– Ха! Ты сам никогда не замечал меня, Конн Сен-Мишель, – раздраженно сказала она.
– Нет, заметил, дорогая. На Двенадцатую ночь, когда поцеловал тебя в первый раз и твои губы оказались невероятно сладкими. С минуту я не мог представить себе, что делает при дворе девушка, подобная тебе.
– Но еще через минуту твои мысли переключились на одну из тех шлюх, которых ты всегда протыкал своим копьем, – обвиняюще сказала она.
– Верно, – вкрадчиво признался он и со смехом уклонился от удара, который она собралась нанести ему. – Ты ревнуешь! – ликующе сказал он.
– К каждой женщине, которую ты когда-либо знал, – призналась она удрученно.
Они дошли до дома, но перед тем как войти, он прижал ее к себе и крепко обнял.
– Я никогда не покину тебя, милая. Обещаю. Я верю, что мы с тобой будем всегда любить друг друга. – Потом он ласково поцеловал ее. – Сейчас, моя милая, я умираю от голода, а потом буду умирать от желания обладать тобой снова! Проведем весь день в постели?
Но когда Конн и Эйден вошли в дом, они обнаружили, что их ожидает гость. Навстречу им спешил Бил, чтобы поздороваться с ними.
– В большом зале вас ожидает какой-то джентльмен, милорд, – сказал он. – Он говорит, что он кузен миледи. У Эйден был растерянный вид.
– У меня нет никаких кузенов, – сказала она. – Мой отец был единственным сыном.
– Но у твоей матери были братья и сестры, – заметил Конн.
– Кузен из Ирландии? Но я даже не знаю семью своей матери.
– У джентльмена ирландский акцент, миледи, – высказался Бил.
Они поспешили в дом. Увидев, что они входят в комнату, Кевен Фитцджеральд поднялся с места у камина, но прежде, чем он смог заговорить, Конн сказал:
– Я лорд Блисс, а кто вы такой?
Конн обежал глазами мужчину, который был таким же высоким, как и он сам, однако немного плотнее. Ему не понравился незнакомец, хотя он и не понимал, почему. Возможно, из-за его голубых глаз, которые постоянно избегали его взгляда.
– Кевен Фитцджеральд, милорд, – последовал ответ. Потом Кевен быстро повернулся к Эйден. – А вы, должно быть, маленькая Эйден, дочь моей дорогой Бевин. Я привез вам привет от вашего деда, Рогана Фитцджеральда, Эйден.
– Неужели мой дед еще жив? – спросила она. – Мы ничего не слышали о нем после смерти моей матери.
– Старик не умеет писать, – сказал Кевен. – Это обычно делал за него мой отец, а потом, когда он умер, дед просил об этом нового священника.
– Прошу меня простить, господин Фитцджеральд, но я мало знаю о семье моей матери, а о вас я совсем ничего не слышала.
Кевен Фитцджеральд широко улыбнулся, но, как заметил Конн, его глаз улыбка не тронула.
– Конечно, вы озадачены, маленькая Эйден, и я не виню вас. Несомненно, ваш английский отец хотел, чтобы вы забыли о своих ирландских родственниках.
– Вовсе нет, сэр, – ледяным голосом сказала Эйден. – Именно мои ирландские родственники, казалось, не хотели иметь никаких дел с моей матерью после того, как та вышла замуж за моего отца. Их вполне устраивало, что он взял бесприданницу. Все годы совместной жизни с моим отцом мама исправно писала своему отцу, хотя тот написал ей всего лишь дважды и оба раза просил денег.
Кевен быстро попытался исправить свою ошибку.
– Да, маленькая Эйден, они могут быть жестокими людьми, Фитцджеральды, однако Ирландия суровая страна. Вы говорите, что не знаете, какое место я занимаю в семье, поэтому я расскажу вам. У вашего деда много лет назад был младший брат. Его звали Барра, и он был священником. Я незаконнорожденный ребенок его подружки, умершей вскоре после моего рождения. Меня вырастила ваша бабка, Кейра, да благословенна будет ее память. Я рос в доме своего дяди и провел всю свою жизнь в Ирландии.
