Человек перед лицом смерти: психоделические биографии

В предыдущих главах мы описали принципы психоделической терапии умирающих и суммировали наши наблюдения в данной области. Представляется необходимым дополнить эту общую информацию историями отдельных пациентов, которые на более конкретном и личностном уровне позволят заглянуть в суть психоделической терапии. Мы отобрали тех, у кого лечение сопровождалось полным или частичным успехом, и каждая история является иллюстрацией определенных важных аспектов психоделической терапии у раковых больных.

Положение Мэтью требовало лишь минимальной работы с семьей: будучи терапевтом, он и его ближайшие родственники полностью отдавали себе отчет в стоящих перед ним сложностях. Общение в этой семье было открытым и честным. Основной проблемой пациента в столкновении со смертью и ее принятии была прагматическая и атеистическая ориентация. Опыт Мэтью показывает, что элементы мистического сознания могут возникать в ходе психоделических процедур у хорошо образованных, скептически настроенных и ориентированных на науку личностей.

Тэд во многих отношениях находился на противоположном конце спектра. Уровень его образования был довольно ограничен, и в целом он разделял религиозный взгляд на мир. Отношения в семье были крайне запутанными и сложными, что потребовало проведения серьезной психологической работы.

Джесс был практически неграмотным человеком, который в ходе психоделических процедур открыл и усвоил сложную метафизическую систему, включающую веру в реинкарнацию. Психологическая сила новой духовной ориентации была столь велика, что позволила ему преодолеть избыточный страх смерти и отрешиться от безнадежного цепляния за жизнь.

Сюзанне психоделическая терапия серьезно помогла, но главная проблема - мучительные боли - так и не была решена. Ей, однако, удалось преодолеть страх перед паллиативной операцией, принесшей ожидаемое облегчение. Джон, напротив, может быть приведен как пример присутствия элемента непредсказуемости в психоделической терапии болевых ощущений. После безуспешной, по первоначальным представлениям, процедуры невыносимая боль полностью исчезла на несколько месяцев.

История Джоанны является иллюстрацией потенциальных возможностей психоделической терапии в самом ярком виде. В результате трех ЛСД-процедур она испытала глубокую духовную трансформацию, полностью изменившую характер последних дней ее жизни. То, как она улаживала житейские дела и решала практические вопросы, связанные с собственной кончиной, постоянно вызывало у родных и близких чувства благоговения и удивления. Кроме того, ее муж тоже прошел психоделические процедуры в рамках нашей программы ЛСД-обучения. Это помогло ему не только лучше понять, как умирала Джоанна, но и справиться с некоторыми своими ощущениями, связанными со смертью и раковыми заболеваниями. МЭТЬЮ

Мэтью - 42-летний специалист по внутренним болезням страдал от неоперабельной формы рака поджелудочной железы. Он хорошо знал нашу программу, так как несколькими годами ранее направил к нам одного из своих онкологических пациентов для прохождения психоделической терапии, оказавшейся весьма успешной. После того, как жена Мэтью описала по телефону его состояние как критическое, мы немедленно откликнулись на просьбу о прохождении ЛСД-терапии и приехали к ним в тот же день.

Мы нашли Мэтью в состоянии чрезвычайной слабости, тревоги и полным отчаяния. Его положение ухудшалось множеством неприятных симптомов и ощущений, вроде тошноты, рвоты, метеоризма, отечности, нарастающей потери аппетита и веса. Мэтью полностью сознавал свое положение не только в смысле диагноза и прогноза, но и с точки зрения стадии развития раковой опухоли. Он регулярно получал результаты лабораторных анализов, курируя собственный случай, и наблюдал за прогрессирующим ухудшением физиологических функций. Он даже диагностировал у себя незначительную легочную эмболию, просмотренную лечащим врачом.

Мэтью, казалось, полностью погрузился в происходившее с ним. Его здоровье всегда было великолепным, а жизненный путь - успешным. В момент заболевания у него была красивая жена, счастливый брак, трое детей и процветающая медицинская практика. В эмоциональном, философском и духовном отношении он не был готов к такому резкому повороту судьбы. Религия никогда не означала для него многого, и весь его подход к жизни характеризовался высокой степенью рационализма и прагматизма.

По мере нарастания страданий Мэтью все больше поражался абсурдности своего заболевания, спрашивая, почему и как это произошло. Его отношение к болезни было гораздо терпимее, пока - за две недели до нашего первого визита - он неожиданно не испытал сильную боль, продолжавшуюся несколько дней. Хотя ее удалось снять морфином, вызванные ею глубокая депрессия и тревога не прошли. Попытка снять последнюю с помощью хлорпромазина оказалась крайне неудачной и лишь усилила депрессию, чувства поражения и безнадежности. Степень физического и эмоционального дистресса, испытываемого Мэтью, была столь велика, что он воспринимал каждый день, как невыносимую пытку. Он умолял нас сократить подготовку до абсолютного минимума и начать процедуру как можно скорее. Мы провели подготовительную работу за два дня, в течение которых на протяжении многих часов беседовали с Мэтью, его женой, детьми и родителями. Хотя срок был относительно небольшим, нам посчастливилось установить близкие отношения со всеми ними, и мы получили необходимые данные о прошлом и нынешнем положении Мэтью.

Несмотря на серьезность состояния Мэтью, контакт между ним и его женой был очень хорошим. Это был один из редких случаев честного и открытого общения, с которыми мы встречались в нашей работе. Единственное затруднение, вставшее перед супругами до встречи с нами, касалось отношения Мэтью к области интимного. Дебора инстинктивно стремилась сблизиться с ним и физически быть рядом. Из-за отсутствия ласки в детстве, Мэтью не привык к подобному подходу, расценивая физическую ласку, как прелюдию к половому акту. В связи с тяжелым соматическим состоянием он был уже не в состоянии функционировать в половом отношении и потому воспринимал близость Деборы как болезненное напоминание о собственной неполноценности, и стремился уклониться от нее. Более того, он считал своим долгом самостоятельно справиться с ситуацией и расценивал такую поддержку, как инфантилизирующую его и не достойную взрослого. мужчины. В этих условиях наиболее важным утешением для Мэтью стала музыка. Он сам музицировал и в прошлом пытался писать музыкальные сочинения. Слушая классическую музыку, он иногда настолько увлекался, что забывал о серьезности своего положения.

Несмотря на относительную краткость нашего контакта, мы были столь уверены в отношениях с Мэтью и в ситуации внутри семьи, что решили не откладывать процедуру. По его просьбе мы получили специальное разрешение провести сеанс в домашних условиях, а не в больничной палате. Мэтью проявил большой интерес к обсуждению спектра переживаний, имеющих место во время ЛСД-процедуры, но был скептичен в отношении религиозных аспектов. Мы предложили ему отнестись к сеансу, как к научному эксперименту и попытаться, насколько это удастся, проявить непредвзятость и отложить выводы до окончания опыта.

В день процедуры Мэтью получил 200 микрограммов ЛСД. Препарат был введен внутримышечно, так как мы не были уверены в поглощающих способностях его желудочно-кишечного тракта. Скрытый период, видимо, был продолжительнее обычного. Более часа Мэтью казался абсолютно нормальным. Затем его поведение стало необычным, но он продолжал отрицать ощущение чего-либо. Он лежал на матрасе, слушая через наушники классическую музыку. Временами ворочался и метался, а иногда испытывал трудности с дыханием. Тот факт, что в его случае визуальные параметры действия препарата практически отсутствовали, затруднил для Мэтью ясное осознание начала переживания, вызванного ЛСД. Вскоре, однако, не осталось сомнений, что его психика находится в измененном состоянии. Он начал проявлять восторженность по поводу качества музыки, настойчиво просил нас слушать внимательно и сказать, слышали ли мы когда-либо нечто столь фантастическое. Музыка звучала для него божественно, и он растворялся в ней, сливаясь с ее течением.

