Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 15 страница

Дарвиш, окончательно обессилев, привалился к открытой двери. Кролль помог Амаре посадить отца в вертолет. «Ну где же ты, Владимир?» Из-за ангара показалась прихрамывающая фигура. Дима подтолкнул Кролля:

— Помоги ему.

Владимир приволакивал раненую левую ногу. Кролль спрыгнул на землю и с трудом затащил его в вертолет. Как только они поднялись в воздух, Дима перевел ручку управления вперед, но слишком сильно, и вертолет клюнул носом, как будто споткнулся о собственное шасси. Дима потянул рукоять назад, снова перестарался, и их дернуло назад. «Делай все очень плавно», — вспомнил он слова инструктора. Дима нашел нужное положение, но тут вертолет накренился влево. Разбитая дверь распахнулась, и показался один из людей в масках — он вцепился в шасси.

— Передай сообщение своему командиру, когда соскребешь его с пола. Руки — очень нежная часть тела, и отстреленные пальцы не восстанавливаются.

Зажав ручку управления между коленями (определенно, в руководстве такого не было), Дима взял ПП-2000 и выстрелил человеку в левую руку. Рука исчезла. Но человек еще висел. Дима выстрелил в правую, и тот отцепился.

При пятнадцати узлах он ощутил дрожь, которая сказала ему, что они миновали стадию подъема и перешли на нормальный режим полета. Пора отвести назад рычаг «шаг-газ» и отпустить педаль, а главную ручку — в переднее положение, вот так. Вертолет устремился вперед, одновременно набирая высоту, и Дима испытал невероятное облегчение.

— А теперь скажите мне, в какой стороне Россия.

 

 

Воздушное пространство Ирана

 

Внутри «Оспри», направлявшегося в «Спартак», пахло керосином, медикаментами и рвотой. Раненые были привязаны к носилкам, укрепленным в грузовом отсеке и превратившимся в больничные койки. Стены были увешаны трубками. Санитары сидели на небольших складных сиденьях, тянувшихся вдоль стен отсека, время от времени проверяя состояние пациентов и поправляя капельницы, прицепленные к проходившим над головой поручням. Иногда санитары прохаживались между койками, в своих бежевых комбинезонах и голубых перчатках похожие на механиков. Двоим раненым, судя по всему, не суждено было дотянуть до базы. Блэкберн подумал о Коуле, похороненном под развалинами, с его, Блэкберна, пулей в груди. Это была не шальная пуля — это была месть.

Блэкберн сидел в хвосте рядом с Эйблсоном, молодым штабным офицером из группы майора Джонсона. Эйблсон был из тех тощих умников, которые ведут войну, сидя за ноутбуком. За два часа полета он ни слова не сказал Блэкберну, и того вполне устраивало молчание. В конце концов он заметил свободные носилки и спросил Эйблсона, нельзя ли ими воспользоваться.

Блэк сразу уснул. Ему снилось, что он снова стал мальчишкой, лежит дома, в своей постели; у него жар, ему плохо, но в то же время он в безопасности. Мать входит, улыбаясь, несет ему тост и горячее молоко. «В Нью-Йорк везут атомную бомбу, мама, — говорит он. — Нам нужно их остановить». Она прикладывает к губам палец, все еще улыбаясь. «Тсс, не волнуйся. Ешь».

Когда они сели в лагере «Спартак», уже наступила ночь. Блэкберн предложил помочь выгружать раненых, но Эйблсон повел его прочь. После небольшой тегеранской базы «Спартак» показался Блэку настоящим военным городком, кишащим солдатами и машинами. Это место, которое неделю назад он считал почти что своим домом, сейчас превратилось для него во вражеский лагерь.

— Мне нужно помыться, — обратился он к Эйблсону.

— Потом. Вас ждут. Есть хотите?

Блэкберн механически повернул в сторону столовой, но Эйблсон подтолкнул его вперед:

— Я вам что-нибудь принесу.

И он проводил Блэкберна к неприметному домику.

