Бернард Вербер, Рай на заказ
(en: "Custom Paradise", fr: "Paradis sur mesure"), 2008
Посвящается Жилю Малансону
Предисловие
Каждый день в моей голове рождается новая идея.
Затем она начинает развиваться и неотступно преследовать меня. Вначале возникает всего лишь гипотеза, нуждающаяся в проверке, но через некоторое время это уже дорога, по которой мне с неудержимой силой хочется пройти.
Как правило, отправной точкой становится одна простая фраза:
"А что будет, если..."
Вот, например: "Что будет, если станут вешать любого, кто загрязняет окружающую среду?" (доведем до крайности идею заботы об экологии), "Что будет, если люди начнут воспроизводить себе подобных так, как это делают цветы?", "Что произойдет, если людей заставить забыть прошлое?", "Что случится, если на Земле останутся только женщины?"
В этом сборнике перемешаны размышления над "возможными вариантами будущего" человечества и рассказ о событиях моей собственной жизни — "прошлого вероятного". Последние я записал для того, чтобы не забыть. Ибо чем больше я вглядываюсь в будущее, тем сильнее становится ощущение, что в моей памяти зияет провал, где бесследно пропадает мое прошлое.
Вы найдете в этой книге несколько моих излюбленных тем. Я рассматриваю их с разных точек зрения, которые иногда совпадают, иногда противоречат, а иногда дополняют друг друга.
Эти рассказы — зародыши историй, из которых мне, быть может, позже удастся вырастить романы, и тех сюжетов, которым я попытаюсь придать зримый образ, превратив их в фильмы.
Мне нравится "короткий" формат.
Я обязан многими бессонными ночами авторам великолепно скроенных рассказов, моим учителям: Эдгару По, Жюлю Верну, Стефану Цвейгу, Г. Ф. Лав-крафту, Дино Буццати, а также А. Э. Ван Вогту, Фредерику Брауну, Айзеку Азимову, Стивену Кингу и особенно Филиппу К. Дику.
Рассказ кажется мне основой писательского мастерства. Ведь именно тут можно опробовать различные литературные формы, приемы, точки зрения, методы повествования.
Кроме того, короткие истории представляются мне литературой будущего по одной простой причине: люди все сильнее ощущают нехватку времени. Каждый рассказ — это не великое и продолжительное кругосветное плавание, а короткая экзотическая прогулка.
Счастливого пути.
Б. В.
И ПОВЕСЯТ ОНИ ЗАГРЯЗНЯЮЩИХ ЗЕМЛЮ...
(БУДУЩЕЕ ВОЗМОЖНОЕ)
Изо рта повешенного вывалился посиневший язык.
Мертвеца окружали другие приговоренные рецидивисты, привязанные за шеи к толстым ветвям. Чуть ли не по одному повешенному на каждое дерево. А иногда и по два. И у всех на шее болталась позорная табличка, на которой было написано самое страшное обвинение:
"ЗАГРЯЗНИТЕЛЬ ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ".
"Надо же, в наше время еще есть люди, которым хватает безрассудства, чтобы загрязнять Землю", — подумал я.
Как правило, я уже не обращал на это внимания. Подобные зловещие плоды украшали деревья в большинстве парков нашего города. И всех остальных городов мира.
Но, вероятно, именно здесь — в Центральном парке, в самом сердце Нью-Йорка, — повешенные больше всего бросались в глаза. И то, что любители здорового образа жизни спокойно совершали утреннюю пробежку, не обращая на них ни малейшего внимания, могло бы показаться шокирующим.
Казненные были в основном молодыми людьми.
"Несчастные безумцы, сколько времени вам понадобится, чтобы все осознать?"
Я попытался понять, что же могло толкнуть их на поступки, повлекшие за собой непоправимые последствия. Кое о чем я догадывался. Одни решили втихую выкурить сигарету, другие, стремясь поразить воображение своих подружек, выкатили из гаража старый "порше" с дедовским двигателем внутреннего сгорания, третьи надумали порисоваться и поиграть в бунтовщиков, запустив древнюю тарахтящую газонокосилку, работающую на бензине.
И попались на этом.
Я их не жалел.
Запрет был прост и ясен: "Больше загрязнять окружающую природу нельзя".
А незнание закона не освобождает от ответственности.
Я неспешно ехал по Пятой авеню на Манхэттене. Кое-где на деревьях можно было заметить других повешенных все с той же позорной табличкой на груди — "Загрязнитель".
По их головам топтались вороны, отталкивая друг друга, чтобы выклевать глаза. Кровавые дыры быстро заполнялись роями жужжащих мух.
"Так приговоренные вновь становятся частью цикла экосистемы. Мясо ты, и в мясо обратишься".
Я сглотнул. Как бы там ни было, смерть этих людей не могла оставить меня равнодушным.
Я переключил свой "форд-мустанг" с откидным верхом на 18-ю скорость (3-я шайба, 6-я зубчатая звездочка) и посильнее налег на педали.
Мне вспомнился тот день, когда все началось.
Внезапно со спутника слежения поступил тревожный сигнал: дыра в озоновом слое над Северным полюсом стала резко расширяться и увеличилась вдвое. Ученые уже давно говорили о том, что это может произойти, и вот теперь человечеству предстояло перейти от теории к практическим занятиям.
Население северных стран — Канады, России, Норвегии, Финляндии — первым ощутило последствия. После того как исчез озоновый фильтр, количество заболевших раком кожи из-за солнечной радиации стало стремительно расти.
Погибли сотни тысяч человек.
Затем мы стали свидетелями таяния ледниковых шапок на полюсах, что привело к резкому подъему уровня Мирового океана и вызвало многочисленные цунами.
Гигантские волны внезапно появлялись на горизонте и затапливали прибрежные районы Индонезии, Филиппин, Цейлона, Занзибара, Мадагаскара, Сейшел и острова Пасхи. С карты мира исчезли целые архипелаги.
Погибли миллионы людей.
В результате нового подъема уровня океана разом ушли под воду Япония, Азорские и Канарские острова.
Погибли сотни миллионов людей.
ООН собралась на экстренное заседание. После бурных дебатов на пост президента был избран Брюс Нимрод[1], молодой американский политик из партии защитников окружающей среды — так называемых синих ("как чистое небо", гласил их собственный девиз).
Президент Нимрод тут же распорядился провести подробнейшую научную экспертизу, чтобы оценить состояние планеты.
Выводы комиссии звучали угрожающе. Толщина озонового слоя уменьшилась до критических размеров, и любой лишний кубический километр загрязняющих веществ мог привести к безвозвратному разрушению этой защитной оболочки. Эксперты предрекали, что тогда средняя температура атмосферы разом увеличится, таяние полярных ледниковых шапок еще более ускорится, а населению Земли придется жить под землей, чтобы защититься от смертоносной солнечной радиации, и на вершинах гор, чтобы избежать наводнений.
Помимо сравнительной молодости — ему было всего сорок семь лет — президента Брюса Нимрода отличала еще одна особенность: он был слеп.
Глядя незрячими глазами в объективы камер, принадлежащих телекомпаниям всего мира, с вершины самой высокой трибуны ООН, он произнес речь, немедленно ставшую исторической:
"Я слеп, но вижу лучше, чем все вы, вместе взятые. Вижу, что у нас больше нет времени. Вижу, что у нас больше нет выбора. Я не говорю о политике — я говорю о выживании человечества как биологического вида. Я не говорю о морали — я говорю об экстренной необходимости. У нас больше нет времени на поиск полумер, на то, чтобы щадить уязвленное самолюбие потребителей, промышленников или представителей правящих кругов. Исключительная ситуация требует принятия исключительных мер".
