Иммануил Кант. О первом основании различия сторон в пространстве. 1 страница

Что означает такое странное возникшее в предыдущей главе понятие о полноценности времени или неполноценности его, о “трассере времени”? Такого понятия у Вернадского нет, но в его конкретном описании биологического времени фактически оно изображается. Все свойства времени, которые мы все интуитивно понимаем и научно изучаем, ярче всего и полнее всего выражаются в биологическом движении. В уже упоминавшемся докладе “Проблема времени в современной науке” Вернадский утверждает, что из всех геологических наук наиболее глубоко проникает в проблему времени геохимия, потому что она изучает земные атомы. А все особенности их бытия в земной коре, то есть распространенность, сложность строения химических веществ, образование особого термодинамического поля и другие признаки атомов инициируются их связью с ЖВ. Поэтому конечная причинная тесная и полная связь проблемы времени с изучения атомов в составе ЖВ не должна вызывать у нас сомнения, говорит Вернадский. (Вернадский, 1988, с. 228). По всем работам Вернадского тридцатых и сороковых годов рассыпаны указания на соответствие отдельных конкретных сторон биологического времени и материального состава ЖВ.

Выше говорилось о длительности времени, которую с точки зрения биогеохимии лучше называть длением. С ним же неразрывно связанно его деление или дискретность. ЖВ собственным внутренним процессом роста, становления и размножения продуцирует дление, то есть определенный срок созревания и становления, который нельзя ни увеличить, ни уменьшить, и который, следовательно, имеет объективный характер, не зависящий от других причин. Дление требуется для мерного деления клеток ЖВ, которое не может наступить ни ранее, ни позднее точно отмеренного срока. Процесс деления также объективен и непроизволен, спонтанен, и не зависит ни от чего внешнего.

Наиболее нагляден он в одноклеточных организмах, у которых процесс деления является главным и единственным содержанием жизнедеятельности, хотя и для других организмов, многоклеточных и сложно устроенных, вплоть до человека, деление соматических клеток является базовым. Деление одной клетки на две, а этих двух в свою очередь на две абсолютно банальный для цитологии, эмбриологии, гистологии, микробиологии и любой науки, изучающей или касающейся бактерий, создает направление. Никогда и нигде, ни при каких условиях не наблюдается у бактерий процесс обратный – слияния клеток. Жить для них означает делиться. Когда заканчивается деление, прекращается и замирает для них жизнь. И тем самым – останавливается биологическое время для данного организма или для колонии данных организмов, или для экологической системы, для целого биоценоза в результате какой-нибудь катастрофы, для целой биосферы, если представить себе, что она состояла только из бактерий и погибла.

Вопросам направления, иначе говоря, необратимости биологического времени Вернадский уделяет пристальное внимание, особенно в работах 1929 – 1931 гг. В проектировавшейся книге “О жизненном (биологическом) времени” он пишет: “Время Бергсона есть время реальное, проявляющееся и создающееся в процессе творческой эволюции жизни (подчеркнуто мною – Г. А.). Время идет в одну сторону, в какую направлены жизненный порыв и творческая эволюция. Назад процесс идти не может, так как этот порыв и эволюция есть основное условие существования Мира. Время есть проявление – созидание творческого мирового процесса”. (Вернадский, 1988, с. 332).

