Преемство наследования московскими государями христианско-православной империи от византийских императоров

Ход развития этой идеи можно представить в следующем виде. Величие древнего Рима, мощный рост и обширные размеры его территории, вместившей почти все известные тогдашнему миру страны и народы, высокая степень культуры и успехи романизации породили в современниках убеждение в совершенстве и незыблемости созданного порядка (Рим — вечный город, urbs aeterna). Христианство, восприняв от языческого Рима идею единой вечной империи, дало ей дальнейшее развитие: кроме задач политических, новая христианская империя, как отражение царства небесного на земле, поставила себе задачи религиозные; вместо одного государя явились два — светский и духовный. Тот и другой связаны органически неразрывными узами; они не исключают, но взаимно дополняют один другого, будучи оба двумя половинами одного неделимого целого. Так, в обновленной форме священной римской империи возродилась в средние века идея древнего мира; языческий orbis terrarum превратился в tota christianitas. По вопросу о том, кому принадлежит право быть носителем светской и духовной власти, возникло разногласие: в Зап. Европе признавали таковыми римского (немецкого) императора и папу; на греческом Востоке — византийского императора и патриарха (точнее: собор духовных лиц). Названия западной и восточной империи — лишь обозначение реальных фактов, но не идейных, ибо и та, и другая империя считала только себя единою, всемирною, исключая возможность существования другой. Отсюда раскол политический и церковный, противопоставление православного Востока латинскому Западу. Императоры византийские видели в Карле Великом бунтовщика, дерзкого узурпатора; ни за Оттонами, ни за Гогенштауфенами они не признавали прав на императорскую корону; германо-романский мир платил им тою же монетою; параллельно этому, представители церквей слали проклятия один другому. Обе стороны были искренне убеждены в собственной справедливости и в этом смысле воспитывали людей своего круга. Таким образом католические народы восприняли мысль, что Священная Римская империя, с папой и императором во главе, есть настоящая законная представительница истинного царствия на земле; народы православные, наоборот, видели в византийском императоре своего верховного главу, а в патриархе константинопольском, совместно с другими — истинного представителя вселенской церкви.

Второй Рим

Под углом этих последних воззрений воспитывалась и Россия. До XV века она считала себя покорною дочерью Константинопольского (Вселенского) патриарха, а в византийском императоре видела верховного блюстителя общественной правды. Константинополь стал в глазах русских как бы вторым Римом. Со второй половины XV века во взглядах русского общества произошла значительная перемена. Флорентийская уния (1439) пошатнула в самом корне авторитет греческой церкви; обаяние Византии как хранительницы заветов православия исчезло, а с ним и право на главенство политическое.

Падение Константинополя

Последующее падение Константинополя (1453), понятое как Божия кара за отпадение от веры, ещё более укрепило новый взгляд. Но если «Второй Рим» погиб, подобно первому, то с ним ещё не погибло православное царство, потому что оно никогда не может погибнуть. Из того, что сосуд разбит, ещё не следует, чтобы иссякло и его содержание: истина, хранимая в сосуде, бессмертна — если конечно в такую истину верить. Бог мог попустить неверным покорить греков, но Он никогда не допустит стереть с лица земли истинную веру и дать над ней торжествовать латинянам или израильтянам. Правая вера — вечная, неумирающая; иссякнет она — тогда и миру конец по христианскому мировоззрению. Но мир пока ещё существует, и потому разбитый сосуд должен быть заменён новым, чтобы воплотить вечную истину и снова дать ей внешние формы существования.

Третий Рим

Таким новым сосудом, новым, Третьим Римом и является Москва. — Освобождение от монгольского ига, объединение разрозненных мелких уделов в большое Московское государство; женитьба царя Иоанна III на Софии Палеолог, племяннице (и как бы наследнице) последнего византийского императора; успехи на Востоке (завоевание ханств Казанскогои Астраханского) — всё это оправдывало в глазах современников представление о праве Москвы на такую роль. На этой почве сложился обычай коронования московских государей, принятие царского титула и византийского герба, учреждение патриаршества, возникновение трёх легенд:

· о бармах и царском венце, полученных Владимиром Мономахом от византийского императора Константина Мономаха (офиц. ссылка — в 1547 г.)

· о происхождении Рюрика от Прусса, брата римского кесаря Августа

· о белом клобуке: клобук этот, как символ церковной независимости, император Константин Великий вручил римскому папе Сильвестру, а преемники последнего, в сознании своего недостоинства, передали его константинопольскому патриарху; от него он перешёл к новгородским владыкам, а потом к московским митрополитам.

Первые два Рима погибли, третий не погибнет, а четвёртому не бывать. Литературное выражение мысль эта нашла у старца псковского Елеазарова монастыря Филофея, в посланиях к вел. князю Василию III, дьяку Мисюрю Мунехину и Иоанну Грозному. Новое положение вызывало новые обязательства. Самодержавно-царская, автокефально-православная Русь должна хранить правую веру и бороться с её врагами. В этом направлении одно время её поддерживал и сам латинский Запад: римские папы старались поднять московских государей против турок, пропагандируя мысль, что русские цари — законные наследники Византии; в том же духе действовала и Венеция. Теория Третьего Рима до конца XVII ст., а именно до войн с Турцией, не выходила из сферы отвлечённых вопросов: но и позже она никогда не получала характера определенной политической программы, хотя некоторое отражение её и слышится: более слабое — в правительственных заявлениях во время освободительных войн России с Турцией на Балканском полуострове, более сильное — в воззрениях славянофилов.

«сказание о князьях владимирских»

«Сказание о князьях Владимирских» — памятник русской литературы XVI века, использовавшийся в политических целях. «Сказание» излагает легенду о происхождении великих князей от брата римского императора Августа по имени Прус. По сказанию, Прус был родственником Рюрика, а Владимир Мономах получил царские регалии (в т.ч. Шапка Мономаха) от византийского императора Константина Мономаха.

Происхождение

Источники этих легенд и время их появления неизвестны; по мнению А. А. Зимина, они возникли в связи с венчанием на престол Дмитрия (внука Ивана III) в 1498.

По предположению А. Л. Гольдберга, автором сказания был Дмитрий Герасимов, согласно И. Жданову — легенда была создана ранее Пахомием Сербом.

Легенды в начале XVI веке были записаны в «Послании» митрополита Спиридона. Неизвестный автор или авторы составили «Сказание о князьях Владимирских» на основе «Послания» в начале XVI века (до 1527 года).

Использование в политике и дипломатии

«Сказание» использовалось в дипломатии Василия III и Ивана IV. Легенды о происхождении великих князей от Августа вошли в Государев родословец (1555), Степенную книгу и «Чин венчания» Ивана IV на царство в 1547.

В искусстве

Сюжетами «Сказания» иллюстрированы 12 панелей Мономахова трона в Успенском соборе. На каждой дверце в кругах вырезаны по две надписи, заключающие в себе рассказ о войне Владимира Мономаха с греками.

В то время некий воевода новгородский именем Гостомысл, умирая, созвал всех владетелей новгородских и говорит им: «О мужи новгородские! Даю вам совет: пошлите в Прусскую землю человека мудрого и призовите от знатных тамошних родов правителя себе». Они пошли в Прусскую землю, и нашли там некоего князя именем Рюрик из рода римского императора Августа, и упросили его посланцы от всех новгородцев идти к ним княжить [1]. Князь Рюрик пришел в Новгород с двумя братьями, одному имя Трувор, другому — Синеус, а третий был его племянник, по имени Олег. И с того времени назвав был Новгород Великим, и начал великий князь Рюрик первым княжить в нем в 6375 году [2]. От великого князя Рюрика в четвертом колене был князь Владимир, который просветил Русскую землю святым крещением в 6496 (988) году.

