Ситуация начинает изменяться 5 страница

Весьма интересно, что к этому времени мои зна­ния Библии и программа чтения были весьма широ­ки. Я уже двенадцать лет уединялся и тренировался публично выступать, а мои навыки слова достигли приемлемого уровня. В каком-то смысле я был го­тов к большому вызову, и в назначенное время Бог усмотрел для меня возможность испытать себя.

На следующий день все началось. Пресса назвала собрание, прошедшее прошлым вечером, "Три сотни Гедеона". Мне постоянно звонили из газет, жур­налов, с радио и телевидения с просьбами дать интервью. Было также несколько звонков от добро­желателей, а несколько человек грубо и громко выразили свое несогласие с нашей позицией.

Нашу группу вскоре назвали Комитетом нрав­ственных действий. Преподобный Лэнс Шилтон прекрасно справлялся с обязанностями лидера и отвечал на вопросы духовных лиц. Благодаря свое­му положению и характеру, он пользовался боль­шим уважением. Нам повезло, что весьма способ­ный клинический психолог и университетский лек­тор д-р Джон Корт взялся работать с людьми из ака­демических и интеллектуальных кругов. Моя роль сводилась к тому, чтобы проводить дебаты и рабо­тать с прессой, а также с теми, кто был настроен более воинственно. Оглядываясь назад, можно ска­зать, что, благодаря поддержке многих способных и посвященных людей, мы представляли собой вну­шительную силу.

Мое первое телевизионное интервью прошло на лужайке перед моим домом. Интервьюер пытался поставить меня в тупик странными вопросами и провокационными предложениями. Он не ожидал, что ему придется сражаться с человеком, который зарабатывал себе на жизнь способностью отвечать четко, убедительно и со знанием дела. Интервью превратилось в самую настоящую дуэль, в которой каждый из нас искал слабые места противника. На­конец, интервьюер милостиво отступил, и как толь­ко камера была выключена, он повернулся к опера­тору и воскликнул: "Вот это да! Это было самое луч­шее интервью за последние несколько месяцев!"

На протяжении следующей пары месяцев я был очень занят, работая с недвижимостью у мистера Хейла и посещая собрания поддержки и противосто­яния. Я принимал участие в дебатах в университе­тах, выступал в ток-шоу на телевидении и радио, а также разбирал горы писем. Ко всему прочему я еще регулярно бывал на собраниях Комитета нрав­ственных действий, на которых получал хорошие советы и указания, однако было очевидно, что нам нужно что-то делать, а не просто говорить.

Довольно странным было и то, что мистер Хейл, который хоть и был сыном священнослужителя - унитария, но сам никогда не посещал церковь и не проявлял признаков принятия христианской точки зрения, очень радовался тому, что я становился все более заметной фигурой. Он говорил, как хорошо я держался во время интервью и дебатов. Я уверен, что он в какой-то степени считал (и по праву), что его влияние на мой опыт ведения бизнеса помогло мне справляться с этими трудными ситуациями.

Я приобрел огромный опыт и был аттестован как лицензированный оценщик, пройдя всего за полго­да курс, который сейчас в университетах проходят за пять лет. В число моих обязанностей входило проведение аукционов, а также руководство всем офисом. По мере роста рабочей нагрузки росли и объемы продаж.

Поворотный момент наступил спустя почти пять лет, когда мистер Хейл жаловался на затраты по рек­ламе, которые, с его точки зрения, были чрезмерно высокими. Когда я посоветовал сравнить эти затра­ты с объемами продаж и показал ему, что в процен­тном соотношении они даже стали меньше, он расстроился.

Наконец, однажды, после того как он сгоряча на­говорил мне обидных слов, я уволился. Он хотел, чтобы я вернулся, но жребий был брошен, и на са­мом деле никто из нас не остался в проигрыше. У мистера Хейла на протяжении пяти лет была дина­мичная, энергичная, честная и приносящая прибыль команда продавцов, а я получал весьма хорошие деньги и очень многому научился. Мне показалось, и я верю в это, что мы оба остались в выигрыше.

Когда я ушел от мистера Хейла, у меня не было на примете другого места работы, и я уходил не с на­мерением начать свое собственное дело. Я плани­ровал некоторое время отдохнуть и побыть с се­мьей, поскольку весьма нуждался в этом, прежде чем произвести следующие перемены.

