, и совсем немногие постигли ее полностью. Посему во­круг нее существует некая аура таинственности и зага­дочности; аура, которая, в соответствии с человеческой природой, на всем протяжении истории использовалась для получения наживы мистическими школами, тайны­ми культами и всякого рода учителями, претендующими на особое, эксклюзивное знание природы Того, что Есть.

Однако на самом деле это всегда было и остается от­крытой тайной, передаваемой из поколения в поколе­ние как внутри, так и за пределами основных духовных традиций, предлагающих к ней доступ. И хотя ищущих и постигших ее столь немного, эта нить Постижения, эта вечная мудрость, выдержала испытание временем, ибо сулит ни много ни мало — все: ответы на вечные во­просы жизни, истинную природу всего сущего, высший смысл и цель, и конец страдания.

И судя по тому, как много она обещает, может пока­заться странным, что к Постижению этого и элементов того, что есть, которые принято называть просто Уче­нием, пришли столь немногие. В сущности, основная причина этого кроется в самой природе Постижения. Но непосредственная, функциональная причина, ка­кой она видится человеческому опыту и пониманию, заключается в следующем: Учение, вечная мудрость, не может быть выражена напрямую. Учителя, пришедшие к пониманию, могут указать на него, говорить о нем, советовать другим пути и средства для его достижения, но не могут прямо и ясно обозначить его. Многих это заставляет поверить в то, что все это лишь выдумка, не стоящая поиска, в то время как для других, упорно продолжающих искать, эта особенность Учения может оказаться источником сильного разочарования и раз­дражения.

Альберт Эйнштейн однажды сказал, что проблема не может быть решена тем же умом, который ее создал. Сходным образом, все ответы на вопросы, касающиеся человеческого бытия, возникающие внутри этого чело­веческого опыта, сами становятся частью проблемы, обусловленные и порожденные все той же ситуацией, которую они силятся объяснить. Можно с уверенностью утверждать, что любой истинный ответ, или окончатель­ное понимание, в определенном смысле должен прийти извне, должен иметь иную природу, чем то, что он объ­ясняет.

Это же относится и к Постижению. Оно не является частью обусловленного человеческого существования, оно приходит «извне», оно полностью отличается от или существует до любого человеческого опыта и понима­ния. Конечно, как таковое оно по сути своей непости­жимо; приходя из-за пределов человеческой мысли и опыта, оно не может быть вмещено, ограничено или ух­вачено пределами человеческих концепций и слов. И ес­ли его можно познать, то ему нельзя научить. Если по сути своей оно поддается проницанию, осознаванию или, если хотите, интуитивному проникновению, то го­ворить о нем напрямую невозможно, и, раз уж на то по­шло, даже думать о нем в лингвистически структуриро­ванных мыслях, идеях или концепциях. Да, существует. Нет, невыразимо.

Естественно, этого достаточно, чтобы отвратить большинство представителей человечества и заставить их искать где угодно какой угодно смысл, лишь бы он был чем-то более осязаемым. Но и этого же достаточно, чтобы зажечь и поддерживать интерес тех немногих, кого влечет и ведет в это невыразимое пламя. Тех, кого называют «духовными искателями». Они знают, и это знание неизменно терзает их, что окончательный ответ там, за пределами их восприятия. И они проводят свою жизнь, следуя и внимая видящим, мудрецам, учителям и старцам, пытаясь познать то, чему невозможно на­учить.

Ну а кроме того, есть те, на кого нежданным и необъ­яснимым образом нисходит милость, открывающая ис­тинную природу Того, Что Есть. Это может произойти в результате долгих лет следования, слушания и изучения, но может случиться и более несообразно, без настойчи­вого и явного искания. И если кажется странным, что столь немногие пробудились ото сна повседневной жиз­ни, чтобы увидеть истинную суть вещей, можно считать еще более удивительным, учитывая особую природу сновидения, что кто-то вообще способен пробудиться.

Что можно сказать о тех, в ком возникло Понимание Того, Что Есть? Они — противоположность, пробужден­ные к тому, к чему мир спит, и сновидящие то, к чему пробужден мир. Мало что в них доступно пониманию обычного человека, даже пониманию тех, кто умеет складно рассуждать о духовных материях:

 

«Пробужденный ум вывернут наизнанку и не со­ответствует даже мудрости Будды» (Хуйхай)

 

О них, тех немногих, через которых все так же необъ­яснимо совершается попытка сказать несказанное, тем самым поддерживая жизнь непрерываемой нити вечной мудрости.

Да, существует. Нет, невыразимо.

 

ИСТОРИЯ

 

"Я жил на грани безумия,

желая познать причини, стучал в дверь.

Она открылась.

Я стучал изнутри!"

Руми

 

 

I

 

Не так давно меня в очередной раз попросили рас­сказать мою историю… и в очередной раз я отказался. Причина весомая: именно эта личная история, неустан­но творимая, поддерживаемая, рассказываемая снова и снова, полируемая и оттачиваемая, способствует укреп­лению чувства индивидуального «я». Эго — всего лишь история, которую оно беспрестанно рассказывает о се­бе, о собственном опыте и пережитых трудностях, о пути, которому оно следует, и о ранах, которые несет с собой.

Хочется сказать: давайте наконец прекратим расска­зывать истории. Когда чувство индивидуального «я» ис­чезает, эта крайне важная и столь лелеемая история, ко­торая делает нас теми, кем мы себя разумеем, предстает поверхностной и низкопробной байкой, чем она в сущ­ности и является. Оставленная без полировки и много­кратного пересказывания, она превращается в бесплот­ный воздух, из которого и возникла. Это приглашение к духовному пробуждению: перестать держаться за эту постоянную подпорку верования о себе как об обособлен­ном индивидуальном «я» и таким образом выйти из тьмы.

Но тут, конечно, в игру вступает божественная спра­ведливость или, по меньшей мере, божественная иро­ния: сложившиеся обстоятельства потребовали, чтобы история все-таки была рассказана. Да будет так. Пусть на сей раз это случится — и этого раза будет достаточно.

Существуют еще несколько причин для нежелания рассказать историю, возможно, не столь уж благород­ных: глубоко укоренившееся сопротивление ума-тела, втиснутого в рамки собственной обусловленности. Од­нажды уже пришлось убегать от роли «святоши», оста­вив позади период романо-католического служения и прихватив с собой глубокое недоверие ко всему, спо­собному привлечь к себе внимание и тем заново укре­пить это убийственное чувство собственной особенно­сти. Я несся сломя голову по гибельному пути, то и дело уклоняясь от руководящих ролей, которые мне постоян­но предлагались, пока не научился избегать самих ситу­аций, эти роли предлагающих. Работа плотника, забива­ние гвоздей, раскрой два на четыре — это было безопас­ным… в то время как ум, подорванный всякого рода терапиями и медикаментами, балансировал на грани ха­оса. Минуло 25 лет и с ними два неудавшихся брака. Но Сознанию не ведомо время.