Откуда пошло поставление великих князей русских и как начали они венчаться на великое княжение святыми бармами и царским венцом?

В 6622 (1114) году великим князем Киевским стад Владимир Всеволодович Мономах, правнук великого князя Владимира, просветившего Русскую землю, от которого он четвертое колено. Мономахом прозван он был по такой причине.

Когда сел он в Киеве на великое княжение, то начал держать совет со своими князьями, с боярами и с вельможами, говоря так: «Когда я был еще мал, то слышал от царствовавших до меня и державших скипетр великой России о том, что великий князь Олег ходил на Царьград и взял с него большую дань на всех своих воинов, потом великий князь Всеслав Игоревич [3] ходил и взял с Константинополя еще большую дань. А мы, божьей милостью наследники своих прародителей и отца своего великого князя Всеволода Ярославича, удостоены богом быть наследниками того же жребия, и ныне же прошу у вас, моих советников, князей, бояр, воевод и всего над нами христолюбивого воинства, и да превознесется вашей храбростью и мужеством имя святой и живоначальной Троицы по божьей воле и нашему повелению! Какой совет мне дадите?» Отвечали великому князю Владимиру Всеволодовичу князья, бояре его и воеводы: «Написано ведь, что сердце царево в руке божьей, а мы все рабы твои, под твоей властью». Великий же князь Владимир собирает самых искусных, разумных и рассудительных воевод, ставит их чиноначальниками, сотниками, пятидесятниками и, собрав многочисленное войско, направил его во Фракию, область Царьграда, и пленил многих и возвратился с большим богатством и в здравии восвояси.

Был тогда в Царьграде благочестивый царь Константин Мономах [4], воевавший в то время с персами и латинянами. И собирает мудрый царь совет и снаряжает своих послов к великому князю Владимиру Всеволодовичу: митрополита ефесского Неофита от Азии и двух епископов, митулинского и мелетинского, стратига антиохийского, владыку иерусалимского Евстафия и других благородных. Со своей царственной шеи снимает он крест из животворящего древа, на котором был распят владыка Христос, снимает со своей головы царский венец и ставит его на золотое блюдо; повелевает принести сердоликовый кубок, с которым пировал римский царь Август, посылает и ожерелье, называемое святые бармы, которое носил на своих плечах, и цепь, кованную из аравийского золота, и много других царских даров. Вручил их митрополиту Неофиту, епископам и своим благородным послам и отпустил их к великому князю Владимиру Всеволодовичу со словами: «Прими от нас, боголюбивый и благоверный князь, эти честные дары на славу и честь, на венчание твоего вольного и самодержавного царствования и рода твоего. Послы наши будут молить тебя о том, о чем просим мы во имя твоего благородства: о мире и о любви, чтобы божий храмы не опустошались и все православие пребывало в покое под властию нашего царства и твоего вольного самодержавия, великой России; и да назовешься ты боговенчанным царем, венчанный этим царским венцом рукою святейшего митрополита Неофита и епископами». И с тех пор великий князь Владимир Всеволодович называется Мономахом, царем великой России, и во все времена великий князь Владимир пребывал в мире и согласии с царем Константином. С тех пор и доныне великие князья владимирские венчаются на великое княжение Российское тем царским венцом, который прислал греческий царь Константин Мономах.

Источник: О, Русская земля! / Сост., предисл. и примеч. В.А.Грихина. – М.: Сов. Россия, 1982. – С.107-109, 291-293, 341-342. – сер. «Б-ка рус. худож. публицистики».
Примечания. Легендарно-историческая повесть «Сказание о князьях Владимирских», созданная в конце XV — начале XVI в., по своим идеям и публицистическому пафосу примыкает к повестям о Вавилонском царстве. Здесь политическая теория централизованного Русского государства получает свое обоснование в официальной родословной московских государей, устанавливающей их непосредственное родство с Рюриком, а через него с основателем Римской империи — Августом-кесарем, поскольку приглашенный новгородцами на княжение Рюрик происходил из рода Августа-кесаря. Следовательно, политическая легенда, возникшая на русской почве, связывала династию великих московских князей с представителями старейшей мировой монархии, закрепляла права московских государей на единодержавную власть.

В «Сказание о князьях Владимирских» включена также легенда о знаках царского достоинства, которые византийский император Константин Мономах прислал великому Киевскому князю Владимиру Всеволодовичу. Эта легенда явилась важным политическим средством обоснования прав великих московских князей на царский титул, на единодержавную форму правления.

Опираясь на «Сказание», Иван Грозный неоднократно заявлял, что ведет свое род от Августа-кесаря, а в 1547 г. объявил себя царем в торжественно венчался на царство в Московском Успенском соборе.

Текст «Сказания» публикуется по приложению к книге И. Жданова «Русский былевой эпос. Исследования и материалы» (Спб., 1895). Перевод В. А. Грихина.

Летописание

Самым замечательным явлением древнерусской литературы были летописи. Первые погодные записи относятся еще к IX в., их извлекли из более поздних источников XVI в. Они весьма кратки: заметки в одну, две строки.

Как явление государственного масштаба летописание возникает в XI в. Летописцами становились люди разных возрастов, и не только монахи. Очень значимый вклад в восстановление истории летописного дела внесли такие исследователи, как А.А.Шахматов (1864-1920) и А.Н.Насонов (1898 - 1965). Первым крупным историческим сочинением стал Свод, законченный в 997 г. Его составители описали события IX-X вв., старинные легенды. Он включает даже придворную эпическую поэзию, восхвалявшую Ольгу, Святослава и особенно Владимира Святославовича, в чье княжение данный Свод и был создан.

К фигурам европейского масштаба необходимо отнести монаха Киево-Печерского монастыря Нестора, который к 1113 г. закончил свой труд «Повесть временных лет» и составил обширное историческое введение к нему. Нестор прекрасно знал русскую, болгарскую и греческую литературу, будучи человеком очень образованным. Он использовал в своем труде более ранние Своды 997, 1073 и 1093 гг., а события рубежа XI-XII вв. освещал как очевидец. Эта летопись давала наиболее полную картину ранней отечественной истории и копировалась на протяжении 500 лет. Надо иметь в виду, что древнерусские летописные своды охватывали не только историю Руси, но и историю других народов.

Летописанием занимались и светские люди. Например, великий князь Владимир Мономах. Именно в составе летописи до нас дошли такие прекрасные его произведения, как «Поучение к детям» (ок. 1099; впоследствии дополнено, сохранилось в списке 1377 г.). В частности, в «Поучении» Владимир Мономах проводит мысль о необходимости отпора внешним врагам. Всего «путей» - походов, в которых он участвовал, было 83.

В XII в. летописи становятся очень подробными, и так как они пишутся современниками, то в них очень ярко выражаются классовые и политические симпатии летописцев. Прослеживается социальный заказ их покровителей. Из наиболее крупных летописцев, писавших после Нестора, можно выделить киевлянина Петра Бориславича. Самым загадочным автором в XII-XIII вв. был Даниил Заточник. Считают, что ему принадлежат два произведения - «Слово» и «Моление». Даниил Заточник был прекрасным знатоком русского быта, хорошо знал церковную литературу, писал ярким и красочным литературным языком. О себе он сказал следующее: «Был язык мой, как трость книжника-скорописца и приветливы уста мои, как быстрота речная. Того ради попытался я написать об оковах сердца моего и разбил их с ожесточением, как в древности разбивали младенцев о камень».