Ему необходимо так или иначе сообщить им о Соломоне.

Внутри его ждали Дершовиц и Эндрюс. Настроение у Блэкберна и так было паршивое, но при виде этих людей оно испортилось еще больше. Дершовиц смотрел на экран своего ноутбука, а Эндрюс разговаривал по мобильному телефону. Он оставил их в точно таком же положении, как будто все это время они ждали его здесь, ждали возможности разрушить его жизнь. Это был его личный маленький ад.

 

 

Передовая оперативная база «Спартак», Курдистан, Ирак

 

Дершовиц поднял на солдата взгляд и нахмурился:

— Тебе не мешало бы слегка помыться, сынок.

— Мне было приказано отправиться прямо сюда. И если не возражаете, сэр, нельзя ли называть меня по фамилии? Я сержант Блэкберн.

— Разумеется, сынок, — ухмыльнулся тот.

Эндрюс сунул телефон в карман.

— Хорошо. Расскажите мне, как вы провели сегодняшний день.

— Плохой день в Блэк Роке,[15]а? — хмыкнул Дершовиц.

— Что?

Блэкберн понятия не имел, о чем они, но был уверен, что это что-то нехорошее.

— И если ты не возражаешь, сынок, можешь называть меня «сэр», когда обращаешься ко мне. — При слове «сэр» Дершовиц с силой ударил ладонью по столу.

— Есть, сэр. Прошу прощения, сэр.

У Эндрюса был такой вид, словно его мучили газы.

— Начинайте сначала.

Блэкберн описал сцену, увиденную после крушения «Оспри», рассказал, как он забрался по куче обломков на второй этаж шале и обнаружил потайную дверь, ведущую в подземный бункер.

— Ух ты! Погодите-ка, — произнес Эндрюс, подняв руку. — Нам нужно понять ваши мотивы. Вы что-то слишком резво кинулись в эти развалины. По-моему, это слегка неосмотрительно.

Затем он опустил глаза и начал яростно стучать по клавишам.

— Судя по всему, объект находился внутри здания, которое вскоре должно было рухнуть.

— Итак, вы вошли. — Эндрюс снова изобразил улыбку. — Кто-нибудь был дома?

Им нужны были подробности. Он сообщил подробности.

— Сэр, там было трое погибших. Все умерли недавно. Один лежал в комнате на втором этаже, двое — в бункере, в бассейне и на полу. Я решил, что их убило кусками камня, упавшими с потолка во время обстрела здания.

Дершовиц заговорил, не поднимая головы:

— Значит, вы еще и патологоанатом. Вы не пропадете в жизни, Блэкберн.

— Давайте поговорим о лейтенанте Коуле. Что с ним произошло? — спросил Эндрюс.

Блэкберн перевел взгляд с одного на другого.

— По-моему, это простой вопрос.

Он решил обращаться к Дершовицу, более агрессивному из двоих. Эти люди зарабатывали на жизнь тем, что изобличали ложь. Простой вопрос. Простой ответ.

— Я не знаю, что с ним произошло, сэр. Здание продолжало рушиться. Я решил, что лучше будет найти запасной выход, который я видел на плане.

Дершовиц улыбнулся. Блэкберн не знал, что хуже — его улыбка или каменное молчание. Улыбка в сочетании с молчанием тоже не радовала его.

Эйблсон постучал и вошел, не дожидаясь ответа. Он принес банку кока-колы и гамбургер, завернутый в промасленную бумагу.

— Убирайтесь отсюда к чертовой матери! Вы что, не видите, что мы заняты?

Блэкберн почувствовал облегчение, увидев, что он не единственный объект раздражения Дершовица.

— Расскажите мне о Коуле.

— Что рассказать, сэр?

Дершовиц нахмурился:

— Что значит «что рассказать»? Черт возьми, он ваш командир! Вам что, совсем плевать на него?

Он взял корзину для мусора и бросил туда банку лимонада и гамбургер.