Затем, вызванный некой, в ту пору еще неведомой силой (черт, я-то думал, что это была «моя» идея) инте­рес к собственным индейским корням (в то время, когда еще было привычно думать, что личная история имеет какое-то значение) привел к шатанию по старейшинам, целителям и шаманам коренного населения Америки. Одно ведет к другому, и штуковина «дэвид», несмотря на то что путешествие доставляет массу неудобств и ка­жется неприятным, что она мучается тщательно скрыва­емым страхом перед — в близоруком восприятии — черным континентом Южной Америки и одержима жесто­кой аллергией на все, что предполагает участие в группе, тем не менее, обнаруживает себя в компании еще четы­рех очаровательных персонажей, предпринимающих несколькодневное путешествие на автобусе, маленьком самолете, каноэ и своих двоих в юго-восточном направ­лении от Кито: сначала в Андах, вниз по плато, сквозь тропический лес, затем вдоль множества притоков, стремящихся к верхнему бассейну Амазонки.

Время, проведенное в кругу целителей и шаманов на­рода шуар в недрах тропического леса, полно замеча­тельных историй, прекрасно-драматичных. Все они не имеют никакого отношения к делу и ничего не означа­ют, разве что как тщательно разработанный Сознанием план жестоких мер, которые придется принять, если этой штуковине «дэвид» суждено быть расколотой. За­чем Сознанию понадобилось так напрягаться, когда во­круг тысячи заслуживших, созревших приверженцев, только и ждущих, чтобы лопнуть с треском, находится за пределами понимания.

 

II

 

«Что случилось в джунглях». Тони Парсонс говорит о «прогулке по парку». Для Сюзан Сигал это было «авто­бусной остановкой». У. Г. Кришнамурти соотносит сие событие с «тотальной катастрофой». В случае Дугласа Хардинга это было «так называемым гималайским опы­том». Здесь это будет называться «что случилось в джунглях». Ничего не случилось в джунглях. Что случилось, было всем — единственным, что когда-либо случалось где-либо и с кем-либо. Что случилось, невыразимо сло­вами. Ничего не случилось.

То, что случилось в джунглях, могло бы стать предме­том многих разговоров, если бы обусловленность здесь не испытывала бы столь сильную неприязнь к тому, к чему это может привести. Впрочем, записанное здесь неминуемо приведет к тому же проклятому результату.

Ну и что, в конце концов? «Навеки закреплена линия массивного экватора…» Все вещи находят свое равнове­сие. Ошметки и остатки обусловленности «дэвида», рас­трепанные ветром, мрачно предчувствуют ловушку, рас­ставленную эго, и жаждут пуститься наутек, чтобы скрыться в недрах пещеры, подобно пресловутому ана­хорету, хотя бы метафорически.

Но это глупо. Не существует эго, не существует ло­вушки. Это та же иллюзия, призрачная, как утренний летний туман над полями. Отвращение испытывает устройство ум-тело, подобно тому как оно испытывает от­вращение к еде или приходит в раздражение от громкой музыки. Это осознаваемо, но более не имеет никакого значения. Единое Сознание струится сквозь все эти миллиарды форм, а что именно происходит с каждой из них, включая и данную, ей-богу, совсем не важно. Здесь нет места выбору, есть лишь невыбирающая чистая осо­знанность струящегося потока Сознания. Тони Де Мелло назвал это «добровольным сотрудничеством с неизбежностью». Итак, приступим.

Многое из того, что случилось в джунглях, было эмпирическим переживанием, поэтому о нем можно думать, вспоминать, говорить. Глубоким, трансформи­рующим переживанием. Весьма приятным. Трансцен­дентным. Прекрасным. Из разряда «высшего пика пе­реживания». Вы прекрасно понимаете, о чем я. Доста­точным для того, чтобы выбить исусика из «дэвида». Подготовительным опытом, можно было бы теперь ска­зать. О нем еще возможно говорить, пусть и с запинка­ми, нарушая грамматические правила и коверкая семан­тику слов.

Но затем наступил момент, когда закончилось все, закончился опыт, и здесь уже не подобрать слов. Потому как дэвид тоже закончился. Хотя, что за глупость! Дэви­да никогда и не было.

Последовавшие вслед за тем попытки выразить не­выразимое в дневниковых записях похожи на слабоум­ное бормотание. Это все демонстрирует бесконечное, но с этой перспективы скорее извращенное чувство юмора, присущее Сиянию за пределом света, которое мы назы­ваем Сознанием. «Эй, смотри-ка, мы испробовали все комбинации: многолетняя подготовка с последующим пробуждением; многолетняя подготовка без последу­ющего пробуждения; многолетняя подготовка с еще-не-много-и-пробуждением, но — упс! — простите, не полу­чилось. Попробуем что-то более неожиданное: как насчет полного пробуждения, абсолютного осознания, бух! И это — без всякой подготовки! Возьмем какого-нибудь тупицу, полуиндейца, оторвавшегося от собст­венных корней, попа-расстригу с измученной душой, плотника с холмов Вермонта… Бедняга даже не поймет, каким обухом его вдарило. Офигительное развлечение!»

Поймите, я ни черта не знал обо всей этой фигне. Понятия не имел, что это за зверь такой — «искатель», не говоря уже обо всей искательской субкультуре. Ни­когда не сталкивался с их жаргоном, не был знаком ни с одной концепцией. Ни разу не слышал слов «садхана», «мокша», «лила» или «самадхи», а если бы и услышал, то, вероятнее всего, принял бы за названия салатной за­правки. В арсенале не было ни одного готового пред­ставления или идеи, которые можно было бы приме­нить ко всему произошедшему. Абсолютная, чистая, беспредельная, потрясающая Милость, сошедшая безо всякого тому объяснения.

Спустя несколько месяцев первые дневниковые записи пополнились другими, менее сбивчивыми, по­явившимися вслед за тем, как Сознание проявило мило­сердие и разложило веером целый набор идей адвайты пред тем, что осталось от штуковины «дэвид». Ими-то я и поделюсь с вами на последующих страницах. Тот вне­запный щелчок, хлопок, мгновенное выпадание за пре­делы времени, когда существует только свидетельствование (все еще до всякого представления о том, что по­нятие «адвайта» по сути означает «свидетельствование») той вещи «дэвид», которую я считал «собой», не просто тела, но всего этого так называемого тела-ума-души-личности-духа. И мгновенное постижение, что как та­кового всего этого нет. Никого нет дома. Ничего нет. Ни «меня», ни чего-либо, что могло бы быть «мной». Оче­видно, что нет никакого «меня», ведущего наблюдение, свидетельствующего. Свидетельствование наполняет вселенную, и более нигде ничего нет, ибо нет «где» и нет «чего», никаких объектов, никаких сущностей. Есть только Это, Этость, Осознавание, и это то, что есть Я.