– Что же тогда привело вас в Англию? – спросил Конн.
– Управляющий дяди Рогана вскоре должен удалиться на покой. Он почти так же стар, как и сам Роган Фитцджеральд. Я должен заменить его. Меня всю жизнь готовили к тому, чтобы я занял его место, но мой дядя боится, что если он умрет раньше, чем я смогу занять эту должность, его старший сын, мой кузен Тайней, не даст мне средств к существованию. Я приехал в Англию посмотреть, как здесь управляют вашими поместьями. Может быть, милорд, вы позволите, чтобы ваш управляющий показал мне ваши земли.
– Конечно, – с прохладцей ответил Конн.
– Он должен познакомиться и с Королевским Молверном тоже, – подхватила Эйден, – и быть может, ему стоит поехать в Девон и осмотреть еще и поместье Робина. Мы могли бы устроить это, правда, Конн?
– Я не хотел бы быть навязчивым, милорд, – быстро сказал Кевен, видя, что Конн собирается отказать ему, и искусно лишая его возможности сделать это.
– Я никогда бы не посчитал обузой любого члена семьи матери Эйден, – сухо ответил Конн, – но неужели вам захочется ехать так далеко на юг, в Девон, господин Фитцджеральд?
– Мне пригодится все полезное, чтобы поддержать и улучшить поместье дяди Рогана. Я многим обязан ему за то, что он взял меня в свой дом и вырастил. Не всем ирландцам везет так, как вам, милорд.
– Да, – наивно согласилась Эйден, – Конну замечательно повезло, – но потом, заметив, что муж нахмурился, продолжила:
– Однако я заболталась, кузен. Я должна проследить, чтобы Эрвина накормила вас. Ведь вы голодны. Вам нужно посмотреть остальную часть Перрок-Ройял, а потом, через несколько дней, мы навестим сестру Конна.
– Она живет неподалеку? – спросил Кевен.
– Всего в нескольких милях, если ехать по полям. Ее дом называется Королевский Молверн, а поместье сына леди де Мариско, графа Линмута, вы посмотрите в Девоне.
– Леди де Мариско?
– Сестра Конна.
– У нее есть сын, который является английским графом?
– О да! Семья Робина очень близка к ее величеству. Его отца очень любила королева, а молодой Робин ее любимый паж, хотя скоро он уезжает во Францию в университет. Этого он очень хочет, и два его старших брата уже уехали туда. Это очень дружная семья.
Кевен Фитцджеральд с интересом переваривал эти сообщения. Ему не понравилось, что Эйден так привязана к семье Конна. Он начинал понимать, что даже если он, возможно, и выполнит свою роль в заговоре испанцев, он может оказаться не в состоянии довести все до конца. Однако если он намерен захватить богатство Эйден, ему придется уничтожить Конна и братьев О'Малли. Что касается его сестры с ее высокопоставленным английским сыном, с ней можно не торопиться, и о ней, подумал он, беспокоиться не стоит. Она не сможет спасти своих братьев. Она – женщина и, несомненно, не имеет никакого влияния. Кевен Фитцджеральд останется безнаказанным, да и кто сможет разоблачить заговор? Эйден весьма миленькая, хотя он видывал и лучших, а уж Бевин, определенно, была красавицей. Но в темноте теплая баба это теплая баба, а лицо не имеет значения.
Он улыбнулся женщине, которую прочил себе в жены.
– Вы напоминаете вашу мать, – ласково сказал он.
– Неужели? Как странно, ведь я похожа на своего отца, – сказала она.
Она совсем не глупа, быстро сообразил он. Ему надо быть похитрее с ней.
– Не во внешнем облике, – быстро поправился он, – а скорее, в вашей манере поведения, в ваших жестах, в наклоне вашей хорошенькой рыжей головки. Я был просто убит, когда Бевин уехала за море, чтобы выйти замуж за англичанина.