Отдельно надо выделить и жанр «хождений», описывающих путешествия наших соотечественников за рубеж. Во-первых, это повествования паломников, осуществлявших свои «хождения» в Палестину и Парьград (Константинополь), но постепенно стали появляться и описания западноевропейских государств. Одним из первых было описание путешествия Даниила - игумена одного из черниговских монастырей, который посетил Палестину в 1104- 1107 гг., проведя там 16 месяцев и участвуя в войнах крестоносцев. Наиболее выдающимся произведением этого жанра является «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина, составленное в виде дневника. В нем описываются многие южные народы, но в основном жители Индии. «Хождение» А. Никитина продолжительностью в шесть лет состоялось в 70-х гг. XV в.

Очень интересна «житийная» литература, так как в ней, кроме описания жизни канонизированных лиц, давалась правдивая картина жизни в монастырях. Описывались, например, случаи взяточничества за получение того или иного церковного сана или места и др. Здесь можно выделить Киево-Печерский патерик, представляющий собой сборник рассказов о монахах этого монастыря.

Самые последние модные тенденции этого года на модном портале «Леди-Гламур».

Всемирно известным произведением древнерусской литературы стало «Слово о полку Игореве», дату написания которого относят к 1185 г. Этой поэме подражали современники, ее цитировали псковичи уже в начале XIV в., а после победы на Куликовом поле (1380) в подражание «Слову...» была написана «Задонщина». «Слово...» создано в связи с походом северского князя Игоря против половецкого хана Кончака. Игорь, обуреваемый честолюбивыми замыслами, не стал объединяться с великим князем Всеволодом Большое Гнездо и был разбит. Идея объединения накануне татаро-монгольского нашествия проходит через все произведение. И вновь, как и в былинах, здесь речь ведется об обороне, а не об агрессии и экспансии.

Со второй половины XIV в. все большее значение приобретает московское летописание. В 1392 и 1408 гг. создаются Московские летописные своды, носящие общерусский характер. А в середине XV в. появляется «Хронограф», представляющий, по сути, первый опыт написания всемирной истории нашими предками, причем в «Хронографе» была дана попытка показать место и роль Древней Руси во всемирно-историческом процессе.

Хронографы

ХРОНОГРАФЫ — историографические сочинения, излагающие всемирную историю Х. в отечественной науке принято называть всемирно-исторические компиляции, созданные русскими книжниками, в отличие от хроник — переводных, преимущественно византийских сочинений, хотя принципиальных раз личий между Х. и хрониками нет Самоназвание “хронограф” (“гранограф”) имеет Хронограф Русский “Главы книги сия, глаголемая гранограф еже есть летописец”, “Предисловие книзе, глаголемой гранограф” Названия остальным Х. даны исследователями. Наиболее известны следующие Х.

Х. по великому изложению, состав ленный в сер XI в на основе пере водных хроник Георгия Амартола и Иоанна Малалы, содержал краткие сведения по всемирной истории, иногда прев ращавшиеся в перечень сменявших друг друга римских и византийских импера торов с упоминанием наиболее значи тельных событий, происходивших в их царствования Как полагают, он был использован уже составителем Начального летописного свода, а позднее, в XV в., при составлении Летописца Еллинского и Римского и хронографических палей.

В XIII в был составлен Х, отразившийся в двух X. XVI в — Архивском и Виленском. В этих Х. читаются исторические библейские книги (Пятикнижие Моисея, книги Иисуса Навина, Судей, Руфь, четыре книги Царств и др.), отрывки из Хроники Иоанна Малалы (см хроники), полный текст “Истории Иудейской войны” Иосифа Флавия, древнейшая из известных на Руси редакция Александрии.

Не позднее нач. XV в был создан Троицкий Х. (название дано по принадлежности старшего его списка в прошлом Троице-Сергиевой лавре) в его составе библейские книги, фрагменты из хроник Амартола и Малалы, особая редакция Хронографической Александрии, фрагменты из других источников Так называемые Софийский и Тихонравовский X. представляют ценность прежде всего тем, что в них содержатся выписки из редкой в древнерусской книжности Хроники Иоанна Малалы Х. является и крупнейшим из созданных на Руси сводов по всемирной истории — Летописец Еллинский и Римский. В нач. XVI в создается Хронограф редакции 1512 г (см. Хронограф Русский), известный в нескольких разновидностях. В XVI и особенно в XVII — нач. XVIII в возникает множество так называемых Х. “особого состава” — это хронографические компиляции, существующие, как правило, в единственном списке их составляли для личного пользования и исходя из личных интересов и пристрастий любители истории. Чаще всего за основу бралась одна из редакций Х. Русского, которую

составитель частично сокращал, частично дополнял по новым источникам Как можно судить по владельческим записям, Х. составлялись и читались людьми разных сословий и разного уровня образованности.

 

Политическая публицистика

Пересвётов: Широкую программу политико-юридических преобразований предложил в середине XVI в. служилый дворянин Иван Семенович Пересветов. В своих проектах политических преобразований он рассмотрел вопросы, касающиеся формы правления и объема полномочий верховной власти, организации общерусского войска, создания единого законодательства, реализуемого централизованной судебной системой. В области управления внутренними делами страны он предусмотрел проведение финансовой реформы, ликвидацию наместничества и некоторые мероприятия по упорядочению торговли. Удивительная дальновидность его политического мышления заключалась в том, что в своей теоретической схеме он определил структуру и форму деятельности ведущих звеньев государственного аппарата, наметив основную линию дальнейшего государственного строительства, предугадав пути его развития.

В 1549 г. И. С. Пересветов подал Ивану IV две челобитные (Малую и Большую) с проектами различных государственных и социальных преобразований. Свои реформаторские идеи и предложения он изложил в контексте анализа причин поражения Византии – некогда могущественного и блистательного государства. При этом ассоциативные параллели с русской действительностью носят оттенок не только критики, но и заинтересованного предупреждения. В качестве положительного образца греческому царству противостоит турецкое, зарекомендовавшее себя многочисленными победами. Метод противопоставления страны-победительницы поверженной стране позволяет Пересветову дать анализ причин поражения, т. е. выступить с критикой такого социального и политического устройства, которое привело страну к гибели, и изложить под видом выяснения причин победы положительные аспекты, якобы имевшие место в стране-победительнице и заключавшиеся, по его мнению, в социально-политических формах и порядках Османской империи.

В системе взглядов Пересветова значительное внимание уделено определению наилучшего варианта организации государственной власти. Вопрос о форме правления начал обсуждаться в публицистике значительно ранее выступления Пересветова. Мыслители XV–XVI вв. понимали самодержавие как единство государственной власти, ее верховенство, но не как неограниченность власти царя, не как самоволие. Один (единый) – не в смысле модели формы верховной власти, а в значении единственного властителя, равного которому нет среди других князей в стране по объему властных полномочий. Показательна в этой связи позиция автора "Валаамской беседы" – современника И. С. Пересветова. Цари, по его представлению, для того "в титлах пишутся самодержцы", чтобы "Богом данное царство и мир (здесь в смысле страну, народ. – Н. 3.) воздержати":

Единодержавие как наилучшая форма государственной власти и государственного устройства не подвергалась сомнению. На этой базе мыслители моделировали свои идеальные схемы организации власти, которые традиционно представлялись им в виде ограниченного (а не абсолютного) самодержавия. Более того, "самоволие" или ''самовластие" жестоко осуждалось. Этими терминами в литературе XV–XVII вв. обычно обозначались незаконные способы осуществления власти в государстве в противовес самодержавию, основанному на законе и организованному таким образом, при котором верховная власть управляет страной не единолично, а вкупе со "своими с князи и с бояры и протчими миряны" (Валаамская беседа).

