Прибегайте к таинствам Православной Церкви

Каждый верующий, который мучался от какой-то страсти или нашествия навязчивых мыслей знает, как помогает в этом испытании молитва. Но знает, что еще сильнее, чем молитва, помогает церковное исповедание этой страсти с последующим за ним причащением. Таинство — это чудо! Ничего другого, столь же сильного в решении духовных проблем, у человечества нет.

Привожу несколько коротких рассказов «клиентов» наших проектов об их исповеди и причащении.

Виктория. «Очень хочу поделиться с вами своей радостью. Сегодня у меня была первая в жизни осознанная исповедь. И потом... причащение! Были разные обстоятельства, вроде как препятствующие этому. Но мне на тот момент было буквально физически тошно от того, что меня переполняло, и от чего я хотела избавиться. Поэтому почти бегом побежала на исповедь. Были слезы. И потом ощущение легкости и тишины в уме и сердце... Самые грубые комки грязи от сердца отвалились... но ведь и дальше предстоит работа».

Татьяна. «Я вот дошла только через 4 месяца после осознания необходимости этого Таинства для своей души. Почему так долго шла? Я сейчас и не упомню всего, что мешало — то вопрос нерешенный, то на службу вечером и утром кажется — очень много времени, то пятое, то десятое... Неисчислимы вражеские уловки. Но настал момент, когда я поняла, что дальше тянуть нельзя. Иначе я сама себе буду лгать, обманывать свою совесть, что ни к чему хорошему не приведет. Было трудно, было страшно, незнакомо, непривычно. Но страшнее было свернуть с этого пути. И — появилась новая точка в отсчете своей жизни. Шла-шла, несла помои в ведре (простите), остановилась, вылила, пошла дальше. И легче стало, и светлее, и самой приятнее. И — тишина... ТИ-ШИ-НА в душе после Святого Причастия».

Елена. «Когда стояла в очереди на исповедь, молилась и издали поглядывала на то, как отец Алексей исповедует прихожан. Меня знобило, а руки были холодные, как лёд... Я смотрела и испытывала восторг и страх, наблюдая это таинство со стороны... Внимательность батюшки, как он прислушивается, как спрашивает... как задумчиво крестит человека, накинув на него епитрахиль... Потом, когда передо мной осталось человека два, к ознобу прибавились ручьи слёз, делящих лицо на три части. Я вся превратилась в слёзы, в одно большое солёное облако... это были самые прекрасные слёзы в моей жизни. Всхлипы сдерживать не смогла. Подошла я к батюшке в полуобморочном состоянии с лицом как из-под крана... Батюшка при исповеди был очень внимателен и дружески подбадривал меня, держа меня за мою мертвецки ледяную руку своей тёплой ладонью — он видел, как меня трясло. Многое пронеслось перед глазами за эту исповедь... Это действительно Дар Божий — когда ты можешь покаяться... Слов нет, чтобы описать все те чувства, которые были после и сейчас. Душа моя летает — она лёгкая, теперь уже без камней и цепей, которые я сама когда-то на неё одела. Вот, даже улыбка моя какая-то необъяснимо тихая и прозрачная...»

Ирина. «Я сегодня исповедалась и приняла причастие! Я очень рада. Накануне я исписала полтетрадки про свои грехи, правда, все равно писалось про мое сегодняшнее, многое из прошлого я не помню — давно раскаялась и потому забыла. Конечно, сказала на исповеди я не все, а обобщенно по всем заповедям. Но главное, это то, что я поняла и написала, правда? Работа над своим покаянием так много мне дала, я так много поняла о себе! Очень сложно было взяться за нее, ходила неделю, маялась, потом за вечер и полночи написала. А потом так сложно было пойти в церковь и совершить задуманное! казалось, я ведь уже все поняла, зачем? Затем, что Таинство дало этому силу! И теперь мне будет трудно, потому что я не смогу так просто совершить-помыслить то, что пообещала уже не делать! Но в то же самое время и легко, потому что, со мною — Бог!»