Когда я наслаждался своей новой свободой, мне позвонила одна моя знакомая, поинтересовавшая­ся, не возьмусь ли я продать ее участок. Мой ответ был простым. Я сказал, что прекратил заниматься недвижимостью и ищу возможности заняться чем-нибудь другим. Спустя несколько недель, эта жен­щина позвонила мне снова и предложила выставить на продажу ее участок, пока я буду разбираться со своим новым делом. Ее предложение показалось мне резонным, и мне захотелось взяться за это дело. Имея опыт и квалификацию, я без проблем получил лицензию на право заниматься всеми видами опера­ций с недвижимостью. Теперь мне было чем занять­ся, и к тому же я по ходу дела мог заработать денег.

Вскоре после того как я продал участок этой женщины, пошли слухи, что я открыл свою фирму и занимаюсь недвижимостью, не выходя из дому. Мне начали звонить люди, и возможности стали появ­ляться одна за другой. Через несколько недель я уже сам занимался недвижимостью, работая в зад­ней комнате у себя дома, но строго соблюдая пра­вило не работать в воскресенье.

Мое служение в церкви продолжалось и даже вы­росло. Я получил много приглашений выступить, которые, я верю, пришли, благодаря тому, что я стал более известным из-за своей деятельности в Комитете нравственных действий. Комитет весьма серьезно отнесся к создавшейся ситуации. Мы встретились с блестящей командой юристов, чтобы рассмотреть возможность наложения Верховным Судом запрета на порнографическую постановку "О, Калькутта!".

6 мая 1971 года в передовой статье газеты было объявлено, что Комитет нравственных действий со­бирался опротестовать в суде нравственную прием­лемость постановки и что тремя представителями протестующих были д-р Харрольд Стюард, медсе­стра мисс Маргарет Уэллс и мистер Питер Дэниелс. Это означало, что если ответчик выиграет процесс и потребует возмещения ущерба, нанесенного на­шими действиями, платить придется нам троим.

Будучи представителем Комитета, я не питал ил­люзий относительно того, с кого в первую очередь начнут взыскивать ущерб, но все же был уверен, что поступаю правильно. Я ощущал странное спо­койствие и чувство уверенности, что мы находимся на стороне Бога и все будет хорошо.

Во время подготовки к заявлению протеста и после его подачи ситуация стала еще более взрыво­опасной. В неиспользуемом кинотеатре "Чекере" должен был состояться наспех организованный показ постановки "О, Калькутта!" Промоутеры надея­лись успеть это сделать до суда и заручиться под­держкой местной распущенной аудитории. Я делал все, что мог, чтобы задержать постановку, выясняя, что я могу сделать, чтобы помешать ее показу до вынесения судебного решения.

Мои усилия оказались напрасными. Я даже обра­тился в пожарную охрану и поинтересовался, про­водилась ли проверка того здания, в котором соби­рались показывать постановку, на соответствие нормам пожарной безопасности. В том здании была деревянная лестница, и в случае серьезного пожара люди оказались бы запертыми внутри. Произошла бы самая настоящая катастрофа.

В субботу вечером, всего за неделю до предпола­гаемого показа, я лег спать уставшим и разочаро­ванным. Однако на следующее утро меня разбудил друг, который знал о том, что я обращался в пожар­ную охрану. Он в шутку поинтересовался, почему я не пригласил его на шашлык. Ничего не понимая, я спросил его: "Какой шашлык?" Тогда мой друг рас­сказал мне, что ночью кинотеатр "Чекере" сгорел дотла. Он был весьма удивлен тем, что я ничего об этом не знал.

Затем ко мне домой пришли из полиции, чтобы установить, где я находился во время пожара, и веж­ливо, но настойчиво допросить меня, чтобы устано­вить, виновен я в этом или нет! В конце концов, по­лицейские ушли и больше меня не беспокоили.

Вскоре после ухода полицейских произошло еще одно весьма интересное событие. Мне позвонил таинственный незнакомец из другого штата. После этого звонка дело приняло другой оборот. Звонящий не пожелал представиться, но спросил, тот ли я Пи­тер Дэниелс, о котором пишут в газетах и который борется с постановкой "О, Калькутта". Убедившись в том, что я был именно тем, кто ему нужен, он ска­зал мне отправиться в аэропорт, в багажное отделе­ние, где я найду материалы, которые помогут мне выиграть процесс против промоутеров. Затем он быстро повесил трубку. Должен признаться, что я получал и открывал эту посылку с насторожен­ностью. К моему удивлению, там оказалось много вырезок из газет и других материалов, имеющих отношение к постановке "О, Калькутта!", которых мы не видели. Я немедленно послал их Комитету нравственных действий для рассмотрения и исполь­зования. Не могу сказать точно, насколько ценны­ми были эти материалы для победы в суде, но это был еще не конец истории.