И. С. Пересветов также пользовался термином "самодержец" для выражения представления о суверенном верховном властителе всей русской земли.

Самовластие бояр довольно широко подвергалось осуждению в различных политических произведениях эпохи. Пересветов отмечал неправедные пути обогащения вельмож, ведущие к оскудению страны; взаимные свары между ними ("сипели друг на друга яко змеи"), а также творимый ими неправедный суд. Он, как и Максим Грек, считал, что беззаконие, беспрепятственно чинимое вельможами в государстве, опасно не только для подданных, но и для царской власти, ибо царское звание теряет свое "прироженное" значение, а само "царево имя" обесценивается. Этими критическими суждениями Пересветов выражал свое отношение только к отдельным боярам, а не к Боярской думе как органу власти.

Искоренения недостатков он ожидал от сильной центральной власти, при этом наличие Совета мыслитель считал необходимым атрибутом всякой власти, опирающейся на законные основания.

В системе государственных преобразований И. С. Пересветова центральное место занимает военная тема. Он обосновывает необходимость создания общегосударственной казны, призванной заменить наместнический порядок собирания и распределения доходов. И. С. Пересветов предлагает полную ликвидацию наместничества ("никому ни в котором городе наместничества не давать"). Вельмож (бояр) обеспечивать "из казны царские кто чего достоит", а налоги "со всего царства своего из всех городов и волостей и из поместий" собирать в единую царскую казну при помощи особых чиновников (сборщиков), находящихся на царском жалованье. При наличии денег в государстве можно создать единое, постоянное войско, находящееся всегда в боевой готовности – "а войско его царское с коня не сседает... и оружия из рук испущает". Награждать воинов следует по заслугам – "кто что достоит", и если кто "царю верно служит, хотя и от меньшего колена, то он его на величество подымает и имя ему велико дает и жалованье ему много прибавляет... а ведома нету какова они отца дети". Пересветов последовательно проводит принцип оценки личных заслуг, поощрения усердия и талантов в противовес местнической системе иерархического распределения благ и почестей. Отношение к воину со стороны царя и высшей военной администрации предполагается заботливое и уважительное, ибо "царю без войска не мочно быти", поэтому воинов необходимо "любити аки своих детей и быти до них щедру".

И. С. Пересветов предусматривал не только увеличение численности войск, но и новый порядок их формирования. Предлагал он также и ликвидацию всех форм кабальной зависимости, и особенно самой тяжелой из них – холопства, считая это мероприятие необходимым для улучшения качества воинской службы. Холопы – плохие воины, а кроме того, они всегда могут "прельститься другим царем", если он пообещает им свободу. Кроме этих прагматических соображений, Пересветов приводит и более фундаментальные доводы в пользу отмены холопства. Так, он осуждает сам принцип порабощения как несовместимый с христианской моралью. Вечное закабаление противно божественным законам: "Бог один для всех людей, и те, которые других записывают в работу во веки, угождают дьяволу". Порабощение противно и государственным порядкам, ибо порабощенная земля сама по себе беззаконна, "в той земле все зло сотворяется: татьба, разбой, обиды, всему царству оскудение великое".

Анализируя внешнеполитический курс русского государства, Пересветов одну из насущных его задач усматривал во взятии Казани. Эта акция представлялась ему необходимой для подведения итогов территориального объединения государства. Географическое положение Казанского ханства, по мнению Пересветова, столь центрально по отношению ко всей другой российской территории, что следовало бы вообще переориентироваться на богатые волжские земли и перенести столицу в Нижний Новгород, а кроме того, необходимо положить предел набегам казанцев на русские земли, терпящим от них "частые кручины".

Есть и экономические мотивы в творчестве Пересветова. Так, в ряде мест он довольно пространно высказывается о торговле, выступая за законодательное упорядочение этого рода деятельности, т. е. введение "правды-закона" в эту сферу общественной жизни. "Нечистый торг" (который имел место у царя Константина) должен быть искоренен, торговые операции следует проводить, основываясь только на "правде-законе" (как это делается у "турского царя").

Пересветов последовательно проводит идею реализации законности во всех формах общественной и государственной деятельности.

Наибольшее внимание уделено им критике беззакония. Осуждая боярское самовластие, он отмечает полное пренебрежение бояр-временщиков к закону и законным формам государственной деятельности и обвиняет их в том, что они богатели "незаконно", "изломили правый суд", "невинных осуждали по мздам". Он критикует такие проявления "неправедности" в деятельности суда, как лжесвидетельство, ложная присяга, рассмотрение заведомо ложных, сфабрикованных дел и т.д.

В Малой челобитной к неправедным действиям Пересветов относит и внесудебные формы расправы – "обиды", возможность причинения которых он усматривает в деятельности государственных чиновников, руководствующихся не законами государства, а собственным произволом. Жертвой такой внесудебной расправы был и он сам, в результате чего остался "наг, бос и пеш".

По поводу соотношения веры и правды И. С. Пересветов утверждал: "Бог любит не веру, а правду". Этот подход опирался на традиции новозаветной литературы, в которой постоянно и много говорилось об уважении к правде и закону. Если в государстве вера лежит мертвым грузом, а не осуществляется в праведном поведении ее носителей, то, несмотря на ее внешнее соблюдение и воплощение в храмовом служении, правды в этом царстве нет, поскольку такая вера оторвана от правды. "Истинная правда есть Христос", и вера в него есть вера в правду, так как вера призвана помогать людям понимать и исполнять правду, и если такое единство соблюдается, то в этом государстве бог пребывает и помощь свою подает. Это – идеальный вариант полного взаимопроникновения веры и правды, но имеются и исторические примеры расщепления этих категорий: вера наличествует, а правды – нет. Так было, по оценке Пересветова, в царствующем граде Константинополе, где вера была "всем сполна", но в гражданской жизни Царствующий град был отмечен "деяниями беззаконными", "междоусобными бранями" и злодеяниями, в результате которых люди в нем "оскудеша и обнищаша", и поэтому Константинов град лишился божественного покровительства ("пречистые Богоматери отпадше").

Противопоставление правды вере введено в русскую политическую литературу Максимом Греком. Пересветов использовал этот подход и развил его далее для обоснования реальной необходимости осуществления праведной (в смысле законопослушной и моральной) жизни и недопустимости оправдания "неправедного" поведения (нарушения законов) верой, как бы внешне блистательно она ни была организована.

Судебная реформа у Пересветова, равно как финансовая и военная, прежде всего имеет своей целью уничтожение наместничества. Во все грады необходимо направить прямых судей, назначаемых непосредственно верховной властью, жалованных из государевой казны. Судебные пошлины (присуд) взимать в казну, "чтобы судьи не искушалися и неправдою бы не судили". Судят судьи по Судебным книгам, по которым они и "правят и винят". Перед законом все должны быть равны, и суд, "нашед виноватого", обязан "не пощадить и лучшего". Жалованье "прямые судьи" получают прямо из государевой казны. Здесь Пересветов впервые ставит вопрос об отделении суда от администрации и образовании единой централизованной судебной системы.

