Приводимый ниже перечень политических рисков является иллюстративным и не претендует на полноту.
1. Слабость формальной оппозиции. В силу слабости формальной политической оппозиции по мере обострения политического кризиса будет расти значение новых неформальных лидеров и спонтанно формируемой оппозиции. Без появления новых лидеров и политических движений полноценная перезагрузка общественной поддержки власти едва ли будет возможна.
Но сложившаяся политическая система блокирует эти процессы, создавая, тем самым, риски политического вакуума и потери управляемости по мере обострения политического кризиса. В этих условиях возрастает риск того, что оппозиция, спонтанно формирующаяся на волне растущего общественного недовольства, будет плохо организована, некомпетентна и неконструктивна. В обозримой перспективе такая оппозиция не сможет взять на себя ответственное управление страной, в то время как действующей власти это будет делать все труднее из-за падения общественной поддержки.
Потенциальные издержки такого сценария очевидны, хотя их не следует и преувеличивать. В гораздо более сложных условиях конца 1980-х – начала 1990-х гг. подобное развитие событий, при всех очевидных издержках процесса, позволило России к середине 1990-х сформировать более или менее жизнеспособные политические институты.
2. Рост политического экстремизма. Угроза политического экстремизма, в том числе на национальной почве, достаточно велика. Вместе с тем, националистический экстремизм с его пропагандой насилия будет отталкивать подавляющую часть населения, для которой ценности сохранения человеческой жизни и здоровья являются безусловным приоритетом.
3. «Украинизация» политической жизни. Аналогичным образом следует расценивать и угрозу «украинизации» российской политической жизни, когда политическая оппозиция будет пытаться завоевать широкую поддержку путем экономического популизма, разрушительного для экономики страны. Такое развитие событий будет сопровождаться снижением устойчивости политической системы и частым повторением кризисных ситуаций в экономике и политической жизни.
Возможности для такой политики сохраняются в России и сегодня, но в целом она характерна для обществ с более бедным населением. Такая политика приобрела популярность в России в середине 1990-х гг. и на Украине в середине 2000-х гг., когда доля бедного населения, по современным российским критериям, намного превышала 50%, обеспечивая стабильное популистское большинство. В современной России доля бедного (по сопоставимым критериям) населения снизилась до менее чем 15%, а в Москве - до менее чем 10%. В Москве и других крупных городах сложился массовый средний класс со стандартами потребления, близкими к западно-европейским. Популистская перераспределительная политика не отвечает его интересам и будет встречать эффективный отпор.
4. Дестабилизация на Северном Кавказе. Особым и наименее управляемым фактором политического риска является ситуация на Кавказе. Она может выйти из-под контроля в любой момент: либо в ближайшее время, под влиянием международного кризиса на Ближнем Востоке и в Северной Африке, либо позднее, под влиянием углубления внутриполитического кризиса в России.
Если обострение ситуации на Кавказе произойдет в ближайшее время, под влиянием ближневосточных событий, то это нанесет тяжелый и, возможно, непоправимый удар по существующей политической системе. Способность удерживать ситуацию на Кавказе была одним из ключевых источников легитимности этой системы.
Если новый виток дестабилизации на Кавказе начнется позднее, под влиянием обострения внутриполитического кризиса в России, то он намного осложнит выход всей страны из политического кризиса и формирование устойчивой политической системы. При неблагоприятном сценарии он может спровоцировать дезинтеграционные процессы.
Возможности для сдерживания нового конфликта на Северном Кавказе будут ограниченными, поскольку его масштабы могут превысить все предыдущие конфликты в новейшей российской истории. Ограничивающими факторами для эффективного применения силы на Кавказе послужат уже упоминавшиеся неготовность российского общества к новым человеческим жертвам и возросшие возможности международного давления на Россию.
5. Переход кризиса в затяжную форму. Переход политического кризиса в затяжную форму уже не раз наблюдался на пространстве бывшего СССР. Если это произойдет в современной России, то большая часть предстоящего десятилетия может уйти на преодоление его негативных последствий. Это десятилетие может быть потеряно для экономического роста. Фактическое вхождение в группу развитых стран будет отложено до начала 2030-х гг., и вступать в нее России придется одновременно с Китаем.
Но при реализации эффективной политической стратегии, потенциальная возможность которой будет проиллюстрирована в третьей части доклада, в России сохраняются предпосылки для проведения минимально необходимых политических изменений в достаточно короткие сроки. Это откроет путь для проведения ответственной экономической политики и для экономических реформ, которые невозможно проводить до завершения кризиса. Успешная и быстрая политическая трансформация повысит шансы для достижения высоких и устойчивых темпов экономического роста (4-5% в год в период до 2020 г.). При таких темпах уже к началу 2020-х гг. ВВП на душу населения в России приблизится к среднему уровню Евросоюза. Тем самым, Россия в основном завершит переход в группу экономически развитых стран.