Весьма рано в ходе процедуры Мэтью испытал острую нужду в душевном тепле и потянулся к Джоан (соавтору книги). Она мгновенно откликнулась, держа и укачивая его более четырех часов. В таком положении он продолжал слушать музыку с экстатическим выражением лица. Его черты показывали необычную смесь детской благостности и мистического восторга. Он произносил, казалось, бессвязные предложения, которые звучали одно за другим, наподобие цитат из буддийских текстов и описаний еврейских и христианских мистиков: "Один мир и одна Вселенная... все едино... ничто и все... все и ничто... ничто есть все... пусть случится, когда придет время... это не имеет никакого значения... болезнь... рана... это либо реальность, либо нет... низшие формы и высшие... блистающие границы владений его величества... итак, я бессмертен... это истинно!.."

Дебора, время от времени подходившая к двери гостиной, где происходила процедура, не могла поверить, что данные заявления исходили от ее прагматичного мужа. В начале шестого часа она вошла и сменила Джоан в ухаживании за Мэтью. Он по-прежнему был с защитной повязкой на глазах, в наушниках и едва ли заметил перемену. Они провели долгое время в молчаливом объятии. Затем Мэтью снял повязку и выпил стакан апельсинового сока. Глядя на Дебору, он был захлестнут чувством огромной любви и близости.

В период окончания процедуры Мэтью испытал сильный физический дискомфорт. Он ощущал себя связанным и делал отчаянные попытки опорожнить желудок, чувствуя, что это было единственной преградой на пути возврата в благостное состояние. Он полагал, что если ему удастся опорожниться, то он "обретет весь мир". Запор, однако, был столь тяжел, что пришлось прибегнуть к клизме, чтобы помочь ему.

В тот же день позже Мэтью захотел принять ванну. Сидя в ней почти в течение часа, он слушал музыку и наслаждался, пока его купали. Затем он провел вечер, продолжая слушать музыку и находя совершенно новые измерения в вещах, которые он довольно хорошо знал. Ощущение боли в кишечнике было единственным темным пятном на его прекрасном во всех других отношениях самочувствии.

К нашему удивлению, Мэтью оказался, судя по всему, не в состоянии реконструировать последовательность ЛСД-переживания и плохо помнил о содержании. Степень провала в памяти была весьма необычной: большинство людей ясно помнят основные события переживания. Все, что Мэтью смог передать, - это общее ощущение дня. Он чувствовал, что переживание было неправдоподобно прекрасно, он никогда в жизни не испытывал ничего похожего. Это было "заключение в теплом коконе, окруженном бес

конечной любовью, чувство беспомощности и одновременно счастья и безопасности". Наиболее сильным переживанием было пребывание на матрасе с Деборой, их объятия и чувство растворения в ней. Рассказ Мэтью об этом переживании произвел на обоих впечатление, и они заплакали. Перед нашим уходом в тот вечер Мэтью так суммировал впечатления от процедуры: "Независимо от того, поможет это мне или нет, я хочу, чтобы вы знали: я очень благодарен за то, что произошло сегодня. Это действительно самый прекрасный и плодотворный день в моей жизни. Я не вижу, каким образом это может причинить какой-либо вред..."

Через два дня после процедуры, Мэтью пришлось снова госпитализировать по поводу полной непроходимости кишечника. Это явилось суровым напоминанием о быстром развитии болезни, и Мэтью начал снова уходить в депрессию. Так как в больнице он пребывал в отдельной палате, мы установили в ней проигрыватель, чтобы он мог находиться под воздействием музыки; принесли пластинки, которые проигрывались во время процедуры. Мы уже знали, что музыка, связанная с необычными состояниями психики, обладает особой способностью пробуждать вновь те же состояния. В ходе специальной процедуры Джоан применила технику расслабления вкупе с внушением. Она напомнила о стоящем перед ним выборе: либо концентрироваться на болезни и физическом страдании, либо восстановить связь с переживаниями ЛСД-процедуры. Спустя приблизительно двадцать минут, психика Мэтью успокоилась. С помощью Деборы и музыки он смог сохранить это спокойствие в течение нескольких оставшихся ему дней. Дебора ежедневно проводила с ним много часов. Сопротивление Мэтью близости, видимо, было полностью снято в ходе ЛСД-процедуры, и он неимоверно наслаждался телесной близостью. Мэтью и Дебора, независимо друг от друга, информировали нас, что это был наиболее значительный период в их браке.

Мы планировали на два дня поездку в Хартфорд и перед отъездом из Балтимора посетили Мэтью в больнице. Его физическое состояние быстро ухудшалось, и мы сознавали, что это, возможно, последняя встреча. Он явно разделял такие опасения. В конце посещения он сказал: "Бессмысленно продолжать борьбу, если наступило время уходить... Не печальтесь, все в порядке..." Во время нашего пребывания в отеле на окраине Хартфорда, Джоан проснулась в три часа утра от сновидения о Мэтью, в котором он явился к ней, улыбаясь и повторяя свои последние слова: "Все в порядке..." У Джоан было четкое ощущение, будто Мэтью только что скончался. Когда позже в тот же день мы позвонили в больницу, лечащий врач сообщил, что Мэтью умер в три часа утра.

Мы побывали на похоронах Мэтью и поминальной службе, а также сохраняли связь с семьей в течение периода траура. Ее члены пришли в себя на удивление быстро, учитывая тесные узы, существовавшие в семье. Это навело нас на предположение, что тяжесть утраты не обязательно является наиболее важным фактором, определяющим природу печали. То, что мы наблюдали, ясно указывало: чувство значимого участия в процессе умирания может снять большую долю отчаяния у оставшихся в живых.

Тэд.

Тэд был 26-летним негром, страдающим неоперабельной формой рака толстой кишки; он был женат и имел троих детей. Наша исследовательская группа встретилась с ним в конце 1971 года в амбулаторной клинике Синайской больницы, когда решался вопрос о включении его в программу исследований с применением ДПТ. В то время он жаловался, в основном, на почти непрекращающиеся невыносимые боли в области живота. Кроме того, он находился в глубокой депрессии, был раздражителен, тревожен и испытывал значительные затруднения в контактах с людьми, особенно с женой Лили, отношения с которой были крайне неудовлетворительными и сложными. Между супругами существовало чувство глубокого отчуждения. Периоды упорного молчания сменялись резкими перебранками с взаимными обвинениями, преимущественно в безразличии.

За шесть лет до этого, когда Тэду впервые диагностировали заболевание и ему пришлось подвергнуться операции по удалению части прямой кишки, лечащий врач сообщил Лили о крайней серьезности положения и определил предполагаемый срок жизни Тэда в несколько недель. Ей настойчиво посоветовали не говорить мужу правду, так как это могло вызвать бурную реакцию вплоть до самоубийства. Воля Тэда к жизни и сопротивление его организма оказались поразительно сильными, в результате чего срок жизни превзошел все ожидания. В течение всех этих месяцев и лет Лили настойчиво избегала каких бы то ни было намеков на истинный диагноз и ожидающее Тэда будущее. В итоге естественный характер взаимоотношений нарушился, они становились все более искусственными, натянутыми и болезненными. У Лили были внебрачные связи, она забеременела от другого и ей пришлось сделать аборт. Тэд, несмотря на тяжелое состояние здоровья и факт удаления части толстой кишки, был в интимных отношениях с другой женщиной, которая забеременела.

После краткого интервью Тэда включили в программу исследований, но - по результатам произвольной выборки, предусмотренной планом работы, - в контрольную группу. После окончания периода наблюдения за этой группой, больным была предоставлена возможность пройти психоделическую терапию вне рамок проекта. Тэд и Лили выразили свою заинтересованность в курсе психотерапии, включающем в себя применение больших доз ЛСД. В частной беседе Лили выдвинула условие своего согласия на процедуру. Она настаивала, чтобы истинный диагноз и прогноз заболевания не сообщались Тэду и не обсуждались с ним во время процедуры. Согласно нашему опыту, иногда пациенты, с которыми нельзя было открыто обсуждать их положение, самостоятельно узнавали правду во время курса психоделической терапии. Учитывая твердую позицию Лили по этому вопросу, мы решили принять Тэда, соглашаясь с указанным выше ограничением, и начали терапевтическую работу.