Из общей судебной системы И. С. Пересветов выделяет воинский суд, который в армии осуществляется высшим начальством, знающим своих людей. Суд свершается на месте, скорый, правый, грозный и не облагаемый пошлиной, по единому для всех Судебнику. "А воинников судят паши", которые свое войско знают "и судят прямо … беспошлинно и беспосулно и суд их свершается вскоре".

Пересветов предусматривал довольно суровые наказания для судей, отправляющих правосудие "не по правде, а по мзде". Например, с неправедных судей сдирают кожу живьем и набивают ее бумагой и вешают на воротах судебного учреждения в назидательных целях. Здесь, скорее всего, мы имеем дело не с жестокостью Пересветова, а с фольклорными приемами, посредством которых было принято характеризовать восточные деспотии, и в частности Османскую империю. Что же касается принципа определения наказания, то он сформулирован у Пересветова по лучшим прогрессивным образцам того времени: "казнят преступников противу дел их, да рекут тако: комуждо по делам его".

Среди видов преступлений Пересветов упоминает разбой, татьбу (кражу), обман при торговле, различные правонарушения судебных и государственных чиновников, воинские преступления, ябеду, а также азартные игры и пьянство. За бегство с поля боя, кроме непосредственного наказания виновного, предусмотрена еще и опала для членов семьи виновного, "да нечестно будет ему и детям его".

"Магмет-салтан" именно так и устроил в своем государстве, чем заслужил покровительство бога, который помогает только тем царям, "кто правду любит и праведен суд судит, правда Богу сердечная радость, а царю великая мудрость".

Средства введения этой правды весьма авторитарны: она вводится грозой, потому что только гроза может пресечь зло. Термин " гроза " у него означает систему жестких мероприятий, целенаправленно проводимых от имени царской власти. Гроза – это совокупность средств, которыми следует воспользоваться в законных пределах для проведения реформ, обеспечивающих введение правопорядка. Гроза не предполагает произвола, так как всякое отступление от закона правителем опасно для его авторитета.

О необходимости правления, основанного на законе, писал еще Иосиф Волоцкий, который назвал царя мучителем в том случае, если он "не ходит в заповедях Его (Бога. – Н. 3.) и во правдах", т. е. в законе. Но если Иосиф в основном опасался "злочестивого царя", который не будет заботиться о делах церкви и преследовать еретиков, то Пересветов смотрел гораздо шире – в принцип праведного правления он включает законную деятельность всего государственного механизма с возглавляющей его центральной властью.

Таким образом, И. С. Пересветов в своих представлениях близок именно к модели сословно-представительной монархии, развивая принципы политической теории, намеченные Максимом Греком, Зиновием Отенским и Федором Карповым.

Грек: В отечественной и зарубежной науке последних десятилетий серьезное внимание уделялось личности и литературному наследству Максима Грека. В ряде работ видных ученых была произведена атрибуция ранее неизвестных сочинений Максима Грека, изучены рукописные собрания его трудов и установлены автографы, рассмотрены общественно политические взгляды Максима Грека и его близость к "не стяжателям", проанализирован вопрос о влиянии на него Савонаролы, об интерпретации античного и византийского культурного наследия в творчестве Максима Грека, о его влияния на русское старообрядчество. Доктор церковной истории профессор Алексей Иванович Иванов опубликовал аннотированную библиографию сочинений Максима Грека, включающую 365 наименований его трудов, из которых 164 остаются неизданными (43).

О библиографии преподобного Максима Грека, его рукописном наследии, его общественно-политических взглядах написано множество статей и несколько фундаментальных исследований.

Но его богословские воззрения и философские идеи остаются практически не изучены, вопрос об их влиянии на развитие русской богословской мысли поставлен совсем недавно.

Между тем, еще при жизни Максима Грека богословские труды его пользовались заслуженной популярностью, а его литературная слава была весьма велика. Сочинения Максима Грека включались со 2-й половины ХУ1 века почти во все значительные церковного учительные сборники, начиная с "Великих Четиих - Мииней" митрополита Московского Макария.

В составе Иосафовского, Хлудовского, Румянце вского, Соловецкого, Троицкого, Синодального и других рукописный собраний до нас дошли более трехсот пятидесяти оригинальных и переводных сочинений Максима Грека, созданных им в России (см. 44; 45; 66 и др.). "

"В многочисленных писаниях преподобного Максима, - подчеркивает архиепископ Черниговский Филарет (Гумилевский), - нельзя не удивляться разнообразию сведений его и талантов: он филолог и историк, поэт и оратор, философ и богослов..." (6, с. 65).

"Он был самый видный и идеальный на Руси представитель греко-православного просвещения, бескорыстный и скромный", - отмечает священник А. Синайский

Период политической деятельности и воинской службы князя Андрея Михайловича Курбского (1528–1583) совпал с интенсификацией государственного строительства в России. Сословнопредставительная монархия, сформировавшаяся в основных чертах в середине XVI в, предусматривала необходимость соборного решения всех общегосударственных дел.

В этой исторической ситуации сформировались две тенденции в развитии русской государственности и сопровождавшей его политической теории, которые отвечали идеалам различных социальных групп господствующего класса. Одна из них, опиравшаяся на реформы 1550-х гг., предполагала развитие органов сословного представительства в центре и на местах. Другая, проводимая непосредственно самим Иваном IV, заключалась в обосновании права неограниченной власти в руках царя посредством установления деспотического политического режима системой опричных нововведений.

Князь Андрей Михайлович Курбский, принимавший активное участие в деятельности правительства (Избранной Рады), был сторонником сословного представительства в центральных и местных органах власти.

220 Глава 9. Политико-правовые учения в России в XV – первой половине XVII в.

В исторической литературе утвердилась традиция, в силу которой основные политические фигуры, принимавшие активное участие в жизни русского общества середины XVI в., противопоставлялись следующим образом: Иван IV именовался защитником единодержавия, проводником прогрессивной политической идеологии, а Курбский, в свою очередь, представлялся «защитником старобоярских порядков», «феодального права отъезда» и «раздробления на ряд независимых вотчин» централизованного государства. Эта точка зрения, введенная в научный оборот еще русским дореволюционным историком С. Ф. Платоновым, сохраняется и в ряде современных работ.

В настоящее время данная схема оценок стала вызывать серьезные возражения.

Князь Андрей Михайлович Курбский был выходцем из старинного рода, своего положения при царском дворе («боярин, советник и воевода») он добился исключительно благодаря личным заслугам, оказанным царю воеводской службой и правительственной деятельностью, за которые и был пожалован землей в окрестностях Москвы, а впоследствии (1556г.) и боярским чином. С падением правительства (Избранной Рады) он подвергся опале как ее активный деятель. Объективно оценив значение царской немилости, он решил бежать. В послании к старцу Псково-Печерского монастыря Васьяну боярин прямо пишет, что до него дошел слух «об умышлениях» великого князя, собиравшегося его убить, и поэтому «сего ради сице и помыслив, како бы избегнута неправедного убиения», он оставил отечество. Иван IV не оспаривает этих обстоятельств, а в ответных посланиях князю и заявлении польскому королю он прямо вменяет в вину Курбскому именно «умышление над государем... над его царицей и над детьми... всякое лихо дело».

