Котел Гуру (Написано Настей спустя полгода после Пробуждения)

Милостью Бога в самом начале апреля я забеременела. Тогда же милостью Гуру началась последняя стадия пути, которую Сергей Рубцов называет «котел Гуру». Два с половиной месяца того, что еще называют «не - путь».

Будущий ребенок поселился в моем сердце достаточно давно – еще на Алтае после услышанного разговора Сергея Рубцова с Мариной З. о семье, о том, что детей заводить нужно, я осознала, что хочу ребенка. Антон пока по своей мужской природе «темы» сходу не понял, сказал, что нужно «Пробуждаться, а не детей», но я особо не огорчилась, потому что по-женски понимала, что в мужской голове дети быстро не делаются. Хотя это и женская работа их туда поселить (в отличие от идеи женитьбы). Эта тема вернулась и «проросла» в октябре с Пичугиным и Морозом, об этих событиях мы писали, и с ноября мы просто, что называется, «позволили ребенку прийти». Делали мы такую необычную и очень магнетическую вещь впервые, поэтому я была в несколько напряженном ожидании, когда же он придет и как это будет. За пять месяцев, к марту, я так сильно устала, и от ожидания, и от того, что мы вытворяли на пути к Просветлению, что буквально забыла о своем желании и о том, что оно когда-то осуществится. Как водится, тут все внезапно и случилось.

Но я уже настолько смирилась, что это будет так нескоро и не со мной, что задумалась о «странном» самочуствиии и о том, что неплохо бы сделать тест на беременность, лишь полтора месяца спустя. Поэтому природа того, что происходило со мной все эти полтора месяца, была мне совершенно неясна, чем и сводила меня с ума, а еще точнее – лишала всяческого привычного рассудка. Вдобавок к этим мощным природным трансформациям зарождения новой жизни, о которых я не и имела намека на подозрение, «абстрактный» Гуру взял меня в свои лапы и с помощью всей вселенной «шкурил» то, что оставалось от моей личности. Так и получилось, что к этому периоду ушли все мысли, аналитические расклады, любые вопросы, наивные представления, что я куда-то иду, как-то расту и могу что-то изменить. У меня была цель, в которую я впилась зубами, хотя уже оставила идею о ней. У меня была работа в ресторане, назначенная Гуру (который воплощался на тот момент для меня в Рубцове). Выполнять задание Гуру мне было жизненно необходимо, как солдату – стоять на посту, даже если войны уже нет и все про него забыли. Я просто делала, делала, делала: ходила на работу, учила меню, а в остальное время отдыхала.

В середине марта произошло одно из немногочисленных событий того периода, которые я бы тоже отнесла к ключевым. Был очередной приезд Миши, этих пяти-семи дневных визитов мы всегда с нетерпением ждали. Но этого раза я не помню совсем, помню только, что, уезжая, он бросил буквально через дверь: «Антон, приезжай в Питер, обучись йога-асанам», – дальше луч Гуру пронзил меня и текст должен был бы идти жирным и капслоком, – «А ты, Настя, отпускай его». Дверь закрылась. Внутри меня вопль «Неееееееееет!». Это – 2 недели! Нет, нет и нет, Антон еще не сказал ничего, никак не реагировал даже, но мой ответ – НЕТ.

Без пяти минут беременная женщина, только-только осознавшая существование Я, отдельного от мужа, которое тоже хочет быть реализованным... Женщина, взявшая на себя ответственность и решительно отправившаяся в свое собственное, отдельное путешествие на поиски Истины (я про поход к Рубцову и все из него вытекающее), я была просто в отчаянии, как можно теперь меня оставить одну. У меня поднялось все, что может подняться в такой ситуации у очень привязанной жены, которая не разлучалась с мужем больше, чем на пару дней, наверное, года три. В первую очередь – ревность и вся гамма женских страхов. Конечно же, Антон хотел этой поездки, я это знала. Конечно же, она была нужна нам обоим, но смириться для меня вот так сразу было просто невозможно. За Мишей, бросивш им эту фразу, несомненно, стоял Мой Гуру, от этого понимания не отделаешься, не соврешь себе, не спрячешься, не обманешь. Антон понимал меня, но все равно был недоволен, два дня мы как-то безуспешно пытались это обсудить, я была явно не в себе, а он готов был не ехать ради меня, но такое положение дел и моя несамостоятельность и несостоятельность его злил и. Мне было действительно очень плохо эти дни, так же, как и перед устройством на работу, но я понимала, что решение я приняла еще тогда, когда услышала слова Миши, нужно было просто решиться его выговорить и осуществить...