«Сдвиг восприятия» вполне подходящая фраза, но… мама дорогая! Это означает не «видеть иначе» и не «ви­деть иное», а отсутствие видящего как такового. Точнее: восприятие идет не от ума-тела.

Одновременно все вышесказанное — полнейшая чушь, ибо сводится на нет пониманием того, что вообще ничего не случилось. Тогда вся катастрофа получает, так сказать, ретроактивный характер. Ничего не измени­лось, потому что так было всегда: неверные представле­ния закончились, прекратилось искаженное восприя­тие. Что случилось? Ничего. Никого никогда не было дома. Эта этость всегда то, что есть Я. Теперь кажется за­бавным это маленькое недоразумение, все эти идеи «времени», «объектов», личности, концепций, существ, дэвида, джунглей, Источника, всего…

Нисаргадатта Махарадж называет это Пониманием, но оно не имеет ничего общего с обычным пониманием. Знание, не имеющее ничего общего со знанием в привычном смысле слова.

Послушайте, это важно. Для описания здесь исполь­зуются слова и понятия. Но соответствует ли то, что случилось в джунглях, тому, о чем словами и понятиями пытаются говорить различные учителя, мудрецы и тра­диции, я не знаю и, честно говоря, мне это безразлично. По сути своей, это ничто, случившееся в джунглях, не нуждается ни в чьем подтверждении. Оно делает все от­носительным, но ни что не делает относительным его.

С одной стороны, есть все: все, что мы знаем, чувст­вуем, о чем думаем, во что верим, все, что существует или не существует, все возможное и невозможное. Все, что было, есть или когда-нибудь будет, или никогда не будет. А с другой стороны, есть это. Всего нет, а это есть.

А будет ли признано это кем-либо еще из обитателей известной, а то и неизвестной вселенной, после выхода за пределы времени в джунглях стало навеки неважным. Я не могу этого объяснить, не впадая в попытку рацио­нального осмысления. Здесь не просто нет никаких со­мнений — самой концепции сомнений не существует.

Часто возникает слово «очевидно», но это явное зло­употребление хорошим словом, ибо, используемое всуе, оно только затемняет смысл. И тем не менее, все, что находится перед вами, более того, все, чем вы на самом деле являетесь, все, чем является все это, от чего невоз­можно убежать, что не может быть иным, есть очевидность, даже если в большинстве случаев это и невозмож­но увидеть.

Так или иначе, на том все и могло бы закончиться. Попытался поделиться этим с несколькими людьми (совсем рехнулся!), но они решили, что я сошел с ума, так что я махнул рукой и стал наблюдать дэвида, вернув­шегося к забиванию гвоздей. Купающегося в Сиянии, не видимом никому. Потрясающая, захватывающая дух благодарность. Часто в слезах, спонтанных и неостано­вимых, дэвид совсем «двинулся», но кажется счастли­вым идиотом, так и ладно. Всегда, повсюду — совер­шенное Сияние Недвижимости и ни-что, у которого нет имени (любовь, сострадание, блаженство — лишь жалкие тени), изливающееся беспрестанно, отныне и всегда доступное прямому видению, без участия ума-тела.

 

III

 

На том все и могло бы закончиться. Но Сознание в очередной раз проявило милосердие (или, быть может, жестокосердие, что суть одно и то же; жестокосердное милосердие) и, в полном несоответствии с характером дэвида, записало его на курс под руководством некоего динамического дуэта самозваных учителей адвайты. Со временем они обнаружили практически непробиваемое эго, ничего общего не имеющее с путем духовных учите­лей. Но и прекрасную интеллектуальную хватку и хоро­шее понимание предмета, так что, понятное дело, для меня, абсолютно ничего не смыслящего в этом деле, бы­ло чему поучиться. То был странный опыт: иногда начинало казаться, что она знает, о чем говорит… но вскоре становилось ясно, что это не так.

Постепенно разрозненные фрагменты сложились в целостную картину целой культуры, где слепой ведет слепого. История оказалась усеянной бесчисленными случаями видения и постижения того, что тех глаз, через которые идет видение, на самом деле не существует. До­статочным количеством текстов, написанных штуковинами, называемыми Будда, Руми, Сэнцзан, Рамана и т. д., которые другие штуковины, считающие себя та­ковыми, не видящие и не понимающие, что это не они что-либо считают (все это звучит как шутка, потому что «они» и есть то Я, которое есть эта Естьность всего виде­ния), могли прочитать и решить, что они что-то поняли. А тем временем в промежутках между случаями пости­жения развивались целые структуры и системы вокруг теории видения, некоторым из которых удалось при­влечь толпы последователей и поклоняющихся, ничего толком не понимающих. Никто не видел разницы, по­этому их так легко одурачить!

Это было странно. Между тем, конечно, всегда, по­всюду — совершенное Сияние Недвижимости, излива­ющееся беспрестанно.

Говорят, что учитель приходит, когда ученик готов. Конечно, это подразумевает необходимость в учителях как таковых, что вызывает большие сомнения. Вселен­ная зиждется на принципе «необходимого знания», хотя в большинстве случаев мы не нуждаемся в знании. Но когда для целостной картины мироздания уму-телу действительно требуется какое-либо знание, то оно его по­лучает, причем именно тем образом, который наиболее соответствует возможностям его восприятия. Ответ мо­жет прийти в форме учителя, или случайно услышанно­го разговора, или просто спонтанно возникшей мысли. А как иначе? Все, что есть, — Сознание.

В джунглях все остановилось; остановился дэвид; ос­тановился мир. И какое-то время было лишь пребыва­ние в этом и только этом, без опорных концепций и мыслей. Позже случилось наткнуться на тех двух, упо­мянутых раньше, и обнаружить, что то, о чем они толку­ют, каким-то образом пересекается с тем невыразимым знанием, открывшимся в джунглях. Есть просто движе­ние по пути, возникающем под ногами, видя лишь свой следующий шаг. В конце концов, это все, что мы спо­собны видеть.

В любом случае ближе к тому моменту, когда стано­вится понятно, что все, чему можно научиться у тех дво­их, ограничивается общей интеллектуальной рамкой, как-то в беседе она упоминает имя «Рамеш», на которо­го ссылается как на одного из своих учителей.

 

IV

 

Не растекаясь мыслью по древу: поиск в интернете, «Окончательная Истина» на сайте Amazon.com — ос­тальное принадлежит истории. Проглотив все, написан­ное на ту пору Рамешем Балсекаром, я счел это наибо­лее полезным из всего, с чем довелось столкнуться по­сле джунглей. Эти ранние работы бомбейского банкира на пенсии предельно ясны и метафоричны, что отража­ет влияние его собственного учителя Нисаргадатты Ма­хараджа, а также писателя, творившего несколько ранее под псевдонимом Вэй У Вэй. Все доступное из создан­ного этими господами аналогично проштудировано, на­ряду со всем написанным или каким-то образом связан­ным с Раманой Махарши, мистиком и учителем из юж­ной Индии.