– Сколько же вам было лет?
– Всего шесть, но она была со мной всю мою жизнь. Она была мне как сестра, и я плакал целыми днями после ее отъезда. Все произошло так быстро, обручение и свадьба в течение одного месяца. Едва хватило времени, чтобы сделать оглашение в Балликойлле и заочно отпраздновать свадьбу в Ирландии, чтобы ее семья убедилась, что она вышла замуж.
– Она вышла замуж здесь в Англии сразу после приезда, – сказала Эйден. – Граф и графиня Линкольн, которая является нашей отдаленной родственницей и урожденной Элизабет Фитцджеральд, устроили этот брак, и они, как мне рассказывали, приехали на свадьбу. Граф сам был посаженым отцом невесты. Это была большая честь.
– Эйден, Эрвине нужно время, чтобы приготовить еду для нашего гостя, – напомнил Конн жене, и она, быстро улыбнувшись обоим мужчинам, поспешно вышла из комнаты.
Конн повернулся и сказал гостю:
– Насколько я помню, Фитцджеральды живут на юге. Оттуда вы отплыли, чтобы появиться здесь, в срединной Англии?
– У меня были дела в Дублине, связанные с поместьем, милорд, и поэтому оттуда я отплыл в Ливерпуль. Там я купил лошадь, и поскольку на моем пути в Лондоне я должен был проезжать мимо вас, я обещал моему дорогому дяде, что заеду и повидаю маленькую Эйден. Он вспоминает о ней с большой нежностью.
– Он никогда ее не видел, – заметил Конн.
– Но письма, которые посылала ему его дочь, были такими живыми, что он как будто видел ее воочию, – последовал спокойный ответ.
– А как обстоят дела в Ирландии? – спросил Конн.
– Без изменений. Англичане продолжают заселять страну своими людьми, тем самым сгоняя с мест нас. Ничего не изменилось.
– Но Коннот не стал колонией, – сказал Конн.
– Нет, – согласился Кевен Фитцджеральд. – Ваши люди научились ладить с англичанами. Наши же люди предпочитают оставаться свободными.
Конн не заметил оскорбления.
– Ирландии нужен один король, а не сто, а до тех пор, пока там сотня королей, Ирландия останется в рабстве. Однако вы этого не понимаете, не так ли? Вы считаете меня предателем своей страны, потому что я живу здесь. Но в Ирландии я был бы младшим сыном Дубдхара О'Малли, без земли и без денег. Мое существование было бы бесцельным. Здесь, в Англии, я оказался полезным. Я обеспечил себе состояние.
– Женившись на моей кузине, – сказал Кевен Фитцджеральд.
– Нет! Я был богатым человеком до того, как познакомился с Эйден, но это не ваше дело. Я приветствую вас в Перрок-Ройял как члена семьи. Смотрите, не злоупотребляйте своим положением, мистер Фитцджеральд. Если сделаете это, вам придется иметь дело со мной. А я по-прежнему кельтский воин, несмотря на весь внешний лоск английского джентльмена. Вас предупредили.
Кевен Фитцджеральд не был глупцом. То, что казалось несложной задачей, когда он впервые услышал о ней от испанца, теперь оказалось не таким простым делом. В течение следующих нескольких дней, когда он бродил по обширным землям поместья, он был поражен знаниями Конна, который обсуждал с ним севооборот, подробности, связанные с продажей фруктов, разведением скота, обновлением садов, домашними счетами, которые Эйден целиком возложила на мужа после того, как они поженились. Было ясно, что Конн достаточно быстро освоил дело, он уже назначил себе в помощники молодого Била, старшего сына дворецкого и экономки, сделав его управляющим. Молодому Билу было под сорок, и он, в свою очередь, назначил своего младшего брата Харри егерем. Все слуги были очень преданы своему хозяину и хозяйке, и чем больше Кевен наблюдал, тем больше понимал, что, подобно Конну, он предпочел бы жить в роскоши здесь, в Англии. Зачем ему возвращаться в Ирландию? Его дядя долго не протянет, а как только его кузены вступят в наследство, они, несомненно, вышвырнут его. В семье его терпят до тех пор, пока жив Роган Фитцджеральд. Кевен понял сейчас, что ему следует самому пробивать себе дорогу в этом мире.