В августе 1971 года, когда суд вынес решение за­претить показ постановки "О, Калькутта!", таин­ственный незнакомец из другого штата позвонил мне снова. Он был восхищен и поздравил нас с ус­пехом, а затем рассказал удивительную историю. Назвавшись сыном одного из самых знаменитых гангстеров Австралии, он сообщил, что владельцы постановки "О, Калькутта!" пообещали ему исклю­чительные права на показ постановки в Австралии, но впоследствии нарушили свое обещание, предо­ставив право показа нынешним промоутерам, кото­рые потерпели неудачу.

Затем он, перемежая свою речь грубой бранью, сказал, что теперь они хорошо подумают, прежде чем снова перейти ему дорогу, и предложил как-нибудь встретиться со мной в Сиднее и устроить мне экскурсию по ночному городу. Я немедленно отклонил его предложение.

В следующие месяцы произошло много событий. Д-р Джон Корт написал книгу "Встань и заяви о себе ", благодаря которой он смог мастерски высту­пать на телевидении и вести диалог со многими интеллектуальными и выдающимися людьми.

Я продолжал строить свой бизнес с недвижи­мостью. Две недели я усердно занимался работой, а затем посвящал две недели деятельности Комитета нравственных действий. Это давало мне возмож­ность делать значительные финансовые вклады в обеспечение нужд Комитета. Иногда я просто оп­лачивал счета из своего кармана, так что об этом больше никто не знал.

Удивительно, но в этот период мой бизнес про­должал расти. Я даже нанял на работу бывшего про­давца страховок, прекрасного христианина Джеффа Миллза, который остался моим другом, и Лу Прауд-лока - молодого христианина, который очень хотел работать у меня. Это означало, что мне пришла пора выбираться из задней комнаты моего дома и арендовать офис.

Тем временем я получил письмо от сэра Артура Ли, который на тот момент был национальным пре­зидентом Лиги солдат, вернувшихся с войны. Он поинтересовался, готов ли я поучаствовать в деба­тах на тему нравственности в Австралийском наци­ональном университете с учетом того, что моими оппонентами там будут одни из лучших антрополо­гов и психологов страны. Я принял этот вызов.

Это мероприятие было несколько устрашающим. Когда меня представили и я вышел к кафедре, боль­шая толпа студентов университета затопала ногами в зале, выражая протест (это были годы хиппи и выступлений против войны во Вьетнаме). Не зная, что делать, я стал поближе к микрофону, чтобы мой голос перекрыл невероятный шум. Повернувшись к моим оппонентам, сидевшим на сцене, я обратился к ним так громко, как только мог: "Вы обращаетесь с молодежью этой страны как с грибами - вы держи­те их в темноте и кормите их большим количеством навоза. Затем вы подрежете им ноги и законсервируете их, но я хочу сказать вам, что я пришел сюда сегодня, чтобы помешать вам сделать это!" Неожи­данно воцарилась тишина, а затем студенты разра­зились одобрительными возгласами! Благодаря этому я завладел их вниманием до самого конца своего выступления.

К сожалению, некоторые из моих утверждений обидели министра цензуры, и он безуспешно пы­тался судиться со мной.

Следующим пунктом в плане борьбы с порногра­фией были секс-шопы. Я снова вступил в битву. Я приходил в эти магазины и открыто бросал вызов владельцам. Часто телевизионщики и газетчики следовали за мной, и я появлялся в новостях.

К этому времени Комитет нравственных действий стал хорошо известной активной группой. Посколь­ку я отвечал за связи с общественностью, мне доста­валось больше всего и похвал и оскорблений.

Сразу после того, как в понедельник, 2 августа 1971 года, мы выиграли судебный процесс, мне по­звонил весьма знаменитый христианский деятель из Мельбурна Леонард Бак. Он спросил меня, не соглашусь ли я выступить на большой христианской конференции в Белгрейв-Хайтс, у подножия гор не­подалеку от Мельбурна, в штате Виктория. Он хотел, чтобы я рассказал большой аудитории о том, как прошел процесс по делу постановки "О, Калькут­та!", а также выступил по другим нравственным во­просам и дал несколько советов и предложений от­носительно того, как люди могут помочь. Он сказал, что мне нужно будет уложиться в сорок пять минут.