В процессе чтения и размышлений становится оче­видным, что, хотя это ни-что, случившееся в джунглях, и не поддается какому-либо объяснению или понима­нию в непосредственном контексте произошедшего, су­ществует, тем не менее, другой контекст, традиция, хо­рошо знакомая с подобными феноменами. В мире ду­ховной профанации и запутанных, переданных через третьи руки побасенок все-таки есть те немногие, кто способен ясно думать и писать о Том, Что Есть, предпо­лагая, конечно, что вы уже знаете, о чем идет речь, и способны воспринять, на что указывают их слова. По­нятые буквально, их речи кажутся по большей части не­вразумительными, особенно если учесть скудные воз­можности самого языка.

Так состоялось мое знакомство с безвременной нитью Учения, вечной мудростью. В какой-то момент пребывания в этом возникает мысль: порой совсем не­плохо, оказавшись в незнакомом месте, пообщаться со старожилами. Из тех четверых, коих я счел источника­ми, достойными доверия, Рамеш единственный, кто все еще жив и пребывает в относительно добром здравии для человека, всю жизнь проведшего в Бомбее и разме­нявшего восьмой десяток.

Первые несколько встреч оказываются весьма эф­фективными. Звучит вопрос про историю, и рассказы­вается история; дэвид повествует о том, что случилось в джунглях. Сбивчиво, запинаясь, используя слова и по­нятия, спонтанно всплывающие из контекста его жиз­ни, в попытке описать то, что, как известно, не поддает­ся описанию. И все, что случилось в джунглях, находит признание и поддержку у Рамеша, как соответствующее тому, что он, перекликаясь с Вэй У Вэем и Махараджем, называет полным Пониманием и что в его традиции из­вестно как пробуждение, или просветление. Во время одной из встреч он говорит, что это несколько странно: без гуру, без учителя… но, в конце концов, ведь был же Махарши с его горой, так что… легкое пожатие плечами, широкая улыбка. Он весьма уверен в своем не-«я».

Ему приходится убеждать. Первая реакция на это — инстинктивное отскакивание назад; вновь вмешивается старый страх собственной особенности. Какими бы размытыми ни были предвзятые представления о том, что такое «просветление», та разрушительная ночь в джунг­лях и это мощное излияние Присутствия не входили в их число. И в то же время превалирует ощущение, что это оно и есть. Никого нет дома. Это получает призна­ние, которое, однако, ни на что не влияет и ровным сче­том ничего не меняет. Что бы кто ни думал и ни говорил об этом, включая индийских гуру, и сколь бы полезным оно ни было, зафиксировать словами невыразимое не­возможно. Тут нет места собственничеству, наклеива­нию ярлыков, закреплению рамками концепций и тра­диций.

В последующие за этим недели и годы — новые встречи, новые разговоры. Поначалу неловкие: это ве­ликое колебание в обусловленности, все еще трепещущее на ветру. Несколько раз во время визитов, когда Рамеш снова и снова повторял, что «здесь есть полное По­нимание», меня начинали преследовать другие искатели из группы, посещающей утренние беседы, или, наобо­рот, избегать. Поэтому хочется держаться в тени, оста­ваться инкогнито среди несчастных искателей, счастли­во пребывая в глубине извечно изливающегося Сияния. Если у этих визитов и есть какая-то «цель», то это нечто, что я только могу назвать «обратным процессом»: в джунглях ответ был получен до всех вопросов, так что теперь приходится формулировать вопросы на ответ, строить поддерживающую конструкцию, чтобы понять Понимание постфактум.

 

V

 

Итак, это то, что случилось в джунглях. И в Бомбее. Ничего не случилось.

Увиденное больше никогда не станет не-видимым. Это так просто. Всегда и везде лишь совершенное Сия­ние Недвижимости. И не-вещь, у которой нет имени: беспрестанное Излияние, сейчас и всегда доступное ви­дению, которое исходит не из вещи ум-тело. И не гово­рить об этом, когда оно возникает, невозможно, как и невозможно не писать. И я полностью, абсолютно от­даю себе отчет в том, с какими трудностями приходится сталкиваться в этой связи.

Уэйн Ликермэн в своем предисловии к книге Рамеша «Сознание говорит» очень точно заметил, что «сам факт просветления вовсе не означает способность донести сопутствующее ему понимание».

Сказано верно. Я не учитель. Учительствование не представляет интереса, а это ум-тело не обладает доста­точными навыками или квалификацией. С точки зре­ния кого угодно, умудренного знанием всего этого, в данном случае вам приходится иметь дело с весьма нео­тесанным плотником полуиндейских кровей (ненасто­ящим индейцем) с холмов, с явной и абсолютной нехват­кой каких бы то ни было «умелых приемов», с весьма ог­раниченным интеллектуальным пониманием предмета, не владеющим какой-либо «практикой» и не имеющим специальной подготовки, которую дают многолетние медитации или служение. Сказать, что вещь «дэвид» бы­ла выбрана по ошибке и абсолютно не обтесана под то, о чем здесь идет речь, означает проявить ненужную деликатность. Разве что, конечно, вещь «дэвид» была за­думана, обтесана и помещена в конкретные обстоятель­ства именно для этого. У Сознания потрясающее чувство юмора.

Есть только это. И это прозвучало бы как абсурдное славословие, если бы было кому славословить, но та­кового не существует. Существует, понятно, только это. Я абсолютно ничего не знаю, кроме одного: знание, ви­дение, понимание. Знание, видение, понимание, — то знание, видение и понимание, которого нет, которое за пределами человеческого понимания, открывшееся здесь, которое есть здесь. Теперь всегда воспринима­емое не из этого ума-тела. Незаслуженное, полученное безо всякого поиска, даже без запроса, по меньшей мере без прямого. Это невозможно передать словами, невоз­можно выразить, это невозможно ухватить мыслью.

Руми был прав:

 

«Подобно соли, растворившейся в океане,

Я был поглощен Тобой

За гранью сомнения или уверенности

 

Внезапно в моей груди

Взошла Звезда

Столь ясная,

Что все на свете звезды к ней устремились».

 

И Рамеш прав, называя это чем-то вроде «божествен­ного гипноза». А чем оно еще объясняется? Все умы-те­ла взирают на это, купаются в этом, являются этим — и не могут увидеть это. Как можно показать кому-то что-то, чем они уже являются, особенно когда это есть ни­-что, а они — ни-кто? Все это так невероятно просто. Ведь очевидно, что никого нет дома. Все-Что-Есть — Любовь за пределами любви, Свет за пределами света, Покой за пределом покоя, Свобода за пределом любого представления о свободе… напишите все слова заглав­ными буквами и кричите их, плачьте их, рыдайте их.