Он поможет испанцу уничтожить семейство О'Малли или по крайней мере братьев О'Малли. А потом, переждав некоторое время, начнет обхаживать безутешную вдову. Он понимал – Эйден будет сильно скорбеть. Кевен Фитцджеральд видел, что Эйден и Конн любят друг друга во всех смыслах этого слова, но он должен сделать так, чтобы он ей понравился, пока будет гостить у них. Потом она окажется спелым плодом, готовым для того, чтобы его сорвать, когда Кевен сможет сделать это. Он уже понимал, что Конн невзлюбил его, подозрительно относился и к нему, и к тому, что он делал в Англии. Его спасало, что он сказал правду, сообщив, что знает обязанности управляющего поместьем.
Он не спешил уезжать в Лондон, чтобы встретиться с Мигелем де Гуарасом, который уже приехал туда, тайком высадившись на английскую землю на пустынном побережье Корнуолла. Мать де Гуараса была француженкой, и он выдавал себя за француза. Однако Кевен оставался с Конном и Эйден, выжидая благоприятного случая и пытаясь расположить к себе свою кузину с помощью ирландского обаяния и остроумия. Эйден, обрадованная тем, что наконец обрела кровного родственника, цвела от его знаков внимания. Она могла быть счастливой замужней женщиной, однако поняла, что ее не оставляют равнодушной знаки внимания красивого мужчины, а Кевен Фитцджеральд был привлекателен. Не таким красивым, как ее муж, думала она с гордостью, но все же красивым парнем со светло-голубыми глазами и волосами, которые были не такими рыжими, как у нее, а красновато-каштановыми.
Они с Конном отвезли его в Королевский Молверн.
– Это мой кузен, господин Кевен Фитцджеральд, – гордо объявила Эйден, представляя его семье Конна. – А это, кузен, моя золовка, Скай, и ее муж, Адам де Мариско. – Эйден взяла Кевена под руку и явно гордилась тем, что имеет родственника, которого может им представить.
Отношение Скай и Адама к Кевену было таким же, как у Конна. Интуитивно они не поверили ему, но хранили молчание, понимая, как важен был этот кузен для милой Эйден.
Оставшись наедине со Скай в этот же день, Эйден призналась ей:
– Я едва помню своих сестер – прошло много времени с тех пор, как они умерли совсем маленькими детьми. Семья мамы никогда не была чем-то реальным для меня до появления Кевена. Он рассказывает мне обо всех моих родственниках, и живых и мертвых, о прошлом и настоящем. По его рассказам я реально представляю, какой была моя мать в детстве! Мама так давно умерла, и, не считая отца, у меня никогда не было семьи. Я не уверена, что мне нравятся мои ирландские родственники, они никогда не вспоминали обо мне, но по крайней мере сейчас я знаю их по рассказам Кевена. Благодаря Кевену мне кажется, что у меня на самом деле есть семья. Я знаю, он не нравится Конну, но он так добр ко мне и терпелив, что я не могу не быть благодарной ему. Ты, конечно, понимаешь это, Скай?
Леди де Мариско кивнула и ободряюще обняла Эйден.
– Конечно, понимаю, моя дорогая сестра, мы будем очень рады, если твой кузен захочет остаться у нас.
Улыбка, которой Эйден улыбнулась в ответ на ласковые слова Скай, тронула ее. Она знала, что ее подсознательное недоброе отношение к Кевену Фитцджеральду чем-то вызвано, ей не нравился льстивый ирландец, но она не верила, что он сможет причинить вред милой Эйден, и ради невестки воздержалась от высказываний.