Ехать 450 миль ради того, чтобы выступить с речью, не совпадало с моими представлениями о приятном времяпрепровождении, особенно когда меня попросили уложиться в такой небольшой от­резок времени, но это была возможность рассказать об этих проблемах большему числу людей и при­влечь больше сторонников.

Как обычно, я сам оплачивал свои расходы. Когда я вместе с семьей приехал туда, мне сказали, что из-за весьма напряженного графика проведения конференции мне придется ограничиться двад­цатью пятью минутами.

Ночью я хорошо выспался, а наутро ко мне снова обратились представители оргкомитета и, извиня­ясь, сказали, что из-за сложностей с тем, чтобы всех втиснуть в программу конференции, они вынужде­ны ограничить время моего выступления двад­цатью минутами.

Полагая, что хуже уже не будет, я отредактиро­вал свою речь для двадцатиминутного выступле­ния, но за час до него мне сказали, что теперь у меня будет ровно двенадцать минут.

Понимая, что ради этого выступления я с семьей отправился на машине в путешествие почти в ты­сячу миль (если считать дорогу туда и обратно), я решил вложить в эти двенадцать минут все свои сипы и выступать так, чтобы каждое слово касалось людей. Зал был полон. Когда я выступал, все слу­шали в абсолютном молчании. Когда я закончил, следующий оратор, профессор Блейклок из новозе­ландского университета, стоявший прямо за моей спиной, ясно и громко произнес: "Блестяще! Ровно двенадцать минут, ни секундой больше - и ни одно­го лишнего слова!" После этих слов аудитория взорвалась, словно вулкан. У меня до сих пор хранится кассета с записью того выступления. Я верю, что Бог дал мне особенное помазание для того случая.

Я мог бы рассказать много историй, подобных этой, но на это ушло бы слишком много времени. Тем не менее три случая представляют особый интерес.

Однажды я выступал на тему нравственности пе­ред 1200 женщинами-лютеранками на конференции в северном пригороде Аделаиды. Когда я закончил свое выступление, они встали со своих мест и ап­лодировали до тех пор, пока я не покинул зал.

Однажды в театре шла постановка "Цветы". Это была гомосексуальная фантазия, в которой была сцена снятия Тела Христа с креста. Большинство членов нашей команды были измотаны борьбой, поэтому я отправился туда один. Я встал на входе в театр с плакатом: "Там показывают богохульство. Вас совесть не мучает?", так что всем посетителям приходилось протискиваться мимо меня, чтобы про­браться к дверям. Вскоре туда подъехала бригада тележурналистов. Они сказали: "Мистер Дэниелс, вы здесь совсем один". Затем они предложили мне сказать несколько слов, и я назвал лидеров многих христианских деноминаций в нашем штате и дру­гих лидеров церквей и спросил: "Где вы?" Мне ста­ло известно, что архиепископу англиканской церк­ви не понравилось, что я упомянул его имя, и я договорился о встрече с ним.

Архиепископ любезно принял меня и быстро пе­решел к сути дела, спросив меня: "Что же, по-ваше­му, я должен был сделать?" Я ответил: "Апостол Павел, наверное бы, распростерся на пороге и сказал бы людям, что если они хотят попирать Христа, им придется сначала попрать его тело". Затем я про­должил: "Сэр, если бы вы так поступили, вы бы мгновенно стали великим лидером, но мне кажется, вы упустили величайшую возможность своей жиз­ни". Архиепископ был заметно тронут и попросил, чтобы я связался с ним, если подобная ситуация снова возникнет.

В другой раз мне позвонили по телефону и сказа­ли, что во время собрания в городском совете кто-то собирается пробежать нагишом по сцене, на что я ответил: "Там очень холодно, и этот человек будет чувствовать себя весьма неуютно". Конечно, этого на самом деле не произошло.

В тот период времени я находился под защитой полиции. Мне плевали в лицо, меня оскорбляли, а студентки университета начинали в знак протеста раздеваться. Однако я, как и многие другие члены нашей команды, получал и огромную поддержку.