Были изданы следующие законы по защите от загрязнения окружающей среды.
1. Запрет на вождение автомобиля.
2. Запрет на курение.
3. Запрет на использование двигателя внутреннего сгорания.
4. Запрет на работу любого завода, чей технологический цикл предполагает выброс газов в атмосферу.
5. Запрет на использование любой вещи, выделяющей дым. Даже жаровен для барбекю. Даже каминов и печей. Даже петард.
Первыми активное противодействие новым мерам оказали руководители нефтедобывающих стран. Они попытались подкупить членов Комиссии ООН по безопасности. Затем, ничего не добившись, предприняли попытку убить президента Нимрода. Снайпер-профессионал стрелял в него с одной из ближайших крыш и чуть-чуть промахнулся.
После покушения президент Нимрод произнес вторую из своих великих речей, и звучала она еще более жестко.
"Нефть — это кровь нашей планеты. Те, кто высасывает ее, — вампиры, — заявил он. — Раз они хотят войны, они ее получат. Мы будем бороться со странами-вампирами, сосущими нефть".
И президент Нимрод инициировал голосование по вопросу о выделении чрезвычайных ассигнований на создание соответствующей армии — АБЗ (Армия по борьбе с загрязнением). Ее военнослужащие были оснащены самой современной экипировкой и оружием (без использования пороха), в частности арбалетами. Для борьбы с этой армией нефтедобывающие страны выставили сильные войска из навербованных солдат-наемников, получивших современное оружие (с использованием пороха).
"Нефтяная война" продолжалась три года и завершилась победой АБЗ благодаря численному перевесу войск и таланту нескольких военачальников, показавших себя тонкими стратегами.
Руководители потерпевших поражение нефтедобывающих стран были арестованы и брошены в заполненные нефтью цистерны, где и захлебнулись. "Вы любите нефть, так напейтесь же досыта", — заявил президент Нимрод.
Вслед за нефтедобывающими государствами на борьбу против законов о защите окружающей среды поднялись объединения автомобилистов. Вторая волна сопротивления началась с демонстраций, прошедших по центральным улицам всех крупных городов планеты под лозунгом "Мы любим наши машины". Водители-дальнобойщики, таксисты и мотоциклисты примкнули к акциям протеста.
Будучи прагматиком, президент Брюс Нимрод распорядился вслед за АБЗ создать ПБЗ (Полицию по борьбе с загрязнением), также укомплектованную значительным количеством служащих и спецсредствами.
Необходимость обеспечить выживание человечества как вида — этот аргумент был неопровержим в споре с любыми противниками новых преобразований.
Вслед за войной с другими странами вспыхнули войны гражданские: автомобилисты против ПБЗ.
Люди, использующие двигатели внутреннего сгорания, оказались еще более фанатичными, чем правители нефтедобывающих государств. Они не собирались добровольно отказываться от удовольствия делать "врррум-вррум", нажимая на педаль газа своей полноприводной машины с дизельным двигателем. Комитеты по защите прав автомобилистов попытались перекрыть основные транспортные артерии мира, но ПБЗ ликвидировала пробки, использовав тараны. Возникли мобильные группы вооруженных мотоциклистов — дымящие и рычащие своры сражались с полицией.
Они оказались грозным противником. В конце концов, чтобы положить им конец, пришлось создать подразделения кавалерии — Конную полицию по борьбе с загрязнением (КПБЗ). Схватки мотоциклистов, паливших из винтовок, с конными полицейскими, вооруженными арбалетами и пиками, выглядели чрезвычайно зрелищно, но достаточно быстро завершились победой правительственных сил — более многочисленных и лучше организованных.
Лошади могли передвигаться по любой местности и имели важное преимущество в сравнении с мотоциклами: у них никогда не заканчивался бензин.
Мятежные мотоциклисты и автомобилисты были казнены через повешение, а их тела послужили удобрением для муниципальных огородов.
Чтобы исключить искушение порычать мотором и подымить выхлопной трубой, все автомобили с двигателем внутреннего сгорания были утоплены на дне океанов. При этом некоторые непримиримые фетишисты так и остались сидеть, скорчившись за рулем своих драгоценных транспортных средств. Смерть они встретили, пристегнувшись ремнем безопасности к водительскому креслу.
Так человечество закрыло тему двигателей внутреннего сгорания.
И лишь курильщики, уже приученные к покорному молчанию серией законов по охране здоровья образца 2000-х годов, не подали и намека на готовность восстать. Они давным-давно отказались от борьбы.
Таким образом, проводимая президентом Нимродом политика по борьбе с загрязнением окружающей среды стоила жизни многим сотням тысяч человек. Но, по словам слепого президента, это была "маленькая жертва, необходимая для того, чтобы избежать гораздо большей катастрофы".
Итак, основная часть человечества, в конце концов, осознала смысл слов:
"Никто больше не может позволить себе загрязнять окружающую среду".
Заводы закрывались один за другим. Без бензина не работали станки. Отсутствие грузовиков и автомобилей заставило измениться экономику; сложились благоприятные условия для развития местных ремесел и торговли на небольших территориях. Воспользовавшись огромной популярностью, которую принесли ему победы над нефтедобывающими странами и мятежными автомобилистами, президент Нимрод пожелал еще более укрепить свое положение.
Вновь сославшись на необходимость обеспечить выживание человечества как биологического вида, президент принял решение закрыть все теплоэлектроцентрали (работавшие на нефтепродуктах или угле) и АЭС, а сразу же вслед за этим полностью и категорически запретить любую выработку и использование электроэнергии. Это стало шестым законом против загрязнения окружающей среды:
6. Запрет на использование электричества.
Как ни странно, но этот закон не вызвал серьезных протестов.
Слепота ничуть не уменьшала способностей президента Нимрода предвидеть ход событий. Он понимал, что, даже если введенные им принудительные меры по защите окружающей среды и обоснованны, люди не смогут полностью отказаться от привычной им высокотехнологичной среды обитания. И прежде всего нельзя было допустить, чтобы Брюса Нимрода стали считать сторонником возврата к Средневековью, в чем его регулярно обвиняли некоторые хулители. Чтобы прекратить подобные нападки, президент предложил оказать помощь промышленным предприятиям, чтобы те смогли адаптироваться к новым законодательным нормам, связанным с тотальным запретом на загрязнение окружающей среды. Был принят специальный план под кодом "ПВВ" ("Поддержание внешнего вида"). Речь шла о сохранении современного образа жизни путем квазипромышленного (но, естественно, без ущерба для окружающей среды) производства эрзацев.
Лучшие конструкторы корпели над этой проблемой, настоящей квадратурой круга, — как выпускать экологически чистые предметы, максимально похожие на товары "грязного" промышленного производства.
Этот вызов понравился самым проницательным и самым изобретательным исследователям.
Промышленники приспособились к изменившимся условиям производства — без бензина и электричества — и научились выпускать товары, по виду мало отличавшиеся от старых. Мировые автоконцерны - предложили целую гамму новых транспортных средств, внешне абсолютно идентичных прежним, самым знаменитым моделям.
Пластик пришел на смену листовому железу: теперь кузов транспортного средства делали из разновидности стекловолокна, немного напоминавшего материал, который раньше шел на корпуса байдарок.
Двигатель внутреннего сгорания уступил место педальному приводу, цепи и переключателю скоростей — почти как в гоночном велосипеде.
Так что теперь "форд", "тойота", "фольксваген", а также "мерседес", "рено", "пежо", "фиат", "вольво", "сааб", БМВ или "хендай" приводились в движение педалями.