Но народ чешет в затылке и говорит, что не доходит. «Ну, это что-то философское…», или «Но мне нравится моя история, мне нравится моя драма», или «Боже, как же адвайтически верно мы сегодня звучим». Так или иначе, все расставляют защиту, лишь бы не видеть Того, Что Есть. Даже самоотверженные искатели, когда слы­шат «это лишь сон», кивают и продолжают говорить. Никому не приходит в голову остановиться, видеть, быть. Простите неотесанного дэвида, если он выказыва­ет уж слишком явное отсутствие интереса к подобного рода дискуссиям.

И Хафиз прав:

 

«Дорогие, вы, кто пытается познать чудо Любви через разум,

я ужасно боюсь, вам это никогда не удастся».

 

Я бы добавил: или применяя жизненный опыт, или мысль, или язык, или эмоции. В этом надо просто быть, чтобы суметь видеть.

В конечном итоге здесь на самом деле нечего сказать. Сон продолжается, и продолжается участие в этом сне (что не было выбором, просто такова особенность этого сна), с полным осознанием того, что это сон… Только, конечно, нельзя ожидать, что Я-Я будет воспринимать что-либо из этого всерьез.

А в той пещере отшельника все-таки чертовски хоро­шо. Нет никаких потребностей. Все, что бы ни происхо­дило, не имеет никакого значения. Никаких потребно­стей, никаких запросов, никаких обязательств, никакой роли. Предельно просто.

 

ПРОЛОГ

 

«Могу заверить вас, что такой вещи,

как Бог, не существует.

Нет такой вещи, как творение,

И нет такой вещи, как вселенная.

Точно так же нет такой вещи, как мир,

И нет такой вещи, как ты.

Нет такой вещи, как "Я".

Что остается? Безмолвие!»

Роберт Адаме

 

 

I

 

Можно утверждать, что реальность — совсем не то, чем она предстает воображению или взору, и что прак­тически все человечество подвержено массовой галлю­цинации. Так можно было бы утверждать, если бы это не было столь опрометчиво, ибо сама идея существования человечества, идея «некоего» рассуждающего подобным образом — по сути часть все той же галлюцинации. Та­кие понятия, как «люди» или «человеческие существа», наряду со всем, что поддается мысли и восприятию, есть в сущности иллюзорные кажимости в бесконечном Со­знании, единственно существующем.

Однако же, как мы продвигаемся? Все это звучит почти что как параноидальная теория глобального заго­вора, не так ли? На самом деле, это настолько не лезет ни в какие ворота и столь сильно расходится с привычным восприятием и здравым смыслом, что большинство людей, если бы им довелось услышать подобные речи, были бы склонны назвать их бреднями сумасшедшего, посмеяться или пожать плечами и вернуться к своим повседневным делам.

И тем не менее, все исторические хроники бок о бок с религиозными и философскими традициями, уходя­щими в глубину веков, там и сям содержат свидетельст­ва существования «человеческих существ», пришедших к убеждению в правдивости этого фантастического сце­нария и пытающихся донести свое убеждение до других. По сути, именно подобные провидцы и «безумцы» сто­ят у истоков практически всех великих религий мира и философских традиций. Некоторые из этих традиций до сих пор детально воспроизводят схожие идеи, считая их частью собственных принятых учений и практик, но стоит провести небольшое исследование, и становится ясным, что изначально идеи эти были опытом и видени­ем людей, вокруг которых впоследствии сформирова­лась традиция и что нашло отражение в основополага­ющих писаниях.

И опять-таки, это утверждение грешит неточностью, поскольку в очередной раз идея существования «лично­сти» как индивидуальной сущности, чьи индивидуаль­ные представления или опыт положили начало тради­ции, сама по себе часть иллюзии. Как видите, тут мы снова сталкиваемся с проблемой коммуникации.

Взгляните на это вот под каким углом: попробуйте допустить, хотя бы на мгновение, просто ради интереса, что кто-то получил возможность узнать, прийти к пол­ному убеждению, исключающему любые сомнения, что все, что мы полагаем «реальностью», на самом деле сге­нерированная умом фантазия и что эта иллюзия содер­жит в себе все идеи, слова, переживания и сенсорные ощущения, равно как и объекты, которые мы именуем «человеческими существами», считая, что это им принадлежат все идеи и опыт. Допустите также на минуту, что такой человек не просто съехал с катушек, но, воз­можно, каким-то образом действительно видит нечто такое, чего не видят другие. И как в таком случае ему рассказать другим о том, что он видит, если он знает, что и он сам, и все другие, и все идеи и слова, что могли бы быть использованы для рассказа, по сути своей есть лишь часть все той же иллюзии, и потому совершенно бесполезны?

Какие аналогии, какие метафоры или словесные хи­тросплетения могут прийти на помощь при попытке вы­разить то, что лежит за пределами слов? Что-то вроде «это похоже на свет, но это не свет, это настолько за пре­делами всякого света, что не может быть увидено», или «это одновременно везде и нигде», или «это полнота всего, что есть, которая есть совершенная пустота; это то, чем вы уже являетесь, хотя и не можете этого уви­деть», или просто «Я-Есть-То».

И, конечно, если покопаться глубже в мистических и эзотерических традициях мировых религий, можно об­наружить, что именно об этом говорил Гаутама Будда, Иисус из Назарета, Рабби Бал-Шем-Тов, Джалалуддин Руми, Ади Шанкара, Мейстер Экхарт, Сэнцзан, Рамана Махарши, как и многие другие дзэн-буддийские, христианские, хасидские, суфийские, даосские, адвайтист-ские и прочие «духовные учителя».

Пожалуйста, послушайте внимательно, следующий момент важен. Это прямо противоположно тому, что вам всегда говорили, ибо то, что вам говорили, было неправдой. То, о чем здесь идет речь, предельно просто. Тут нет никакой зауми, которая затруднила бы объясне­ние и понимание. Это очень просто и легко, однако ж настолько не соответствует тому, во что привычно ве­рить и как это принято трактовать, что ум отказывается понимать.

Существует консенсусная, созданная по договорен­ности реальность, которую поддерживает практически все человечество. Мир существует без малого целую вечность. В этот мир вы рождаетесь как индивидуальности; вы растете, учитесь, проживаете жизнь и умираете. Есть некоторые расхождения в том, что происходит после этого, разве что для всех остальных жизнь, понятное де­ло, продолжается, пока они тоже не умрут. Все считают, что знают это или какие-то местные вариации на эту тему. Но на деле вы не знаете, когда вы «родились». Вы научились так думать. Все остальные тоже этому научи­лись, и это превратилось в практически повсеместное убеждение. Но всеобщая уверенность в чем-либо еще не означает, что это правда.

