Часть 3. Заморский подарок 9 страница

– Когда мы выкопаем луковицы, мой повелитель, я прослежу, чтобы вам послали. Они приживутся в садах Нового Дворца.

– Ты щедра, прекрасная Марджалла! – Мюрад взял ее за руку, и они медленно пошли к следующим клумбам.

Явид-хан начал раздражаться, но ревности не почувствовал – он хорошо знал свою жену. В конце лета исполнился год с тех пор, как он приехал в Стамбул. Когда прибудет ежегодная дань от его отца, он воспользуется этой возможностью и вернется домой вместе с женой. Пусть великий хан пошлет послом в Сиятельную Порту кого-нибудь другого. Желательно, чтобы это был старик, чья жена не была бы искушением для султана Мюрада.

– О-о-о! – выдохнул правитель Оттоманской империи, когда они подошли к каменистой горке, где росли невысокие нарциссы. Среди камней садовники искусно проложили трубы, и маленький ручеек, стекая с вершины горки, пробегал среди миниатюрных скал и обрушивался в пруд внизу. У самой воды росли невысокие желтые первоцветы со своими похожими на юбочку серединками и узкими короткими лепестками. Уроженцы Испании, они были привезены в Турцию маврами, спасающимися от преследований христианской церкви. Их рассадили вместе с невысокими нарциссами с нежным запахом и похожими на тростник листьями, выбросившими целые пучки золотистых, светло-желтых и белых цветов на тонких стеблях. Женщины гарема радостно защебетали перед этой клумбой. Именно из этих нарциссов добывалось ценное масло, необходимое для изготовления духов.

Контрастируя с каменистой горкой, цвели кусты маленькой пушкинии, с ярко-голубыми цветами с белым основанием, и усыпанные крапинками голубые цветы пролесков с темно-синей полоской на каждом лепестке. Эти нежно – голубые цветы напоминали Эйден колокольчики в лесах вокруг Перрок-Ройял. Наверное, поэтому она любила их больше всего. Перейдя в следующую часть сада, султан и его свита увидели большие клумбы темно-синих гиацинтов, чередующихся с высокими желтыми и белыми нарциссами. Эйден посмотрела на клумбы – растения все до одного распустились. Зрелище ошеломляло своей красотой.

– Твой главный садовник гениален, раз разбил такой сад, – сказал Мюрад.

– Но это делал не он, – тихо ответила Эйден. – Это делала я. Мои рабы только подготавливали землю. А я говорила им, что нужно делать.

– Значит, ты пачкала землей свои красивые руки, прекрасная Марджалла? – Он остановился, взял ее руки и рассмотрел их. Это были красивые руки, с длинными тонкими пальцами, мягкие и белые, с ногтями, совершенными по форме. Он небрежно поцеловал кончики ее пальцев и, отпустив ее руки, пошел дальше.

– Мне нравится работать в саду, мой господин, – ответила она, стараясь, чтобы ее голос оставался холодным и совершенно бесстрастным. Его дерзкое поведение и испугало, и потрясло ее. Это было предательством по отношению к Сафии. Она никогда не смогла бы привыкнуть к миру, в котором мужчина мог получать удовольствие от любой из понравившихся ему женщин.

Они прошли через центр сада, любуясь клумбами цветущих тюльпанов. Изящные кубки тюльпанов, сначала белого и кремового, затем розового, красного, алого, малинового, желтого и сине-фиолетового цвета, покачивались под легким ветерком. Необыкновенные водяные лилии из Туркестана и алые цветы из легендарного города Самарканда, посаженные группами одного цвета или соединенные в группы, контрастирующие по цвету, занимали круглые и квадратные клумбы вокруг вновь восстановленных фонтанов и бассейнов, в которых начинали зацветать розовые водяные лилии и где резвились толстые золотые рыбки. По углам некоторых клумб высадили желтые азалии, обычные в этих местах. Они очень хорошо чувствовали себя в саду Эйден.