Кевен провел несколько дней вместе с управляющим де Мариско и понял, как богаты земли Англии. Он решил, что ему будет хорошо здесь. Если бы Эйден достаточно быстро родила ему сына, он мог бы сосватать его с юной наследницей де Мариско. Тогда все это поместье и владения Эйден будут принадлежать Фитцджеральдам. Его семье. Династии, которую он намерен основать.
Наступил июнь, и Кевен Фитцджеральд понял, что не может больше откладывать свой отъезд в Лондон. К его удивлению, Конн и Эйден сказали, что поедут с ним. Они написали лорду Берли о своем желании повидать королеву и только недавно получили приглашение приехать в Лондон. Кевен давно уже подозревал, что Конн с нетерпением ждет его отъезда, однако время для отъезда было выбрано чрезвычайно удачно. Конн окажется в Лондоне именно тогда, когда его нужно будет подставить. Лорд Блисс не избежит ловушки, которую ему собираются расставить.
– Совместная поездка сделает мое путешествие еще более приятным, – сказал он, широко улыбаясь.
– Вы можете остановиться у нас в Лондоне, – великодушно предложила Эйден. – У нас нет там своего дома, но мы живем в доме Скай в Гринвуде, на реке, недалеко от города.
Однако еще до того, как Конн смог возразить, Кевен Фитцджеральд вежливо отклонил приглашение.
– Нет, маленькая Эйден, это очень великодушно с вашей стороны, но у меня уже другие планы. Поскольку это, по-видимому, единственная возможность в моей жизни увидеть ваш город, я предпочел бы остановиться в самом его центре в какой-нибудь шумной гостинице. Я знаю, вы поймете меня, кузина.
Конн чуть было не застонал, когда Эйден продолжала уговаривать Кевена.
– Вы уверены, Кевен? Мне неприятна мысль о том, что вы будете жить в каком-нибудь неудобном месте, когда с нами вам было бы очень хорошо.
– Эйден, жизнь в вашем доме была для меня редким удовольствием. Хотя вашему деду и удалось кое-чего достичь, в его доме, как и в большинстве домов в Ирландии, отсутствуют все удобства, которые я видел в Перрок-Ройял и в Королевском Молверне. Это было редкое удовольствие, но чем раньше я вернусь к реальности, тем лучше. – Он весело засмеялся. – Ваш дед не поверил бы и половине этого, маленькая Эйден. Все прошедшие годы он горевал о том, что услал свою Бевин в холодное изгнание.
– Я вполне понимаю то, о чем говорит Кевен, – добавил Конн. – Не забывай, милая, что ты никогда не была в Ирландии, а я, как и кузен, вырос там.
– Я нигде не была до прошлого года, когда отправилась ко двору, – посмеиваясь, сказала Эйден. – Королева любила называть меня своей деревенской мышкой.
– Королева знает вас? – спросил Кевен. Этой темы они прежде не касались, и это не сулит ничего хорошего, подумал он.
– Конечно, королева знает меня. Я была одной из ее фрейлин. Она лично устроила наш брак с Конном. Он – ее любимец.
Так-то лучше, подумал Кевен. Мнимое участие Конна в заговоре против Елизаветы Тюдор покажется вдвойне предательским в силу того обстоятельства, что он был ее любимцем.
– Когда, – хихикнув продолжала Эйден, – из-за безудержной природной несдержанности Конна его должны были отослать от двора, королева сделала его наказание более приятным, женив его на мне. Она сказала ему, что были и такие, кто вряд ли счел бы ее слишком жестокой, ведь она женила его на богатой наследнице.
Конн засмеялся.
– Кевен, вы слышали, что бывают сопротивляющиеся невесты? Ну, так я был сопротивляющимся женихом. – Он обнял Эйден. – Каким же я был глупцом, но откуда мне было тогда знать, что я влюблюсь в эту ведьму?
Эйден с нежностью посмотрела на мужа.
– Другое меня бы не устроило, милорд, – мягко сказала она.
– За что вас отослали от двора? – спросил Кевен, гадая, могут ли эти сведения помочь ему в его заговоре.