Извечно, вне времени, Я Есть, нерожденный. По­добно тому как сновидение начинается в какой-то мо­мент сна, «в какой-то момент» То, Что Есть Я, возника­ет как Сознание здесь, и этот мир начинает отсчитывать свое существование. Я открываю глаза и посредством ума-тела познаю жизнь. Проходит некоторое время, я закрываю глаза, и мир прекращается, и вновь извечно Я Есть, нерожденный.

Что может быть проще или более очевидным?

Время от времени кто-то неизменно появляется и пытается донести это до собратьев, но договорную реальность не так-то легко расколоть. Она самовоспроизводится и оперирует встроенными механизмами защиты от расхождения во взглядах. Один из них — это назвать обидчиков «сумасшедшими». Другой, не менее эффек­тивный, — обозвать их «мистиками». Оба эти механизма договорной реальности только укрепляют иллюзию отделенности.

Поэтому учитель изъясняется посредством странных историй, парабол, метафор, производит непонятные действия. Говорит одно в один день и прямо противопо­ложное — на следующий, пытаясь обойти расставленную защиту. Восприняв слова учителя буквально, вы только будете сбиты с толку, силясь понять, на что же они указывают, полагая, что это нечто внутри договор­ной реальности, в то время как изначальный посыл был совсем иным. Потому-то проверенный временем путь научиться чему-либо у этих персонажей, если уж на то пошло, это просто сидеть рядом с ними: месяцы, годы, терпя их противоречия и повторы, nonsequiturs ^[1] и кажу­щееся безумие до тех пор, пока из достаточного количе­ства сих разрозненных векторов не будет выведено не­что среднее, позволяющее взглянуть за их пределы, на точку их схождения, за черту всего, доступного понима­нию и воображению.

 

II

 

Некоторые проводят так всю свою жизнь, у ног по­добного учителя, но в данном случае произошло другое. Как бы там ни было, последующие страницы повеству­ют о том, что случилось, когда «То, Что Есть», которому невозможно научить, которое лежит за пределами дого­ворной реальности предметов, идей, мыслей, опыта и чувственного восприятия, внезапно и спонтанно стало видимым и воспринимаемым, а так называемая реаль­ность открылась пониманию со всей ясностью и ока­залась не более чем иллюзией, сродни природе снови­дения.

С точки зрения общепринятой нормы мне следовало бы говорить о том, что последует дальше, от «первого лица», но, видите ли, тут мы в который раз сталкиваемся с этой маленькой коммуникативной проблемой слов и понятий. «Первое лицо», которому как бы положено вести рассказ, без сомнения часть иллюзии, просто пер­сонаж сновидения, но ни в коей мере реально существующий индивидуум, с которым бы произошли все эти со­бытия и кто бы мог связать воедино свой опыт и размы­шления. Скажем, если вы легли спать ночью и вам при­снился сон, будто вы летаете над горами, стали бы вы ут­верждать, проснувшись, что кто-то действительно летал над горами прошлой ночью? Не важно, насколько ярким было сновидение, его персонажи, сюжет, события, «дей­ствия», — с точки зрения бодрствующей реальности это всего лишь фантазия.

К этой аналогии со сновидением и пробуждением мы будем возвращаться снова и снова. Это излюбленный образ тех, кто пытается учить или просто говорить о подобных вещах, и это одна из лучших имеющихся анало­гий, но, разумеется, — всего лишь аналогия. Она полез­на только в качестве иллюстрации. Если вы начнете по­нимать ее буквально, все рассыпется и потеряет всякий смысл.

Когда прекращается ошибочное принимание иллю­зии за реальность, тогда внезапно и необратимо во всей полноте открывается видение того, что отдельной личности не существует, а существует лишь проявление в игре Сознания, выступающее в этой игре, или сновиде­нии, в качестве так называемого человеческого организ­ма ума-тела. Этот организм — лишь видимость, иллю­зия, подобная сну конструкция внутри того, что всегда было и есть вне и до всякой иллюзии.

Изнутри иллюзии «То, Что Есть» можно называть Сознанием, Присутствием, или Всем, Что Есть, или да­же «Богом» (что сообщает некоторую ограниченность предмету). И это Присутствие (если остановиться на ка­ком-нибудь из понятий) — все, что есть, поэтому все, что попадает в область восприятия, всегда суть Присут­ствие, воспринимаемое как некая (иллюзорная) вещь. Присутствие, образно говоря, течет через устройство ум-тело, оживляя его, делая его сознательным — на­столько сознательным, что оно, как и другие, ему подобные, начинает полагать себя автономной индиви­дуальной сущностью, обособленным существом, наде­ленным сознанием.

И это снова иллюзия. Нет обособленных существ. Никого нет дома. Есть только Присутствие, струящееся сквозь эти кажущиеся формы, тем самым творя эту ил­люзию. «Меня», «дэвида» на самом деле не существует, разве что в качестве представления, вводящего в заблуж­дение, ошибочного и абсолютно концептуального, но никогда — в качестве обособленного «я», «реально» от­дельного от Сознания. Тогда приходит понимание, что это Сознание, Присутствие, Все, Что Есть — и есть то, чем Я на самом деле являюсь.

 

III

 

Попытка объяснить То, Что Есть изнутри того, чего нет (иначе говоря, попытка объяснить или описать Ис­тину в терминах и концепциях, предлагаемых иллюзи­ей), изначально обречена на неудачу. Все, что есть, — видение, Понимание в Том, Что Есть в безмысленной бессловесной недвижимости. Это просто невозможно передать словами.

А надо ли пытаться? Хороший вопрос. Все, что я мо­гу сказать: подобно самому Пониманию, подобно самой «жизни», попытки выразить это в словах возникают произвольно, без запроса, без волеизъявления, в этом нет усилия или какого-то другого действия.

То, что последует дальше, представляет собой собра­ние стихов, впопыхах нацарапанных в то или иное вре­мя, выдержек из дневников, электронных и обычных писем, ответов на вопросы, разговоров, худо-бедно вос­произведенных по памяти, а иногда просто компьютер­ных записей. Многое из этого имеет весьма сырой вид и требует доработки. Но все это — просто Сознание, струящееся через аппарат ум-тело, полностью свободное от какого-либо индивидуального «я».

В этом нет ничего претенциозного: тот же самый по­ток Сознания течет через ум-тело, которое вы полагаете «собой». Вероятно, вы думаете, что это вы читаете дан­ные строки. Уверяю вас, это не так. Чтение происходит, но ни в каком смысле нет «вас», производящих действие, ровно как не существует тех «вас», которыми вы привык­ли себя считать. Добро пожаловать в То, Что Есть.

Я вполне отдаю себе отчет в том, что то, что последу­ет дальше, местами окажется трудным для прочтения или покажется полной бессмыслицей. Процессоры Word, ответственные за орфографическое и грамматиче­ское написание, подавились сим документом. Все, отно­сящееся к основным правилам языка, будь то граммати­ка, написание заглавной буквы, пунктуация или синтак­сис, — было подчеркнуто и забраковано в этой попытке отойти от привычной семантики слов в сторону бесспор­но непривычной.