Блэкберна охватила бешеная ярость, но он не желал доставлять им удовольствие и демонстрировать ее. Необходимо сохранять спокойствие. Его мучила жестокая головная боль. Он не умел лгать. Мать всегда хвалила его за это, даже когда он совершал проступки. «Ну что ж, Генри, ты поступил плохо, но хорошо то, что ты в этом признался».

— Ваш приятель Кампо говорит, что потерял с вами контакт после того, как вы вошли в бункер. Он говорит, что доложил об этом командиру и что тот, лейтенант Коул, принял смелое решение попытаться вас спасти.

— Вскоре после того, как я потерял контакт с Кампо, со стороны фасада послышался звук обвала. Именно в этот момент я подумал, что опасно возвращаться туда, откуда я пришел, и решил найти другой выход. Я вспомнил план, который нам предоставили.

Дершовиц и Эндрюс без всякого выражения уставились на него. Блэкберн пожал плечами:

— Я обнаружил бомбу в банке в Тегеране, и свидетельства того, что существуют еще две. Мы получили информацию о том, что шале в горах — их возможное местонахождение, и я хотел закончить дело, начатое в банке.

— Ты не на собеседовании, сынок. Хватит себя расхваливать. Твой командир погиб, пытаясь тебя снасти.

«Спасти… Черта с два». Но что он мог сказать?

На несколько секунд воцарилась тишина.

«Почему вы постоянно меня в чем-то подозреваете? — хотелось спросить Блэкберну. — Что я такого сделал?» Ответ пришел сразу: «Ты убил своего командира. Хуже уже ничего не может быть».

— Сэр, когда мы в последний раз разговаривали, я рассказал вам о Соломоне. Это имя произнес Башир перед смертью. Это единственная наша ниточка в поиске двух других бомб, и у меня есть основания считать, что нам нужно очень серьезно отнестись к этому человеку. Могу я вам напомнить о картах Парижа и Нью-Йорка, которые я обнаружил в банковском хранилище?

Но они его не слушали. Эндрюс пристально смотрел на экран ноутбука. Он указал на него Дершовицу, и оба уставились на то, что там появилось. Внезапно лицо Эндрюса просветлело.

— Ага, вот оно.

Он пододвинул ноутбук Дершовицу, и тот так выпучил глаза, что казалось, они вот-вот выскочат из орбит.

— Блэкберн, тебе конец.

 

 

Воздушное пространство Северного Ирана

 

Кролль сел впереди, рядом с Димой. Владимир остался сзади; покопавшись в аптечке вертолета, он принялся перевязывать Дарвиша, распростертого на полу грузового отсека.

— Ему бы сейчас переливание крови не помешало. Добровольцы есть?

В этот момент Владимира швырнуло на переборку — это Дима резко вильнул влево.

— Извините. Провода.

Кролль схватился за подлокотники с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

— Когда ты в последний раз летал на вертолете?

— Хочешь сесть за штурвал?

— Ты же знаешь, как я ненавижу эти штуки.

— Тогда займись чем-нибудь полезным. Например, телефоном — мне нужно поговорить с Оморовой.

— Что, у тебя уже стоит? Придется твоему приятелю немножко подождать.

Дима продиктовал личный номер, с которого женщина звонила ему в последний раз. Дозвонившись до нее, Кролль перевел звонок на наушники Димы.

Голос у нее был такой же сонный, как в прошлый раз:

— Вы всегда звоните малознакомым людям среди ночи? Мне такие привычки не нравятся.

— Звоню тогда, когда вы мне больше всего нужны. Но я исправлюсь.

— Что там у вас за шум?

— Мы летим на вертолете, который мне пришлось одолжить.

— Да у вас там дела все лучше и лучше. Как проходит операция?

— Отвратительно. Кафаров мертв. Бомбы украдены. Какие-то бандиты пытались устроить нам засаду.

— Вы объявлены в розыск. Вам это понравится: «Разыскиваются по подозрению в торговле ядерным оружием».

Дима потянул за ручку управления, чтобы избежать столкновения с очередной линией электропередачи. Мозг его в это время отчаянно пытался осмыслить услышанное.