– За то, что он путался со слишком многими дамами сразу, – озорно сказала Эйден. – С матерью, двумя ее дочерьми и женой посла!
– Со всеми сразу? – У Кевена захватило дух от удивления и восхищения.
Как бы Конну ни хотелось, чтобы Кевен остался в недоумении по этому поводу, промолчать он не мог.
– В течение нескольких дней, – сказал он, а Эйден хихикнула.
Кевен хмыкнул в ответ, но в уме у него уже почти сложился план действий. Конн раздосадован тем, что Елизавета Тюдор отослала его от двора и заставила насильно жениться. Конн воспитан в лоне святой католической церкви и внезапно понимает, что королева незаконнорожденная. Конн жаждет отмщения за себя и в то же время помогает посадить на трон законную королеву-католичку, Марию Шотландскую. План был великолепен, и единственное, что ему оставалось делать, это сдерживать свое ликование. При таком раскладе испанский заговор не мог не достичь цели.
Лондон находился в нескольких днях пути от Перрок-Ройял, и Кевен Фитцджеральд снова был потрясен всем увиденным. Поля были зелеными и плодородными, города казались процветающими. На своем пути они останавливались на чистых, уютных постоялых дворах, где лорда и леди Блисс и их спутников приветливо принимали. Комнаты, предоставляемые им, были просторными и чистыми, еда была самой лучшей из всего, что могла предложить Англия. Кевен видел, что в стране царят мир и довольство. Это было то, чего он сам не чувствовал ни разу за всю свою жизнь, и внезапно он понял, что завидует Конну. Почему все это досталось одному из О'Малли, а не Фитцджеральду? Почему Эйден оказалась не его женой? Почему ее богатство не стало его богатством?
Неожиданно он совершенно ясно понял, что ему не хочется возвращаться в Ирландию. Он не хотел снова быть поставленным перед необходимостью унижаться перед своим двоюродным братом Тайненом для того, чтобы обеспечить себе просто возможность выживания. Он хотел иметь жену и семью, то, чего долго не мог себе позволить. Он не хотел, чтобы его существование зависело от других. Он хотел быть хозяином самому себе, а имея Эйден в качестве жены, он мог бы позволить себе самостоятельность. Он никогда по-настоящему не понимал политической жизни Ирландии. Он был слишком занят борьбой за выживание, чтобы тратить время на патриотические чувства. Ему было совершенно наплевать на то, что будет с Ирландией и Фитцджеральдами. Он хотел одного – стать самостоятельным человеком с удобной женой.
Конн и Эйден расстались с Кевеном в Гринвуде и проводили его в дальнейший путь, высказав добрые пожелания и помахав руками на прощание. Потом, когда их кареты повернули на подъездную аллею к дому, Конн глубоко вздохнул.
– Слава Господу, что он убрался! – сказал он с чувством.
– Конн! Он же мой кузен!
– Он ублюдок, прижитый от брата твоего деда, и мне он не нравится, Эйден. Конечно, он был достаточно любезен, но я ни на минуту не поверю, что он оказался в Англии по делам, связанным с управлением поместьем твоего деда! Ты даже не знаешь наверняка, жив ли старик, милая. Все, что у тебя есть, это слова твоего кузена Кевена. Но если он жив и любит твоего кузена, тогда почему старик не прислал тебе личное письмо, которое мог бы написать священник?
– Тогда зачем Кевену нужно утруждать себя и приезжать к нам? – раздраженно спросила она.
– Кто знает! Возможно, для того, чтобы по крайней мере пожить за наш счет несколько недель. Более серьезных причин не могу себе представить.
– Ты подозрительный человек, Коня, и я никогда не знала этого, – сказала Эйден.
– В Ирландии приходится быть подозрительным, потому что вчерашний друг сегодня может оказаться врагом. Не забывай, что, не считая последних четырех лет, вся моя жизнь прошла в Ирландии. У меня есть нюх на смутьянов, а Кевен Фитцджеральд из таких. – Наклонившись, он быстро поцеловал ее. – Не раздражай меня, милая. Мы приехали в Лондон, чтобы увидеть, простила ли меня королева, и чтобы ты могла поважничать перед другими девчонками, жаль, что мы не можем объявить о твоей беременности, но думаю, что теперь ждать осталось недолго.