Во время кампании за нравственность в нашем штате по всей стране были люди, так же сильно пе­реживавшие за это, как и мы. Мы слышали о том, событии, которое произошло на Трафальгарской площади в Лондоне, в котором участвовали такие знаменитости, как литературный гигант Малькольм Маггеридж, великая поборница нравственности Мэри Уайтхауз, поп-звезда Клифф Ричард, и которое проходило под непосредственным руководством Стива Стивенса и его жены. Они собрались, чтобы провести "Фестиваль света" - праздничное меро­приятие, сосредоточенное на семейных ценностях и библейской нравственности. Тысячи людей выш­ли на демонстрации против порнографии.

Я позвонил Малькольму Маггериджу от имени Ко­митета нравственных действий и поинтересовался, возможно ли провести подобную акцию в Австра­лии. Он ответил осторожно, но тепло. Тем време­нем, после того как мы одержали в суде победу над постановкой "О, Калькутта!", наш премьер-министр, не одобрявший наших нравственных стандартов, постепенно удалял препятствия цензуры. Мне вспо­минается одна интересная телепрограмма из Сид­нея, которая называлась "Шоу Майка Уолша". Меня пригласили на эту программу, чтобы я встретился с редактором порнографического журнала перед большой аудиторией, состоявшей главным образом из женщин среднего возраста, которые любили это ежедневное шоу. В то время эта программа была самой популярной по всей стране.

Когда программа началась, моего соперника представили как редактора сомнительного порно­графического журнала, который работал за полное упразднение цензуры, а меня представили как пред­ставителя Комитета нравственных действий по связям с общественностью, который хочет сохранить и даже усилить цензуру. Таким образом, наши позиции были четко обозначены.

Я немедленно прервал ведущего и сказал Майку Уолшу, что, очевидно, произошла какая-то ошибка, потому что я выступал против цензуры в ее нынеш­ней форме, а мой оппонент поддерживал цензуру. Это вызвало полное смятение в дискуссии, и моему оппоненту стало неуютно, но затем Майк Уолш по­просил меня разъяснить мою позицию.

Я начал с того, что спросил своего оппонента, чи­тал ли он свежую утреннюю сиднейскую газету, осо­бенно раздел развлечений. Когда он ответил отри­цательно, я пояснил ему, что из пятидесяти пяти фильмов, демонстрировавшихся в кинотеатрах, пятьдесят попадали в категорию "для взрослых" и только пять предназначались для семейного про­смотра. Из этого мне было ясно, что мы - те, кто поддерживал семью и честь женщины, - были вы­теснены цензурой из сферы развлечений, и я хотел изменить эту ситуацию.

Присутствовавшие в аудитории женщины встре­тили мои слова аплодисментами и возгласами одобрения. Практически не переводя дух, я обратился к своему оппоненту и сказал, что он хочет использо­вать таких же женщин, как те, кто присутствовал на программе, а также их дочерей, внучек и племян­ниц в качестве сексуальных объектов, но я пришел, чтобы помешать ему сделать это.

Аудитория просто взорвалась, и я понял, что по­бедил в этой дискуссии. Последующей реакцией в телестудии было восхищение, и меня пригласили прийти еще раз, для следующего интервью.

Успешный исход нашего судебного процесса по делу о постановке "О, Калькутта!" теперь стал зна­менитым. Комитет нравственных действий решил написать об этом книгу. Преподобный Лэнс Шилтон должен был стать главным редактором, а ему должны были помогать знаменитая журналистка Хелен Кэйтерер, которая активно поддерживала на­шу работу, и д-р Джон Корт, принимавший актив­ное участие в нашей деятельности и оказывавший большую поддержку. Меня попросили написать о работе с общественностью. Последние штрихи и комментарии должен был добавить преподобный Лэнс Шилтон.

Поскольку вопросы нравственности все еще ос­тавались одной из главных тем новостей, книгу, посвященную такому противоречивому предмету, очень ждали. К сожалению, когда я принес свой черновик, его сочли слишком спорным, и мою часть заменили историей другого представителя - чуд­ной женщины мисс Маргарет Уэллс. На тот момент я особенно не переживал из-за того, что мою исто­рию не приняли, полагая, что другие превзошли ме­ня интеллектуально, но сегодня интересно видеть Божью руку на моих книгах и семинарах, которые повлияли на миллионы людей по всему миру.