Даже "Роллс-Ройс", "Бентли", "Хаммер", "Лам-борджини", "Джип" и "Мазератти" создали свои модели на педальном приводе. Все внесли соответствующие изменения в конструкцию транспортных средств, которые приобрели ультралегкий кузов, титановый шатун, пластиковые соединения узлов.
Кроме того, поскольку эксперты отметили, что кишечные газы, испускаемые коровами, овцами и свиньями, приводят к образованию значительного количества метана (газа, увеличивающего дыру в озоновом слое), президент Нимрод распорядился полностью и безоговорочно истребить все коровьи, овечьи и свиные стада, заменив мясо этих животных в рационе людей на протеины растительного происхождения или рыбу. Ушлым химикам удалось наладить производство эрзац-бифштексов или эрзац-ветчины из тофу, водорослей или грибов.
Так возник седьмой закон против загрязнения окружающей среды:
7. Не употреблять в пищу говядину, баранину и свинину.
Меня зовут Джером Толедано. Когда я гляжу в зеркало, то вижу высокого широкоплечего мужчину, с короткой стрижкой и квадратным подбородком. Из тех мужчин, которых никому не захочется задирать. Шрам на щеке дополняет картину, придавая мне пиратский вид (пусть и с одного бока), чем я весьма горжусь. Мой отец был солдатом в АБЗ, затем полицейским в ПБЗ. Одно время он даже служил в славной КПБЗ — Конной полиции по борьбе с загрязнением. Именно он и его соратники, вооруженные пиками и арбалетами, в ходе знаменитой битвы при Альбукерке в штате Нью-Мексико шли в кавалерийскую атаку против полчищ мотоциклистов из объединения "Ангелы Ада" [2] — врагов окружающей среды, вооруженных револьверами. КПБЗ с огромным трудом удалось одержать победу, но мой отец пал на поле битвы, сраженный пулей в спину. Он стал легендой борцов с загрязнением планеты.
Естественно, я был принят в ОЮЗП, Общество юных защитников природы (эта организация идеально подходила для воспитания настоящего борца за экологию: курсы выживания в лесу, приветственный салют в честь знамени, получение навыков по удобрению почвы компостом, демонстрации, марши, субботники по очистке загрязненных зон, посадка деревьев), а затем в ПБЗ (я еле сдал вступительный экзамен: чуть не срезался на вопросе по циклу цветения одуванчика). Однако после пяти лет добросовестной и верной службы меня исключили из рядов ПБЗ из-за одного дурацкого инцидента.
В тот день я немного выпил и вел расследование спустя рукава. Дело было в Гарлеме — довольно опасном районе города. Я обошелся чересчур грубо с одним типом, которого подозревал в загрязнении окружающей среды путем использования бензопилы. Несколько затрещин — и он во всем сознался. По итогам моего расследования подозреваемого должны были повесить. Но мне не повезло! Вмешалась жена этого парня и взяла всю вину на себя. Коллеги подали жалобу на мои слишком действенные методы работы, которые якобы могли бросить тень на ПБЗ. То, что я слыл среди сослуживцев здоровенной скотиной и алкоголиком, никак не способствовало тому, чтобы замять скандал. Так я на ровном месте получил выговор.
Позже я убил одного типа выстрелом из арбалета. Я подумал, что застал его за курением, а у него просто шел пар изо рта, потому что в тот день было холодно. На этот раз начальство распорядилось окончательно и бесповоротно распрощаться со мной…
Что ж, я оставил государственную службу и узнал тяжелые дни, период упадка, когда алкоголь был моим единственным утешителем. Однако друг моего отца, офицер элитной КПБЗ, сражавшийся вместе с ним под Альбукерке, в конце концов, убедил меня открыть частное детективное агентство, пообещав обеспечить клиентами.
Большая часть дел, которыми я занимался, была связана с взысканием долгов, промышленным шпионажем или семейными конфликтами. Этого вполне хватало, чтобы обеспечить себе комфортное существование. Я даже обзавелся "фордом мустангом" с откидным верхом (красного цвета, а по бокам изображения тигра, прыгающего вперед с оскаленной пастью) и небольшим офисом на Восьмой авеню.
Итак, я достаточно бойко вел свой "мустанг" по улицам Нью-Йорка, переключая по очереди восемнадцать скоростей. Воздух был чистым, хотя дело несколько портил неприятный запашок от трупов, болтавшихся на деревьях.
Подъехав к зданию, в котором находился мой офис, я припарковался на стоянке возле других машин и привязал свой "форд" к специальному столбику. Если этого не сделать, ветер может поднять транспортное средство на несколько метров вверх, а потом швырнуть на землю. Такое с моим "мустангом" уже бывало, и на кузове появились трещины. Использование легковесных колесных средств связано с определенными неудобствами.
Я вошел в вестибюль, и меня приветствовал лакей в ливрее. Я вызвал лифт, чтобы добраться до офиса, расположенного на самой вершине 74-этажного небоскреба. Внизу команда одетых в шорты спортсменов, разбившись на группы внутри полого деревянного вала диаметром три метра, вращала его, бегая по ступенькам. Трос связывал этот вал с гигантским колесом, которое в свою очередь приводило в движение шкив, тянувший вверх кабинку лифта вместе с пассажирами.
Спортсмены взмокли от пота, но кабинка сравнительно легко поднялась к моему офису-пентхаузу на 74-м этаже. Еле заметный толчок на уровне 35-го этажа вызвал у меня улыбку: вероятно, у кого-то случились судороги или растяжение сухожилия.
Моя секретарша, Элизабет, уже была на месте. Легкий пушок у нее под носом постепенно превращался в настоящие усы, но никаких сомнений относительно ее пола возникнуть не могло: полушария ее грудей настолько выдавались вперед, что иногда, двинувшись с места, она теряла равновесие.
Элизабет предложила мне чашечку кофе, который она только что разогрела на плитке, фокусирующей солнечные лучи на нагревательном элементе с помощью вогнутого зеркала. — Вас дожидаются почтовые сообщения, — сообщила секретарша.
Я вышел на балкон.
Там, на перилах, в строгом порядке восседали птицы: воробьи, голуби и грифы.
Дрессированные воробьи переносили эсэмэски — краткие послания срочного характера. Я снял кольца с лапок птиц и быстро прочел записки. Это были поздравления с днем рождения.
"Я и забыл! Сегодня срок моего пребывания на этой планете увеличился еще на один год".
Я привязал к кольцам ответные эсэмэски с благодарностями и выпустил воробьев, одного за другим.
На лапках голубей красовались значительно более массивные кольца. К ним прикрепляли счета, рекламные проспекты и официальные документы.
Один из грифов притащил какой-то пакет. Я отцепил объемистый футляр, привязанный к его правой лапе. Внутри обнаружился подарок от матери — кобура для арбалета, которую она сшила своими руками, и маленький колчан для стрел.
Дорогая моя мамочка.
В прошлом году она подарила мне отцовский кинжал. А годом ранее — скляночку с ядом кураре, чтобы смазывать наконечники стрел. Кураре она нацедила собственными руками.
Я обвел взглядом небо и сделал глубокий вдох. Трудно поверить, что когда-то это привело бы к тому, что мои легкие оказались бы перенасыщены продуктами горения углеводородов. С высоты 74-го этажа я бы увидел, как над городом висит облако густого смога. Теперь же благодаря жесткой политике Брюса Нимрода все вокруг стало чистым и безопасным для здоровья. Дыры в озоновом слое над полюсами планеты перестали расширяться.
Я отпустил почтового грифа, и тот устремился прочь во весь дух, издав на прощание протяжный крик.