С этим ничего не поделаешь. Дело не в тупоголово­сти; слова использованы в необычном контексте с опре­деленной целью: максимально точно выразить невыразимое. С этой точки зрения текст был неоднократно прочитан и проверен на правописание разными людь­ми. И если написание, пунктуация или само использо­вание слов кажутся странными, то, вероятнее всего, так было задумано, с целью сообщить им определенную смысловую нагрузку; в противном случае, при «пра­вильном» использовании, смысл, хоть и не явно, был бы искажен.

Нередко текст читается с запинками и спотыкания­ми о непривычное слово или словосочетание, тогда как общеупотребимый язык дался бы куда легче. Вы будете неизбежно сталкиваться с языковыми противоречиями и тавтологиями. Учитывая ограниченные возможности языка, в этом тоже есть своя необходимость.

Многие темы возникают вновь и вновь, что может показаться повтором. Рассматривайте это как побужде­ние проникнуть глубже, взглянуть сквозь и за пределы. Помните, что эти слова стремятся преодолеть собствен­ные границы и при первом прочтении редко доступны более глубокому пониманию.

И, пожалуйста, помните: ни один из представленных здесь образов, ни одна из концепций и идей не являют­ся сами по себе Истиной или прямоуказующими на Истину. Все это лишь векторы, направленные в сторону ос­новного направления.

Ничто из написанного здесь не может быть Истиной по той причине, что концепции, мысли и язык по при­роде своей дуалистичны в отличие от Того, что они пы­таются описать. В дуальности на каждый объект прихо­дится субъект; на каждое «лучше» найдется «хуже», на каждую «правду» — «ложь»; то же в случае «ясность» — «неясность», «любовь» и «ненависть», «недвижимость» и «движение», «совершенство» и «несовершенство», «за­вершенность» и «незавершенность».

Вот почему учителя прошлого и настоящего всегда охотно повторяли «Neti, Neti» — «ни то, ни другое». Ни одна сторона, ни другая. В дуальности, а следовательно, и в языке, неизменно присутствует оборотная сторона, завершающая или дополняющая свою противополож­ность, в той же мере неистинную.

В корне дуалистичный язык используется здесь нео­бычным образом, чтобы указать на то, что предшествует дуальности: «Любовь» за пределами любви и ненависти; «Недвижимость», не противопоставленная движению; «Совершенство», ничего общего не имеющее с совер­шенным или несовершенным.

Именно в силу этого традиция обращается к подоб­ному учению как к набору «указателей», а не как к набо­ру «истин». По той же причине предпочтение отдается указателям, говорящим о том, чем Все, Что Есть не является, нежели тем, которые пытаются подобрать этому определение. Neti, Neti.

Все это не более чем концепции, мысли-пузыри, со­зданные в сгенерированной умом иллюзии и как тако­вые, предельно ограничены и несовершенны.

Откровенно говоря, все это на самом деле полная фигня. В конце концов, все представления, все пережи­вания, все слова, все книги, все учения бьют мимо цели. Все, что требуется, это полностью отпустить и выйти за их пределы; целиком выйти за их пределы. Тогда все прекратится, как никогда не существовавшее, и оста­нется только Понимание и Покой, превосходящие вся­кое понимание.

Когда вы поймете, что не в ваших силах что-либо из­менить в этом или повернуть вспять, наступит момент разочарования. Но это переживание, подобно любому другому процессу, лишь временно. К счастью, это в лю­бом случае никогда не зависело от «вас».

 

 

Два

 

Внезапно,

мгновенно.

Безусильно,

Из недвижимости.

Потревоженный

сон.

Пробуждение

к Реальности.

 

ДЖУНГЛИ, ЧАСТЬ I

 

«Открой свой скрытый глаз

и приди к корню корня

твоего собственного «я».

Руми

 

 

I

 

Последний отказ, который необходим, прежде чем мы наконец-то перейдем к самой истории. Задача здесь рассказать о том, что случилось в джунглях. Хотя на это нет особых причин, у этой истории нет «ключевого мо­мента». О самом Понимании невозможно говорить, можно только указать на него, и это все, что можно сде­лать сейчас, это то, чем является все происходящее че­рез эту штуковину ум-тело. Бессмысленно разглагольст­вовать о переживаниях в сновидении, приведших к «взрыву» восприятия, реализации и пробуждению от сновидения. Это будет всего лишь еще одной сновидческой историей.

Кто-то попросил рассказать эту историю, вероятно, чтобы иметь возможность составить собственное мне­ние на сей счет. Что же, вполне логично: существует ряд обстоятельств, обрамляющих произошедшее. В конце концов, ценность имеет только Постижение, а не исто­рия штуковины ум-тело. Но поступила просьба расска­зать ее, поэтому о том, что случилось с этим умом-телом, будет рассказано. Так что же? Кого это волнует?

Когда была опубликована книга Рамеша Балсекара «Who cares?» («Кого это волнует?»), я обнаружил, что эти пальцы (рабы привычки), печатая название, неиз­менно ошибались в написании, переставляя местами две буквы, так что выходило «Who Сагее?» («Кто такой Керс?»). Всякий раз это вызывает улыбку, этот малень­кий вклад в Сознание. Название книги Рамеша ни в коей мере не подразумевает уничижительный или рито­рический вопрос. Оно звучит скорее в соответствии с традицией Раманы Махарши: «Кто я?» — как вопрос, подлежащий исследованию: «Кто есть этот я, которого это волнует?» Равным образом: «Кто такой Керс?» Дей­ствительно, кто это такой? Никто. И какое это имеет значение? Общепринятая социальная норма придает особое значение индивидуальности: индивидуальному характеру, индивидуальному усилию, индивидуальному опыту, индивидуальной истории. На самом деле, ничто не может быть дальше от какой-либо значимости, чем все это.

Поэтому, пожалуйста, не совершайте ошибку, читая сие как историю про эту так называемую жизнь, не ищите здесь паттернов, путей или причинных цепочек. Совершенное разворачивание, бесконечное выражение Сознания действительно совершенно, действительно бесконечно. Здесь нет другого пути, кроме того, кото­рый остался позади, и тогда их великое множество. Ес­ли вы, прочитав эту историю, добавите ее в свою копил­ку историй про пути просветления и приметесь штуди­ровать сходства и составлять список различий, она ничем не поможет вам, а, наоборот, станет большим препятствием.

Подобно любой практике, любой работе, любому усердию, любому мыслительному процессу, любой кни­ге. Единственная действенная помощь от нее может за­ключаться в том, что вы, проведя всю свою жизнь в изу­чении, поймете наконец, что оно не имеет никакой ценности и никуда вас не ведет. Забудьте об этом. Дао, о котором может быть сказано, не есть Дао. История, которую можно рассказать, — всего лишь излишний шум. Будьте недвижимы. Кто есть это Я, которое Есть, пре­бывающее в недвижимости? Вот то, что вы ищете. Чи­тайте это для развлечения в сновидении, если уж так хо­чется, но не позволяйте сбить себя с толку.