В саду были и другие растения, но они еще не цвели. С наступлением лета расцветет множество роз, бугенвиллия, лилии и султанский бальзам, а также два цветка, которые открываются ночью, – табак и луноцвет. Однако сейчас вместе с ее луковичными цветами цвели миндаль и персиковые деревья, чьи нежные пушистые цветы выделялись среди крепких темно-зеленых сосен и кипарисов.

Эйден и принц уже вели гостей в шатер, поставленный в конце сада. Оттуда виднелись темно-синее море и сам сад. Тент из золотой парчи и зеленого шелка защищал гостей от жаркого полуденного солнца. Пол закрывал толстый шерстяной ковер мягких голубых и желтых тонов. Два дивана стояли на возвышении для султана и его матери. Для Сафии, Фаруши и Янфеды принесли скамью с красными бархатными подушками, а остальным женщинам пришлось довольствоваться разноцветными пышными шелковыми подушками, разбросанными вокруг дивана султана. Султан пригласил Явид-хана сесть на диван рядом с ним, а Эйден приказал расположиться на подушке у их ног. Подали прохладительные напитки, несколько видов шербетов, пахнущих клубникой, лимоном, апельсином, розой и фиалками.

Принесли фрукты: апельсин, разделенный на дольки и очищенный от тонкой белой пленки, темно-красную клубнику, зеленый инжир, ранние золотистые персики и абрикосы, а также гроздья фиолетового винограда, привезенного из садов Палестины, на золотом блюде сочные финики, начиненные орехами, а затем множество превосходнейших печений, слоеное тесто которых было заполнено дроблеными орехами и медом, сладости в виде рогов газели, сладости из кунжута с медом, рассыпчатые ореховые пирожные.

Когда со сладостями покончили, рабы Эйден обнесли гостей душистыми влажными полотенцами, чтобы они могли вытереть липкие руки и лица. Затем началось представление. Цыганская семья показывала дрессированных собак. Султан покатывался со смеху. Ему так понравилось представление, что он снял с пальца большой, безупречный по качеству бриллиант и подарил его старейшине семьи, усатому гордому мужчине, который принял подарок так же любезно, как он был предложен. Цыган сменил старый индиец, который поставил перед шатром несколько глубоких круглых корзин, потом уселся среди них и начал играть на дудочке. При звуках пронзительной мелодии одна за одной из корзин стали показываться большие змеи с капюшонами, каждая из которых появлялась после едва заметного изменения мелодии. Явид-хан объяснил собравшимся, что змеи эти называются кобрами и что живут они в той стране, откуда пришел заклинатель. Довольно устрашающие на вид рептилии извивались и раскачивались иногда точно в такт музыке. Эйден не сожалела, когда заклинатель змей закончил свое выступление.

На деревьях вокруг шатра были развешаны серебряные и золотые клетки с певчими птицами, которые страшно забеспокоились, когда появилась молодая девушка, чтобы развлечь гостей целой стаей голубей, приученных летать в определенном порядке по сигналам, подаваемым свистом. В завершение ее выступления птицы сделали широкий круг над садом и потом одна за другой опустились на протянутые руки хозяйки. Выступление вызвало восторженные аплодисменты зрителей, а валида подарила девушке ожерелье из полудрагоценных камней. В заключение представления перед ними выступила группа очень сладострастных и экзотических танцовщиц, которые гастролировали по империи султана со своим хозяином, сирийцем. Танцевать перед Мюрадом было для них большой честью, и они старались изо всех сил. Они так очаровали султана, что он решил купить их для собственного развлечения, но мать удержала его от этого глупого поступка, прошипев:

– Ты что, хочешь сделаться посмешищем? У тебя и так слишком много танцовщиц, а если нужно еще, поручи это Ильбан-бею. Не унижайся до торговли как простой купец. Ты же Великий Турк, мой лев. Мюрад поджал губы и кивнул.

– Ты права, мать! Я просто увлекся, так велико мое удовольствие от сегодняшнего дня. Он повернулся к Явид-хану.