В ходе подготовки мы кратко рассмотрели бурную историю личной жизни Тэда. Все его детство прошло под знаком серьезных эмоциональных лишений и неприкрытого жестокого физического обращения. Он осиротел в три года и несколько лет провел в различных приютах, пока, в конце концов, не стал приемышем в доме своих дяди и тети. Здесь он чувствовал себя никому не нужным и подвергался жестокому физическому обращению. В детстве и отрочестве Тэд вел умеренно асоциальный образ жизни, принимал участие в драках между уличными бандами подростков и любил жестокие развлечения. Позднее с удовольствием участвовал в войне, где агрессивные черты его личности нашли социально приемлемое выражение. В браке был крайне ревнив, но сам испытывал сильную тягу к внебрачным связям.

Первый сеанс ЛСД-терапии.

В ходе сеанса Тэд получил 300 микрограммов ЛСД. В самом начале действия препарата он растерялся: это был первый сеанс, и он еще не ознакомился с характером воздействия ЛСД. Тэд чувствовал, что ему не на что опереться, и не понимал происходящего. Он сравнивал переживаемое с парением на облаке. Затем начал размышлять о семье, нынешней жизни, и перед его глазами возникли лица детей. Вскоре картина изменилась, и Тэд с Лили уже как бы принимали участие в телевизионном шоу, что-то вроде "Такова ваша жизнь", в котором участвовали и их дети. Затем переживание углубилось. Тэд обнаружил себя находящимся в огромном госпитале. Он лежал в операционной, окруженный хирургическими инструментами, капельницами, шприцами, приборами для поддержания жизни, рентгеновскими аппаратами, там были санитары и медицинские сестры. Его оперировали. Он не был уверен, было ли это новым переживанием одной из прошлых хирургических операций или абсолютно воображаемой картиной. Он чувствовал, что умирает, и видел множество людей, также переживающих смерть: солдат, убиваемых в бою; детей и взрослых, умирающих от эпидемий; различных людей, гибнущих от несчастных случаев. Однако каким-то образом он мог видеть происходящее и за пределами смерти. Никто, из находящихся в этих ситуациях, на самом деле не умирал; они просто меняли форму существования. Перед его глазами разворачивался вечный круговорот жизни и смерти. Ничто на самом деле не уничтожалось, и все находилось в вечном движении и изменении.

Затем он почувствовал себя перенесенным в детство и начал переживать различные случаи физического и психического насилия, происходившие с ним в доме родственников. Переживания были такими яркими, что он утратил связь с реальностью. Станислав (соавтор книги) превратился в дядю, а Илсе (ассистент врача) - в тетю. Тэд чувствовал к ним крайнее недоверие, и ему казалось, что он попал в ловушку, загнан в угол, задыхается. В состоянии страха и паники он несколько раз пытался встать и выйти из комнаты, иногда весьма напористо и агрессивно. Илсе в то время находилась на второй половине беременности, и ее состояние, видимо, притягивало Тэда, как магнит. Большая часть его агрессивности. сфокусировалась на ее увеличенном животе. Иногда он пытался удалить ее из комнаты, говоря: "Леди, Вам лучше уйти отсюда, здесь для Вас слишком опасно". Илей, у которой приблизительно год назад был выкидыш на шестом месяце беременности, естественно, не могла оставаться равнодушной к этим угрозам и ушла в дальний угол процедурной. Недоверие Тэда возрастало до критического уровня. Как мы позднее обнаружили, на данное переживание оказывали воздействие еще два фактора. Из подсознания поднимались воспоминания о совершенных им во время войны беспорядочных убийствах, и он счел, что мы промываем ему мозги с целью добиться признаний. На глубочайшем уровне он воспринимал Станислава как дьявола, искушающего и пытающегося выкрасть душу. В самый пиковый момент сеанса, когда параноидальное состояние Тэда достигло апогея, в здании раздался пронзительный вой сирены. Он звучал в течение трех минут, объявляя пожарную тревогу. Пожарный инспектор со своим помощником показались в дверях и настойчиво предложили всем немедленно покинуть помещение. Следя одним глазом за Тэдом, недоверие которого было усилено странной сценой, а другим за Илей, чья безопасность находилась под угрозой, Станислав попытался растолковать пришедшим (они ведь выполняли свой долг) особый характер ситуации. Вне всяких сомнений, это был самый трудный эпизод за весь период нашей психоделической практики, и некоторое время сеанс Тэда представлялся полной неудачей. Однако к нашему удивлению на заключительной фазе все проблемы были переработаны и разрешены. Тэд смог выйти в экстатическое, парящее состояние, при котором отсутствовала боль. Он чувствовал, что избавился от многих вопросов, тяготевших над ним годами. Его восторг в связи с ЛСД-переживаниями был безграничен, и еще до окончания сеанса он начал договариваться о следующем. Но результат первого был настолько силен, что проведение в ближайшем будущем нового не представлялось необходимым или желательным. Боли Тэда снизились до такого уровня, что он перестал принимать анальгетики и наркотики. До сеанса он был прикован к постели, а теперь в течение нескольких месяцев мог заниматься общественной работой. Кроме того, он сделал множество домашних дел.

Через пять месяцев, в конце ноября, клиническое состояние Тэда стало резко ухудшаться. Он погружался в депрессию и слабел. Боли вернулись и стали невыносимыми. Лили позвонила нам с просьбой о помощи. Илей, бывшая помощником врача во время первого сеанса, к тому времени прервала свою работу в центре.

Она успела родить и находилась дома, ухаживая за ребенком. Занять ее место в работе с Тэдом согласилась Джоан. В качестве подготовки ко второму сеансу мы провели несколько долгих бесед. Кроме того, Джоан, Лили и Тэд часто разговаривали по телефону. Большую часть времени мы разбирали предыдущую ситуацию, состояние Тэда и типологию его взаимоотношений с другими членами семьи. В ходе этих бесед стала очевидной любовь и искренняя забота Лили о Тэде. Однако отчуждение между ними в значительной степени сохранялось. Нам представлялось, что запутанность и хаотичность их взаимоотношений были прямым результатом невозможности открыто обсуждать болезнь, истинный диагноз и ожидающее Тэда будущее. На этот раз Лили согласилась, что ситуация должна быть прояснена. Она устала от игры в прятки.

Из частной беседы с Тэдом мы узнали, что он с самого начала подозревал о своем диагнозе, так как еще в больнице слышал из-за двери.разговор двух молодых врачей, обсуждавших его состояние. Позднее он нашел подтверждение своим подозрениям в какой-то медицинской книге, прочитав, что единственным показанием для одного из принимаемых им лекарств является рак. Поскольку Лили не обсуждала с ним этот диагноз, Тэд пришел к выводу, что ей ничего не сказали. Он решил скрыть правду, считая, что Лили бросит его, узнав, что у него рак, и добавил: "Кому захочется жить с человеком, больным раком?". Во время довольно бурной сцены мы подтолкнули супругов поделиться "секретами". После первоначальной резкой реакции и взаимных обвинений в нечестности, и Лили, и Тэд крайне обрадовались новому откровенному положению вещей: Лили - поскольку ей не надо было больше лгать и притворяться, Тэд - так как он, к своему удивлению, узнал, что она, зная о характере заболевания, тем не менее оставалась с ним все шесть лет.

Другой важной областью обсуждений были интимные и сексуальные отношения между супругами. В последние месяцы Тэд был неспособен к половым отношениям, что обескураживало и ущемляло его. В какой-то момент он горько посетовал: "На что я гожусь? Я не могу ни двигаться, ни ходить на работу, ни обеспечивать семью, ни сексуально удовлетворять Лили". С момента неудачи в половых отношениях он начал избегать любых форм физической близости. Мы обсудили его импотенцию и показали, что она является естественным следствием процесса заболевания, не имеющим отношения ни к его мужским, ни к человеческим качествам. Мы также поощрили для выражения взаимных чувств внегенитальные формы физической близости.