— Тогда зачем вы со мной разговариваете? Вряд ли теперь это пойдет на пользу вашей карьере.

Оморова довольно соблазнительно вздохнула:

— Моя карьера летит ко всем чертям. Всех, кто участвовал в операции, перевели на второстепенную работу.

— Мне нужно увидеться с Палевым.

— Он сидит под домашним арестом. Я бы на вашем месте держалась подальше от Москвы.

— Просто скажите мне, где он. И мне нужно как можно больше информации о бывшем спецназовце и бывшем агенте ЦРУ, недавно переметнувшемся к ССО, по имени Соломон или Сулейман. Пожалуйста.

— Мне завтра рано вставать.

— Вы мне поверите, если я скажу, что от этого зависит будущее человечества?

— Ладно, ладно. Позвоните мне попозже.

Она повесила трубку.

Владимир, все еще державший в руке какую-то медицинскую склянку, перегнулся через спинку Диминого сиденья:

— Дарвиш умер. Мне очень жаль.

«Боже мой, что же теперь будет с Амарой?» — подумал Дима. Проследив за взглядом Владимира, увидел, что она беззвучно плакала, склонившись над телом отца.

 

 

Помимо сложностей с управлением вертолетом, у Димы было полно других проблем, о которых он размышлял по пути на север. Радость оттого, что он сумел угнать полицейский вертолет, сменилась потрясением от смерти Дарвиша. Эта смерть снова возродила в нем решимость так или иначе отомстить предателям и довести операцию до конца. Смерть Дарвиша не будет напрасной. По крайней мере, это он обязан был сделать для своего старого друга. Оморова намекнула ему на то, что чувство свободы, испытанное после бегства на вертолете, обманчиво. В воздухе вертолет представлял собой мишень. Нужно было спускаться на землю, найти какой-то другой транспорт, который доставит их в Москву незамеченными. Кролль слышал их разговор сквозь наушники Димы.

— Значит, теперь мы вне закона. Думаю, можно попрощаться с вознаграждением за нашу прогулку по горам.

Дима собрался с силами и приготовился выслушивать нытье Кролля.

— А я никогда не говорил, что все будет легко и просто.

— Я надеялся свозить детей в парижский Диснейленд.

— Ага, как же. Да их мамаши тебя на порог не пустят.

— А я бы мамаш тоже взял. Я уже все продумал.

Меньше всего Диме хотелось сейчас обсуждать бесконечные катастрофы в личной жизни Кролля.

— Когда перестанешь ныть, может, пошевелишь мозгами и придумаешь что-нибудь?

Кролль оживился:

— Знаешь, этот вертолет кучу денег стоит. Можно его продать.

— Тебе бы только ржать.

— Я серьезно. Билясувар. Всего пятьдесят с чем-то километров от азербайджанской границы. К тому времени, как они узнают обо всем, мы уже давно избавимся от твоей вертушки.

Вот за что Дима любил Кролля — он всегда находил самое нестандартное решение проблемы.

Билясувар. В советские времена это было кладбище самолетов — потрепанных, бесполезных или настолько устаревших, что их уже нельзя было уговорить держаться в воздухе. С тех пор как Азербайджан получил независимость, город превратился в основной центр вторичной переработки алюминия и продажи запчастей. Здесь также шла оживленная торговля летательными аппаратами сомнительного происхождения.

План был рискованный, но другого придумать никто не мог.

Когда они пересекли границу, небо на востоке уже светлело. Дима держался низко, чтобы вертолет не засекли радары. Он размышлял о Блэкберне. Американские военные в лепешку разобьются, но узнают, что произошло с Коулом. Что расскажет им сержант? Поверят ли они ему? Может, его передадут ЦРУ? Ради Дарвиша, ради Блэкберна, ради него самого необходимо было остановить Соломона любой ценой — пока не стало слишком поздно.

— Ты только посмотри на это!