Небесную лазурь из конца в конец пересекали другие птицы-курьеры. На моих глазах сокол стремительно атаковал какого-то голубя. Вероятно, перехват почты. Этим занимались преступники нового типа — соколятники. Они надеялись обнаружить в почтовых кольцах чеки на предъявителя.
Над самыми высокими небоскребами Нью-Йорка я заметил летящий "Боинг-797". Учитывая время года, я предположил, что его пассажиры направлялись во Флориду.
Туристы достойны восхищения. Ведь, чтобы решиться провести отпуск подобным образом, нужно иметь сильные ноги и крепкое здоровье. Внешне современные "Боинги-797" ничем не отличались от старинных реактивных лайнеров, а высоту они держали благодаря подвешенным к их крыльям огромным шарам с гелием, но, чтобы заставить винты вращаться и перемещать летательный аппарат вперед, приходилось изо всех сил налегать на педали. А ведь лайнеру предстояло преодолеть тысячи километров, отделяющих нас от пляжей Майами. Путешествие занимало немало дней, а обстановка в салоне, как мне кажется, была достаточно напряженной, учитывая длительное пребывание в замкнутом пространстве, запах пота и усталые лица бортпроводниц, подававших воду, алкогольные напитки, витаминизированные пастилки, еду и мазь против растяжения связок и мышечных болей.
Говорят, такое путешествие полезно для сердца. И действительно, туристы прибывали к месту назначения вымотанными, но мускулистыми. Что же касается меня, я больше не ощущал в себе достаточно сил и терпения для физических упражнений подобного рода. Отпуск меня слишком утомлял.
Я вернулся в кабинет. Элизабет, с трудом поднявшись со своего внушительного кресла, знаком. Дала понять, что меня ожидает какой-то важный клиент.
У этого мужчины была величественная осанка, волосы с проседью, темно-зеленый пиджак, светло-зеленая рубашка и черный галстук.
— Джон Альварес. Работаю в метро, — произнес посетитель, протягивая мне визитную карточку с оттиснутой на ней аббревиатурой КНМ — Компании "Нью-йоркский метрополитен". — Я — директор департамента развития.
Я тут же представил себе пассажиров, которые каждый вечер крутят педали в переполненных вагонах. Так возвращаются домой те, кого называют каторжниками часа пик.
Я пожал протянутую мне широкую ладонь:
— Очень рад. Чем обязан удовольствию познакомиться с вами?
— У нас возникло одно маленькое неудобство. Судя по всему, наш главный конкурент, ОНА — Общество "Нью-йоркские автобусы", — вот-вот введет в действие революционно новый вид общественного транспорта, который покончит с пробками и наладит сообщение между центром города и предместьями.
— Пока что не вижу абсолютно ничего предосудительного: это здоровая конкуренция в рамках одной отрасли экономики. О каком типе автобусов идет речь?
— Согласно информации, полученной из наших источников, они вроде бы изобрели средство, способное перемещать жителей спальных районов в центр мегаполиса очень быстро и без использования педального привода.
— Автобусы на парусной тяге? Автобусы на энергии заводной пружины? Автобусы, привязанные к тросу?
— Ни то, ни другое, ни третье. Они создали нечто гораздо более оригинальное — и окружили свое открытие строжайшей тайной. Конечно же, мы подозреваем их в применении двигателя внутреннего сгорания — на бензине или продуктах горения. И честно признаюсь, если вы застукаете их с поличным, это окажется очень полезным для нашего бизнеса. Мы будем вам очень... признательны.
Я назвал размеры признательности, и неприятно изумленный клиент сначала поморщился, но затем принял мои условия.
На следующий день после обеда я уже рылся в экспериментальных мастерских ОНА в неприметном уголке предместья Квинс.
На первый взгляд это были обычные постройки современного типа — выстроившиеся в линию офисные здания, за которыми находились ангары, битком набитые автобусами. Я принес с собой детектор продуктов горения и углеводородных газов и даже детектор солей азотной кислоты — на случай, если они используют какие-либо взрывчатые смеси.
Я прекрасно знал, что, если мне повезет, я их разоблачу и место, где находится их замечательная фабрика, вскоре превратится в обычный пустырь с цветущими (все-таки разгар весны!) деревьями, на ветвях которых будут покачиваться повешенные руководители предприятия.
Я искал какую-нибудь лабораторию, но главный секрет ОНА нашелся на открытом поле, за административными строениями.
Средство, изобретенное учеными компании для стремительного перемещения целых толп горожан без использования метро, автобусов или личного транспорта, представляло собой... катапульту!
Ни больше ни меньше.
Я следил за ходом экспериментов издали.
Механики готовили человека, которому предстояло взобраться на гигантскую катапульту, достигавшую в высоту не менее пяти метров. Она должна была швырнуть испытателя прямо в небеса. Человек должен был взлететь и, если я правильно понял то, что услышал с помощью трубки, усиливающей звук, приземлиться в специально оборудованной для этого точке.
Я продолжил поиски, заглянул в офисы ОНА — и выяснил, что его руководители действительно намеревались создать конкуренцию КНМ, разместив в центре и на окраинах города тысячи катапульт, способных запускать в воздух человека.
Я сунул свой нос в другие отделы и обнаружил то, что на первый взгляд казалось невероятным: чтобы изучить влияние ветра на траекторию свободного полета тел, перемещаемых на большие расстояния, конструкторы из ОНА обратились за содействием к профессиональным игрокам в гольф. Специалисты в области артиллерии помогали корректировать точность стрельбы.
Хоть я и считаю себя прогрессивно мыслящим человеком, но с трудом мог представить себе, как по утрам в часы пик тысячи катапульт будут выбрасывать в сторону центра города миллионы жителей спальных районов с кейсами в руках. Еще труднее, оказалось вообразить вечера, и те же часы пик, и те же миллионы служащих, летящих по воздуху и приземляющихся в предместьях. Однако в образе этих толп, перемещающихся по небесам, было что-то прекрасное. Напоминающее вспышку фейерверка или бутон, внезапно превращающийся в цветок.
Катапульты для жителей пригородов...
У кого только могла возникнуть столь несуразная идея?
Именно в этот момент я и наткнулся на уборщицу, которая, едва завидев меня, принялась вопить что было мочи.
Тут же откуда-то выскочила группа охранников.
Первого из них я встретил хуком справа, второму от души врезал по печени левой ногой, после чего кинулся прочь во весь опор, прежде чем третий успел хоть что-нибудь понять.
Я бежал.
За спиной пыхтели преследователи, а впереди несколько работников технических служб пытались преградить мне путь своими швабрами. Однако они не учли мой рост и вес, помноженный на набранную скорость. Я врезался в них, как шар для боулинга — в кегли.
Тревога была объявлена, и преследователей становилось все больше. Нужно было любой ценой найти средство выбраться оттуда. Повинуясь внезапному велению интуиции, я бросился на экспериментальное поле.
Возле катапульты несколько типов в белых халатах снаряжали "подопытного кролика", который уже сидел в кресле на взведенной штанге механизма.
Эффект внезапности сослужил мне хорошую службу, все получилось само собой. Оставалось лишь одной рукой отшвырнуть начинающего "катапультиста" — молодого человека в каске и непромокаемой куртке, сильно сковывавшей его движения, а другой — растолкать конструкторов. Те скрупулезно записывали какие-то цифры и что-то подсчитывали на счетах.
Кресло пассажира показалось мягким на ощупь. И прежде чем кто-либо успел помешать мне, я выхватил отцовский кинжал (который подарила мне мать, а юные защитники природы окрестили "Эскалибуром") и перерезал канат, удерживавший штангу катапульты во взведенном состоянии.