Курбский пожелал избегнуть позорной и незаслуженной казни, совершавшейся к тому же без процедуры судопроизводства. Рассматривая свою прежнюю службу на родине, князь писал, что он всегда доблестно сражался во славу отечества, «полки водил преславно... и никогда бегуном не был», доверенное ему войско не обращал спиной к врагу.

Курбский традиционно считал источником власти в государстве божественную волю – «цари и князи от Всевышнего помазуются на правление...», а цель верховной власти усматривал в справедливом и милостивом управлении державой ко благу всех ее подданных и в праведном (правосудном) разрешении всех дел. Нынешняя власть, по мнению боярина, уклонилась

221 § 7. Политические воззрения А. М. Курбского

от выполнения задач, возложенных на нее высшей волей, поэтому он считает ее лишенной божественного покровительства, называя безбожной и беззаконной. На царском престоле оказался человек, не подготовленный к управлению государством ни образованием, ни воспитанием. Он груб, неучен и воспитан «во злострастиях и самодовольстве», такому человеку «неудобно бывает императором быти». В первую половину царствования, когда власть была ограничена мудрым Советом, управление государством осуществлялось успешно как во внешней сфере, так и во внутренних делах. При участии правительства (Избранной Рады) совместно с царем в делах государства во всем чувствовалось мудрое управление, воеводами назначались искусные и храбрые люди, в войсках учреждался порядок, верное служение отечеству щедро вознаграждалось. Напротив, нерадевшие отечеству «паразиты и тунеядцы» не только не жаловались, но и прогонялись. Такая политика подвигала «человеков на мужество... и на храбрость». «Се таков был наш царь, поки любил около себя добрых и правдусоветующих».

Упадок в делах государства и сопутствующие ему военные неудачи Курбский связывает с падением правительства и введением опричнины. Роспуск Рады знаменовал полное и безусловное сосредоточение ничем не ограниченной власти в руках Ивана IV. «Скоро по Алексееве смерти и Сильвестрову изгнанию воскурилось гонение великое и пожар лютости по всей земле Русской возгорелся». Создав для поддержания своего тиранического режима «великий полк сатанинский» (опричников), царь произвел «опустошение земли своея», которого «никогда не бывало ни у древних поганских царей, ни бо при нечестивых мучителях христианских». Обобщив свои критические замечания, Курбский сделал вывод о законопреступности такой власти. Царь не только погубитель высшего духовного наставника – прямого выразителя божественной воли (митрополита Филиппа), но и нарушитель всего государственного порядка: «чин скверно соделал, царство сокрушил: что было благочестия, что правил жития, что веры, что наказания – погубил и исказил...» Основной характеристикой такого политического режима Курбский считает беззаконие. Он развернул основательную критику суда и судопроизводства, широко поставленную его современниками, добавив к ней еще и критику законодательства.

В правопонимании Курбского ясно прослеживается представление о тождестве права и справедливости. Только справедли-

222 Глава 9 Политико-правовые учения в России в XV – первой половине XVII в

вое может быть названо правовым, так как насилие – источник беззакония, а не права. Здесь рассуждения Курбского во многом восходят к основным постулатам политической теории Аристотеля и особенно Цицерона. Излагая свои требования к правотворчеству, Курбский подчеркивает, что закон должен содержать реально выполнимые требования, ибо беззаконие – это не только не соблюдение, но и создание жестоких и неисполнимых законов. Такое законотворчество, по мнению Курбского, преступно. В его политико-правовых воззрениях намечаются элементы естественно-правовой концепции, с которой связаны учения о государстве и праве уже в Новое время. Представления о праве и правде, добре и справедливости воспринимаются как составные компоненты естественных законов, посредством которых божественная воля сохраняет на земле свое высшее творение – человека.

Правоприменительная практика рассмотрена Курбским, как и Пересветовым, как в судебном, так и во внесудебном ее варианте. Современное состояние суда вызывает глубокое неодобрение у Курбского. Суд совершается в государстве неправосудно и немилостиво. «А что по истине подобает и что достойно царского сана, а именно справедливый суд и защита, то давно уже исчезло» в государстве, где давно «опровергохом законы и уставы святые».

Особое недовольство вызывает у Курбского практика заочного осуждения, когда виновный, а в большинстве случаев – просто несправедливо оклеветанный человек лишен возможности лично предстать перед судом. Принцип коллективной ответственности, так широко использовавшийся в карательной практике опричного террора, характеризовался Курбским как проявление беззакония. «Закон Божий да глаголет: да не несет сын грехов отца своего, каждый во своем грехе умрет и по своей вине понесет казнь». Курбский считает проявлением прямого беззакония, когда человека «не токмо без суда осуждают и казни предают, но и до трех поколений от отца и от матери влекомых осуждают и казнят и всенародно погубляют... не только единоколенных, но аще знаем был сосед и мало к дружбе причастен» – подобную политику он характеризовал как «кровопролитие неповинных».

Возражает князь Андрей и против участившегося применения жестоких наказаний, особо выделяя среди них смертную казнь, которая, по его представлениям, должна назначаться в

223 § 7. Политические воззрения А. М. Курбского

исключительных случаях и только по отношению к нераскаявшимся преступникам.

Характеризуя произвол и беззаконие, Курбский критически отмечает распространение жестоких и позорящих наказаний, а также практику их исполнения не государственными чиновниками (палачами), а обычными людьми, не имеющими никакого отношения к судебным ведомствам. Заставляют людей обычных, свидетельствует он, «самим руки кровавить и резать человеков».

Другой отмечаемой бояриным формой внесудебного произвола стало незаконное воздействие на людей, с помощью недобровольной присяги и клятвы принуждаемых к определенному поведению, часто безнравственному. Так, заставляют под присягой и крестоцелованием «не знатися не токмо со други, и ближними, но и самих родителей и братьев и сестер отрицатися... против совести и Бога...».

В государстве не стало свободы и безопасности для подданных, не говоря уже о том, что царь ввел «постыдный обычай», затворив все «царство русское словно в адовой твердыне», и если кто «из земли твоей (Ивана ГУ. – Н. 3.) поехал... в другие земли... ты такого называешь изменником». Результатом такого правления Курбский считает оскудение царства («опустошение земли своея»), падение его международного престижа («злая слава от окрестных суседов») и внутреннее недовольство и смуту («нарекание слезное ото всего народа»). Причину «искривления» некогда правильного управления царством Курбский усматривает в приближении к царю «злых советников». «Злому» совету придается почти гротескное символическое значение. «Сатанинский силлогизм» настоятеля Песношского монастыря (что у Яхромы) Вассиана Топоркова сыграл, по мнению Курбского, трагическую роль, обеспечив перемену в личности царя и образе его действий. «Лукавейший иосифлянин» дал царю совет: «не держать себе советников умнее себя».

Установившийся тиранический режим привел к потере значения Земского собора, который стал всего лишь безгласным проводником воли деспота и окружающих его злодеев. Князь Андрей понял всеобъемлющий характер террора и страха перед ним, но наивно предполагал, что замена одних советников – «злых и лукавых» на других–мудрых, добрых и сведущих может изменить порядки в государстве. Он видел, что губительный деспотический режим не может продолжаться долго, и высказал предположение о необходимости приближения его

224 Глава 9. Политико-правовые учения в России в XV– первой половине XVII в.

конца насильственным образом. История, утверждал он, знала немало примеров деспотических правлений и дала хорошие уроки подобным правителям. Гибель такого царства может наступить как по воле провидения, так и в результате открытого сопротивления, оказанного подданными правителю, «творящему беззаконие» и не радеющему о пользе своего отечества.