Кролль снова превратился в мальчишку. Его вернуло к жизни зрелище внизу: ржавеющие обломки холодной войны. Стая вертолетов Ми всех моделей окружала полдюжины Ту-95, или, как их называли на Западе, «Медведей», которые нервировали военных на базах НАТО в Северном море. Рядом навеки застыли около двадцати МиГ-15, первых советских реактивных истребителей с двигателями на базе «роллс-ройса». Как любезно было со стороны англичан поделиться своими достижениями! Дима ощутил нечто вроде ностальгии по советским временам. Сейчас он понимал, что Советский Союз был обречен, но в молодости верил в коммунизм.

— Я думаю, что со всеми этими штуковинами мы просто обязаны были победить в холодной войне, — сказал Кролль, во все глаза разглядывая кладбище самолетов.

— А мы и победили. Только не те «мы», которых ты имеешь в виду.

— Хм, надеюсь, у них там есть какие-нибудь приличные тачки.

Дима посадил вертолет между сараем из гофрированного железа и бескрылым гигантом-транспортником Ил-76. Группа рабочих с бензопилами трудилась над фюзеляжем. Они напоминали муравьев, пожирающих труп животного. Из-под навеса вышли трое мужчин с татуировками, в замасленных комбинезонах. Они держали «Калашниковы» наготове, один целился в вертолет.

— Боже, — произнес Кролль. — Ты только посмотри на это.

— Да, здесь я встречал более теплый прием.

Несмотря на боевые отметины от пуль и отсутствие опознавательных знаков, полицейское происхождение блестящего новенького «Камова» по-прежнему было очевидно.

— Поворачивайте назад и валите обратно в Москву, если не хотите, чтобы вам яйца отстрелили! — крикнул самый крупный из троих мужчин, сжимавший в зубах незажженную сигару.

— Может, Безумный Макс думает, что мы из налоговой полиции?

Дима и Кролль медленно выходили с поднятыми руками. В нос им ударили запахи ржавчины, машинного масла и немытых тел.

— Мм! — Кролль с наслаждением вдохнул.

— Здесь пахнет гораздо лучше, чем в твоей машине, — заметил Дима.

— Мы тут просто пролетали мимо, — начал Кролль, — и захотели узнать…

— Заткнись и стой на месте.

Люди приближались, Дима толкнул Кролля локтем:

— Они недаром называют это место «Дикий Запад».

 

 

Азербайджан

 

Безумный Макс оглядел их с ног до головы, задержавшись взглядом на изорванной, окровавленной рубашке Димы.

— Вы кто такие, мать вашу?..

— Это не важно. Мы хотим предложить сделку, — бесстрастным тоном произнес Дима.

Блестящий вертолет выглядел странно среди ржавеющих полуразобранных гигантов. Некоторые рабочие, копошившиеся на Ил-76, выключили пилы.

— Очень смешно. Это место похоже на базар?

Однако Макс пялился на вертолет, как на стриптизершу. Несмотря на его неприветливый вид, глаза его, казалось, говорили: «Иди ко мне, детка».

— Нам нужен новый транспорт. Но не просто транспорт — машины. Две быстрые, надежные тачки, и вертолет твой. У тебя никогда больше не будет такой сделки.

При этих словах один из людей направился к вертолету. Кролль погрозил пальцем:

— Э нет. Смотреть можно, а трогать нельзя.

Макс заметил внутри Амару, уставившуюся вперед невидящим взглядом, и еще сильнее выпучил глаза. Он обошел вертолет, словно не веря своим глазам, затем вытащил изо рта сигару и задумчиво повертел ее в грязных желтых пальцах.

Дима покосился на Кролля, и тот сказал:

— Это моя сестра.

Макс расхохотался:

— Ну посмотреть-то можно?

— Она очень застенчивая, не любит, когда на нее глазеют.

— Это чертовски выгодная сделка, — продолжал Дима. — Сможешь бросить работу. Купить себе уютную виллу.

— Я живу ради работы. С чего бы мне ее бросать?