– Не помню, когда я получал такое наслаждение, друг мой. Твое гостеприимство и твоя красавица жена растопили мое сердце. – Он шумно вздохнул. – Редко я могу позволить себе расслабиться и наслаждаться простой жизнью. Сегодняшний день так много дал мне.

Такие же благодарности были получены и от Hyp У Бану.

– Дорогая Марджалла! Я рада, что ты счастлива и довольна. Я слишком хорошо помню твои муки первых дней пленения, но в конце концов мы же не похожи на настоящих рабынь, не правда ли? Вполне соответствует природе, когда женщина находится в зависимости от своего господина. Благодарю тебя за чудесный день.

Сафия взяла обе руки Эйден.

– Я так рада, – тихо сказал она, – что мы с тобой подруги. Ты знаешь мои затруднения, но теперь я уверена, что могу положиться на тебя, Марджалла, а ты на меня.

Помни об этом.

Фаруша-султан и госпожа Янфеда вежливо распрощались с хозяйкой, что сделали и другие женщины гарема, которые сопровождали своего господина во дворец Явид-хана. После этого стаей разноцветных бабочек они пролетели по лужайке в поджидающие их каики. Султан, однако, отстал и, взяв руку Эйден, снова поднес ее к губам, повернул и поцеловал в ладонь. Потом устремил на нее гипнотический взгляд своих черных глаз.

– Ты порадовала меня, Марджалла, – тихо сказал он. – Твои совершенные манеры и быстрый ум делают честь моему дому, ведь это я подарил тебя Явид-хану. Я подумаю, как бы мне наградить тебя за твое хорошее поведение.

– Я уже награждена, повелитель, тем, что вы почтили посещением мой дом, и вашими добрыми словами, – ответила Эйден, все время пытаясь освободить руку и вытереть кожу после его поцелуя. Настойчивость Мюрада пугала ее.

– Ты – само совершенство, – сказал он, – и скоро я пришлю тебе подарок, который поднимет тебе настроение. Прощай, Марджалла!

Он ушел, большими шагами спускаясь к пристани, и только тогда она содрогнулась от отвращения.

Руки ее мужа крепко обняли ее за плечи. Явид-хан видел, как султан прощался с его женой, и кипел от гнева, потому что Марджалла была вынуждена безропотно стоять, пока султан Мюрад пускал по ней слюни.

– В одном я согласен с султаном, – сказал он, – у тебя замечательный и несравненный характер, мой бриллиант. Однако я больше не позволю, чтобы тебя так оскорбляли. Всего через три месяца из Крыма прибудет дань от моего отца. Я напишу ему, чтобы он прислал в Сиятельную Порту нового посла. А мы уедем домой.

– О, Явид! Неужели ты действительно хочешь этого? Не разгневается твой отец, который доверил тебе это почетное дело только год назад? – Ее лицо выражало тревогу за него.

Эйден не пришло в голову, что она не боится покинуть Стамбул и уехать еще дальше от Англии. Так, в обнимку, они и вернулись в сад.

Он сказал:

– Крымское ханство раньше никогда не посылало в Стамбул своих постоянных послов. Оттоманская империя – наш владыка. Каждый год в конце лета мы посылаем султану дань. Но Мюрад хотел, чтобы мы прислали посла. Мой отец предпочел сделать вид, что не услышал этой просьбы. Это проделали вежливо, но тем не менее проделали. Когда мой брат Тимур убил мою семью, моя тоска была так велика, что мать уговорила его выполнить желание султана и послать меня. Им хотелось, чтобы я уехал из дома, где испытал величайшее счастье и пережил ужасающее горе. Теперь, однако, я нашел еще большее счастье с тобой, мой драгоценный бриллиант. Пока мы вместе, мне не нужно ничего больше. Тебе понравится моя родина! Хотя горные равнины, из которых в основном состоит наша земля, холодны и ветрены зимой и засушливы и жарки летом, мой дом находится на побережье, где климат мягкий и полезный для здоровья. Земли вдоль юго-восточного побережья очень плодородны. Там много садов и виноградников. На базарах поражает изобилие фруктов. У нас растут черешня, персики, инжир, абрикосы, яблоки, гранаты, груши и виноград. Мой сад полон ореховых деревьев, а в степях у меня большой табун лошадей. Слава Аллаху, что Тимур был так занят своей кровавой резней, что не уничтожил мой сад, хотя сжег дом и конюшни, предварительно угнав скот. Он действовал так, как действовали наши довольно свирепые предки. Он всегда очень гордился тем, что его назвали в честь великого военачальника Тимура, который был потомком великого Чингисхана, внука легендарного Кублай-хана.