Некоторое время ушло на проработку и снятие преград во взаимоотношениях Тэда с детьми. Ему хотелось чувствовать себя сильным, независимым отцом, на помощь которого они могут рассчитывать. Состояние же беспомощности и зависимости от них было для него болезненным и неприемлемым. Тэд не желал видеть детей около себя и часто гнал их из комнаты, как только они появлялись. Мы попытались показать ему важность нынешней ситуации для будущих представлений детей о смерти и отношения к ней. В конце концов, он понял, что умирающий может стать источником неоценимых сведений и что он в состоянии обучить детей весьма редким и необычным вещам. Он также смог принять факт помощи с их стороны, не чувствуя себя униженным, рассматривая это, как серьезную возможность для них обрести чувство уверенности и силы.

Незадолго до второго сеанса ЛСД-терапии, мы обсудили с Тэдом проблемы, ключевые для достижения успеха. Особенно остановились на необходимости довести опыт до конца, независимо от характера переживания, а также на вопросах, связанных со взаимным доверием. Последнее представлялось очень важным из-за параноидальной реакции, имевшей место во время первого сеанса,

Второй сеанс ЛСД-терапии.

В ходе этого сеанса мы применили ту же дозу, что и в первом: 300 микрограммов ЛСД. Последовавшее переживание было необычайно плавным и почти полной противоположностью первому. Тэд смог пользоваться повязкой для глаз и наушниками в течение всего сеанса и испытал крайне мало затруднительных переживаний. В общем, сеанс доставил ему гораздо большее удовольствие. Но Тэд значительно хуже запомнил его содержание, что отчасти объясняется менее выраженной образностью и основным акцентом на эмоциональные переживания и мыслительный процесс.

Действие препарата начало сказываться через 25 минут после введения. Мы провели это время в компании Лили, прослушивая пленку, которую Тэд записал вечером за день до сеанса.

Первым переживанием в ходе процедуры было видение переправы через реку, имеющее, видимо, глубокое символическое значение, подобно путешествию в другой мир. Затем некоторое время Тэд наслаждался музыкой и воспринимал себя играющим на виброфоне в оркестре. Потом картина стала гораздо драматичнее. Больной снова осознал существование повторяющихся жизненных циклов, какими он их видел в ходе первого сеанса. На этот раз, однако, упор делался на взаимопомощь людей. Тэд вновь увидел картины смерти, связанные с людьми и животными, например, внутреннее помещение бойни, заполненное сотнями убиваемых свиней. Он также видел различные намеки и картины, связанные с болезнью, ощутил все ткани и клетки тела и почувствовал, как они разлагаются и гибнут. В какой-то момент он увидел свою семью, как корзину, наполненную прекрасными яблоками. Единственным гнилым среди них был он.

Окруженный подобными видениями, Тэд начал воспринимать картины народов различных рас и вероисповеданий. Некоторое время он был обеспокоен, так как отчаянно пытался найти Бога, а бесконечная вереница мирских образов, казалось, уводила и сбивала с толку. Однако по мере развития видения обрели целостность, и Тэд начал постигать пронизывающее все единство. Он проникся убеждением, что умер, и Бог предстал перед ним, как блистающий источник света, успокаивая и уверяя, что все будет хорошо. Тэд был потрясен открытием, что за видимым хаосом и сложностью мира стоит один только Бог. Он вопрошал о смысле своего заболевания и испытываемых мук. Почему Бог навел на него эту кажущуюся бессмысленной и абсурдной пытку? В какой-то момент ему показалось, что он почти нашел ответ.

Остаток сеанса прошел в приятных переживаниях. Тэд видел кристаллы, бриллианты, драгоценности, изысканно разукрашенные кубки, разноцветные чаши и необычайное сияние. Он ощутил всплеск чувства любви не только к Лили и детям, но и к нам двоим. В какой-то момент он наблюдал сцену, в которой все мы четверо (включая и Лили, на самом деле в тот момент отсутствующую) дружески сидели у камина, наслаждаясь прекрасной едой и вообще хорошо проводя время. Наконец, волнующие видения закончились. Тэд ощущал тепло и цельность. Он был расслаблен и чувствовал себя свободным. Боль, видимо, прошла, а подвижность тела и ног значительно возросла. Повысился также аппетит, и он с удовольствием съел вместе с Лили обильный обед. Ему не спалось до четырех часов утра; он снова и снова прокручивал в памяти впечатления и переживания дня.

Перемена, происшедшая в Тэде после сеанса, была столь разительна, что Лили чувствовала себя сбитой с толку. Он стал необычайно мирным, безмятежным, сосредоточенным и всегда пребывал в хорошем расположении духа. Лили так отозвалась о новой ситуации: "Я не могу ничего понять: ведь при смерти находится он, а мучаюсь от этого только я. Все выглядит так, будто Тэд что-то для себя разрешил и внутренне принял создавшееся положение... Будто он нашел ответ. Он, но не я. Для меня все по-прежнему тяжело и болезненно". Тэд же следующим образом суммировал свои чувства после сеанса: "Что-то изменилось... я чувствую внутри больше спокойствия... мне кажется, я мог бы после смерти попасть на небеса... я был там..."

Хотя душевное равновесие Тэда было устойчивым, его физическое состояние неумолимо ухудшалось. Из-за сложностей с мочеиспусканием в мочевой пузырь ввели катетер, оканчивающийся пластиковым мешочком, прикрепленным к бедру. Это усугубило прежние трудности, обусловленные удалением части толстой кишки, и еще более осложнило повседневное существование. Большую часть времени он проводил в постели; визиты в больницу становились для него все более изматывающими. Хотя уровень болей в результате сеанса снизился, они полностью не исчезли. Болевые приступы особенно легко вызывались физическими движениями.

Другой бедой Тэда было одиночество и скука. Пока Лили находилась на работе, а дети в школе, он проводил дома один долгие часы и особенно остро сознавал бессмысленность жизни. Мы попросили его записывать для нас на магнитофон различные идеи, ощущения, размышления. Подобная деятельность пришлась по душе Тэду, который принялся снабжать нас пленками с записями посланий к Лили, детям и нам. Он гордился сознанием того, что из-за своего особого положения мог многое рассказать другим об одном из важнейших вопросов жизни. Он также понимал, что принадлежит к тем немногочисленным умирающим, которые заняты в новой исследовательской программе, и это было для него очень важно.

Примерно тогда же к нам обратились из Британской радиовещательной корпорации (Би-Би-Си) с предложением заснять процесс психоделической терапии больного раком. Они слышали о наших исследованиях и хотели включить отчет о них в специальную программу, посвященную проблемам умирания и смерти. Из-за резко отрицательного опыта общения со средствами массовой информации в прошлом мы откликнулись не очень охотно. Однако в ходе переговоров со съемочной группой Би-Би-Си стало ясно, что эти люди сумеют провести съемку тактично и достойно. С некоторыми колебаниями мы обратились к Тэду, показавшемуся нам естественным кандидатом, и рассказали о сделанном предложении. Он был взволнован и воодушевлен, рассматривая его как возможность придать смысл своему во всех других отношениях безнадежному положению. Все это произвело на него такое животворное действие, что, когда съемочная группа подъехала к дому, ожидая найти прикованного к постели больного, они наткнулась на полностью одетого Тэда, протирающего машину на заднем дворе.

Мы старались организовать съемку третьего сеанса Тэда наиболее щадящим образом. Лишь присутствие в процедурной оператора, наличие осветительных ламп и проводов отличало его от предыдущих. Благодаря контролю с помощью кабельного телевизора запись звука и прочие операции можно было проводить на расстоянии и извне комнаты. Согласно договоренности со съемочной группой, интересы Тэда стояли на первом месте и в случае серьезных помех нормальному ходу сеанса мы могли в любой момент прервать съемку независимо от финансовых потерь.

Третий сеанс ЛСД-терапии.