– Но я беременна, – спокойно сказала Эйден.
– Что? – Он пересел на противоположное сиденье кареты и посмотрел ей в лицо. – У тебя будет ребенок? Ты уверена? – Его глаза загорелись от счастья и даже увлажнились от нахлынувших чувств.
– Сначала сомневалась и хотела подождать, пока буду совершенно уверена. Сейчас я уверена, что понесла в первый день мая. Ребенок родится следующей зимой, Конн.
– Мы немедленно разворачиваемся и уезжаем домой, – объявил Конн. – Лондон летом ужасен, и я никогда не прощу себе, если вспыхнет чума, и ты заразишься.
Эйден весело засмеялась.
– Не дури, Конн! Для чумы слишком рано, и в июне еще достаточно прохладно. Это великолепная возможность снова обрести благосклонность королевы. Если она согласится встретиться с нами, а я знаю, что она согласится, мы выскажем ей нашу признательность, расскажем, как мы счастливы и что у нас будет ребенок. Ей будет приятно узнать об этом, и мы попросим ее быть крестной матерью нашего ребенка! Если даже она еще таит обиду на тебя, она простит, услышав наши новости. Мы также сообщим ей, что собираемся немедленно вернуться в Перрок-Ройял и что мы приехали в Лондон поделиться с ней новостями. Королева в душе очень чувствительная женщина, Конн, Ты знаешь об этом.
– Да, – согласился он. – Иногда сердце Бесс смягчается.
Он поймал обе ее руки, затянутые в перчатки, и, поднеся их к губам, страстно поцеловал.
– Сын, – сказал он. – У нас будет сын! Эйден расхохоталась.
– Или дочь, милорд, – сказала она. – Дети, как известно, могут быть и дочерями.
– Но у нас будет сын! – настаивал он с улыбкой.
– Я изо всех сил постараюсь угодить тебе, милорд, – сказала она, тихо улыбаясь. Она никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой.
Карета подкатила к Гринвуду, и слуги выскочили из дома, чтобы приветствовать лорда и леди Блисс. Клуни и Мег приехали раньше, чтобы подготовить все к приезду хозяев. Они непрерывно ссорились по пустякам, пытаясь установить превосходство друг над другом. Теперь, когда дверь кареты открылась и были опущены ступеньки для того, чтобы ее пассажиры могли выйти, раздались слова Мег:
– Плащи, господин Клуни, плащи! Когда ты наконец поймешь, что это входит в твои обязанности?
– Возможно, – огрызнулся Клуни, – если бы ты только дала мне возможность выполнять мою работу без твоего вмешательства, я бы помнил о ней, старуха.
– Старуха? – Мег была смертельно оскорблена. – Если я старуха, тогда ты старик, господин Клуни!
Конн и Эйден со смехом вышли из кареты, слыша, как их слуги снова бранятся между собой. Поскольку ни один из них не собирался уступать другому, их перебранки служили постоянным источником развлечения для лорда и леди Блисс. Ссорясь по обыкновению друг с другом, они, однако, защищали один другого от остальных.
– Клуни! – Голос Конна был резок. – Ты отправил лакея к лорду Берли с нашим письмом?
Клуни, избавившись от придирчивой Мег, торопливо вышел вперед.
– Да, милорд! Это первое, что мы сделали, прибыв сюда, и я в точности передал ему то, что вы сказали мне: чтобы он дождался ответа. Он еще не вернулся.
Конн кивнул и проводил жену в дом, в ее комнаты.
– Мы вынуждены оставаться здесь, в Гринвуде, до тех пор, пока Уильям Сесил не ответит на наше письмо. Ни одному из нас нельзя показываться при дворе, пока мы не получим приглашения. Надеюсь, нам не придется долго ждать. Я не хочу, чтобы ты оставалась в городе дольше, чем необходимо.