Теперь я сосредоточился на том, чтобы привезти "Фестиваль света" и знаменитую непримиримую поборницу нравственности Мэри Уайтхауз из Ве­ликобритании в Аделаиду.

Комитет нравственных действий хотел продол­жать работу. В других штатах Австралии тоже были люди, которые проявляли интерес и нуждались в руководстве, поэтому мы решили организовать "Фестиваль света" в Австралии подобно имевшему такой большой успех в Великобритании, и пригла­сили Мэри Уайтхауз приехать в Австралию.

Хотя между нами и было согласие относительно начала "Фестиваля света", имела место некоторая неопределенность относительно того, когда его на­чинать. Я предложил дату и место проведения и взял на себя большую часть подготовки. Первое офици­альное собрание прошло в Аделаиде, в небольшом театре, расположенном в здании Государственной Администрации на Виктория-Сквер 12 июня 1973 го­да. Там было несколько новых участников и многие из первоначальных членов комитета. Председатель­ствовал д-р Джон Корт. Миссис Рослин Филлипс, преподобный Лэнс Шилтон и пастор Иэн Симпсон были заместителями председателя. Я был предста­вителем по связям с общественностью. Незадолго до этого я встретился с консультантом ко рекламе из Детройта, штат Мичиган, который предложил подготовить всю печатную продукцию для "Фести­валя света" и услугами которого я впоследствии пользовался для нужд своей компании по торговле недвижимостью и кое-каких личных нужд. Наш стиль презентации стал гораздо лучше. Новый ко­митет был полон сил, и все были в восторге. Позже к миссис Рослин Филлипс присоединился ее весьма способный муж, д-р Дэвид Филлипс. Они до сих пор проводят "Фестиваль света" в Южной Австралии, де­лая ценный вклад и поддерживая светоч праведнос­ти более сдержанным, но внушительным образом.

"Фестиваль света" был назначен на октябрь 1973 года. Женское собрание должно было проходить в пятницу, 12 октября, в театре "Фестиваль", и Мэри Уайтхауз должна была выступать на нем.

Это мероприятие вызвало огромный интерес. После нескольких первых дней все места были за­бронированы. Люди звонили по телефону еще не­сколько недель, пытаясь найти билеты, но безуспеш­но. В день собрания группа протестующих попыта­лась помешать проведению собрания, проникнув в фойе с плакатами, в том числе в весьма плохом вкусе! Стало известно, что лидеры этой группы строили планы захвата сцены. Об этом быстро из­вестили полицию и службу безопасности, и запла­нированная помеха не удалась.

Театр "Фестиваль" был совсем новым, и когда зву­коусилительную систему стали проверять перед самым началом собрания, она отказала. Председатель фестиваля миссис Мари Лоуренс, дабы поддержать веру в собравшихся, решила все равно начинать собрание. Интересно, что усилители заработали, как только она подошла к микрофону. Собрание прошло настолько успешно, что менеджер театра "Фестиваль" пришел за кулисы и поздравил нас с удачным проведением.

В субботу вечером, когда в зале собралось три с половиной тысячи человек, был мой черед высту­пать. Меня встретили с восторгом, а кульминацией всего стал марш по улицам города. В воскресенье, 14 октября, десять тысяч человек в сопровождении оркестра Армии спасения прошли маршем к "Виде­нию полковника Лайта" — местной достопримеча­тельности, а затем миссис Мэри Уайтхауз выступи­ла с пламенной речью, которая была весьма хорошо принята.

Во время своего визита к нам в Аделаиду Мэри Уайтхауз выступала на телевидении, а также на мно­гочисленных пресс-конференциях прочих собра­ниях. Ей оказали очень хороший прием.

Наш следующий проект заключался в том, знаменитый Малькольм Маггеридж приехал в Аделаиду и, как он выражался, «закончил начато». Он выступал по телевидению и в театре "Фестиваль», на ланчах и встречах с прессой, демонстрируя потрясающий ум, юмор, проницательность и интеллектуальные способности.

Пока все это происходило на христиане публичной арене, мой бизнес с недвижимостью процветал. Я начал заниматься восстановлением ветхих домов в городе и прилегающих районах. Эти дома были либо объявлены непригодными для проживания, либо приготовлены к сносу. Обычно большая часть работ по восстановлению старых и ветхих домов выполнялась семьями иммигрантов из Греции или Ливана, которые первыми заметили эту возможность. Будучи выходцами из стран, в которых промышленность была развита весьма слабо или не развита вообще, они были превосходными торговцами. Это было частью их культуры и, наверное, было у них в крови, потому что они были потомками древних венецианских купцов.