В таких условиях Тэд получил третью дозу ЛСД. Характер данного сеанса объединяет элементы, присущие первому и второму этапам лечения. В самом начале Тэд испытал мощное религиозное переживание. Ему казалось, что он находится в огромном соборе, украшенном прекрасными витражами. Храм наполняло присутствие Бога, и Тэд пережил опыт общения с Ним. Он вновь видел жизнь, как бесконечную последовательность циклов, в которых возникновение, бытие и уничтожение являлись лишь главами одной и той же великой книги. Это не было простым повторением переживаний первых двух сеансов. Тэд мог уловить новые измерения и отдельные аспекты, ранее оставшиеся скрытыми от него. Затем в переживании начало доминировать чувство недоверия, подобно тому, как это происходило первый раз, хотя и в гораздо более мягкой форме. Он избавился от ряда отрицательных переживаний, связанных с женщинами, и исторг из себя сильную враждебность к женщинам, встречавшимся на его жизненном пути: тетке, нескольким подружкам, а особенно - к Лили. Как только воспоминания об ее изменах и беременности вместе с памятью о лживом поведении, связанном с болезнью, всплыли в его сознании, Тэд ощутил сильнейшую горечь, негодование и возбуждение. Он сдернул повязку, и по мере того как, смотрел на Джоан, она начала на глазах меняться, превращаясь сначала в Лили, а затем в олицетворение и персонификацию женского коварства. В ходе превращения и с его помощью Тэду удалось вывести большую часть своего глубоко спрятанного раздражения. После этого драматичного эпизода и восстановления доверия, он смог вновь слиться с положительными ощущениями, характерными для первой части сеанса. Когда позднее к нам присоединилась Лили, Тэд фактически уже чувствовал, что пройдя сквозь направленный на нее эмоциональный взрыв, его чувства к Лили стали гораздо глубже, чем когда-либо раньше. Он ощущал, как недоверие и сознание уязвимости в связывающих их отношениях улетучиваются, а вместо них поднимаются тепло и любовь. Мы закончили день семейным обедом. Тэд вышел из сеанса в очень хорошем состоянии и весьма наслаждался едой. После обеда мы отвезли Лили и Тэда домой и провели некоторое время у его кровати, обсуждая ЛСД-переживание и события дня.

Третий сеанс усилил духовный взгляд Тэда на жизнь, болезнь и смерть. Пленки, наговариваемые им, были полны утверждений, напоминающих буддийскую философию и индийскую космологию. Он рассуждал о циклах рождения и смерти, причинах страдания, необходимости отрешенного взгляда на мир. Чувство страха почти исчезло, несмотря на быстро ухудшающееся состояние.

Вскоре после третьего сеанса мочеточник единственной оставшейся почки закупорился, и у Тэда начали развиваться признаки уремии. Хотя состояние было облегчено паллиативной операцией (см. детальное описание этого эпизода на стр. 197), тело Тэда, истерзанное хронической болезнью и ослабленное длительной интоксикацией шлаками, начало проявлять признаки глубокого отравления. Он быстро терял вес и на глазах угасал.

Мы уехали из Балтимора через месяц после последнего сеанса Тэда. Перед отъездом зашли к нему, и было ясно, что видимся в последний раз. В конце визита мы помолчали несколько минут, глядя друг на друга. Тэд прервал молчание: "Мое тело получило это, мое тело насквозь проедено раком, для меня настало время уходить... Но мое сознание незамутнено... Я теперь не боюсь... Я собираюсь совершить это... Спасибо за всю вашу помощь..."

Позже мы узнали, что Тэд скончался через несколько недель после нашего последнего визита. Трубка, с помощью которой прочищался мочеточник, засорилась, и Тэда пришлось вновь госпитализировать. Лили много времени проводила с ним в больничной палате. В последний день жизни Тэд отослал жену домой, настоятельно прося ее принести чистую пижаму. Лили покинула больницу, чтобы выполнить просьбу. Медсестра, вошедшая в палату Тэда несколько минут спустя, увидела его тихо отдыхающим, откинувшись на подушки. Подойдя ближе, она увидела, что Тэд не дышит.

Джесс.

Джесс был направлен к нам в тяжелом физическом и душевном состоянии. В возрасте 32 лет ему уже была произведена частичная резекция верхней губы из-за шелушащейся карциномы. Тринадцать лет спустя, он вновь попал в больницу из-за неконтролируемого развития рака того же типа. Большие, видимые глазом разрастания соединительной ткани находились на левой части шеи, справа на лице и вокруг лба. Он жаловался на острые боли, сильную слабость, быструю утомляемость, кашель и затруднения при глотании. Все это соединялось с глубокой депрессией, эмоциональной неустойчивостью, непреодолимым желанием плакать и жадной тягой к жизни. Джесс страдал также от неэстетичных сторон своей болезни: изменения формы лица и шеи, запаха бинтов, пропитанных тканевой жидкостью, вытекающей из накожных язв. Злокачественная опухоль развивалась довольно быстро, несмотря на применение химио- и лучевой терапии. Поскольку этот процесс уже никак нельзя было остановить, Джесса приняли в программу ДПТ-терапии, чтобы ослабить душевные и физические страдания.

В ходе подготовки к психоделическому сеансу Джесс рассказал нам свою сложную жизнь. Он был одним из 16 братьев и сестер, осиротевших после гибели родителей в автомобильной катастрофе; Когда это случилось, ему было 5 лет. До 14 лет он воспитывался в сиротском приюте, после чего начал работать и обрел независимость. Он несколько раз менял места работы, но из-за плохого образования нигде не мог хорошо устроиться. Его первой работой было место разнорабочего на ферме, затем он переехал в Балтимор и работал там плотником, водопроводчиком и кровельщиком.

Джессу всегда не везло с женщинами. После нескольких поверхностных связей, он женился на женщине, воспитанной в строгой католической традиции и только начавшей освобождаться от сковывающего прошлого. Брак оказался непрочным и распался примерно через год, когда жена вступила в связь с другим. Джесс, узнав об этом, устроил драку с соперником. Жена демонстративно ушла, и больше они не виделись.

В течение 15 лет до встречи с нами у Джесса были довольно устойчивые отношения с вдовой, значительно старше его. Их дружба имела и сексуальный аспект, однако все прекратилось за год до ДПТ-терапии. Вдова вместе с сестрой самоотверженно заботились о Джессе, деля с ним маленькую квартирку и практически служа ему круглосуточными сиделками. Джесс, будучи убежденным католиком, испытывал из-за этой связи глубокое чувство вины. Он верил, что брак, заключенный в церкви, связывает людей вечными узами, которые не разрывает ни разлука, ни даже физическая смерть. Он считал, что его обязанности по отношению к жене оставались прежними, независимо от ее ухода.

В ходе подготовки к сеансу ДПТ-терапии Джесс выразил непреодолимый страх перед смертью. Когда он думал о ней, перед ним вставали две возможности, и каждая была по-своему пугающей. Согласно первой, смерть представлялась абсолютным концом всему, шагом во тьму и в ничто, где все исчезает. Альтернативой была христианская концепция, с которой он знаком с детства в связи со строгим католическим воспитанием. Она гласила, что душа и индивидуальность не погибают со смертью, а существуют вечно, и качество этой посмертной жизни зависит от поведения человека на земле. Такая перспектива не воодушевляла Джесса. С одной стороны, она была не очень-то убедительной, с другой, - если она все же была верной - он видел себя навечно проклятым, обреченным на муки ада за то, что прожил жизнь во грехе. В результате Джесс отчаянно цеплялся за жизнь и был полон глубокой тревогой.