В какой-то момент все переменилось, Антон стал мягким, любящим, он нежно и заботливо меня успокоил, и как-то очень легко, без особых слов, убедил мое сердце, что не нужно бояться, что нужно продолжать идти тем нелегким путем, который оно выбрало. Нужно просто довериться ему и Богу и не бояться ничего. Я вдруг с радостью его отпустила, все наладилось, и эта разлука стала одним из самых прекрасных эпизодов нашей жизни, при том, что другие отъезды Антона всегда были для меня пыткой. В тот раз не было никакой ревности, никаких страхов и сомнений, полное единство друг с другом на расстоянии.

Я больше не помню толком никаких конкретных событий из тихой повседневной жизни этого апрельского периода – в отличие от сознательной части пути, когда я кропотливо документировала, что я отдала, когда, что уже отпало и что, по моему мнению, надо было бы еще отдать. Какая милая чушь эти все мозговые выкладки. Я просто жила ради цели, как и говорил Миша нам миллион раз. И, как и настойчиво советовал Миша, ни от чего, скрипя умом, не избавлялась, потому что, живя ради цели, ты просто теряешь по пути все, что мешает ее достижению, не замечая, не думая о том, что это и нужно ли оно было.

Помню только, что много плакала, больше даже не от превратностей событий, которых можно сказать, что и не было, а от какой-то тотальной тоски по чему-то высшему, от раздельности с миром, от отдаленности от чего-то, чему я принадлежу, чем являюсь. Очень много молилась, ходила в плеере на работу и обратно и слушала церковные песнопения.

Помню, мне хотелось прийти в какое-то место, храм или церковь, где было бы очень много Бога, где он был бы максимально сконцентрирован, намолен, практически ощутим, чтобы максимально сблизиться с ним, слиться хоть на мгновение, отогреться от нарастающего чувства одиночества. И мы ходили к Матроне, и молились, хотя больше Бога, разлитого в воздухе, от этого не стало.

Я слушала Йога-Васиштху, и ее невероятные образы и воспевания Высшего Я в притчах, повествованиях, вопросах и ответах, в исполнении мудрых царей, демонов, Богов, святых, Просветленных и отчаянно ищущих, меня просто завораживали. Каждая моя клеточка впитывала золотой свет, который, как мне казалось, шел прямо из наушников, когда я слышала все эти оды о Высшем. Васиштха что-то вещал голосом гнусаво начитывающего автора аудиокниги полумужчины-полуженщины (но надо отдать должное, голос оживлял Васиштху с чувством) – непостижимые умом притчи о сущем и несущем, бытии – не бытии, реальности и нереальности. А я молча плакала у недоумевающего Антона на руках, и отчаянно пыталась понять – зачем эта временная жизнь, какой смысл даже в самом дорогом, что у меня есть – в любви, в Антоне, если это заберут через несколько десятков лет. Я еще готова была на бесцельно прожженную жизнь, но не могла смириться с тем, что именно этому, окончанию нашей совместной жизни и любви, суждено произойти, я знала, что что-то не так, что все не должно быть так, я нахожусь в каком-то жутком плену, обмане. Зачем это все, если все подлежит разрушению, а то, что не вечно и не разрушимо, я не познала. Я понимала, что я абсолютно бессильна и слаба перед таким положением дел. Мне действительно хотелось умереть от отчаяния.