Эта история до отказа насыщена словами «я», «меня» и «мое». Чувствуете, как глупо? Это все чистейшая фик­ция. Нет такой сущности. «Я» — это мифический образ. История рассказывает о событиях, произошедших с кем-то. Но никого не существует, никого, с кем могли бы происходить события. Личные местоимения исполь­зуются как необходимые условности языка, но они име­ют отношение только к этому организму ума-тела, не содержащему никакого индивидуального «я» или реаль­ной сущности, с которой это могло бы соотноситься. Видите, насколько все это пусто? Так что же? Кого это волнует?

Трудно сакцентировать этот момент в достаточной мере: первая часть того, что случилось в джунглях, со­стоит из целого ряда переживаний, поэтому о них мож­но думать, вспоминать, говорить. В данном случае име­ло место то, что можно было бы назвать глубинным, трансформирующим, даже драматичным опытом. Но необходимо помнить, что эта часть того, что случилось в джунглях, подготовительная часть, сколь ни была бы она глубокой и прекрасной, остается всего лишь опы­том; опытом, пережитым внутри или посредством этой штуковины ум-тело. Как таковая она не представляет особого значения. Сновидческие события, происходя­щие в сновидческой жизни со сновидческим персона­жем, не имеют продолжительной значимости.

Духовные учителя иногда отмечают, что можно счи­тать, вам повезло, если на вас не обрушились сверхъес­тественные или мистические переживания. Возможно, мне повезло меньше. Переживания обрушились, о не­которых из них идет речь здесь. Так уж прописан сценарий для этого сновидческого персонажа. Но вместе с тем становится ясным, что чувственные переживания не имеют ничего общего ни с пониманием, ни со знанием, а являются обстоятельствами, при которых это может или не может случиться. Переживание Пробуждения не есть Пробуждение.

Итак, эмпирическая часть истории, случившейся в джунглях, не имеет прямого отношения к тому, что про­изошло позднее, к тому, что мы называем Пробуждени­ем или Постижением. Эту первую часть, эмпирическую, ту, которая не имеет значения (хотя, как и все остальное, она играет свою роль в бесконечном разворачивании Сознания), можно описать более или менее точно. О за­ключительной части, мгновенном выпадании из време­ни и чувственного опыта, можно говорить лишь околь­ным путем.

 

II

 

К тому времени мы провели в джунглях несколько дней. Жили в деревне шуар, делали вылазки в лес, обща­ясь в основном только с деревенским старейшиной и одним из местных vegestalistas, целителем-травником. Весь опыт путешествия через Эквадор, в глубь тропиче­ского леса, знакомство и жизнь с людьми этой малень­кой деревни протекали вполне спокойно и благополуч­но. И хотя все, несомненно, было странным и непри­вычным, джунгли в некотором смысле оказались чем-то очень хорошо знакомым и гостеприимным, словно я вернулся в свой дом, о котором успел позабыть.

Но прошла еще пара дней, и наступил момент, когда это уютное ощущение спокойствия внезапно исчезло. Однажды, в послеполуденные часы, незадолго до на­ступления вечера, мое внутреннее состояние доверчи­вой открытости и приятия начало сменяться усиливающимся беспокойством, быстро переросшим в серьез­ный страх, а затем в полнейшую панику. Я понял, что непременно умру, если немедленно не выберусь отсюда.

В тех обстоятельствах у страха имелись некоторые разумные основания. Произошло несколько инциден­тов: весьма близкое знакомство с маленькой, но крайне ядовитой лесной тварью; небольшое происшествие во время одной из вылазок в джунгли; разногласие с шама­ном по поводу правильного принятия одного из расте­ний. Понятное дело, маленькие оплошности могут по­влечь за собой тяжелые последствия.

Когда я сообщил семье и друзьям, что отправляюсь в путешествие, большинство просто пожелало мне удачи, но практически сразу поступило два звонка совсем другого рода. Один от члена семьи, другой от приятельни­цы; не знакомые друг с другом женщины позвонили аб­солютно независимо друг от друга и выразили беспо­койство, пытаясь отговорить меня от поездки. Обе они обладают сильно развитой интуицией, к чему в ту пору я относился с большим вниманием и уважением. И вот, у одной был сон, у другой просто сильное интуитивное ощущение, что если я уеду, то уже не вернусь. Они чув­ствовали, что это путешествие готовит мне огромную опасность, и пытались заставить передумать. Я был весьма тронут их заботой, но все-таки решился ехать. Теперь же воспоминания об их предостережениях толь­ко укрепили во мне предчувствие, что живым я отсюда не выберусь.

Ум подхватил это все в охапку и понесся далеко за пределы здравого смысла, как он хорошо умеет делать. То, что поначалу было исследовательским приключени­ем, теперь, казалось, стало буйно и неудержимо разрас­таться вокруг меня, подобно непроходимым джунглям. Это уже было чересчур, но никакого выхода я не видел. Поговорил с глазу на глаз с лидером группы, но он уве­рил меня, что возможности уехать, по меньшей мере в ближайшие несколько дней, не представится: из-за неблагоприятных погодных условий Cessna не сможет приземлиться на заросшую травой посадочную полосу у реки. Разумеется, была альтернатива отказаться от лю­бой деятельности и затихориться в отведенной мне бам­буковой хижине. Но кое-что помешало этому.

Вместе со все возраставшим страхом и уверенностью, что я непременно умру, если все так и будет продолжать­ся, появилось сильное ощущение, что все происходящее было уникальной, раз в жизни предоставляющейся воз­можностью для встречи с тем, что я тогда называл «це­лостностью». Осознание этого было весьма неопреде­ленным и только сбивающим с толку, и тем не менее, очень интенсивным, так что становилось ясным, что чем бы ни была та мистическая сила, приведшая меня сюда, в эти джунгли, она сделала это с намерением от­крыть мне возможность глубинной трансформации и исцеления того, что я тогда считал собой: тела, души и духа. Отступить на безопасное расстояние означало упу­стить эту возможность и покинуть джунгли в том же ви­де, в каком я приехал: запутавшийся в противоречиях, с беспокойной и страдающей душой. Подобная альтерна­тива попахивала провалом и бессмысленностью: зачем нужна безопасность, купленная такой ценой?

Ближе к сумеркам эта внутренняя борьба достигла своего апогея. Ужинать не хотелось, и я сидел в крытом соломой общинном лонгхаузе, глядя мимо костра, тлеющего посередине, в окно в противоположной бамбуко­вой стене. Джунгли начинались прямо за ним, и дождь сочился сквозь листву, сливаясь со звучанием миллиона гуд