В день сеанса Джесс проявил почти детский страх. Ему было введено внутримышечно 90 миллиграммов ДПТ, и пришлось приложить немало усилии, чтобы убедить его надеть повязку на глаза и наушники. Начало сеанса было отмечено яростным сопротивлением воздействию препарата. Казалось, Джесс держался за реальность с той же страстной решимостью, с какой цеплялся за жизнь. Борьба против переживания отмечалась сильными физическими страданиями: он кашлял, его тошнило и, наконец, началась повторяющаяся рвота. Джесс был захлестнут воздействием того, что вырывалось из его собственного подсознания. Музыка звучала резко, громко, искаженно, и он воспринимал ее как нападение на себя. Он чувствовал, что умрет, если поддастся переживанию. Несколько раз Джесс выразил глубокое сожаление о том, что принял препарат.

За время героической борьбы невероятное количество образов и картин прошло перед его глазами. Он был в них и наблюдателем, и участником. Рвота сопровождалась видением гигантских, пугающих созданий различного вида, нападающих и пытающихся его уничтожить. Он видел тысячи агрессивных и разрушительных батальных сцен, а также другие ситуации, в которых "люди погибали и избавлялись от себя". Был долгий эпизод, во время которого Джесс видел многочисленные свалки, заполненные трупами, тушами, скелетами, гниющими отбросами, мусорными баками, и все это воняло. Его собственное тело валялось там же, завернутое в вонючие бинты, изъеденное раком, кожа вся полопалась, из нее текло, и она была сплошь покрыта злокачественными язвами. Затем из ниоткуда появился огненный шар, втянувший все месиво и весь мусор в очищающее пламя и поглотивший их. В результате тело и кости Джесса были уничтожены, но душа сохранилась. Он увидел себя на Страшном Суде, где Бог (Иегова) взвешивал его праведные и грешные поступки. В этот, как Джессу представлялось, час последней расплаты в памяти вспыхивало бесчисленное количество воспоминаний из всех периодов жизни. Наконец, совершенное им добро перевесило грехи и проступки. Будто распахнулись тюремные врата, и он стал свободен. Тут же послышалась божественная музыка, пение ангелов, и Джесс начал постигать смысл переживания. Нижеследующее обращение пришло к нему сверхъестественным, внечувственным образом и пронизало все его существо: "Когда ты умрешь, твое тело будет уничтожено, но ты будешь спасен. Душа будет с тобой вечно. Ты вновь вернешься на землю, и вновь будешь жить, но не знаешь, чем станешь на будущей земле".

В результате этого переживания боли у Джесса ослабели, а депрессия и тревога исчезли. Он вышел из сеанса с глубокой верой в возможность перевоплощения, то есть с концепцией, чуждой его собственной религиозной традиции, и которую его сознание сотворило при данных необычных обстоятельствах. Было очень трогательно наблюдать, как Джесс борется с ограниченностью своей эрудиции, чтобы воспринять характер и суть переживания. Он не знал, что, говоря о перерождениях, описывал концепцию, являющуюся становым хребтом религиозной и философской мысли Востока, а также составной частью многих других культурных традиций. Он был некатегоричен в формулировках и буквально оправдывался, когда говорил о своем новом убеждении, боясь, что сомнение в традиционных христианских ценностях может быть воспринято как симптом психического расстройства.

По-видимому, у Джесса развилось новое отношение к неизбежности смерти, и он по-иному подошел к признанию положения, в котором находился. Перспектива грядущего рождения освобождала его от цепляния за тело, уничтожаемое раком. Теперь он рассматривал тело как тяжесть и несправедливое усложнение жизни своей верной подруги и ее сестры, взваливших на себя обязанности по поддержанию его функционирования. Джесс мирно скончался спустя пять дней - возможно, чуть раньше, чем следовало, - капитулировав в борьбе с неизбежностью смерти, будто торопясь получить новое тело на "будущей земле".

Сюзанна.

Сюзанну прислал к нам ее лечащий врач из отделения гинекологии Синайской больницы. Она была привлекательной, тонко чувствующей и умной женщиной, разведенной, матерью троих детей. В момент нашей первой встречи ей было 32 года, и она занималась изучением психологии. Сюзанна была госпитализирована по поводу застарелого рака в области гинекологии с множественными метастазами в тазовой области. Несмотря на полное удаление матки и последующий курс интенсивного облучения, новообразования затронули нервные центры, расположенные вдоль спинного хребта, что причиняло невыносимые боли, лишь частично смягчаемые морфином. Лечащий хирург предложил провести хордотомию, то есть операцию на спинном мозге, состоящую из перерезания некоторых нервных пучков, ответственных за передачу болевых импульсов. Сюзанна стояла перед серьезной проблемой: она отчаянно жаждала уменьшить боль, но в то же время не могла решиться на рискованную операцию, последствием которой могли стать паралич ног и недержание мочи. Она впала в глубокую депрессию, вплоть до серьезных размышлений о самоубийстве; чувствовала себя абсолютно опустошенной, не проявляла ни к чему интереса и ничем не могла заниматься. Сюзанна охотно откликнулась на предложение о проведении психоделической терапии, особенно, когда узнала, что иногда ее следствием было смягчение неустранимых болей, вызванных раковыми заболеваниями.

В ходе подготовительного периода мы ознакомились с волнующей жизненной историей Сюзанны. Особенное впечатление на нас произвело то, что она была полностью лишена детства. Ее мать была красивой, но эмоционально неустойчивой женщиной, чье легкое поведение порой принимало форму проституции. Она была замужем пять раз и имела массу поклонников. Сюзанна проводила детство, в основном, в одиночестве. Мать не заботилась даже об элементарных вещах. Сюзанна вспоминала, что часто голодала, иногда выпрашивала еду у соседей, иногда выискивала остатки пищи на помойках. Ее чувства в отношении матери были очевидны: она описывала ее как лживую и властную женщину, пагубно влиявшую на нее. Аскетические и строгие порядки школы-интерната, в которую определили Сюзанну, показались ей более приятными, чем то, что было дома. Приступы глубокой депрессии, сопровождавшиеся картинами самоубийства, паническая боязнь темноты и ужасные ночные кошмары, характерные для периода детства, дополняют картину эмоциональных проблем Сюзанны того времени.

Юность и взрослые годы также прошли под знаком трудностей и проблем. У нее было всего несколько поверхностных связей до встречи с будущим супругом. Их отношения, вначале волнующие и полноценные, резко ухудшились после вступления в брак. Сюзанна подвергалась эмоциональным, а позднее и физическим надругательствам со стороны мужа и к моменту развода была вынуждена лечь в психиатрическую больницу. Вследствие ее душевной неустойчивости детей передали отцу. Сюзанна редко их видела и отчаянно тосковала по ним.

Вскоре после развода она стала жить с Майклом, безработным художником. Материально их поддерживала ее мать, которая, как рассказывала Сюзанна, к этому времени стала пытаться искупить свою вину за пренебрежение к дочери в детстве и, кроме того, использовала деньги, как средство воздействия на них. Сюзанна прилагала значительные усилия, чтобы освободиться от тесных двойственных отношений, связывающих ее с матерью, и "перерезать пуповину".

Беды Сюзанны в области гинекологии начались во время поездки в Мексику. Она заразилась дизентерией; начались маточные кровотечения. По возвращении она сделала анализ Папа и ей провели цервикальную биопсию. Результат был утвердительный. Она переживала создавшееся положение со страхом, была угнетена и горько плакала в течение многих дней. Иногда у нее возникали приступы ярости: она чувствовала, что жизнь сыграла с ней дурную шутку. Появилась сильная тяга к самоубийству. Единственное, что удерживало, - это ощущение какого-то неуловимого и глубокого смысла в происходящем. Сюзанна связывала возникновение этого ощущения с необычным религиозным переживанием, спонтанно случившимся у нее после операции по Удалению матки. Она ощутила выход из тела и полет над Сан-Франциско, озаренном тысячью огней. Вся физическая боль и душевные мучения испарились, она ощущала экстаз и трансцендентальную благостность. В течение приблизительно недели после переживания у Сюзанны сохранялась способность произвольно покидать тело и ощущать сходные переживания, но она побоялась продолжать эти эксперименты.

Первый сеанс ДПТ-терапии.