Было еще одно выдающееся событие, давшее мне возможность выпутаться из еще одного слоя силков ума: я на выходные приехала в Питер погулять с Антоном, где прямо перед нашим носом Пробудилась Марина Лалыко-Штейн. Это был гром среди ясного неба! Уже почти год ни одного нового Пробуждения! Первый Пробужденный у Миши! Очень молодая девушка! И мы ее знаем очень хорошо! Впервые дошел кто-то, с кем мы вместе искали, кого мы знаем, какая она была, когда пришла, как шла, что делала, и уж теперь-то можно рассмотреть внимательно – что это за «до и после», «было – стало». Может, новоиспеченный студент хотя бы морально поможет абитуриентам прорваться? Но это была, скорее, позиция Антона, который почти сразу, после нескольких звонков с уточнениями Мише (который сказал ему не париться, а заниматься собой), после похода в гости к Марине, поверил в это чудо. А меня скрутило так, что не передать. Физически, морально, психически. Поистине, самые великие страдания приносят не трагические события в жизни, а тяжесть расставания с убеждениями и представлениями, в которые угрохано много энергии, веры и сил. Вот, что я написала для себя и ребят по дороге обратно в Москву:

«Лично для меня Пробуждение (мне уже самой странно называть Это этим словом) Марины оказалось неожиданным потрясением. И даже не потому, что напряжение немного ослабло, и мы стали постепенно расставаться с безумным фанатизмом на эту тему. Так получилось, что нас с Мариной довольно близко и тесно свела судьба на коротком, но очень интенсивном отрезке времени, и м аринин «путь» и его «итог» совершенно и абсолютно отличается от тех концепций Пробуждения, познания себя, истины и т.п., (а также всего, Что и Как нужно делать) – которые как оказалось успел невинно но железобетонно заготовить ум.

Мы с Антоном узнали о том, что «произошло» с Мариной 10 марта чуть раньше «официального объявления», и – так получилось – немного раньше даже Миши. После первой короткой волны радости, возбуждения и волнения, у меня наступил период выжидательного безразличия – «Миша-то не подтвердил». Затем – «ха, Миша-то неофициально подтвердил, но огромная вероятность, что он всех разводит (не спрашивайте, зачем, просто там была гениальная теория ловли ищущих в ловушку Гуру). А Марина – просто находится в одном из привычных ей измененных состояний сознания». Пока я ждала официального объявления или хотя бы объявления об объявлении, мы виделись с ней, общались, спрашивать что-либо было очевидно тупо и бессмысленно. Все как-то понятно без слов, к тому же она написала очень понятный и дающий пищу уму пост в своем журнале.

Я пару суток жила одновременно в двух реальностях – реальности разводки неопределенного масштаба и замысла… и другой реальности, в которой очень близко мне знакомый человек вспомнил себя и свою природу. Причем «сделал» это таким простым и естественным образом, который доступен каждому человеку. Вторая реальность абсолютно по всем показателям была более приятной, желанной и невероятно выгодной. Но кто-то внутри меня отчаянно вопил «нет!», мало того, – делал это не слепо, он создал приличное количество очевидных фактов подлога. Находясь в двух реальностях, хранитель величественной концепции Просветления испытывал совершенно отчаянные чувства к Мише, несовместимые по своей природе. Именно он, Миша, по мнению этого голоса, был виноват во всем этом разладе и смятении – все Мишины слова и полуслова (причем сказанные не мне) вызывали ненависть и отторжение за то, что причиняли боль подыхающему оратору в голове. Было странно наблюдать это упрямство, эту инертность, это тотальное нежелание расцепить мертвую хватку ума за свежий труп жирной упитанной концепции – «я знаю, что это так и так». Очень больно и обидно расставаться с таким вроде бы ментальн ы м пустяком, в который, однако, угрохано столько моей жизни, столько усилий и энергии. И теперь отказаться от этого? Шагнуть в более легкую реальность, расстаться с заблуждениями? Или остаться там, где была, в мрачном чулане, зато на сундуке с нажитым добришком? Конечно же, второе и я не желаю ничего слышать, это же мои драгоценные заблуждения! мои! Пошел бы этот Миша!

Я до последнего ждала, что все это окажется неправдой, только бы сохранить старое. Параллельно с этим я явно ощущала, что ни для владельца новой реальности ни для владельца старой, не было важно реальное положение дел. Война внутри меня уже началась и была в самом разгаре – вот единственное, что было важно на тот момент. Тогда я тотально, искренне, захотела больше всего на свете знать свою Истину и плевать абсолютно на всех вокруг, в первую очередь на Пробужденных. С какой стати они издеваются над нами?!