Кролль попытался зайти с другой стороны:

— Чеченцы ради такой штуки убьют.

— По-моему, можно было иначе выразиться, — сказал Дима.

— Эй, уроды тупые, хватит глазеть, работайте! — заорал Макс: при виде Амары все окончательно побросали бензопилы.

Под навесом виднелся представительский «мерседес» синего цвета с металлическим отливом и красными передними крыльями. Дима кивнул в его сторону:

— У тебя еще такие есть?

— Это моя личная машина. Но… прибавь сестру, и мы поладим.

На лице Амары отразился ужас. Макс высунул голову из кабины вертолета, которую осматривал, взглянул на ошеломленных русских и захохотал:

— Да я шучу, идиоты! У вас что, совсем нет чувства юмора?

— Ага, хорошая шутка, — выдавил Владимир.

— Я это беру. Там есть неплохой «вольво». Почти новый.

— Ага, для старушек в самый раз.

Дима невольно улыбнулся. Возможно, они все-таки выберутся из этой заварухи живыми. Они завернули тело Дарвиша в кусок брезента и осторожно положили его на заднее сиденье «вольво».

— А я надеялся получить «мерс», — протянул Владимир.

— Ты отвезешь Амару и тело ее отца домой. Потом ты мне понадобишься в Париже.

Владимир выпучил глаза:

— Ты что, и впрямь собираешься это сделать?

Дима пожал плечами:

— У меня нет выбора.

Хотя еще не было девяти утра, Макс извлек из маленького старого холодильника бутылку водки и разлил огненную жидкость по стопкам с надписями: «Сувенир из Чернобыля».

— Антикварные штуки.

— Для меня рановато, — сказал Дима. — Но предложено от души, значит, надо выпить. Тебе не наливаем, ты за рулем, — обратился он к Владимиру.

Времени оставалось мало. До Москвы было две тысячи километров. Дима отвел Амару в сторону:

— Там, на аэродроме, ты спасла нам всем жизнь. И твой отец отдал за нас свою. Если я останусь в живых…

Амара приложила тонкий палец к губам:

— Не надо обещаний.

— Твой отец ничего не сказал перед тем, как?..

Она улыбнулась, и глаза ее снова наполнились слезами.

— Только то, что он «очень гордится».

Они быстро обнялись, и Амара села в машину.

— Увидимся в Париже. Будь там завтра вечером.

Владимир кивнул:

— Adi ó s amigos.[16]

Дима повернулся к Максу, у которого был такой вид, как будто внезапно наступил Новый год и к нему явился Дед Мороз.

— Ты нас не видел, ясно?

— Мы что, похожи на стукачей?

— Извини, не хотел обидеть.

— Ничего. Будьте осторожны. И вот еще, возьми. — Он открыл ящик. — Может пригодиться.

Он протянул Диме моток толстого кабеля.

 

 

Передовая оперативная база «Спартак», Курдистан, Ирак

 

У дверей стояли двое военных полицейских. «Напрасно тратите время», — подумал Блэкберн. Он едва держался на ногах и уж тем более не в силах был бежать, но ему все равно сковали ноги. Теперь он был заключенным — возможно, навсегда.

К Эндрюсу и Дершовицу присоединился третий человек — в боевой форме и футболке с Брюсом Спрингстином.[17]Блэкберну его не представили, но другие называли его Уэс. Он принес с собой небольшой ноутбук с экраном высокого разрешения.

Они в третий раз просматривали снимки со спутника и смонтированное из них видео. На снимках был изображен особняк и выход из туннеля, и с каждым разом Уэс увеличивал его все сильнее. И изображение, вместо того чтобы становиться размытым, делалось все четче.

— Так, смотрите, наши сурки опять вылезают из норы.

Уэс говорил как ковбой, с протяжным техасским акцентом, странно звучавшим в душном сарайчике, набитом потными людьми. Они просмотрели видео по новой. Сначала из туннеля вышел Дима, осмотрел гору, повернулся к двери, жестом поманил кого-то. Затем появился Блэкберн, закрывая глаза рукой от ослепительного солнечного света. Дима поднес к уху телефон.