Первый сеанс Сюзанны прошел трудно и драматично. Вскоре после впрыскивания 120 миллиграммов ДПТ она почувствовала, как все завертелось, и она оказалась втянутой в бесконечную борьбу, подавляющую и абсолютно непонятную. Сюзанна была необычайно напряжена и судорожно хватала ртом воздух. Все ее тело сотрясалось, бедра дрожали. Основным ощущением было чувство сильной боли и разбитости. Она пыталась оборвать переживание, но усилия, судя по всему, были безнадежными. Волны дурноты пронизывали ее существо и, наконец, нашли выход в неудержимой рвоте, имевшей мощное очистительное действие.

Во время этой фазы мы пытались помочь Сюзанне, но наш контакт был очень ограниченным. Она была полностью поглощена происходящим. Позже она описала свои отчаянные усилия, как попытку прорваться сквозь огромную пирамидальную массу блестящего черного материала, походившего на гору из антрацита с рваными краями. Она ощущала, как выгрызает и проедает себе путь сквозь эту массу, раздирая ее пальцами. Когда она, в конце концов, вырвалась наружу, то увидела плавающие формы розовых и золотых оттенков. Сюзанна чувствовала, что розовое символизирует боль, а золотое - добро. Затем переживание ввергло ее в мир бесчисленных красок, а после этого - в картины закручивающихся галактик. Позже Сюзанна интерпретировала черную гору, из которой она вырвалась, как символ смерти.

В результате сеанса душевное состояние Сюзанны значительно улучшилось. Ее депрессия абсолютно прошла, страхи ослабели, и она ощущала прилив бодрости и сил. Однако не произошло улучшения в той области, где мы ждали его больше всего: мучительные боли остались. Так как единственной альтернативой была хирургическая операция на нервном стволе, то мы назначили второй сеанс ДПТ-терапии вскоре после первого, чтобы дать Сюзанне еще один шанс.

Второй сеанс ДПТ-терапии.

В ходе второго сеанса Сюзанне была внутримышечно введена та же доза ДПТ - 120 миллиграммов. Через несколько минут после впрыскивания у нее появилось чувство тошноты. На этот раз она четко связала это ощущение с беременностью. Сюзанна воспринимала себя беременной и одновременно плодом в матке. У нее усилилось слюноотделение, и она ощущала слюну как амниотическую жидкость. Внезапно перед ней возникло пятно от разбрызганной крови. Через мгновенье все, казалось, было залито кровавыми потоками. Она начала переживать ряд различных смертей и рождений, необычную смесь агонии смерти и экстаза рождения. Она металась между ощущением загнанности в угол и отчаянными попытками вырваться и освободиться, между муками метафизического одиночества и стремлением к воссоединению, между гневом, убийственной яростью и чувством страстной любви. Сюзанна ощущала глубокую связь между собой и всеми когда-либо рожавшими женщинами, между собой и всеми когда-либо рожденными детьми. Затем она ощутила себя каждым из них по очереди. Посредством рождения и смерти она как бы оказалась рыдающими от боли. Она рыдала вместе с ними и одновременно была ими, испытывая экстаз от этого единства в агонизирующей боли. Несколько раз Сюзанна наскакивала на нечто, подобное воспоминаниям из прошлых рождений. В одном из них она была африканкой, бегущей со своими соплеменниками по выжженной солнцем равнине. В конце эпизода ее убивали брошенным в спину копьем, которое глубоко пронзило ее. Она потеряла сознание и скончалась. В другой картине она родила ребенка в средневековой Англии. Позже Сюзанна превратилась в летящую в небесах птицу, которую сбили стрелой, и она упала на землю, сломав крыло. Наконец, все сменяющие друг друга картины рождений и смертей, по-видимому, слились в мощный суммарный образ: Сюзанна стала матерью всех людей, когда-либо убитых в войнах в течение всей истории человечества. Преображаясь во всех этих матерей и детей, она ощущала, как растет в себе и пытается дать жизнь самой себе. В заключительной смене рождения и смерти ее взрослое "Я" умерло, а вместо него родилась новая, детская сущность. Затем она стала мельчайшей пылинкой, затерянной в пространстве, в беспредельном космосе, заполненном прекрасными звездами.

Позже в ходе сеанса, уже приходя в себя, Сюзанна вспомнила различные периоды своей жизни. Ощутила себя младенцем, плачущим в колыбели, освободилась от ночных кошмаров, мучивших ее в детстве, из-за которых ей приходилось спать при свете. Видела драку отца с матерью. Она была в состоянии вновь пережить эти события и переоценить их, исходя из обретенного нового универсального проникновения в суть вещей. Затем она ощутила глубокую любовь к Майклу и желание увидеть его на процедуре.

Второй сеанс ДПТ-терапии не принес ожидаемого облегчения болей Сюзанны. В последующие дни физические страдания ее были мучительны, как и раньше. Однако во всех других отношениях она выиграла от переживания. Депрессия полностью прошла, и Сюзанна прямо-таки излучала энергию и уверенность. Она приняла решение продолжать изучение психологии настолько активно, насколько позволит ее состояние. Она также решила проблему предстоящей хордотомии, несмотря на опасность паралича и недержания мочи, лишь бы избавиться от боли. Сюзанна выразила это отношение в следующих словах: "Меня не волнует, стану ли я паралитиком до самой шеи, который будет мочиться по всему Балтимору. Мне нужно ясное, свободное от боли сознание". Операция была проведена вскоре после сеанса и с ошеломляющим результатом: боль полностью прекратилась. Хирургу удалось перерезать только лишь болевые нейроны - все произошло без малейшего ущерба для двигательных функций.

Наиболее удивительным следствием сеанса было изменение представлений и отношения Сюзанны к смерти. Она стала допускать возможность, что после кончины часть энергии, составляющая человеческое существо, продолжает существовать в сознательной форме. Вместо характерных для нее ранее представлений о смерти, как абсолютной тьме, пустоте, "ничто", Сюзанна начала думать о.ней в категориях циклов и переходов. В этом контексте для нее стала вполне допустимой концепция реинкарнации.

Сюзанна могла продолжать существовать, не думая о раке, живя одним конкретным днем и сосредоточиваясь на его проблемах. Говоря ее же словами: "Именно так все должны жить, независимо от того, здоровы они или больны. Никому из нас неведом день и час встречи со смертью". Некоторое время казалось, что ее новая позиция победит болезнь. Пробная лапоротомия, проведенная через несколько недель после хордотомии, показала, что опухоль уменьшается. Это усилило оптимизм Сюзанны и в течение нескольких месяцев она жила, как если бы у нее никогда не было раковой опухоли. "Я об этом абсолютно не думаю", - говорила она. За это время Сюзанна подала заявление на стипендию для проведения научной работы и была полна решимости завершить изучение психологии. Предварительное название ее диссертации было "Воздействие психоделической терапии на пациентов, страдающих раковыми заболеваниями".

Затем боль вернулась. Сначала постепенно, а позже внезапно возросла и стала невыносимой. Она зарождалась в сохранившейся опухоли и отдавалась в тазовую область и ноги. Новое хирургическое вмешательство приносило лишь минимальное облегчение. Сюзанна продолжала терять вес, у нее развились сильные побочные действия от химиотерапии, которая приносила лишь минимальное облегчение. Опухоль проросла в почки и нанесла смертельные повреждения. И все время, пока продолжалось болезненное угасание, Сюзанна сумела сохранить полученное в ходе сеансов ДПТ-терапии интуитивное понимание того, что есть, возможно, некоторая форма существования за пределами физической смерти, что "на другой стороне антрацитовой горы горит свет".

Джон.

Когда мы впервые встретились с. Джоном во время обхода онкологического отделения, он находился в глубокой депрессии и был полностью поглощен болевыми ощущениями. В течение нескольких недель он был прикован к постели и не мог подняться, даже чтобы воспользоваться туалетом. Он редко притрагивался к еде, не хотел слушать радио, читать книги, газеты и его не занимал новый цветной телевизор, специально для него купленный тестем. Единственным достойным обсуждения вопросом он считал свои страдания и физический дистресс. Джон жаловался, что в любом положении испытывает невыносимые боли, усиливающиеся от малейшего движения. Он боялся даже пошевелить пальцем, не разрешал притрагиваться к себе и был буквально обездвижен физической мукой, в которой постоянно пребывал и которая приковывала все его внимание.