То, что произошло следом, вполне может быть названо сильным ощущением.
Новое и захватывающее удовольствие.
Я летел.
После того как меня с огромной силой швырнуло в небеса, я получил возможность стать ближе не только к голубям, переносившим почтовую корреспонденцию, но также к облакам и даже к авиалайнеру с крутящимися пропеллерами, двигавшемуся на малой высоте.
Ветер хлестал меня по лицу.
Я вдруг понял, почему пилот катапульты, место которого я занял, надел анорак. Наверху было по-настоящему холодно, морозный воздух ощутимо покалывал кожу. Возникло ощущение, что путешествие длится уже очень долго. В какой-то момент я почувствовал почти непреодолимое желание раскинуть руки в стороны и посмотреть, не получится ли планировать с их помощью, но тут мое тело достигло наивысшей точки траектории, и подъем замедлился.
На протяжении нескольких секунд мне казалось, что я неподвижно завис в воздухе в сотне метров над поверхностью планеты.
Конечно, я мог бы восхищаться видом, открывшимся с высоты, но тут уже было не до обзора достопримечательностей: пиковая часть траектории подошла к концу. Начиналась вторая фаза полета, которая должна была интересовать меня гораздо больше, — падение.
То, что при движении вверх казалось изящной кривой, теперь очень быстро превратилось в крутой спуск.
И только в эту секунду я задал сам себе достаточно тупой вопрос, которым следовало бы озаботиться либо гораздо раньше, либо вообще никогда: "Кстати, а почему это у меня нет парашюта?"
Поверхность планеты вместе с целым городом Нью-Йорк устремилась мне навстречу как теннисная ракетка, приближающаяся к зависшему в воздухе мячу.
Все бы ничего, если бы этим мячом не был я сам.
Здания надвигались с бешеной скоростью, напоминая жуткие зубы, готовые раздробить мое тело.
Вот, наконец, я разглядел в самом низу команду ученых, рассредоточившихся возле круглой мишени, покрытой красно-белыми концентрическими кругами.
Я съежился, принимая позу зародыша, и закрыл глаза, приготовившись к удару.
Но затем, охваченный неожиданным сомнением, вновь открыл их и вытянул ноги вперед.
И правильно сделал. Я тут же врезался в центр податливого круга, прогнувшегося под моими ногами.
"Батут. Они приземляются на батут!"
Я глубоко погрузился в недра эластичного материала, затем подскочил вверх и вновь провалился. Постепенно замедляясь, этот процесс повторился несколько раз, после чего движение наконец прекратилось.
"Черт возьми! Меня успешно катапультировали из Квинса в Манхэттен! Десятки километров преодолены за считанные секунды!"
К счастью, ученые, дежурившие в точке приземления, ничего не знали о смене "подопытного кролика".
Они были весьма удивлены отсутствием на мне экипировки. Воспользовавшись этим, я растолкал окруживших меня людей и ринулся в сторону нью-йоркских улиц. Впрочем, группа агентов безопасности ОНА тут же устремилась в погоню за мной.
Я тормознул такси, раскрашенное черно-желтыми полосками, схватил водителя за шиворот и выбросил его из транспортного средства. Заняв место незадачливого таксиста, я включил первую скорость.
"Кадиллак-линкольн" с весьма слабой подвеской. Ясное дело, я бы предпочел мой "мустанг", поскольку агенты ОНА прыгнули в свой болид и гнались за мной по пятам.
Я переключился на вторую скорость, но эти два типа в "понтиаке" славно налегали на педали. Еще бы, ведь это не ими только что выстрелили из катапульты.
Они развили скорость почти 40 километров в час, тогда как указатель на моем счетчике едва подполз к отметке 35.
Я переключил сцепление и прибавил оборотов.
45 километров в час.
Они настигали меня.
Еще один щелчок переключателя скоростей. Большой диск у педалей. Маленькая звездочка у колеса.
60 километров в час.
Трудно ехать быстрее. Я отдувался и пыхтел.
Пролетая перекресток на красный свет, я едва не врезался в грузовик и от всей души пожелал, чтобы моим преследователям не удалось с ним разминуться. Но они также избежали столкновения.
В конце концов, они обогнали и подсекли меня.
Мое такси поднялось в воздух, несколько раз перевернулось, и я вместе с ним, крепко привязанный ремнем безопасности. "Кадиллак" сшиб какого-то пешехода, но не причинил ему большого вреда.
Я легко выбрался из-под пластикового кузова. В этом преимущество экологичных транспортных средств — вы никогда не окажетесь внутри груды искореженного металла и не превратитесь в лепешку.
Двое агентов ОНА уже наступали с самым угрожающим видом.
Кровь струилась у меня изо рта, но рефлексы не пострадали. Я оторвал крыло от такси и воспользовался им, чтобы уложить первого из нападавших. Второй набросился на меня и нанес молниеносный удар под ребра, сразу же сбив дыхание. Упав на землю, я наблюдал, как его кулаки опускаются на мое лицо. Стоило чудом уцелеть после полета в роли ядра для катапульты, чтобы позволить убить себя посреди улицы!
Я был оглушен, в ушах звенело, однако прилив адреналина придал мне сил: оторвав бампер от такси, я вдребезги разбил его о голову противника. Тот получил по заслугам.
"Не нужно было нарываться".
В офис я решил вернуться на метро. Крутить педали в толпе себе подобных — в этом было нечто успокаивающее после той гонки, в которой я только что принимал участие.
Лифт. 74-й этаж. Элизабет сделала мне знак, каким обычно обмениваются заговорщики, и прошептала на ухо:
— Он уже два часа здесь сидит. Сказал, что обязательно должен вас дождаться.
Продолжая говорить и нисколько не меняясь в лице, она достала вату, бинты, бактерицидные средства и тут же обработала мои раны. Помогла снять окровавленную рубашку и подала новую.
Джон Альварес, директор департамента развития КНМ, действительно ждал меня в кабинете.
Я рассказал ему, как прошел день, и объяснил, что, даже если его конкуренты со своими катапультами и сумеют занять определенную нишу на рынке перевозок на короткие дистанции, катапультировать жителей предместий в центр города у них вряд ли получится. Слишком велик риск отклониться от заданной траектории под воздействием ветра. А это приведет к фатальным последствиям — столкновению со стеной какого-либо здания. Или падению в гущу транспортных средств.
— Не говоря уже о том, что такие "сбившиеся с курса" пассажиры вполне могут свалиться на голову какому-нибудь пешеходу. Да они просто посыплются с неба, как град!
— Вы в этом уверены? — удивленно спросил Джон Альварес.
— Я лично испытал катапульту. Батут в точке приземления широк, но давайте представим, что сильный порыв ветра изменил мой курс, — все, я разбиваюсь насмерть. Погодный фактор невозможно взять под контроль, так что у изобретенного средства передвижения нет никакого будущего.
Джон Альварес нахмурился. Он не собирался относиться к делу легкомысленно.
Клиент протянул мне чек, но в тот момент, когда я собирался его взять, отдернул руку:
— Я заплачу вдвое больше, если... Он запнулся, смутившись.
— Если что? — настаивал я.
— Если вы саботируете работу их катапульты в день официальной презентации. Я хочу быть уверенным в том, что испытатель "отклонится от курса", как вы и рассказывали. Полагаю, что труп, размазанный по фасаду, должен стать достаточно убедительным аргументом, и мы выиграем время, чтобы запустить в производство... собственные "особо безопасные" катапульты.