Направление времени соответствует ходу жизни, прохождению ее, интуитивно сознаваемое каждым или названное нами как течение из прошлого в будущее. В реальности жизненного процесса, говорит Вернадский, ход может быть выражен полярным вектором, то есть направлением, которое не может быть выражено вектором обратным. В подавляющем большинстве явлений безжизненной природы, изучаемых в науке XVIII и XIX веков, господствовали более простые, обратимые процессы, связанные с относительным кажущимся (очевидным) временем механики. Среди всех процессов, которые стали известны или выделяемы в науке начала XX века, или к 1931 году, когда Вернадский писал свой труд, он насчитывает шесть необратимых процессов: 1) радиоактивный распад атомов материи; 2) эволюция температуры, спектров и размеров звезд; 3) история лика планеты; 4) эволюция видов ЖВ; 5) смена поколений в пределах одного вида; 6) исторический процесс в человеческом обществе. (Вернадский, 1988, с. 367). Как можно заметить, из них только пятый вид необратимого движения – смена поколений организмов есть по существу истинно необратимый из всех необратимых видов движения. Радиоактивный распад есть падение организации атомов по лестнице энергетических состояний, эволюция звезд в смысле времени явно недостаточно изучена, что касается остальных, то все они могут быть сведены к пятому виду – к делению клеток ЖВ как базовому процессу. 3-й, 4-й и 6-й процессы – производны от 5-го. Изменение лика планеты – его географической поверхности связано с деятельностью в нем ЖВ, эволюция видов как таковых тоже есть умножение или надстройка над базовым процессом деления клеток в конечном итоге, заметный в ходе длительности геологических времен. Менее очевидно, но также не должно вызывать сомнений, что человеческая история имеет в основе своей тот же процесс хода времени, основанный на идущем в глубине человеческого организма делении клеток и только вырастающее над ним, эволюционно продвинутое более сложное явление памяти изменяет форму биологического времени, о чем мы будем говорить ниже, в главе 21.

Все остальные как обратимые, так и необратимые процессы, как тут же оговаривается Вернадский, идут “во времени”, тогда как пятый необратимый процесс деления клеток идет с собственным временем, сам по себе создает, продуцирует время-пространство. Они и есть само время. До Бергсона, говорит он, “ученые изучали явления, а не время. Явления совершались во времени и в пространстве, но не давали никакого представления о времени и пространстве, которые мыслились абсолютными, независимыми друг от друга, стоящими вне действия каких бы то ни было явлений, в них совершающихся, но их не отражавших”. (Вернадский, 1988, с. 368). То же касается и абсолютности пространства.

Приведя ньютоновское определение абсолютного пространства и отрезав от него определение относительного, Вернадский говорит: “Научный исследователь природы сталкивается в действительности с пространством и в других его проявлениях помимо метрических его свойств. Пространство в геометрии времени Ньютона неизбежно является пространством изотропным и однородным. Ему отвечает абсолютная пустота.

С таким абсолютным пространством – пространством древней геометрии трех измерений – пустым, однородным, изотропным – исследователь природы реально не встречается”. (Вернадский, 1988, с. 241). С этими рассуждениями Вернадского невозможно спорить, только их пафос отрицания неверно направлен – Ньютон за такое банальное пространство не отвечает. Он и сам предупреждал исследователей, что относительное пространство не является истинным, оно приблизительное и несовершенное, так к нему и надо относиться, может произойти множество ошибок в измерениях, если его почитать за истинное. Его можно ограниченно употреблять только в операциях с самым простым видимым движением – механическим перемещением тел. И ограниченность эта, действительно, очень быстро обнаружилась. Трудности и неудобства перенесения понятия пространства и времени из механики возникли уже в исследованиях сложного геологического пространства, а когда дошло дело до биологического – оно вообще поставило в тупик исследователей. В этих областях оно практически не работает. Точно также испытала разочарование сама физика в конце девятнадцатого и начале двадцатого, когда начались исследования ненаблюдаемых визуально электромагнитных явлений, что и привело ее к решительной ломке привычных представлений, обычно определяемых как представления классической физики.

Первый открыватель реального внутреннего пространства, определяемого молекулярными химическими и кристаллическими структурами живого организма Пастер недаром понимал всю важность и коварность своего открытия для таких представлений. Он вырос почти в идиллической атмосфере научных понятий об изотропном космическом и земном пространствах, то есть таких, все направления которых равнозначны, упрощенно говоря, где действие равно противодействию, где левое должно отражаться в правом зеркально, но вдруг оказалось, что он попал в какое-то зазеркалье Льюиса Кэрролла, где отражается совсем не то, что стоит перед зеркалом, где нет правого совсем, а только одно левое. Это и есть анизотропное пространство, где направления направо и налево неравноценны.