– Конн, я не больная, – запротестовала Эйден.
– Этот город – нездоровое место со всеми этими чертовыми отбросами на улицах и открытыми сточными канавами. Если бы я узнал на прошлой неделе то, что мне стало известно сейчас, мы бы вообще не приехали в Лондон.
– На прошлой неделе я не была уверена, – ласково возразила Эйден.
– Моя сестра всегда знала, – сказал Конн подозрительно.
– Каждая женщина устроена по-разному, милорд, и я сомневаюсь, чтобы Скай позволила кому-нибудь запретить ей делать то, что она собралась сделать, ну уж мужу она бы точно не позволила. Ты не можешь отрицать это!
Появление вернувшегося лакея прервало разговор. Сейчас они узнают, разрешат ли им явиться ко двору, или их поездка была напрасной. Однако записка от Уильяма Сесила, лорда Берли, была милостивой. Он уверен, что ее величество будет рада возвращению лорда и леди Блисс, даже если они приехали ненадолго, и поэтому он приказывает им явиться в Гринвич через два дня, до отъезда королевы в летнюю поездку по стране, и засвидетельствовать свое почтение Елизавете.
– Мне нечего надеть! – драматически воскликнула Эйден.
– Как так нечего надеть? – спросил ее муж. – Ты же знала, что мы едем в Лондон с одной целью – повидать королеву.
– Наше решение о поездке оказалось таким поспешным, что у меня не было времени надлежащим образом собраться, – заключила Эйден с чисто женской логикой. – Мне придется послать за модисткой твоей сестры, той, что шила мне платье, в котором я венчалась, и приказать ей сшить подобающее случаю платье. Неужели ты хочешь, чтобы я выглядела серой деревенщиной и все твои воздыхательницы прониклись к тебе жалостью?
"Она снова проделала это, – хмыкнул он про себя. – Повернула все так, что в конце именно я оказался ответственным за все. У нее было более чем достаточно времени, чтобы собраться».
– Тебе просто хочется новое платье? – укорил ее он.
– Конечно, – ответила она ласково. – Я хочу самое невероятно модное платье! Я хочу, чтобы каждая придворная дама, не замечавшая меня там, почувствовала страшную зависть не только из-за моего красивого мужа, но и из-за моего великолепного платья!
– Тогда ничего не остается делать, как послать за модисткой, – смеясь, сказал Конн. – Могу я помочь тебе в выборе?
– Нет! Я хочу и тебя удивить!
– Озорница! – буркнул он и, притянув ее к себе, начал расстегивать ее платье, целуя обнажившееся плечо. Эйден отстранилась, ворча.
– Нет, нет, милорд! Сначала пошли за модисткой! У нас только два дня до поездки в Гринвич. – Она подтянула платье на место.
Он засмеялся. Она непредсказуема, его дорогая жена.
– Очень хорошо, мадам. Сначала я пошлю за модисткой, – сказал он, протягивая руку к колокольчику.
Модистка прибыла в сопровождении трех своих помощниц, каждая из которых была нагружена рулонами материй.
– Милорд Блисс, – сказала она, широко улыбаясь, потому что Конн щедро платил ей за работу, – добро пожаловать в Лондон. Долго вы и ваша добрая жена пробудете с нами?
– Это короткий визит, мадам, но нас пригласили прибыть ко двору через два дня, и миледи была так довольна платьями, которые вы послали в Перрок-Ройял, что вам ничего не останется, как сшить ей новое платье для посещения королевы.
– Самое великолепное и самое модное платье во всем Лондоне, мадам! – сказала Эйден, и модистка улыбнулась простодушию леди Блисс.
– Тогда мы должны начать немедленно! – сказала она. – Вы будете помогать жене с выбором, милорд?
– Нет, моя жена говорит, что это должен быть сюрприз, и поэтому сейчас я покидаю вас, – с улыбкой сказал Конн, посылая перед уходом воздушный поцелуй женщинам, собравшимся в комнате.