– Почему ты сам не отомстил ему, господин Явид?

Почему ты не убил его? – Эйден уже не раз задумывалась над этим вопросом.

– Я мусульманин, Марджалла! И мне хочется думать, что если я и не очень набожен, то по крайней мере хороший мусульманин. Коран, наша святая книга, запрещает убивать братьев. Тимур не просто мой брат, он мой брат-близнец. Мы в одно время были в утробе матери, вместе родились. Несмотря на его жестокость, я не могу убить его. Сделай я это, я убил бы часть себя, часть нашей матери, которая жестоко страдала от поступков одного из своих сыновей, часть нашего отца, который был мудрым и справедливым человеком. Смерть Тимура не доставила бы мне ничего, кроме минутного удовлетворения. Да и не вернула бы мне моих жен и детей.

Мы с Тимуром похожи как день и ночь. Он всегда презирал наши законы, религию, образ жизни. Сейчас он наказан – его отвергла собственная семья, его народ, а для татарина это самое страшное наказание. Его имя вычеркнуто из истории нашего народа, как будто он никогда не существовал. Это смерть при жизни, Марджалла.

Эйден кивнула.

– Понимаю, – сказала она, – и сейчас мне даже немного жаль твоего брата. Нет пути, чтобы он мог исправить зло, совершенное им. Он никогда не увидит снова ни своих жен, ни своего сына. Как ужасно, господин Явид! Какая дьявольская сила заставила его совершить преступление не только против тебя, его близнеца, но и против самого себя?

Явид-хан остановился и прижался лицом к ее лицу. Любовно рассматривая ее, он сказал:

– Вот почему я обожаю тебя, жена моя. У тебя сердце, которое не смог бы понять сам дьявол.

Вспыхнув от такого неожиданного комплимента, Эйден уткнулась в его плечо.

– Ты заставляешь меня думать, что я очень хорошая, – сказала она, – но это не так! Будь моя воля, я бы заставила твоего брата ответить за всю ту боль, которую он тебе причинил.

Принц от души расхохотался.

– Мне кажется, в тебе есть немного татарской крови, мой бриллиант! Как грозно звучат твои слова! Но я верю, что ты сделала именно то, о чем говоришь.

– И сделала бы. – Она посмотрела на него суровыми глазами.

– Мы едем домой, в Крым, – твердо сказал он. – Я пошлю весточку отцу, я построю для нас новый дворец, но не на старом месте. Не надо, чтобы призраки убитых посещали нас. Я увезу тебя домой, моя дорогая жена, и мы заживем спокойной жизнью женатых людей.

– Которые будут растить орехи и детей, – посмеялась она.

– Сыновей, – поправил он.

– И дочерей тоже, – настаивала она.

– Если только они будут такими же красивыми и умными, как их мать.

Эйден улыбнулась Явид-хану. – Обещаю, – сказала она серьезно.

 

Глава 14

 

За час до рассвета Марта разбудила Эйден. Она собиралась поехать в Стамбул и привезти в гости Эстер Кира. В любом другом случае она просто пригласила бы старую женщину к себе, но старейшина семьи Кира помогла ей создать такой чудесный сад. Она хотела проявить вежливость и сама поехала за ней. Пришлось одеться потеплее – несмотря на середину весны, ранним утром на воде продувало. Она с радостью надела теплый халат небесно-голубого шелка.