И автор “Алисы” тоже не случайно изобразил свой странный мир, потому что математики давно уже предвещали открытие Пастера в более общих абстрактных построениях нетрадиционных геометрий. Все они предугадывали расширение научной реальности, только источник этого расширения оказался не в далеких галактиках, отстоящих от нас на сотни парсеков, а в живых структурах, таких всем близких, привычных и знакомых. Внутри живого открылись целые миры, ни на что привычное не похожие.

Вернадский стал первым, кто смог охватить ЖВ во всей его сложности и, абстрагируясь от множества чисто биологических свойств жизни как таковой, пытался выразить их в терминах пространства-времени. Но его представление требует уточнений, дальнейшей обработки с разных сторон, и отличения естественных противоречий, пропусков и недосказанностей, свойственных первооткрывателю, от бесспорных достижений и новшеств. Одно из противоречий – отношение к Ньютону, типичное для научной атмосферы начала века, когда нужно было преодолеть прямолинейный механицизм. Зато Вернадский не впал в еще более рафинированный механицизм, в который впало большинство, увлекшись построениями теории относительности. Он сознавал ограниченность новой механики по отношению и в сравнении со сложностью объекта живой материи, с которой он и другие естествоиспытатели имели дело. В частности, Вернадскому было чрезвычайно трудно установить связность биологического пространства-времени жизни в те годы, когда термин пространство-время неизбежно увязывалось с именами Эйнштейна и Германа Минковского и доказывать, что это совсем другое время-пространство, чем то, которое он видит в живой материи. Если в теории, о которой идет речь, пространство-время есть математическое построение, то в биологическом движении, о котором данная теория ничего не говорила, вернее, которое она спокойно отождествляла с механическим перемещением любых тел, он встречался с реальным двуединым пространством-временем, которое невозможно разделить. По сути дела и до сей поры связное биологическое время-пространство еще не охвачено теоретической мыслью. Он думал, и вероятно, его идеи здесь имеют огромные исследовательские перспективы, что понимание связного времени-пространства ЖВ может быть отделено от математического такого же понятия через рассмотрение симметрии, поскольку явление симметрии более чем наглядно для различения. “В основе явлений симметрии в живом веществе время выступает в такой форме и значении, в каких это не имеет места в косных телах и явлениях.

Здесь, мне кажется, в основе геометрических представлений ярко проявляется не столько пространство, сколько новое, входящее в понимание испытателя природы в ХХ в. понятие о пространстве-времени, отличном и от пространства и от времени.

Живое вещество – это единственный пока случай, где именно оно, а не пространство, наблюдается в окружающей натуралиста природе.

Это пространство-время не есть то пространство-время, в котором время является четвертым измерением пространства – пространства математиков (Палади, Минковский), и не пространство физиков и астрофизиков – пространство Эйнштейна.

Проявляющееся в симметрии пространство-время живого вещества в нашем окружении характеризуется для него: а) геологически вечной сменой поколений для всех организмов; б) для многоклеточных организмов старением; в) смерть есть разрушение пространства-времени тела организмов; г) в ходе геологического времени это явление выражается эволюционным процессом, меняющим скачками морфологическую форму организмов и темп смены поколений”. (Вернадский, 1988, с. 285).

Вернадский, в сущности, только декларировал: “Ученый должен сейчас рассматривать пространство-время как такую же реальность, как всякое изучаемое им другое природное явление или устанавливаемый им научный факт” (Вернадский, 1988, с. 370), но только начал “откалывать” от исключительно сложного нового явления отдельные куски, отдельные области и рассматривать их, с трудом оценивая, что важно, и что второстепенно, в рамках новой парадигмы биологического пространства-времени. Так происходит во время открытия новой страны, где явления не только неизвестны, непонятны, но еще даже не названы. Но все же он понимал важность как своего пункта 5 из списка необратимых процессов и пункта а) из только что цитированного пассажа. Они касались смены поколений или деления организмов.