— Левша. Интересно.

Двое других вопросительно взглянули на Уэса.

— В этих местах левой рукой только задницу подтирают.

Он промотал вперед спуск Димы и Блэкберна к остаткам сарая, укрытым камуфляжной сеткой.

— Как трогательно: прикрыли машину сеткой, как будто мы ее не разглядим.

Все трое умудрились выдавить улыбки.

На экране крупным планом появилось изображение Владимира и Кролля.

— Что-то они не спешат бросаться тебе на шею. Наверное, наш Дуфус говорит что-то типа: «Кого ты вытащил из этого коридора, парень? Мне вот кажется, что ты добыл себе американского морпеха».

Дима, быстро жестикулируя, объяснял:

— А Гуфи,[18]по-моему, отвечает: «Как же! Это предатель. Никакой это не американский морпех. На самом деле он даже не человек. Это же просто пес».

Уэс покосился на Блэкберна и довольно рассмеялся над собственной шуточкой.

— Да уж, нам сейчас столько всяких уродов попадается, работы невпроворот.

Он снова посмотрел на экран и покачал головой:

— Итак, сержант Блэкберн. Ты, конечно, если хочешь, можешь хранить молчание. Не уверен, что именно это тебе даст, потому что мои люди будут анализировать это видео до тех пор, пока мы точно не выясним, что ты там говорил.

У Блэкберна снова все перевернулось внутри, хотя его желудок был практически пуст. Он ничего не ел и не пил шесть часов.

Уэс закрыл ноутбук. Другие двое откинулись на спинки стульев. Дершовиц вытащил из носа козявку и принялся ее рассматривать.

— Какой позор, сержант Блэкберн, — произнес он. — Столько денег потрачено на твое обучение. Ты сын рядового Майкла Блэкберна, морпеха и ветерана вьетнамской войны, внук лейтенанта Джорджа Блэкберна, героя Второй мировой, из семьи приличных людей, посвятивших жизнь службе своей стране. Так что же произошло, Генри? Когда это началось?

 

 

Дорога на Москву

 

— Как приятно снова оказаться на твердой земле, вернуться в Россию-матушку, — произнес Кролль.

Одной рукой он держал руль, другой сжимал банку кока-колы. Они проехали уже пятьсот километров, оставалось еще полторы тысячи.

— Знаешь, мне кажется, эти «мерседесы W220» — мои любимые. Ну или, может быть, «W126». А тот, который был между ними, мне не особенно нравится — ну, знаешь, на котором принцесса Ди…

Дима протянул руку и зажал ему рот:

— У меня есть две просьбы, дружище. Первая: помолчи. Вторая: сегодня или завтра тебе придется лететь в Париж, так что не настраивайся на Россию-матушку. Следи за дорогой и смотри не попадись полиции. Если увидят азербайджанские номера, еще подумают, что мы торговцы людьми.

Настало время Диме звонить в Париж. Россен сразу взял трубку. Дима попытался представить себе, где он сейчас: наверняка сидит за своим любимым столиком в «Кафе дез Артист» в Марэ, зажав между пальцами самокрутку, перед ним разложены «Пари матч» и «Экономист» — он был человеком разносторонних интересов.

— Bonjour. C’est Mayakovsky.[19]

Ему показалось, что он расслышал звон бьющейся кофейной чашки.

— Простите, это имя мне незнакомо.

— Хватит дурака валять, Россен.

Тот вздохнул:

— Твоя страшная русская рожа висит на всех полицейских сайтах и сайтах служб безопасности. По-видимому, ты украл какую-то бомбу и решил начать третью мировую войну — главным образом для того, чтобы опозорить Россию.

Дима постарался говорить пренебрежительным тоном:

— Небольшая ошибка вышла. На самом деле все это сотворил один наш с тобой старый друг.

— Кто именно?

— Если ты стоишь, то сядь. Это Соломон.