Выпив пиалу крепкого черного чая, она дала Марте последние наставления:

– Обязательно разбуди господина Явида вскоре после моего отъезда, чтобы он успел покататься верхом на рассвете. Скажи Хаммиду, чтобы на обед приготовил баранью ногу. И пусть ни под каким видом не ставит на стол ничего молочного. Как мне говорили, Эстер Кира никогда не мешает мясо и молоко. Посмотри, чтобы слуги поставили на стол новую посуду, которую освятил еврейский раввин, чтобы Эстер могла поесть со мной. Хватит ли у нас турецкой халвы? Эстер любит ее.

– Да, госпожа, да, да, да, – засмеялась Марта. – Все будет в порядке, как вы приказали. Ни о чем не беспокойтесь. В ваше отсутствие я присмотрю за всем. Теперь идите, иначе не успеете доехать до города вовремя и полюбоваться с воды восходом солнца.

Эйден вернулась в свою спальню и, наклонившись, поцеловала Явид-хана.

Он тут же проснулся и притянул ее.

– Господин! Из-за тебя я опоздаю, – стала протестовать она.

Он отыскал ее губы, а потом, слегка ослабив свои объятия, сказал:

– У нас совсем нет времени? – И его рука ловко пробралась через несколько слоев ее одежды и стала ласкать ее соски.

– Бесстыдник! – засмеялась она, убирая его руку. – Разве ты не насытился прошлой ночью?

– Конечно, мой бриллиант, но это было прошлой ночью. Я проснулся и снова изголодался по твоему сладкому телу.

– Нет, нет, Явид, – пробормотала она. – У меня и вправду нет времени.

– В таком случае мне остается только ждать отъезда нашей гостьи, которая еще не приехала. Вечером, однако, я жестоко отомщу тебе за разочарование этого утра. – Его небесно-голубые глаза светились смехом. – А теперь иди.

– Я с нетерпением буду ждать твоего наказания, муж мой! – лукаво сказала она и пошла к двери.

– Я люблю тебя, Марджалла, жена моя, – крикнул он ей вслед, и Эйден счастливо улыбнулась.

Джинджи, как всегда заботящийся о соблюдении приличий, не позволил ей ехать в город в одиночку. Он и две дочери Марты, Ферн и Айрис, поджидали ее. Вчетвером они торопливо спустились к каику, где уже сидели сонные гребцы.

В предрассветной прохладе вода казалась черной и спокойной. На синевато-сером небе то тут, то там горели звезды, чистые и холодные. Было безветренно и тихо, ни один звук не нарушал тишину, слышались только удары весел по воде.

Лодка принца отошла от причала и, управляемая рулевым, стоящим на корме и сжимавшим длинное весло, вышла в Босфор. Соблюдая ритм, гребцы заставили лодку скользить по спокойной, как зеркало, воде.

Эйден не задернула занавески каика и рассматривала окрестности, хотя в предрассветной мгле видно было немногое. Скалы на азиатской стороне Босфора казались огромными глыбами, а остров посреди залива, на полпути между Стамбулом и дворцом Явида, был неразличим. Джинджи неожиданно притих. Он не любил рано вставать. Ферн и Айрис сонно привалились друг к другу, а Эйден радовалась тишине. С Эстер Кира они договорились встретиться на набережной, отведенной для лодок послов Сиятельной Порты. Вглядываясь вдаль, Эйден видела башни, купола и минареты города. Небо уже стало светло-серым, а все звезды, кроме яркого Юпитера, поблекли. Каик направлялся к берегу, пробираясь между кораблями, стоящими на якоре в гавани. Город просыпался. Эйден увидела, что удобный паланкин Эстер Кира уже ожидает их на пристани. Джинджи выпрыгнул из лодки, как только каик подошел к пристани, и бросился помогать почтенной старой женщине. На минутку он остановился и перекинулся словом с евнухом дома Кира, который сопровождал свою хозяйку. Потом они вдвоем помогли старушке выйти из паланкина и сесть в лодку Явид-хана.