Катя. «Меня перед моей исповедью искушали бесы. Они вкладывали мне мысль: «Катя, да это всё ерунда. Ты сама себе хозяйка, это всё для дураков. Катя, ты устала на работе, ты училась, как ты могла всю ночь читать это правило, все эти молитвы, которые придумали люди? Отдохни, куда в выходной день так рано вставать?» И внушали они так заботливо, так внимательно, так понимающе. Моё сознание чуть-чуть не повелось на эту уловку. Но… Напротив меня стоит икона, которая находится со мной уже лет пятнадцать — с раннего детства. Это Владимирская икона Божией Матери. Когда в сердце моём гнев поселяется, или когда я предаюсь помыслам гадким, или после ссоры с близкими — она смотрит на меня. Её глаза наполнены скорбью за меня, она как будто плачет, и в то же время взгляд её строгий и обличающий. Она видит моё сердце, знает мысли мои. Рядом — икона Спасителя, Он уже в терновом венце, идёт на страдания за грехи наши. И за мои! Во мне просыпается совесть. А совесть в человеке — искорка божественного. И именно в тот момент, когда рано утром в воскресение меня одолевали помыслы, и на меня так скорбно смотрели Спаситель и Богородица; я немедленно вскочила с постели, поняв, что мысли эти вражеские. А враг, в отличие от Бога, не знает милости к человеку. Я судорожно собралась, прочитала молитвы, мне стало легче, и я пулей помчалась в храм…

Чем ближе я подъезжала к храму, тем гаже и омерзительнее ко мне приходили мысли. Но Бог помиловал меня, и дал сил в этот раз отстоять до конца. Народу было много, как всегда. Ведь служба поздняя — в 10.00. Ко мне опять приходят мысли, сначала понимающие и «добренькие», как будто психотерапевт напевает больному в кожаном кресле — «Уходи, ты устала. Это всё зря». Но я стояла и ждала очереди, повторяя про себя «Господи, помилуй». И вот подходит моя очередь. Тут враг показал себя «во всей красе». Теперь мысли приходили ко мне не тихие и усыпляющие, а громкие и дурные, мерзкие и гогочущие: «Дура, дура! Что ж ты делаешь? Дура, дура! Вон пшла отсюда, дура!» Тут я до конца поняла, что мысли это не мои, и что они моими быть не могут. В храме, как ни в каком другом месте, чувствуешь реальность духовного мира...

Когда священник принял мою исповедь, мне казалось, что у меня вырвали часть сердца. И это действительно было так. Моё сердце болеет, и из него вырезается на исповеди часть раковой опухоли злых и гадких дел. О, человек, если ты увидишь себя со стороны до конца, так же как видят тебя ангелы, ты просто задохнешься от вони, которая исходит из твоего сердца. Мне было плохо. Сердце изодрано в клочья. А кто виноват? Ты, ты. Ты сам выбрал этот мерзкий путь греха. Это твой выбор был, Катя, твой. Свободный выбор.

Как же излечиться от этого?

Я встала в очередь, в большую очередь таких же, как и я. Причастников в то воскресение было достаточно. Но в самый последний момент перед самим причастием, враг усилил свои вопли: «Вон! Вон! Недостойная! Вон!». Господь помогал мне, он дал мне руку, я шла. Я как инвалид, который плохо ходит, дала Ему руки, а Он вёл меня. И вот совершилось!

Наступила тишина. Эти мерзкие вопли прекратились. Утренние солнечные лучики падали на серебряные волосы священника, который меня причащал. Они падали на икону Спасителя, где Он держал книгу, а на страницах написано: «Возлюби ближнего своего как самого себя…» И эти лучи прошли тогда в моё больное сердце, и они залечили рану от вырванной опухоли. Какое счастье! Не сравнимо оно ни с чем. Не один момент в моей многогрешной жизни не был таким счастливым. Никакого эйнштейновского ума и никакой паскалевской логики не хватит, чтобы объяснить это таинство. На то оно и таинство. О том, что я чувствовала тогда, больше говорить не буду. Это должен каждый испытать сам. Скажу лишь, что когда я вернулась домой, лик Богородицы уже не был скорбен, глаза её выражали радость. А Спаситель в терновом венце тоже радовался. Они как будто улыбались без улыбки. Они со мной, они радовались и страдали вместе со мной! Они со мной всегда!»