Он ожидал молчания. Это имя обычно вызывало молчание.

— До свидания, Дима.

— Погоди! Выслушай меня до конца.

— Я в отставке.

— Ты не можешь себе позволить уйти в отставку. Никто из нас не может.

— Я только что это сделал — полминуты назад.

— Прошу тебя о последнем одолжении, ради нашей старой дружбы. Ты никогда больше обо мне не услышишь. Обещаю, клянусь могилой матери.

— Твоя мать умерла в лагере. У нее нет могилы.

— Хоть кое-какую информацию. Денек наружного наблюдения. И больше ничего.

— Соломон мертв. Мы все это знаем.

— Мы ошибались. Он выжидал. Это его большой пинок под зад Западу. Прошу тебя, выслушай меня. Его цель — Биржа. Скорее всего, в качестве агентов он использует работников кафетерия или уборщиков.

— Их там больше сотни.

— Проверь их всех.

— Сколько у меня времени?

— Двенадцать часов.

— Ха-ха-ха.

— Я могу заплатить.

Когда Дима закончил разговор, Кролль произнес:

— Что ты там говорил насчет «заплатить»?

— Ничего не говорил.

— Да я просто хотел…

— Помнишь насчет просьбы замолчать? Я упомяну тебя в завещании.

— Ну и когда вскроют это твое завещание?

— Скоро. Завтра вечером я, скорее всего, буду мертв. А теперь оставь меня в покое. Мне нужно еще раз поговорить с Оморовой.

 

 

Москва

 

Здание бань отнюдь не радовало глаз. Оно было построено в тридцатых годах без всяких барочных излишеств, которые украшали другие сто с лишним московских заведений для мытья. Но, несмотря на строгую архитектуру, призванную привлекать комиссаров, незадолго до открытия бань Сталин заявил, что гигиена — это буржуазно-декадентский пережиток, и несколько десятков лет здание пустовало. Дима любил эти бани не только потому, что они напоминали ему о юности, но и потому, что здесь заправляли главным образом кавказцы и цыгане. Несмотря на то что его имя находилось на первом месте в списке разыскиваемых террористов, здесь его вряд ли могли засечь.

Дима провел в парной на десять минут дольше, чем обычно, чтобы смыть слои грязи, собранной за последние несколько дней. Затем прыгнул в прохладный бассейн, сделал сорок кругов и вышел оттуда новым человеком, готовым спасать мир. Дима побрился, подстриг волосы и ногти и, облачившись в одежду, купленную Кроллем, отправился в свой любимый город.

Ему приходилось путешествовать гораздо больше, чем среднестатистическому жителю России. Он был, можно сказать, космополитом, но этот город он любил больше других. Дима надеялся, когда придет его время, а при его работе это могло произойти в любой момент, умереть здесь, в Москве.

На такси он доехал до Либерийского кредитно-коммерческого банка. Кредитами в банке почти не занимались, с коммерцией тоже было туговато, но зато здесь содержали надежные сейфовые ячейки. Именно здесь Дима хранил свою запасную жизнь. Паспорта: европейские, бразильский, египетский; валюта: евро, американские доллары, немного иен; кредитные карты «Виза» и «Америкэн Экспресс»; «макаров» с запасом патронов, достаточным для небольшой перестрелки.

Консьерж как-то странно посмотрел на него, но Дима не обратил на это особого внимания. Подойдя к столу, он попросил о доступе к своей ячейке, назвав фамилию Смоленкович, которой пользовался только в этом банке. Клерк с несколько беспокойным видом пригласил его за собой в хранилище. Он впустил Диму в помещение и остановился неподалеку, чтобы наблюдать за происходящим. Проверив местонахождение видеокамеры, Дима открыл ячейку — ничего. Не было даже его запасного французского свидетельства о рождении. Он захлопнул ячейку, прошагал мимо несчастного клерка, мимо стола администратора, мимо консьержа и толкнул вращающуюся дверь с такой силой, что она еще продолжала вертеться, когда он вышел на улицу.