Удивленный тем, что мой рассказ так и не внушил клиенту отвращения к катапультам и батутам, я ответил, что профессиональная этика и личные принципы запрещают мне заниматься подобными делами. Я настаивал на следующем: чтобы дождаться краха конкурирующего проекта, следует просто довериться естественным воздушным потокам и капризам ветров. Как я надеялся, ставки тут же стали расти. В конце концов, профессиональная этика и личные принципы потупили взор, и мы с ними с удовольствием услышали об утроении первоначальной суммы. Клиент вручил мне половину, а остальное я должен был получить после "несчастного случая" во время официальной презентации, которая должна была состояться через три месяца. После того как посетитель ушел, Элизабет встала, утирая взмокший лоб. Жара сделала выпуклости под её белой блузкой очень четкими. Секретарша принесла мне стакан виски, смешанного с несколькими капельками ее пота.
— Думаю, это пойдет вам на пользу, — заявила она.
Вот что я больше всего ценю в Элизабет — способность произносить обыденные фразы в самый необычный момент.
Я включил вентилятор с большими лопастями, который приводила в движение белка, бегущая внутри колеса. Достаточно было опустить сеточку с семенами подсолнечника, как белка, увидев перед собой еду, бросалась вперед, чтобы ее схватить. Колесо поворачивалось, и вентилятор начинал вращаться.
— Вам не кажется, что становится все жарче и жарче? — поинтересовалась Элизабет, расстегивая еще одну пуговицу на блузке, что позволило мне бросить взгляд вниз — на два гладких и лоснящихся шара ее грудей. — Я спрашиваю себя: а не продолжает ли увеличиваться дыра в озоновом слое, несмотря на все меры предосторожности. Что вы думаете об этом, месье Толедано?
— Я очень вас люблю, Элизабет, — ответил я сразу на оба ее вопроса.
Услышав комплимент, она зарделась.
Я взглянул на свои солнечные часы. Полоска тени на циферблате указывала на 17 часов, и я решил, что на сегодня уже достаточно поработал.
Лифт работал на спуск быстрее, чем на подъем. Я помахал спортсменам, бегущим в полом барабане на цокольном этаже, прошел на парковку и открыл замок, удерживавший на месте мой "форд-мустанг".
Возвращаясь домой, я видел, как работники дорожных служб снимали с ветвей особо разложившиеся трупы повешенных. Должно быть, жители окрестных домов пожаловались на обилие мух.
За несколько перекрестков до дома, на пересечении Пятой и Сорок третьей авеню, я попал в пробку, причиной которой была телевизионная бригада. Или, точнее, выпуск вечерних новостей. Посреди площади была установлена сцена в форме прямоугольного экрана. На ней сидел какой-то журналист и читал новости:
— Президент Нимрод объявил, что дыра в озоновом слое продолжает увеличиваться. В связи с этим меры по борьбе с загрязнением окружающей среды примут еще более радикальный характер.
За спиной ведущего актеры мимикой и жестами изображали сцены из выпуска: убийства, войны, несчастные случаи, свадьбы, спортивные состязания. Программу завершал прогноз погоды, который разыгрывали гримасничающие артисты в костюмах солнца и облаков.
Такие же театры-телевизоры в эту же самую минуту передавали те же самые новости почти по всему городу.
Добравшись наконец до дома, я рухнул в кресло и повесил кусочек сыра перед мышью, чтобы включить проигрыватель и послушать кусочек старого доброго джаза. Я очень любил эту музыку.
Джаз...
Некогда он, вероятно, вызывал желание курить и заниматься любовью. Ведь само слово "джаз" на сленге означало "любовь". Впрочем, у меня джаз неизменно вызывал желание пить.
Закрыв глаза, я мысленно представил себя в роли парящей птицы... Ведь как бы то ни было, мною совсем недавно выстрелили из катапульты, и я пролетел от Квинса до Манхэттена!
Раздался стук в дверь.
За стеклянной створкой я разглядел чей-то стройный силуэт.
— Умоляю, помогите! Без вас я пропала, — вполголоса проговорила незнакомка.
Не раздумывая, я позволил ей войти и предложил свое кресло.
Это была сногсшибательная женщина.
Черный костюм, подогнанный точно по росту, короткая юбка, нисколько не скрывавшая длинных ног в чулках в сеточку и туфлях на высоких каблуках. Губы, накрашенные вызывающе красной помадой, и брови, подведенные карандашом.
Она была сама элегантность, что крайне редко встречается у современных девушек. Их скорее можно отнести к стилю хиппи, тогда как моя гостья полностью соответствовала джазовой музыке, которую медленно выталкивал из себя мой проигрыватель или, если точнее, донельзя уставшая, но по-прежнему стремящаяся добраться до сыра мышь. Посмотрев на выпученные глаза грызуна, я испугался, что тот не выдержит даже до конца отрывка "Fever"[3].
Женщина поправила прическу. Я налил гостье рюмку виски, и она выпила маленькими нервными глотками.
Незнакомка кратко объяснила, что ее отец в прошлом принадлежал к группировке "Ангелы Ада" и ему до сих пор так и не удалось порвать со страстью к мотоциклам на бензиновом двигателе.
— Он вскоре будет повешен, — вздохнул я с мрачной уверенностью. — И это совершенно правильно. Мой отец был убит в бою с отрядом "Ангелов Ада". Я ненавижу их.
— Нет, его не повесят. Потому что вы спасете его.
— Я не могу. Меры по борьбе с загрязнением окружающей среды только что вновь ужесточены и...
— Я всего лишь прошу вас образумить отца, пока еще не слишком поздно. И заплачу вам за молчание.
Музыка неожиданно прекратилась. Вероятно мышь в проигрывателе умерла от инфаркта. Я отправился на кухню за новым грызуном (их называют батарейками и утилизируют в цветочных горшках — все ради заботы об экологии) и поместил его в аппарат. Зазвучала композиция "Stormy weather" [4].
— Почему я? — Разговор продолжился.
— Мой брат сказал, что вы лучший. Он работает директором департамента в КНМ.
— Вы — сестра Джона Альвареса? Я виделся с ним всего несколько минут назад. Он никак не мог рассказать вам о завершении нашего дела.
Она сомкнула и разомкнула длинные ресницы:
— Он сказал, что вы благородный человек и работаете с потрясающей эффективностью.
— Я действительно успешно решил его "небольшую проблему".
— Он навел справки, прежде чем обратиться к вам. Он заверил меня, что редко встречал настолько честного и высоконравственного человека.
— Лесть на меня не действует. Кстати, где вы раздобыли мой домашний адрес?
— Я следила за вами, — призналась она. — Я не хотела приходить к вам как официальная клиентка.
Я, частный детектив, естественно, почувствовал досаду из-за того, что не обнаружил слежку. Меня вели как новичка — и кто? Какая-то женщина, а я даже не сумел ее засечь. Гостья тем временем приблизилась и прижалась ко мне грудью:
— Умоляю, помогите. Спасите моего отца.
Я заколебался. Она воспользовалась моим замешательством, чтобы впиться в меня губами и поцеловать с ненасытной страстью.
— Поверьте, я буду вечно вам признательна. Джаз заиграл медленнее: мышь отвлеклась, пораженная поведением моей гостьи.
— Меня зовут Сабрина Альварес, — выпалила она на одном дыхании. — Я всего лишь скромная актриса театра новостей, но я отдам вам все, что у меня есть.
Теперь я понял, почему на ней такой нелепый наряд. Актриса! Эта несчастная вынуждена каждый вечер изображать на уличных подмостках драмы, происходящие в нашем мире.
— Месье Толедано, если вы откажетесь, у меня не останется никакой надежды. Мой отец безумен. Совершенно безумен. Но он не злой человек. Нужно всего лишь поговорить с ним, убедить его.