– Доброе утро, Эстер Кира, – сказала Эйден. – Надеюсь, день у нас будет чудесный.

– Думаю, ты права, дитя мое. – Она повернулась к своему слуге. – Где моя шаль, Якоб? Мне уже холодно.

Якоб торопливо пошел к паланкину исправлять свою оплошность и вернулся с шалью старой женщины, которую отдал ухмыляющемуся Джинджи. Тот вошел в лодку и очень церемонно обернул шалью Эстер Кира.

– Поставь жаровню к ногам госпожи Эстер, Джинджи, – сказала Эйден, – и найди ту мягкую шерстяную полсть, которую я приказала тебе взять с собой.

Джинджи просто из кожи лез, выполняя приказания Эйден, и очень скоро все было сделано так, как она говорила.

Усевшись на свое место, он сделал знак рулевому и гребцам, чтобы они трогались в обратный путь.

– Мы вернем твою хозяйку на закате, Якоб, – крикнула Эйден, когда каик отходил от пристани. – Я надеюсь, – сказала она, обращаясь к своей гостье, – вы не возражаете, что я приехала за вами так рано. Мне хотелось, чтобы мы провели вместе целый день, ведь я вам стольким обязана, Эстер Кира. Вчера на праздник цветов к нам приезжал султан, его мать, Сафия и много женщин из гарема, а также Фаруша-султан и госпожа Янфеда. Им всем очень понравилось, и они уехали довольные. Это не может не упрочить положение моего мужа.

– Обязанностью женщины всегда было по возможности помогать своему мужу в том деле, которым он занимается, Марджалла! Я счастлива, что смогла помочь тебе. Я провела всю жизнь, помогая другим, и Бог, которого мы зовем Яхве, да будет навеки благословенно имя его, вознаградил меня, дав богатство моей семье и кое-какую власть в этой странной стране, где мы живем.

– Вы прожили здесь всю свою жизнь, Киpa? – спросила Эйден.

Ей нравились истории, которые рассказывала старая женщина, и она ждала продолжения.

– Да, – сказала Эстер Кира, – я родилась здесь. Моя семья была вынуждена уехать из земли Израилевой, которая была нашей родной страной со времен, теряющихся в веках, с тех пор, как пала крепость Масада, когда миром правила могущественная Римская империя. Вы называете Израиль Палестиной, Святой землей. Много лет моя семья бродила по свету, прежде чем добралась до города Константинополя во времена самого великого Константина. С тех пор мы живем здесь.

– Значит, ваша семья живет здесь сотни лет, – заметила Эйден.

– Да. Мы поселились здесь, когда жители города еще были язычниками, поклоняющимися старым римским богам, но Константин, властитель Восточной империи, стал христианином, и некоторое время мы подвергались гонениям. Потом, в 1453 году, оттоманский султан Мухаммед, названный Завоевателем, пришел из-за Босфора и захватил Константинополь. Старая империя медленно умирала на протяжении многих лет, а у турок был на этой стороне Босфора всего лишь клочок земли, полученный им благодаря брачному договору принцессы Теодоры Кантакузины, которая сначала была замужем за султаном Орханом, а потом за его сыном, султаном Мюрадом I.

– Она вышла замуж за собственного сына? Эйден была потрясена. Эстер Кира засмеялась.