В самом последнем параграфе начатой книги, где зафиксирована программа дальнейших исследований, и который называется “Какие свойства и проявления времени могут научно изучаться?” Вернадский пишет: “Неотделимость времени от пространства, неизбежность при изучении природных процессов одновременно изучать и время, и пространство, устанавливают два положения: 1) время, как и пространство и как пространство-время, может быть только одно; 2) изучая время одновременно с пространством, ход времени неизбежно будет выражаться векторами. Это не будет линейное выражение времени, как иногда говорят – это будет векториальное его выражение. На данной линии могут быть размечены между двумя и теми же точками несколько векторов на аналогичных им по положению в пространстве-времени направлениях”.(Вернадский, 1988, с. 381).

Простейшее выражение векториального изображения пространства времени обозначает, что направление от А к В для описания события не может совпасть с движением от В к А. Из этих положений ясно главное, что время-пространство жизни есть единственное необратимое время. и потому все попытки сформулировать какую-нибудь доктрину множественности времен, которая тогда, после создания теории относительности, стала иногда высказываться, не имеет никаких реальных опор. Даже из приведенного Вернадским списка необратимых процессов в мире видно, что всей полнотой свойств, качеств, сторон времени и пространства обладает только то, что продуцируется ЖВ, или, если говорить в других категориях, только время-пространство жизни можно описать наиболее полно, остальные времена, поскольку они не содержат всех сторон или свойств биологического времени-пространства, время-пространство не продуцируют, не формируют. Они, эти процессы, выйдя из круговорота жизненных явлений, сохранили остаточные стороны, черты и черточки, которые с большей или меньшей полнотой можно квалифицировать как времяподобные.

*******************

Таким образом, мы подошли к одному из центральных пунктов рассуждений и исследований Вернадского: представлению о единственности биологического пространства-времени. Вопрос о едином времени-пространстве решает все остальные проблемы – не есть ли его биологическое время-пространство лишь иллюзия, есть ли оно основное, базовое время, на фоне которого идут все остальные процессы в мире, или есть реально и другие времена, насколько оно связано внутри себя, то есть оправдано ли понятие о пространстве-времени, а не отдельно о времени и особо о пространстве? Все эти вопросы естественно возникают при мысли о том центральном предмете или процессе, о котором идет речь – о биологическом процессе и его правильном описании. Вопрос, конечно, может быть решен только одним способом – эмпирическим изучением времени и правильной постановкой в связи с этим проблемы реальности времени. В общей схеме нашего знания, то есть знания базового, закладываемого почти в бессознательные времена, во всяком случае в первых классах нашей школы и в эпоху Вернадского, и сейчас, спустя более чем полувека со дня его смерти, жизнь занимает небольшое место, хотя высшие отделы знания – наука как таковая – на 9/10 заняты изучением именно жизненных явлений, если включать в них человека и человечество. Но по общей схеме, по историческому сюжету его развития, поскольку более или менее точно изученным – и чрезвычайно подробно – первым оказалось вещество неживое, всем кажется при первом неискушенном взгляде на эти проблемы, что жизнь – явление эфемерное, непрочное, во всяком случае – вторичное, а центральное место в природе занимает вещество неживое, энергия в виде полей и т.п. Поэтому открытые не неживом законы неоправданно привычно распространяются на живое. Визуально кажется, что жизнь ничтожна, но так кажется со стороны, пока не возник правильный подход к ее изучению, именно биосферный разрез знаний.