В уголке ее глаза показалась слеза и, смешавшись с тушью для ресниц, прочертила на щеке длинную темную дорожку.
— Кажется, вы ранены, — прошептала девушка, запуская руку под мою наполовину расстегнутую рубашку и поглаживая волосы на моей груди где-то около сердца.
Я не очень хорошо помню, что произошло потом, но мы занимались любовью. И редко когда еще в моей жизни я ощущал такую уверенность в том, что совершаю глупость. Огромную глупость.
На следующий день мы отправились в путь.
Мы долго ехали на запад, и вот я припарковал свой красный 18-скоростной "форд-мустанг" возле небольшого дома, уединенно стоящего в отдаленном предместье.
Было очень жарко. После многочасового верчения педалей на автобане очень хотелось пить. Моя пассажирка также обливалась потом. Надо сказать, пикантный наряд, который она надела, дабы убедить меня помочь ей, на самом деле совсем не подходил для условий более... спортивных. В итоге ей пришлось кое-где порвать свою одежду. Вместе с тем зрелище ее роскошного тела стало для меня дополнительной мотивацией к ведению расследования.
Дом казался нежилым.
— Папа! Папа!
Никто не ответил. Но едва я приблизился к задней части строения, как меня поразили незнакомые шум и запах.
— Не может быть!..
Я бросился вперед. Моим глазам предстало необычайное зрелище.
Невысокий старик с длинной седеющей бородой и носом, напоминающим нос самолета, в кожаном шлеме и круглых очках со стеклами из сиреневой слюды, восседал на двухколесном механизме. Такие устройства я до сих пор видел лишь на фотографиях и иллюстрациях к романам в жанре "хоррор".
Настоящий мотоцикл!
Длинные волосы старика выбивались из-под кожаного шлема. Из динамиков мотоцикла — без какого-либо грызуна внутри — доносилась песня "Born to be wild" [5].
На его воротнике блестело несколько металлических блях. Точно так же сияли окованные железом носки его сапог, заклепки на кожаной куртке, татуировки и пирсинг. Он выписывал круг за кругом по покрытой чем-то вроде смолы кольцевой трассе, которая, судя по всему, и была устроена специально для этого.
Когда старик нас заметил, он наконец соблаговолил остановить свой дымящий и сверкающий агрегат прямо рядом с нами. Затем поднял на лоб свои сиреневые очки, об которые всмятку разбилось множество несчастных мошек, и указал на дьявольский аппарат:
— Ну что, обалдели, а? "Харлей — Дэвидсон", модель "фантом"! 1852 кубических сантиметра, два карбюратора, двигатель с впрыском топлива, дисковые тормоза с поршневой скобой! Впечатляет, а?
— Папа, о папочка, я так испугалась! Я думала, что больше тебя не увижу!
Старик с подозрением посмотрел на меня:
— А это еще кто?
— Послушай, папа, я привела этого человека, чтобы он поговорил с тобой. Ты больше не можешь так жить! Это слишком опасно.
Старик, который был похож на косматую лисицу, бросил в мою сторону взгляд, полный сомнений:
— Очередной муж? Правильно сделала, что бросила предыдущего: он был коротышкой. Я верю в широкоплечих парней со шрамами на лице.
— Джереми Толедано — частный детектив. Только он сможет помочь нам, если возникнут неприятности, потому что знает, как работает полиция. Раньше он служил в ПБЗ.
— В ПБЗ? А, ну да! В "Придурках и Бедных Занудах"?
Он наконец отключил контакт. Мотор перестал грохотать и изрыгать дым. Старик ловко спрыгнул с мотоцикла, как с боевого коня. Он направился ко мне и на ходу совершил чудовищный поступок. Вытащил сигару из кожаного футляра и принялся с упоением дымить ею.
— Нет, папа! Только не это!
— Плевать! Лучше сдохнуть от рака легких, чем отказывать себе в маленьких удовольствиях. Я стар. Они перевешали всех моих приятелей — курильщиков и байкеров, и я буду последним.
Я понял, что обязан вмешаться:
— Господин Альварес, проявите благоразумие! Дыра в озоновом слое достигла критических размеров. Вы наверняка слышали президента Брюса Нимрода: важен каждый кубический метр. Все может рухнуть даже из-за небольшого выброса загрязняющих веществ. — Все рухнет? Мне плевать. Человечество может катиться к черту, пока я получаю удовольствие от моего "харлея" и сигары "Ромео и Джульетта".
— Видишь, это нелегко! — вздохнула Сабрина Альварес. — Прошу тебя, спаси моего отца. Он не понимает, что делает.
У меня мелькнуло желание отправить экстренный вызов в полицию, освободив одного из смс-воробьев, которых я держал у себя в машине, но Сабрина казалась настолько взволнованной, что это остановило меня.
— Это... хм... преступник, загрязняющий окружающую среду, — заявил я.
— Это мой отец, — ответила она.
— Он увеличивает дыру в озоновом слое!
— Он как ребенок!
— То, что он делает, может спровоцировать конец света.
— Он не отвечает за свои поступки.
— Мой гражданский долг — заявить о нем властям. Если я этого не сделаю, то стану соучастником преступления и моя жизнь окажется под угрозой.
Она подошла ко мне так близко, что я почувствовал запах ее духов.
— Мне очень жаль, Сабрина. Думаю, ты просто не понимаешь, какую катастрофу может вызвать этот человек.
— Я понимаю, что такой мужчина, как ты, может сделать для такой женщины, как я.
Она посмотрела на меня, и я увидел вызов в ее глазах.
— Я должен сообщить о нем куда следует.
— Ты должен спасти его.
— За каждого разоблаченного врага окружающей среды обещают заплатить десять тысяч.
— Я обещаю тебе особую награду: десять тысяч поцелуев.
Старик, усмехаясь, слушал нас, будто все это его не касалось. Казалось, он занят только своей сигарой и наслаждением, которое получал от нее. Внезапно, словно ему в голову вдруг пришла какая-то идея, он ринулся к холодильнику, вытащил холодный бифштекс и с аппетитом сожрал его прямо у меня на глазах. Из куска, который он ел, тек кровавый сок, и это не оставляло ни малейших сомнений: это был вовсе не соевый паштет. Это был кусок, отрезанный от трупа быка. Старик одновременно жевал мясо, курил и пил.
— О'кей, — сказал он с набитым ртом, тыча гаванской сигарой мне в грудь. — Я согласен закопать мой "Харлей — Дэвидсон", запас бифштексов и коробку сигар. Но при одном условии.
— Слушаю вас.
— Я хочу, чтобы молодой представитель нового поколения узнал, какое счастье сжимать ногами ревущий "Харлей — Дэвидсон" марки "фантом" с двигателем объемом 1200 кубических сантиметров.
— Как это понимать?
— Я имею в виду вас.
— Но это запрещено!
— Это условие, выполнение которого обеспечит восстановление порядка. Поверь, когда этот приятель между бедрами, ощущения круче, чем когда ты с женщиной! Хо-хо!
Я сделал шаг назад.
— Чего вы боитесь? Узнать, каково это, или нанести вред окружающей среде?
В этот момент Сабрина крепко прижалась ко мне:
— Умоляю, сделай, что он велит, — и все закончится. Я хорошо тебе заплачу. И потом, дракон ждет тебя.
Дракон...
Перед моим мысленным взором вспыхнули все безумные картины прошедшей ночи. Когда я раздел Сабрину, то увидел татуировку у нее на спине — дракон в окружении обнаженных женщин посреди сада, полного экзотических цветов. Она сказала мне: "Это экран, и в самый жаркий момент действия вы будете наслаждаться еще и произведением искусства". И занимаясь с ней любовью, я поймал себя на том, что разглядываю мельчайшие детали роскошной татуировки на ее нежной коже.