– Господи, да нет же, дитя мое! Принцесса Теодора не была матерью султана Мюрада I. Он был уже почти взрослым, когда маленькую принцессу насильно отдали его отцу, человеку, по возрасту годящемуся ей в деды. В обмен на это отец принцессы получил военную помощь султана. Рассказывают, что султан Мюрад увидел ее в доме своего отца и влюбился. После смерти отца он женился на ней, и это их прапраправнук со временем завоевал Константинополь, который сейчас называется Стамбулом. После прихода турок ни мы, ни христиане преследованиям не подвергались. Обычно оттоманские мусульмане облагали нас налогом за нашу веру, не только требуя от нас денег, но забирая наших сыновей в янычары, а дочерей уводя в свои гаремы. Вот какую цену нам приходилось платить, но при оттоманских правителях мы разбогатели. Их правление разумное и справедливое, хотя я боюсь женщин, которые последнее время начинают управлять султаном. Но хватит мне болтать, дитя мое! Посмотри! Светает. Да благословен Господь! Нет художника, равного ему. Посмотри на небо! – Она показала пухлой, унизанной кольцами рукой на темные холмы Азии, уже хорошо видные в утреннем свете.

Как раз за этими холмами небо начало светлеть, и тонкая золотая ленточка быстро ширилась и наливалась светом, изгоняя скучную серость. За ней рассыпалась цветовая радуга, от которой захватывало дух. Подобно рулонам тончайшего китайского шелка, оранжево-алого, нежно-розового, светло-сиреневого в обрамлении пурпурного, и желтого, лучи катились по небу до тех пор, пока его не залил мерцающий и сверкающий неземной красотой цвет. Потом из-за зеленых холмов выкатился огненный алый шар, и день пришел. Легкий ветерок нежно шевельнул голубые воды Босфора, когда они поравнялись с островком, который, как считала Эйден, был на полпути к дому.

– Разве это не великолепно? – спросила Эстер Кира. – Вскоре я буду праздновать свой восемьдесят девятый день рождения, и сколько бы восходов и закатов я ни видела, каждый раз они были разными, каждый был свидетельством величия Божьего. Это заставляет меня чувствовать собственное ничтожество. – Она усмехнулась. – Мне кажется, что я люблю восходы и закаты, потому что они заставляют меня проявлять смирение и благоразумие. Я говорю об этом моему сыну Соломону и моим правнукам, но они, будучи существами высшего сорта, думают, что я просто глупая старуха.

– Я ни на минуту не поверю, что мужчины существа высшего сорта, Эстер Кира, что бы они сами ни думали на этот счет, – засмеялась Эйден.

– Мужчины! – Старуха улыбнулась. – Мужчины начинают жизнь беспомощными, орущими младенцами, которые появляются из женского тела. Их вскармливает грудь женщины, молоко женщины, но по какой-то причине в тот момент, когда они начинают ходить, в их головах появляется мысль о том, что по сравнению со своими матерями, сестрами и другими женщинами они существа высшего сорта. Я нахожу это необыкновенно забавным, а как думаешь ты, Марджалла?

– Конечно, так же, – сказала Эйден.

Эстер снова усмехнулась.

– Ты же умная женщина, – сказала она, а потом добавила:

– Нет, я не считаю, что мужчин нужно обязательно считать умнее женщин во всех случаях, но это, как ты хорошо понимаешь, очень необычная точка зрения. Умная женщина должна позволить мужчине иметь свои маленькие иллюзии, разве не так? Говорят, что принц Явид-хан очень сильно любит тебя, но я уверена, что ты его не любишь, но создаешь иллюзию любви, и он удовлетворен.

Эйден вспыхнула. – Я люблю господина Явида, – вздохнула она, – но вы правы, когда говорите, что я люблю его не так сильно, как любит он меня. Возможно, со временем я научусь любить его так же глубоко, потому что он хороший и добрый человек, и я не хочу лишать его того, что принадлежит ему по праву. И все же, Эстер Кира, я не могу забыть Конна, моего настоящего мужа. Молю Бога, чтобы со временем я полюбила Явид-хана.

– Нами снова правит дьявольский склад мужского ума, – сказала старая женщина. – Ты подарена принцу, и от тебя ждут, что ты изгонишь из своей слабой женской головы все мысли о прошлом. Благодаря своей жизненной стойкости, Марджалла, женщина выживает и справляется с трудностями. – Она протянула пухлую руку и потрепала Эйден по руке. – И все же ты счастлива, и я рада за тебя. Ну, а теперь расскажи мне о своем саде, потому что мы уже подъезжаем.