Другое представление, более общее, говорит Вернадский, связывало появление жизни с определенными периодами общего эволюционного процесса. В сознание ученых глубоко внедрилась эволюционная идея и соединилась там с моделью божественного творения. Идея прогрессивного восхождения организмов распространялась и на неживую материю. Особенно оно было свойственно нашим ученым в период советской власти, потому что здесь дарвинизм принял особенную философскую форму, стал важнейшей частью мировоззрения, явившись оправданием идеи материалистического развития и совершенствования организмов вплоть до общественной задачи “воспитания нового человека”. По этой причине получило такую официальную поддержку учение о происхождении жизни на Земле, созданное биохимиком А.И. Опариным. (Опарин, 1957). Он выступил с идеей химической эволюции, которая в результате совпадения благоприятных условий: нужной температуры, давления, химической обстановки, влияния различных электрических факторов привела к созданию так называемых коацерватов – химически сложных молекул, обладавших отбором и сохранением признаков. Нет нужды говорить, что Вернадский настороженно относился к данной гипотезе, не имевшей никаких биохимических результатов и тем не менее сохранявшейся в государственно одобряемой науке на самом виду.

Кроме того, при оценке и рассмотрении организованности планеты, в котором центральное место занимает живая оболочка ее, следует учесть и еще один серьезный фактор, значение которого в науках о живой материи и тем более о Земле не принималось во внимание во времена Вернадского и сейчас еще не принимается: диссимметрию ЖВ биосферы. Причина здесь в том, что биологическое время отрывается от биологического пространства даже теми, кто признает его само по себе и связывает с ним направление из прошлого в будущее через настоящее, дление и деление, необратимость и другие, менее отчетливые признаки. Но только Вернадский связал с биологическим временем такой серьезный фактор как диссимметрию биологического пространства. Он первым обобщил диссимметрию Пастера и Кюри, о которой говорилось выше, на состояние пространства всей биосферы.

Как мы помним, диссимметрия открыта биохимиком Пастером и далее исследована им уже как свойство живых бактерий накапливать и использовать вещество одного из двух возможных изомеров и была названа молекулярной диссимметрией, поскольку сохранялось диссимметрическое свойство не только в кристаллах, но и в растворах. Пастер обнаружил, что бактерии питаются только одним из двух возможных изомеров и игнорируют другой, несмотря на химическую неразличимость правого и левого вещества. Несколько по-другому, более абстрактно рассматривал диссимметрию Пьер Кюри. Он подошел к ней как математик, геометр, и назвал диссимметрию одним из реальных состояний пространства среди всех геометрически возможных.

Вот с обобщения “диссимметрия есть состояние пространства” и начинает Вернадский. Пожалуй, ни один вопрос общего строения биосферы не казался ему таким важным как пространственная диссимметрия. Он считал, что она представляет собой проходящую через все научные дисциплины проблему. И молекулярное, и кристаллическое строение вещества, и строение клетки, макроскопические свойства больших организмов, геологические особенности планеты, солнечной системы, далекие галактические туманности – везде, по его мнению, наблюдалось неравенство правого и левого. И потому в каждой работе тридцатых годов о ЖВ и биосфере, обязательно возникала тема диссимметрии. В том числе и в специально посвященном диссимметрии 4-м выпуске цикла статей “Проблемы биогеохимии”, который так и назывался – “О правизне и левизне”. (Вернадский, 1980, с. 165 – 178).

Вернадский утверждает, что за время, прошедшее после Пастера и Кюри, теоретическая мысль почти не затрагивала проблему диссимметрии. Некоторое продвижение наблюдалось в кристаллографии. Русский кристаллограф Е.С. Федоров и независимо от него немецкий математик А. Шенфлис, нашли все возможные способы строения вещества. Их оказалось 219. Из них 11 групп проявляют свойства неравенства правизны и левизны, так как в данных кристаллических пространствах отсутствуют центры симметрии, плоскости и оси сложной симметрии. К таким кристаллическим пространствам относятся те, которые образуются внутри ЖВ.

Как проницательно думал Пастер, диссимметрия является главным отличием ЖВ от неживого вещества, хотя химически правое неотличимо от левого. Для него в этом и заключалась главная загадка, которая не давала покоя и Вернадскому. Почему вещество жизни диссимметрично? Зачем живому веществу требуется только правый сахар для структур клетки, если левый сахар химически состоит точно из тех же молекул в точно таком же наборе и точно так же построен, только в зеркальном исполнении по отношению к своему антиподу? Вернадский одним из первых связал диссимметрию, открытую Пастером, с тем направлением, которое начинал, но которое не закончил из-за своей внезапной гибели Пьер Кюри, с биологическим временем: “Я ставлю на обсуждение научную гипотезу, что своеобразие левизны - правизны в организмах более глубоко, чем физико-химические их проявления, что оно связано с геометрическим строением физического пространства, занимаемого телами живого организма.