Ужас, исходя из того, что я увидела, в зависимости от моей тупости или мудрости, мне предстоят либо долгие непредсказуемые по внешней форме, но сходные по сути единицы времени осады своего жадного умишки. Либо можно понять суть своего заблуждения и сдаться, капитулировать, добровольно отказаться от всего разом, лечь под скальпель, легко, просто и естественно, благодаря глубокому внутреннему по н иманию сути и необходимости операции. В любом случае, этот так называемый Путь – не шаг безумного самоотречения или тупой жертвы, не штурм Зимнего, а очень тонкий интеллектуальный индивидуальный процесс только между тобой и тобой, не отслеживаемый и не поддающийся описанию. Все это может внешне сопровождаться какими угодно ситуациями.

Благодаря Марине, той, какой я ее знаю и этой ситуации, я поняла для себя, что этот процесс не имеет ничего общего с внешним служением Гуру, механистичным исполнением его наставлений, слепым соглашательством, с практиками – как видом, так и количеством, с отказом от имущества, с количеством сатсанго-часов (ничего из этого Марина не делала:) и в особенности – субъективным опытом других людей, нашедших истину. Страшно наблюдать, как ум, как шакал, растаскивает по кусочкам мертвые разрозненные факты биографий Пробужденных и ищущих, тащит и тащит в свою нору, примеряя их друг к другу и творя жуткого франкенштейна долгими зимними вечерами, и процессу этому нет конца, и нет осуждения, ведь это его работа. Просто жутко думать, каких еще монстров в умах могут породить эти бессмысленные куски историй без учета того, что творилось За ними. Пытаться без понимания повторить чей-то путь – то же, что искать под фонарем потерянные в другом квартале ключи, потому что здесь светлее

28 марта 2010 г».

Я помню, что в момент написания этого эмоционального письма, я твердо знала, что я на пути. Но мне было от этого ни жарко ни холодно, для меня это ничего конкретного не значило и я ни с кем, даже с Антоном, это не обсуждала.

Потом в мою размеренно-несчастную жизнь, к которой я уже привыкла, в которой было, тем не менее, не меньше радостей, чем до начала всех поисков, пришло новое событие. Миша собирал группу на месячный семинар, две недели из которого происходили в Москве с возможностью ходить на работу, две недели – в Питере, с полной «занятостью». У Антона не было сомнений, что он поедет, он «ушел сердцем» к Мише и хотел быть с ним, идти за ним. А вот у меня опять все снова встало боком. Я же была «на задании» у Сергея, я была до сих пор связана с ним, я это знала. И в тот момент, когда я попыталась прощупать эту связь, я осознала, что задание «выполнено». Я устроилась, удержалась на позиции, наладила отношения с людьми, даже с нелюдимыми поварами, выучила всё меню, сдала его директрисе вперед других ребят, у меня выстроилось вполне неплохое карьерное русло. Я стала официанткой (вместо девочки на побегушках), получила свои первые чаевые, разрулила первые конфликты с коллегами за столики и с посетителями – преимущественно по причине того, что они были не в духе. Если проследить взглядом за руслом, в котором находился мой персонаж, мне светило блестящее освоение профессии, успех, популярность, желание тренировать новичков, возможно, переход в менеджеры... и дальше, дальше. Увлекательная карусель. И теперь что, снова разворачиваться в противоположном направлении, рушить только что построенное и начавшее приживаться, то, с чем я вполне неплохо сжилась? Жертва, конечно, ничтожная, но тогда уже велся тончайший счет не на материальные отдачи, а невесомые вещи, как привязки, привычки, концепции, которых всех не заметишь и не сосчитаешь.

С другой стороны, у меня была смешанная гамма чувств к Мише. Хотя бы в самом конце пути, стоило себе признаться, что из всех Пробужденных, за которыми я «пыталась идти», Миша цеплял меня сильнее всех. И не любовью и открытостью, как Серега Пичугин, не силой, монументальностью и внушительным жизненным опытом, как Сергей Рубцов... К Мише доминировало не какое-то приятное чувство – покорности или смирения, благоговения, как перед другими. При всем уважении к нему, в корне было какое-то настоящее, отчаянное противостояние. Мол, если кому и сдаваться, то точно не ему. И это не было какое-то сердечное ощущение от этого человека, а вертлявый ум, скрученный в кукиш, который не хотел бы сдаваться так просто. Я понимала, что я могла бы продолжать работать и думать, что я по-прежнему делаю большое дело, но в перспективе я чувствовала, вернуться к Рубцову, чтобы спросить – что дальше – я не могла. Я ему честно об этом сказала при последней встрече, – что мне не близки его идеи и жить ими я не могу, хотя бы потому что мой муж не собирается ни строить ашрам, ни жить в деревне, ни создавать общину.