– Ваши луковицы великолепны, Эстер Кира. Султан и его свита были совершенно очарованы, и я обещала дать султану луковиц фиолетовых крокусов с оранжевыми серединками. Они понравились ему больше всего.

Эйден начала рассказывать своей спутнице, что она сделала, чтобы все луковицы расцвели в одно время, и Эстер Кира кивала, слушая.

– Ты умна, Марджалла, – сказала она. – Хотя любимыми занятиями султана являются часовое дело и рисование, он еще знает и садоводство. Он человек легковозбудимый и впечатлительный, и ему нравится уединение, которое дает ему сад. Работа среди деревьев и цветов очень успокаивает его.

– Я могу это понять, – ответила Эйден. – Растения требуют просто, чтобы их обрезали и поливали, и ничего больше. Они не дерзят и не спорят с тобой по пустякам.

Эстер Кира весело закудахтала, но ее смех внезапно замер, а темные глаза расширились от напряжения, когда она вгляделась в берег.

– Что это? – Эйден проследила за взглядом Эстер и похолодела.

– Останови лодку! – прокаркала старуха на удивление сильным голосом. – Не приближайтесь!

Рулевой сделал знак гребцам, и они подняли свои весла, с которых стекали капли воды. Все смотрели в сторону дворца, который только что стал виден. С берега слышались крики и шум. Потом внезапно из окон дворца один за другим стали вырываться языки пламени.

– О мой Бог! – прошептала Эйден. – Кошмар господина Явида повторяется снова. Быстро! К берегу! Мы должны помочь им!

– Нет! – Голос прозвучал резко, и все уставились на Эстер Кира. – Марджалла, прояви разум. Не позволяй, чтобы сейчас тобой руководило сердце. Кто-то напал на ваш дворец. Три молодые женщины, старуха и горстка рабов не могут помочь, что бы там ни происходило. У нас нет оружия. Если мы ступим на берег, нас всех убьют. Чего мы достигнем этим? – Она посмотрела на рулевого. – Поворачивай лодку и гребите как можно быстрее к Новому Дворцу.

Пока лодку разворачивали, она сказала Эйден:

– Мы едем к султану за помощью. Он пошлет туда своих солдат.

– Что с Явидом? – сказала Эйден. – На рассвете он собирался, как обычно, кататься верхом. В доме Марта.

Обычно спокойные, Ферн и Айрис заплакали, предчувствуя несчастье. Эйден обняла их обеими руками, пытаясь успокоить, но не говорила ничего, потому что не знала, что можно сказать.

Каик мчался по воде с такой скоростью, как будто у него были крылья, а не весла. Эйден и не представляла, что лодка может двигаться так быстро. Скоро показался город, и снова они пробирались между кораблями, заполнившими гавань, и по воде доносились до них шум и запахи города.

Они прошли устье Золотого Рога. Каик приблизился к берегу. Перед ними вырос Новый Дворец. Эйден не могла поверить, что до Дворца можно добраться за такое короткое время, но моряки уже швартовали лодку. Эстер Кира вышла из лодки и сказала:

– Нам немедленно нужно идти к валиде. Она знает, что нужно делать.

Эйден вышла на берег вместе с Ферн и Айрис, и все торопливо пошли через сады и многочисленные дворики по направлению к комнатам Hyp У Бану.

– Рановато. Не знаю, встала ли уже Hyp У Бану, – тревожилась Эйден.

– Hyp У Бану никогда не спит, – сказала Эстер Кира. – Не знаю, спит ли она вообще, хотя и уверяет, что спит. Она слишком занята государственными делами своего сына.

Их провели в комнаты матери султана. Хорошо вымуштрованные рабы Hyp У Бану не выразили никакого удивления по поводу раннего прихода Эстер Кира и принцессы Марджаллы. Их усадили, предложили чаю и ореховых пирожных, от которых Эйден отмахнулась, а Эстер Кира с удовольствием приняла.