Теоретическое положение, выдвинутое Иосифом Волоцким, о праве народа на оказание сопротивления злонамеренной власти получило последовательное развитие в государственно-правовой концепции Курбского.

Наилучшим вариантом организации формы государственной власти ему представляется монархия с выборным сословнопредставительным органом, участвующим в разрешении всех наиважнейших дел в государстве. «Царь аще почтен царством.должен искать доброго и полезного совета не токмо у советников, но и всенародных человек», при этом «самому царю достоит яко главе были и любити мудрых советников своих». Ивану III сопутствовали большие воинские и политические удачи именно потому, что он часто и помногу советовался с «мудрыми и мужественными сигклиты его» и ничто же начинати без глубочайшего и многого совета». Курбский был не только за создание представительного органа (Совет всенародных человек), но и различных «сигклитов», состоящих из советников «разумных и совершенных во старости мастите- во среднем веку, тако же предобрых и храбрых и тех и онех в военных и земских вещах по всему искушенных», т.е. специалистов самых различных профилей, без совета которых «ничесоже устроити или мыслити» в государстве не следует.

Форма государственного устройства в виде единой централизованной государственной системы не вызывала у него никаких нареканий и вполне им одобрялась.

Таким образом, князь Андрей Курбский отстаивал форму власти, организованную в виде сословно-представительной монархии, в которой все властные и управленческие полномочия могли бы быть реализованы только на основании надлежащим образом принят.

Быт и нравы различных слоёв общества?

Положение женщины.

История говорит не только о датах или политических событиях, но и о взаимоотношениях между людьми, о восприятии обществом тех или иных поступков, поведения; о том, что относится к недозволенному, а что - к традициям. Отношение людей XVI-XVII веков к месту и роли женщины в русском обществе - одна из тем, с которой порой связан не только большой интерес у исследователей и читателей, но и большая путаница. Кем же они были, женщины-московитки: рабынями в дому деспота-мужа или самовластными хозяйками; безграмотными жертвами или советчицами, к мнению которых прислушивались?

В разное время разные исследователи доказывали либо полное бесправие, либо полную "эмансипированность" русских женщин в Средние века. В "Домострое", написанном попом Сильвестром в середине XVI века, женщина, жена, предстает во всем послушной своему мужу. Если читателей XIX века, настроенных на славянофильство, "Домострой" умилял как образец благолепия и идеал православной семьи, где добродетельная жена ведет домашнее хозяйство, то читателей XX века, склонных бороться за "ущемленные права" средневековых женщин, "Домострой" возмущал: ослушливую и нерадивую жену мужу рекомендовалось побить. Так возникали мифы: с одной стороны, о золотом средневековье, когда люди были по-настоящему православными: с другой - о забитом и униженном положении русской женщины.

Еще в одном источнике, в воспоминаниях и записках иностранцев, посещавших Московию в XVI-XVII веках, мы встречаем самые разные отзывы о русских женщинах. Здесь и женщины-пьяницы, скандалящие и ругающиеся (худеньких женщин, по сообщению С. Коллинза, в боярских семьях часто спаивали, потому что "лежа поили водкой, чтобы женщины толстели"): и боярыни, которые весь век проводят в теремах ("положение женщин весьма плачевное. Они не верят в честь ни одной женщины, если она не живет взаперти, <...> и не признают женщину целомудренной, если она дает на себя смотреть посторонним или иностранцам"); и рассказы о белилах и румянах ("в городах они все румянятся ц белятся, причем так грубо и заметно, что кажется, будто кто-нибудь пригоршнею муки провел по лицу их и кистью выкрасил щеки в красную краску") *

* Россия XV-XVII вв. глазами иностранцев. Л., 1986. С. 68-69, 243, 335-336 и др. (выдержки из записок С. Герберштейна, Дж. Горсея, Ж. Маржерета, А. Олеария и др.); Коллинз С. Нынешнее состояние России, изложенное в письме к другу, живущему в Лондоне.М., 1846. С. 21; Пушкарева Н.Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X - начало XIX в.) М., 1997. С. 45-59.

Иностранцы, оказавшись в Московии, смотрели вокруг с недоумением, часто враждебным, и нередко превратно истолковывали смысл увиденного или услышанного. Все же порой о жизни московитов и до сих пор судят именно по описаниям иностранцев - описаниям, которые плодят мифы о грубых и варварских нравах русского средневековья *.

* В качестве примера достаточно процитировать название книги, изданной в Англии в 1968 г., где собраны записки англичан, побывавших в России в XVI - начале XVII веков: Rude and barbarous kingdom. Russia in the Accounts of Sixteenth Century English Voyagers / Edited by Lloyd E. Berry and Robert O. Crummey. Madison, Milwaukee and London. 1968.

Но есть источники, дающие иное представление о положении женщины в России: канонические книги, жития святых, повести и сказания, исповедные вопросники, позже народные картинки и старообряд ческие миниатюры по-своему описывают жизнь людей того времени.

Совокупность источников позволяет говорить о трех уровнях восприятия современниками положения и роли женщины в русском обществе в позднее Средневековье: церковно-канонический, бытовой и социальный. Рассмотрим их по очереди и попробуем понять, какие источники наиболее точно доносят до нас жизнь русских людей конца XV-XVII веков.

Начнем с церковно-канонического уровня восприятия. Восточное христианство, склонное к аскетизму, выработало достаточно жесткое отношение к женщине. В житиях святых женщина часто выступает как соблазн, порой как прямое орудие дьявола, который через женскую плоть уводит человека от Бога. Здесь мы встречаем рассказы и о том, как дьявол принимал образ женщины, искушая монаха-отшель ника; и о том, как праведные юноши бежали в день свадьбы, предпочитая браку монашество и святость. Встречаем и повествования о женах. которые после бурной молодости покаянием и усмирением плоти достигали святости *. Конечно, эти жития были написаны далеко от русских земель, задолго до того, как Русь получила крещение, но они ста ли любимейшими книгами для чтения. Пролог, Златая чепь, Измарагд - житийные и повествовательные переводные сборники - получили широчайшее распространение, и с полным правом можно считать, что они отражают культуру Московской Руси *.

* Cм. Жития св. Антония, Марии египетской и др.

** Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1 (XI -первая половина XIV в.). С. 184-187, 376-381; вып. 2 (вторая половина XIV-XVI в.). Ч. 1. С. 397-401.

В церковных книгах другого типа нет столь резко отрицательного отношения к женщине. В канонических и учительных книгах женщина как будто составляет фон для жизни мужчины; выступает скорее объектом, а не субъектом действия. Церковная жизнь на Руси должна была строиться в соответствии с Кормчими книгами - сборниками канонических текстов, в которые входили правила, принятые как Вселенскими соборами или крупнейшими церковными учителями (отцами Церкви), так и написанные анонимными авторами в Византии, на Балканах или на Руси. Отдельные правила и статьи из Кормчих книг заимствовались, выписывались в сборники смешанного содержания, редактировались и пополнялись местными правилами. В церковных текстах часто описываются ситуации, прямо или косвенно свидетельствующие об отношении к женщине. Так, на Руси широкое хождение получил текст, предназначенный для монахов: "Аще калугеръ преидеть съ женою два поприщи, да ся поклонить 12 вечер, 12 заутра" *, т.е. монаху, отправившемуся в путь, нельзя идти вдвоем с женщиной даже два поприща (менее 400 м). Здесь выражено отношение, сходное с византийскими житиями: соседство с женщиной опасно для монаха.

