Приведенный ниже диалог с шестидесятисемилетним голландцем показывает силу неисследованной истории, которая может контролировать наши мысли почти всю жизнь

В моей европейской Школе по обучению Работе участвовал также один мужчина из Германии, который пережил ужасы войны. Ему было шесть лет, когда советские войска оккупировали Берлин в 1945 году. Солдаты схватили его вместе со многими другими детьми, женщинами и стариками, которые выжили после бомбежек, и поместили в специальный лагерь. Он помнит, как играл с настоящей гранатой, которые солдаты давали детям в качестве игрушек. Он видел, как другой маленький мальчик выдернул какой-то штырек, граната разорвалась и мальчику оторвало руку. Многие дети, которые находились рядом, были покалечены, и он помнит их крики, израненные лица, летящие клочья кожи и конечности. Он также помнит, как шестилетнюю девочку, спавшую рядом с ним, изнасиловал солдат, и он говорил мне, что до сих пор слышит крики женщин, которых каждую ночь насиловали в бараках. Он говорил, что над всей его жизнью доминировали переживания, полученные в шестилетнем возрасте, и он пришел в Школу для того, чтобы глубже проникнуть в себя и в свои ужасы и, таким образом, найти свою дорогу обратно домой,

В той же самой Школе участвовала женщина- еврейка, чьи родители пережили Дахау. Когда она была ребенком, ее ночи тоже были наполнены криками. Ее отец часто просыпался среди ночи с криком и часами ходил взад и вперед, плач а и стеная. Ее мать также часто просыпалась и присоединялась к отцу в его стенаниях, Ночной кошмар ее родителей стал ее кошмаром. Ее учили, что если у человека на руке не вытатуирован номер, то ему нельзя доверять. Она была так же травмирована, как и тот мужчина из Германии.

Через несколько дней после того, как я услышала на семинаре их истории, я свела этих двух человек вместе для выполнения упражнения. Вопросники, которые они заполнили, содержали осуждение вражеских солдат во Второй мировой войне, причем с противоположных сторон. Каждый по очереди проводил исследование с другим. Я с удовольствием наблюдала за этими двумя жертвами мышления, за тем, как они становились друзьями.

В изложенном ниже диалоге Виллем исследует свои детские ужасы, которые преследовали его более пятидесяти лет. Он еще не готов к самому худшему, что может случиться в жизни, но уже осознал некоторые важные вещи. Мы никогда не знаем, как много мы получили, после того как провели честное исследование, или какой эффект оно окажет на нас. Мы даже можем не осознавать этот эффект. Это не наше дело.

Виллем: Я не люблю войну, потому что она принесла мне много страха и ужаса. Она показала мне, что мое существование очень ненадежно. Я все время был голоден. Моего отца не было рядом, когда он был мне нужен. Мне пришлось провести много ночей в бомбоубежище.

Кейти: Хорошо. И сколько вам было лет?

Виллем: В начале войны мне было шесть, а к концу войны — двенадцать,

Кейти: Давайте посмотрим на утверждение: «Она принесла мне много страха и ужаса». Итак, отправляйтесь в самое худшее время, которое у вас тогда было, — со всем этим голодом, страхом и отсутствием отца. Сколько лет вам было тогда?

Виллем: Двенадцать.

Кейти: И где вы были? Я говорю про двенадцатилетний возраст.

Виллем: Я возвращался домой из школы и услышал бомбежку. Поэтому я вошел в дом, а затем дом рухнул на меня. Крыша упала мне на голову.

Кейти: А что случилось потом?

Виллем: Сначала я подумал, что я умер, затем я понял, что жив, выбрался из-под руин и побежал.

Кейти: Итак, вы побежали, а что случилось потом?

Виллем: Я бежал по улице и заскочил в булочную. А затем я вышел из булочной и зашел в церковь, спрятался в склепе, думая: «Может быть, здесь будет для меня безопаснее». А позже меня посадили в грузовик вместе с другими ранеными людьми.

Кейти: С вашим телом было все в порядке?

Виллем: Да, но я пережил контузию.

Кейти: Хорошо. Я хочу спросить маленького двенадцатилетнего мальчика. Какой момент был самым худшим? Когда ты услышал, как взрываются бомбы, или когда на тебя рухнул дом?

Виллем: Когда на меня падал дом.

Кейти: Да. И когда он падает, то с тобой, мой мальчик, все в порядке, если не считать твоих мыслей? За исключением твоих мыслей, все в порядке? В реальности?

Виллем: Сейчас, будучи взрослым человеком, я могу сказать, что все в порядке, потому что я знаю, что пережил это. Но для ребенка это было не так.

Кейти: Я понимаю. И я спрашиваю двенадцатилетнего мальчика. Я прошу тебя посмотреть на падающий дом. Он падает. С тобой все в порядке?

Виллем: Да. Я все еще жив.

Кейти: А затем, когда дом упал на тебя, с тобой все хорошо? В реальности?

Виллем: Я по-прежнему жив.

Кейти: Теперь ты выбираешься из дома. Скажи мне правду, мой мальчик, ты в порядке?

Виллем (после длительной паузы): Я жив.

Кейти: И снова я спрашиваю маленького мальчика: что-нибудь не в порядке?

Виллем: Я не знаю, живы ли мои братья и мачеха.

Кейти: Хорошо. Ну а если не считать этой мысли, то с тобой все хорошо?

Виллем (после паузы): Я жив, и это хорошо, если учитывать ситуацию.

Кейти: Без истории о твоей матери и о твоей семье, с тобой все в порядке? Я не имею в виду, что ты просто жив. Посмотри на себя — двенадцатилетнего.

Виллем: Хотя я был в панике, я могу сказать, что со мной все было в порядке. Я был жив и радовался, что сумел выбраться из дома.

Кейти: Итак, закройте глаза. Теперь отстранитесь от маленького мальчика. Просто понаблюдайте за ним — двенадцатилетним. Наблюдайте за ним, когда на него падает дом. Теперь наблюдайте, как он выбирается. Посмотрите на него без истории о бомбах и родителях. Просто посмотрите на него без вашей истории. Вы сможете вернуться к своей истории позже. А сейчас посмотрите на него без вашей истории. Просто побудьте с ним. Можете ли вы найти место, где вы поняли, что все в порядке?

Виллем: Гм.

Кейти: Да, голубчик, вы рассказываете историю о том, как бомба собирается уничтожить вас и вашу семью, и пугаете самого себя этой историей. Маленькие мальчики не понимают, как работает ум. Они не