Понятие о разных состояниях физического пространства, нас всюду окружающих и нас проникающих, только что складывается. Оно не отточено научной мыслью. Но допустимо, что в разных частях природы, в разных ее явлениях эти состояния могут быть резко различны. Окружающее нас пространство резко неоднородно, и среди природных явлений существуют явления изменения состояний пространства, возможным частным случаем чего является создание в биосфере живых организмов, совокупность которых составляет живое вещество. Это основное положение должно быть осознано”. (Вернадский, 1980, с. 166).

К тому времени как на диссимметрию обратил внимание Вернадский, в некоторых работах выяснилось, что в ЖВ существует некоторая градация дисимметричности. Из работ московского биохимика Г.Ф. Гаузе стало ясно, что в живых организмах не все структуры обладают диссимметрией, вернее, обладают ею в неодинаковой степени. Стопроцентно, абсолютно диссимметричны аминокислоты и вообще вещества, связанные с самыми важными структурами клетки, прежде всего имеющие значение для ее воспроизводства. Левые в целом белки. Правые – сахара. Но другие, менее важные составные части уже не стопроцентно диссимметричны, в них начинается смесь правого и левого в разных пропорциях.

Если в живом веществе степень диссимметрической чистоты повышается по мере приближения к зародышевым структурам клетки, то за пределами организмов, в неживой части биосферы, в ее биокосном веществе тоже наблюдается некоторая и вполне явственная градация рацемичности, которая нарастает по степени удаленности от ЖВ. “Надо заметить, – пишет Вернадский, – что среди органогенных пород, составляющих заметную часть массы биосферы, своеобразным образом проявляется правизна - левизна. В нефтях, в углях, в битумах, в гумусах почв и болот мы наблюдаем неизменно, иногда в течение сотен миллионов лет, правые и в резко ином количестве левые соединения, созданные живым веществом. Почти все нефти содержат биохимически созданные правые молекулы, ничтожное их количество вращает плоскость поляризации света влево”. (Вернадский, 1980, с. 176).

Таким образом, Вернадский сделал наблюдение, что в биосфере тоже наблюдалась градация веществ от полностью диссимметрических, входящих в состав ЖВ до полностью рацемических, то есть характеризующихся равенством левых и правых молекул или кристаллов. Пропадание диссимметрии в веществах, производных от ЖВ (а другого вещества в биосфере нет, есть только преобразованное в недрах, вышедшее когда-то из биосферы да еще неизвестной природы небольшое количество космического вещества), превращение их в рацемические происходит всегда с течением времени.

Вернадский указал совершенно определенно, что диссимметрия не просто одно из бесчисленных биохимических или биофизических явлений, относящихся к ЖВ, но явление реального биологического пространства-времени жизни. Она является оборотной стороной направления жизненного времени или пространственным аналогом временной необратимости. Как в течении времени нет симметрии, его изображают “стрелой времени”, рекой и т.п. подобными “текучими”, “летящими” или “бегущими” терминами, так нет симметрии между левым и правым пространством. связность пространства времени ярче всего сказывается в свойствах необратимости и диссимметрии. Одно не бывает без другого и одно предполагает другое. Если вещество живого диссимметрично – значит, оно обладает необратимостью времени и наоборот. Распад живого означает и разделение этих свойств: “На основе новой физики явление должно изучаться в комплексе пространство-время. Пространство жизни, как мы видели, имеет свое особое, единственное в природе симметрическое состояние. Время, ему отвечающее, имеет не только полярный характер векторов, но особый, ему свойственный параметр, особую, связанную с жизнью, единицу измерения”. (Вернадский, 1992, с. 194). Здесь открывается, считал он, возможности количественного изучения ЖВ.