Спас положение мой любимый мужчина, которого я выделила во всей этой каше мылей и чувств, и сказала, что я уже ничего не понимаю, но раз он идет с Мишей, а мне приходится делать выбор, то я пойду с ним. На совсем. Собиралась доработать до последнего дня нахождения в Москве, уволиться и покончить с этим развлечением. Я уже не верила особо ничему – ни Мише, ни его планам по Просветлению людей (я втайне надеялась, что Марина все же «уснет» обратно, а Миша будет злорадствовать, а я окажусь круче всех), ни тем более его сомнительны м техникам. Но это не имело никакого значения. Я приняла решение лечь на операцию, поэтому какой бы ни был на вид врач, ему, а не доброму светящемуся ангелу, пытаться спасти мою жизнь. Нам предстояло в ходе четырех встреч с Мишей (он каждые выходные для этого мотался в Москву) получить десяток сутр (что-то типа мантр, но на русском языке) и практиковать их «сверхурочно» после трансцендентальной медитации. Потом – поехать в Питер, получить там полетную сутру, после чего летать на матрасах с 6 утра до 8 вечера каждый день. Ну и отлично, – подумала я, -теперь я окончательно ничего не знаю, не понимаю, не имею возможности загадывать и даже фантазировать на тему будущего. Так намного проще.

Питер, полетный блок

Два месяца до Пробуждения

Мы приехали в Питер. Полетный блок, рассчитанный на две недели, проводился в подвале, который был специально для этого выстелен матами. Началась практика. Целыми сутками мы не вылезали из подвала. Медитировали, летали и делали йога-асаны.

На третий день в перерыве между практикой мы пили кофе в «Чашке» на Горьковской, и Настя, сходив в туалет, вернулась с большими глазами. Села и сказала, что у нее две полоски. Она беременна... Я улыбнулся. Для меня это почему-то не было новостью. Я был готов. Мы обнялись, и я понял, что видимо, кто-то обратил на нас внимание.

С каждым днем мне все сильнее лезли в голову мысли про разные бизнес-идеи. Я даже не выдержал один раз и прямо посередине медитации записал несколько из них в телефон. Раньше я бы себе такого не позволил. После практик Миша сообщил, что будет какой-то большой ведический праздник и он вывесил список благоприятных Ягьи на этот период. Я прочитал весь список, и больше всего мне захотелось сделать Канака Дхара Ягью – эта ягья для обретения большого богатства. Предназначена для людей, у которых уже есть поддержка в финансовой сфере, и она приносит еще большее богатство. Эта ягья стоила каких-то безумных денег. Я уже заказывал до этого две ягьи. На Пробуждение и на семейные отношения. Я смотрел на нее, и мне даже самому себе было тяжело признаться в том, что в этот момент я хочу денег, а не Пробуждения.

Как-то на обеде между практикой мы столкнулись в кафешке с Мишей и Иланной, а потом пошли с ними прогуляться вдоль Невы. Стояла прекрасная солнечная погода и нам казалось, что отпущенный нам час растянулся минимум в три раза. Мы стали говорить о ягьях, и я сказал, как бы в шутку:

А мне больше всего понравилась ягья на обретение большого богатства.

А Миша серьезно и с эмоцией сказал:

Так ты ее и закажи, чего ты паришься?

Я даже как-то не ожидал такой реакции, но внутри меня почему-то стало вдруг спокойно и легко. По приезду в Москву я перевел деньги и заказал эту ягью.

В итоге выяснилось, что ягья была не простой. Принцип ее работы был таков, что она, как и все ведические технологии, работает только в сторону эволюции и если человеку в данный момент, с точки зрения его эволюции, будет вредно иметь большое количество денег, то она просто дает то, что на данный момент для человека жизненно важно. Видимо, жизненно важным с точки зрения Богов, для меня было Пробуждение. Семинар закончился, и мы вернулись в Москву.