Годом раньше врачи Синайской больницы обнаружили у Джона злокачественную опухоль в правой почке, развивающуюся из надпочечника (гипернефромы). Операция по удалению почки (нефроэктомия) была проведена немедленно, но было уже поздно. Опухоль дала метастазы, и в последующие месяцы у Джона обнаружились все возрастающие признаки новообразований. К моменту нашей первой встречи опухоль проросла до позвоночника и вызывала серьезные неврологические расстройства.

Джону было 36 лет, он был женат, имел троих детей. Оба супруга оценивали свой брак выше среднего. У них иногда возникали споры по поводу воспитания детей, но в отношениях превалировало чувство глубокой преданности, понимания и тепла. Его жена Марта ежедневно приходила в больницу к 10 часам утра и оставалась до вечера, несмотря на то, что муж очень мало разговаривал с нею и не проявлял ни малейшей заинтересованности в семейных делах. Он либо жаловался на невыносимые боли, либо находился под действием обезболивающих наркотиков и дремал.

Марта всегда приносила с собой в больницу какую-то работу и обычно тихо сидела в кресле и была под рукой на случай, если Джону что-либо понадобится.

Марте сообщили диагноз Джона вскоре после того, как он был поставлен, и она, судя по всему, отнеслась к беде с большим мужеством. Марта скрывала диагноз и прогноз болезни от супруга в течение многих месяцев, пока, наконец, больше не смогла этого делать. Незадолго до нашей встречи с ним, она решилась сказать ему правду. Теперь Джон знал, что болен раком, но его отношение к будущему колебалось между пессимизмом и оптимизмом. Несколько раз он упоминал о смерти и даже проинструктировал Марту провести скромные похороны, чтобы сэкономить деньги для детей. В другой раз начал обсуждать долгосрочные планы, связанные с работой и поездкой за границу на отдых, в которую они все отправятся после того, как он станет лучше себя чувствовать. Вскоре Марта сказала Джону о своем намерении откровенно поговорить о болезни с его матерью. Она, однако, не сообщила ему, что сказала той правду, так как "он расстроился бы, зная насколько это ранит мать".

Джон оказался весьма трудным пациентом для психоделической терапии, при которой психологическая подготовка и хорошее взаимодействие с больным считаются крайне важными для достижения успеха. С ним было очень сложно установить контакт. Он либо был занят болезнью и болями, либо находился в таком затуманенном сознании из-за приема наркотиков и снотворного, что сколько-нибудь сосредоточенная беседа с ним, в принципе, была невозможна. Джон не хотел говорить ни о своем положении, ни о прошлом, ни о психологических аспектах психоделической терапии, так как не видел прямой и непосредственной связи между этими темами и своей физической болью. Таким образом, подготовку пришлось свести к абсолютному минимуму, а некоторые из основных данных получить от его жены.

Мы весьма сомневались, стоит ли проводить сеанс в' таких условиях, поскольку не думали, что с больным установлены достаточная связь, доверие и взаимопонимание, которые считали важным для успеха этого вида терапии. Наконец, под влиянием требований Марты и настойчивых напоминаний отчаявшегося Джона провести с ним обещанное лечение, если был хоть какой-то шанс уменьшить боли, мы решили действовать.

Утром в день проведения процедуры Джону ввели внутримышечно 60 миллиграммов ДПТ. Когда препарат начал действовать, его уговорили надеть повязку и наушники. Он согласился после некоторых сомнении, подчеркнув несколько раз, будто все, что может теперь вынести - это мягкая, приятная и ненавязчивая музыка. Такое отношение к процедуре было очевидным и до ее начала: Джон желал отдохнуть в темноте и абсолютной тишине. Визуальные, акустические и тактильные ощущения любого вида, видимо, вызывали усиление болей. На ранних фазах сеанса Джон жаловался на дискомфорт, ощущение жара и неприятность музыки. Его поташнивало и несколько раз вырвало. В целом его переживания казались весьма неинтересными и пустыми. Большую часть времени он провел, борясь с действием препарата и прилагая значительные усилия с целью удержать контроль. Ему было необычайно трудно сдаться и предстать лицом к лицу с тем, что выходило из подсознания.

Содержание данного сеанса ДПТ-терапии было довольно поверхностным и носило, в основном, психодинамический характер. Джон вспомнил различные периоды жизни и вновь пережил несколько травмирующих ситуаций. Одной из них был несчастный случай на железной дороге, который он видел в раннем детстве. Другой стало воспоминание о травме трехлетней сестры, сломавшей ногу, когда ее санки врезались в дерево. Было переживание, связанное с военными сценами, исполненными агрессии, позволившее Джону избавиться от некоторых воспоминаний периода службы в армии. В ходе сеанса перед Джоном возникали видения бушующего океана, тонущих кораблей и людей. Затем он уловил воспоминание об опасном эпизоде,.случившемся в заливе Чезапик, когда вместе с одним из ближайших родственников отправился кататься на лодке, чуть не врезавшейся в японское грузовое судно. Во второй половине сеанса Джон все более уставал и, наконец, настоял на том, чтобы снять повязку и наушники. Переживание не содержало ни катарсиса, ни прорыва. Лекарство просто прекратило свое действие, и у всех нас осталось ощущение неудовлетворенности и провала.

Единственное, что оправдывало для Джона проведение сеанса, было воспоминание о кратком переживании, в ходе которого он видел большущий кувшин, наполненный холодным чаем. Образ представился ему очень точным и относящимся к какой-то важной ситуации или проблеме периода детства. Во время наших бесед по окончании сеанса он снова и снова возвращался к этому образу. Хотя Джон так и не разгадал значение видения, воспоминание неизменно волновало его. Когда мы посетили Джона в больнице на следующий день, он лежал в кровати, ослабевший, чрезвычайно уставший и почти не разговаривал, что убедило нас в неудаче сеанса. Однако на следующий день положение радикальным образом изменилось. Состояние Джона резко улучшилось, настроение исправилось, он улыбался людям, начал общаться с семьей и медперсоналом. Разговаривая с женой, он проявлял интерес к семье и детям, чего не делал в течение месяцев. Он попросил радио и слушал спокойную музыку, новый цветной телевизор теперь работал по много часов в день.

Ко всеобщему удивлению, боли у Джона совершенно прекратились. Теперь он был в состоянии самостоятельно ходить в туалет и даже совершал короткие прогулки по больничному коридору. Прекратились разговоры о болезни и страданиях, он с интересом обсуждал политические, общественные и семейные дела. Как утверждала Марта, Джон полностью изменился, стал "абсолютно другим человеком". Он нередко смеялся, шутил и проявлял интерес ко многому. Джон перестал принимать все препараты и совсем не испытывал боли, которая вернулась лишь два с лишним месяца спустя, незадолго до его смерти. Любопытный дополнительный штрих мы обнаружили приблизительно через 10 дней после сеанса, когда анализировали ответы Джона на "Вопросник о психоделических переживаниях". Оказывается, он утвердительно ответил на позицию "видения религиозных персонажей (Иисуса, Будды, Магомета, Шри Рамана Махариши и так далее)" и оценил ее в пять баллов по шкале с диапазоном оценок от нуля до пяти. Такой ответ явился сюрпризом: ведь когда мы четко спросили его после сеанса, были ли у него какие-либо религиозные переживания во время процедуры, Джон ответил отрицательно. Когда же мы попросили пояснить расхождение, он ответил: "В какой-то момент я увидел огромные бронзовые и золотые статуи этих восточных... как их там... будд. Под ними были какие-то надписи, но все на латыни. Я не знаю латыни и ничего не мог прочесть. Потому я и не сказал о них".

Этот случай оказался самым ярким примером воздейст