Таким образом, временная необратимость и пространственная диссимметрия ярко и однозначно характеризуют абсолютное время-пространство. Вспомним еще раз Ньютона, его опыт с вращающимся сосудом и водой. Почему только такого вида движения он считал в наибольшей степени приближающимися к абсолютному движению? Вероятно, потому что вращение есть некоторый аналог диссимметрии, выделенность, отсутствие противоположного направления движения. Поэтому Вернадский называет вращательное или закручивающее движение космических объектов необратимыми. Их диссимметрия служат самым важным выражением и земных, сопряженных с биосферой процессов. И космические, и связанные биосферой процессы надо осваивать как целое теоретической мыслью.

Более того, явления жизни не могут быть безразличны к строению космоса. Они неотделимы от Земли, составляя ее яркую и не случайную и необходимую конструктивную черту ее фундамента. Жизнь является основным событием на ней, определяет материально-энергетические особенности планеты, как свидетельствует геохимия и геология. Следовательно, незаметно пока для науки диссимметрия как самое яркое качество жизни, глубоко воздействует на окружающую среду. Но значение ее идет дальше, считает Вернадский: “Ясно, что жизнь неотделима от Космоса, и ее изучение должно отразиться – может быть, очень сильно – на его научному облике”. (Вернадский, 1992, с. 195). И это действительно так, если мы примем как незыблемый принцип Хаттона о геологическом содержании космической истории, а в создании геологических объектов ведущим процессом будем считать биосферные события.

Нет сомнения, что причиной, вызывающей материально-энергетическое значение ЖВ в организованности планеты, служит только биологическое необратимое и диссимметричное пространство - время. Вернадский призывает принимать диссимметрию как данность ЖВ. Вся ее загадочность возникает из устарелой и привычной общей схемы отношения к жизни как вторичному и производному от неживых структур. Если жизнь “произошла” из химически рацемических структур, то каким же образом могла приобрести такое свойство как диссимметрию? Но если иметь ввиду биоактуализм, геологическую вечность жизни, то диссимметрию нужно считать ее основным и закономерным свойством, а не благоприобретенным на каких-то путях химической эволюции, нужно считать ее обычным признаком живой структуры.

В работах Вернадского нет какого-либо однажды разработанного обширного и систематического учения о пространстве-времени. Есть две специально посвященные ему статьи и множество указаний почти во всех работах, посвященных общим и теоретическим проблемам биосферы и биогеохимии. В них сделано самое главное, определено направление, указано место, где образуется пространство - время: в жизнедеятельности ЖВ, и более даже точно, в процессе размножения организмов. Намечены некоторые черты пространства - времени, причина которых кроется в ЖВ: диссимметрия и необратимость, дление и делимость, направленность из прошлого в будущее. Указано, что только в рамках изучения ЖВ видны отчетливее все черты пространства-времени, которые стираются, исчезают и рушатся по мере удаления от биосферы. Вернадский показал, что палеонтологический референт времени возник в геохронологии не случайно, что он отражает реальное время становления всех структур планеты.

Итак, перед нами чрезвычайно ответственное новое понятие о биологическом времени-пространстве, являющее собой, по сути дела, новую парадигму времени и пространства. В “переломный” 1929 год произошел перелом и в сознании Вернадского. Он перешел к новому космологическому представлению. Если считать космосом не только внешнее заатмосферное пространство солнечной системы, Млечного пути, звезд и туманностей, то есть вместилище Вселенной, что обычно подразумевается под Космосом, но и строение, порядок природы, который проявляется одинаково во всех срезах вещества, мы должны признать, говорит Вернадский, что на него влияет организованность планеты и принять реальным фактом существование ЖВ и биосферы. Так логически непротиворечиво следует из продуцируемого размножением и становлением организмов биологического времени, которое является базовым, главным для всех остальных материальных процессов в мире. Биологическое время – длится более любого физического конкретного процесса, включает его в себя, обнимает его.