* Смирнов С.И. Материалы для истории древнерусской покаянной дисциплины. (Тексты и заметки.) М., 1912. С. 38.

В канонической и просто церковной литературе женщина в подавляющем большинстве случаев упоминается в связи с вопросами пола и брака. Интересные результаты дает сопоставление переводных канонических правил, распространенных на Руси, с оригинальным русским материалом. Например, в Кормчих книгах записывалось "Первое каноническое послание св. Василия Великого к Амфилохию Иконийскому", в котором, в числе прочих, приводилось правило о расставании супругов. В этом послании даются различные указания в зависимости от того, кто был виновником расставания: муж или жена. Муж обязан изгнать жену-прелюбодейку; жена же должна принимать мужа и сохранять семью, что бы ни происходило, даже если муж изменяет, бьет ее или продает вещи из дома. Более того, если жена все же расстается с мужем, и тот начинает жить с другой женщиной, то именно она, бывшая жена, объявляется виновницей прелюбодейного сожительства:

"Женамъ же обычай повелеваетъ удерживати мужей своих, хотя они прелюбодействуютъ и въ блуде суть. <...> Ибо аще потому, яко биема была, и не стерпела ударовъ: то подобало паче претерпети, нежели разлучатися съ сожителемъ: аще потому, яко не стерпела утраты имения, и сей предлогъ не достоинъ уважения. Аще же и потому, яко мужъ ея живетъ въ блуде, наблюдения сего не имеемъ въ церковномъ обычае: но и от невернаго мужа не повелено разлучатися жене, а пребывати съ нимъ, по неизвестности, что последуетъ" *.

* Первое каноническое послание св. Василия Великого к Амфилохию Иконийскому. Правило 9 // Правила святых апостолов. М., 1894. С. 347-348.

Это и подобные ему правила получили на Руси интересное преломление. С одной стороны, по церковным законам XVI-XVII веков жена и муж равно имели право на церковный развод; однако в этот период не известно ни одного случая развода по инициативе женщины. Разводы же по инициативе мужчин не были редкостью. Поводом в большинстве случаев служило обвинение в измене, оправданное или огульное, после чего женщина с позором высылалась в родительский дом. Такие изгнанные жены получили особое название "пущенниц". Жениться на пущеннице считалось грехом.

Примечательна одна деталь в покаянных текстах - исповедных вопросниках, т.е. списках вопросов, задававшихся духовником на исповеди кающемуся и касавшихся всех сторон жизни человека. В вопросниках, предназначенных для исповеди женщин, часто встречаются вопросы об убийстве мужей; в то время как в текстах, обращенных к мужчинам, мы не находим ни одного подобного вопроса. Значит ли это, что в XVI-XVII веках мужу в неблагополучной семье было проще изгнать из дома жену, а жене - убить мужа, чтобы с ним расстаться? Такой вывод, пожалуй, можно назвать излишне смелым и парадоксальным; однако можно констатировать, что отношение к женщине как к пассивному участнику событий, характерное для церковно-канонической традиции, могло иметь самые плачевные для окружающих последствия.

Другие источники предлагают нам взглянуть на жизнь женщины с бытовой точки зрения. Здесь мы обнаруживаем совсем другой уровень восприятия, чем в описанных выше канонических текстах. В быту к простолюдинкам, крестьянкам и горожанкам относились в целом так же, как и к мужчинам тех же сословий. В упоминавшихся выше записках иностранцев, в исповедных вопросниках и повестях мы встречаем описания пьянства, скандального поведения, ругани и т.п. в равной мере и со стороны женщин, и со стороны мужчин. При описании быта зритель или рассказчик одинаково отзывался о женщинах и о мужчинах, не пытаясь возвысить или облагородить поведение представителей одного из полов; хотя можно выделить некоторые элементы поведения, характерные именно для женщин. В исповедных текстах говорится, что и мужчины и женщины порой издевались и зло смеялись над окружающими, но женщины при этом насмешничали, играя на мужском самолюбии: "Или укорела еси чюжаго мужа или своего его срамотою, опитемеи 20 недели, а поклонов 12 З-жды" *.

* Корогодина М.В. Русские исповедные вопросники XIV -первой половины XVII веков как исторический источник. Диссертация на соискание... к.и.н. СПб., 2003. С. 203-213.

И мужчины, и женщины порой дрались, но женщины, в отличие от мужчин, в драках часто кусались. Все без исключения любили развлечения: пляски, песни, пиры, переодевания, игру скоморохов и бродячих музыкантов. Женщины-простолюдинки наравне с мужчинами участвовали в развлечениях, наравне с мужчинами платили за зрелища. В данном случае четко прослеживается различие в положении женщин из разных слоев общества. Обычные крестьянки и горожанки часто плясали на праздниках, хотя это и осуждалось церковью, а некоторые танцы считались неприличными. Совсем иначе все выглядело в знатных домах. И. Корб, бывший секретарем австрийского посольства в Москве и присутствовавший на празднике 1 марта 1699 года, который Петр I устроил в честь Бранденбургского посла, писал, что тогда знатным дамам было впервые разрешено принять участие в танцах. Впрочем, наиболее высокопоставленные женщины, вроде царевны Натальи Алексеевны, лишь "смотрели на танцы и шумные забавы, раздвинув немного занавеси" *.

* Русский быт по воспоминаниям современников: XVIII в. М., 1914. С. 64; Пушкарева Н.Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X - начало XIX в.) М., 1997. С. 143-144.

 

В покаянных текстах часто поднимаются вопросы, касающиеся рождения детей, материнства и воспитания. Проблема зачатия и рождения ребенка, как правило, решалась самой женщиной. Стремясь зачать или, наоборот, избавиться от нежеланного плода, женщина могла прибегнуть к помощи зелий и колдовства; таким же способом можно было помочь приятельнице или соседке или навести на нее порчу. Об этом, как и об убийстве матерями новорожденных младенцев, мы узнаем из исповедных вопросников. Однако решить избавиться от будущего ребенка мог и отец. У мужчин на исповеди спрашивали, не велел ли он рабе или жене выпить зелье, чтобы избавиться от плода; не приказывал ли тайком дать такое зелье беременной; не велел ли любовнице умертвить новорожденного; не бил ли он спьяну беременную жену так, что она выкинула. Но обычно именно женщина решала прибегнуть к каким-либо запретным средствам. Непосредственное воспитание маленьких детей также в основном было в руках матери. У женщин намного чаще, чем у мужчин, спрашивали на исповеди, не била ли она и не проклинала ли своих детей.

Трудности, связанные с семьей или браком, в Средние века часто решались женщинами или девушками с помощью колдовства. К магии прибегали не только в связи с рождением детей. Магия "помогала" и в любовных делах; женщины использовали заговоренные узелки, зелья, отравы, заклинания и т.п., чтобы добиться любви, отомстить, защитить детей, отбить соперницу, избавиться от мужа *. Примитивная магия была частью повседневной жизни русских женщин в XIV-XVII веках.

* Корогодина М.В. Женская магия по исповедным вопросникам XIV-XVII вв. // Проблемы социально-политической и культурной истории и культуры Средних веков. С. 50-52.

Неверно, впрочем, говорить, будто быт русских женщин состоял только из драк, склок, ссор, абортов, попыток отомстить или навредить кому-либо, а семейная жизнь представляла собой лишь вражду и противостояние.