Мой подход был простым, но эффективным. Как каменщик я сразу мог определить, почему стены подмокали и разрушались, и как это можно испра­вить. Также теперь у меня была целая команда про­давцов, и мы приобрели новое здание офиса. Это означало, что мои агенты могли постоянно высмат­ривать подходящие ветхие здания, которые мы после капитального ремонта смогли бы быстро продать.

Примерно в ноябре 1974 года мой старший сын Питер-младший обратился ко мне с просьбой взять его на работу в мою фирму. Год и три месяца тому назад у нас с Питером уже был разговор, когда он сказал, что хочет бросить школу и работать у меня. Поскольку ему было всего семнадцать лет, и он хотел двигаться вперед, я посоветовал ему сначала поработать на кого-нибудь другого и сдать экзаме­ны на право работы с недвижимостью, а потом уже прийти ко мне. Тогда он оценил бы, каким хорошим начальником был его отец. Питер-младший сделал все в точности так, как я посоветовал.

Перед тем как Питер-младший пришел к нам на работу, я посетил в Аделаиде вступительное собрание Института высшей лидерской подготовки Хэггея. Могу сказать, мне повезло, что я там побывал. Я и так поглощал книги по лидерству, политике и экономике, изданные главным образом в Соединен­ных Штатах Америки, в том числе и стимулирую­щие книги моих героев - Клемента Стоуна и д-ра Нормана Винсента Пила.

Когда я встретился с д-ром Джоном Хэггеем, его видение, дух и увлекательная подача материала бросили мне вызов. Во время дискуссии после со­брания он пригласил меня принять участие в ра­боте Института. Я был вынужден отклонить его предложение, поскольку на мне уже было серьез­ное обязательство касательно вопросов нравствен­ности и политики, но пообещал, что свяжусь с ним позже, потому что он вызвал у меня интерес, кото­рый явно не мог исчезнуть.

Я становился все более известным, из-за чего мне стало трудно оставаться неузнанным в рестора­нах или лифтах. Когда я ехал на машине, люди гу­дели мне клаксонами - либо, как знак доброй воли, либо для того, чтобы привлечь мое внимание и показать оскорбительный жест. Казалось, промежу­точного варианта не было; было совершенно ясно, что людям либо нравилась моя нравственная пози­ция, либо они ненавидели меня из-за нее.

Следующим естественным для меня шагом стало участие в политической деятельности. Я присоеди­нился к консервативной политической партии Ав­стралии, которая являлась одной из двух самых больших политических сил. Складывалось впечатле­ние, что на выборах победит одна из двух главных партий, а независимые кандидаты и мелкие поли­тические партии работают только на статистику.

Спустя короткое время мне представилась воз­можность участвовать в выборах губернатора. Я выставил свою кандидатуру от консерваторов, но проиграл. Ситуация была безнадежной; консерва­торам никогда не удавалось занять губернаторское кресло и, наверное, никогда не удастся этого сде­лать. Однако это был ценный опыт.

Я еще больше углубился в политику, когда наш национальный лидер, достопочтенный Билл Снеддон, который на тот момент был лидером Нацио­нальной оппозиции, приехал в Аделаиду, чтобы поднять рейтинг партии в штате и приобрести известность.

Когда я работал в одной из групп совета штата, поступило предложение сделать что-нибудь, чтобы повысить наш падающий рейтинг, и мы собрались в офисе партии для обсуждения дальнейших дей­ствий. Поначалу настроение было несколько уны­лым, но содержание нашей беседы постепенно из­менилось, и мы стали более живыми, когда решили сделать что-то смелое и эффектное. Я предложил провести большое публичное мероприятие и ис­пользовать нашего национального лидера в каче­стве козырной карты. Это предложение было встре­чено с прохладцей, потому что в прошлом очень мало людей ходило на политические собрания. Мое предложение, которое показалось другим людям невероятным и шокирующим, заключалось в следу­ющем: "Почему бы нам не собрать толпу в десять тысяч человек, в том числе этнические группы, ор­кестр шотландских волынщиков, устроить катание на пони и показать всех политиков штата на первой странице нашей ежедневной газеты и по всем телеканалам".