— О'кей, — сказал я, — но только один круг. А потом мы уничтожим все улики. Включая бифштексы.
Пожилой "Ангел Ада" передал мне черную куртку и включил автомагнитолу. Он сказал, что это саундтрек к легендарному фильму "Беспечный ездок". Потом он протянул мне шлем и воткнул в зубы сигару, которую тут же поджег. Я кашлял, сосредоточив все внимание на двухколесном механизме.
Сабрина Альварес подбадривала меня жестами, а ее отец был в полном восторге от того, что я согласился хотя бы попробовать.
Он объяснил мне, как трогаться с места, тормозить и переключать скорости. Сначала я двигался потихоньку, учась удерживать мотоцикл, чтобы он ехал, куда мне надо. "Харлей — Дэвидсон" производил чудовищно много шума и дыма, дымила и моя сигара. Однако я почувствовал, как внутри меня возникает некое новое ощущение. После первого круга мне захотелось сделать второй, затем третий. Я переключал скорости, заставляя механического монстра реветь еще громче.
Спидометр показывал 110, 120, 150, 170, 190 и вскоре 200 километров. А затем на нем появились совершенно безумные цифры: 220 километров в час!
Я вновь испытал, теперь в горизонтальной плоскости, те же ощущения, которые пережил при движении по вертикали во время падения после выстрела из катапульты. С той лишь разницей, что на этот раз я мог управлять продолжительностью действа.
Я прибавил ходу, в восторге от того, как мотоцикл встает на заднее колесо, и поймал себя на том, что смеюсь, а моя рука увеличивает громкость автомагнитолы, из которой теперь несся рев группы "Van Hallen", исполнявшей "Eruption" [6], хард-рок в стиле семидесятых.
Альварес-старший, судя по всему, был счастлив видеть, как я предаюсь его излюбленным порокам. Время шло, но я этого не замечал. Композиции в стиле хард-рок звучали одна за другой.
Гроза грянула в тот момент, когда я слушал "Thunder" [7] группы "AC/DC". Я еще поездил под дождем, под раскаты грома и узнал удовольствие, доступное моим предкам, — извращенное наслаждение "добровольно" загрязнять окружающую среду.
Когда топливный бак опустел, Альварес взялся наполнить его снова. Он предложил мне другую сигару, и на этот раз я сумел вдохнуть дым не закашлявшись и понять смысл загрязнения легких.
Я продолжал кататься. Долго. Потеряв всякое представление о времени.
Из-за грома ли или из-за рева динамиков, но я не услышал, как полицейские вопили в рупор: "Немедленно остановите эту чудовищную машину!" Множество людей в униформе окружили меня и взяли на мушку, приготовившись по команде разрядить арбалеты. А я все еще сжимал зубами дымящуюся сигару. Пятую по счету.
Все, что я смог сказать в свое объяснение, было:
— Я понимаю, что обстоятельства свидетельствует против меня, но на самом деле все не так, как вы думаете.
Сабрина Альварес и ее отец безмолвствовали. И даже почему-то выглядели совершенно спокойными.
И вдруг я понял.
Зная, что полиция вот-вот явится за ним, отец попросил дочь соблазнить меня, чтобы свалить всю вину на незадачливого частного детектива. Для этого в нужный момент я должен был сидеть на мотоцикле.
— Это он, — просто сказала Сабрина, указав на меня.
Я колебался лишь долю секунды. Мотоцикл ринулся вперед, и, воспользовавшись пригорком как трамплином, я верхом на ревущем и чихающем механизме взмыл над полицейскими.
И вот всадники из КПБЗ уже пришпоривают своих боевых скакунов, чтобы броситься за мной в погоню.
Я пригнул голову. Арбалетные болты замелькали вокруг меня, со свистом вспарывая воздух. Мотоцикл был ниже, чем лошадь, и я благополучно проскочил под нижними ветвями деревьев. Я выехал на автобан, а полицейские по борьбе с загрязнением неслись галопом далеко позади.
В футляре на боку мотоцикла я совершенно случайно наткнулся на старый маузер. Я принялся палить в ближайшего кавалериста. Следом за выстрелом раздавался звук падения гильзы. А вот отдача у огнестрельного оружия оказалась гораздо сильнее, чем у арбалета, и мне пришлось крепко сжимать рукоять пистолета, чтобы компенсировать этот эффект.
На ровных участках автобана у меня было преимущество перед преследователями, но как только на дороге появлялись рытвины и места, занесенные песком, в выигрышном положении сразу же оказывались кавалеристы.
В момент секундного прозрения я осознал, что вооружен устройством, основанным на порохе, то есть взрывчатом веществе, и более того — стреляю из него в полицейских, борющихся против загрязнения окружающей среды. Круг замкнулся. Из-за женщины вся моя жизнь оказалась вывернутой наизнанку.
Папа, прости меня. Сам не знаю, как я ухитрился вляпаться во все это.
Лампочка указателя уровня бензина замигала, моя грохочущая и дымящая машина сначала закашлялась, а затем смолкла. Я спрыгнул со ставшего бесполезным механизма и прицелился в нескольких полицейских, в одного за другим, но пистолет лишь щелкал пустой обоймой. И когда я начал работать кулаками, то повторял слова, которые звучали теперь абсолютно бессмысленно:
— Видимые обстоятельства иногда могут обманывать нас, но на самом деле все совсем не так, как вы думаете.
Они скрутили меня, опутав сетями, как при поимке опасных хищников. Затем отлупили полицейскими дубинками. Думаю, они хотели убить меня, но чудовищное преступление, которое я совершил, должно быть, показалось интересным дежурному офицеру. Он решил, что случившееся — уникальная возможность преподать остальным хороший урок.
Я предстал перед судом. Сабрина и ее отец выступали свидетелями со стороны обвинения. Они утверждали, что сделали все возможное, чтобы убедить меня не залезать на смертоносный механизм, но я, дескать, был одурманен удовольствием, которое получал от загрязнения окружающей среды.
Полицейские подтвердили, что обнаружили меня в тот момент, когда я как безумный давил на газ "харлея", находясь во власти галлюцинаций и вдыхая дым сигары. Они также напомнили судье, что при попытке ареста я обратился в бегство и стрелял в них из револьвера.
"Черт возьми! Эта женщина поимела меня, как желторотого новичка".
Свидетельских показаний моей секретарши Элизабет и моей матери — они утверждали, что всю свою жизнь я был образцовым борцом против загрязнения окружающей среды, сортировал мусор и утилизировал продукты своей жизнедеятельности, — оказалось недостаточно, чтобы повлиять на решение судьи. Ведь все это происходило в самый разгар процесса по ужесточению законодательных норм.
Меня поместили в тюрьму для особо опасных преступников.
Накануне казни мне нанес визит сам президент Брюс Нимрод. Он явился в камеру в сопровождении ассистентки, которая указывала ему дорогу. На слепце были синий костюм, синяя рубашка и синий галстук. Помощница усадила его ко мне лицом.
— Видите ли, господин Толедано, я хорошо знал вашего отца, — произнес президент. — Это был великий борец против загрязнения. Мне рассказали о том, какой героизм он проявил в битве под Альбукерке. Лично я считаю, что это сражение оказалось решающим моментом в нашей борьбе за выживание планеты. Если бы под Альбукерке мы потерпели поражение... — он помолчал, — в мире воцарились бы те, кто загрязняет окружающую среду. Люди превратились бы в эгоистов, которые думают только о собственном маленьком удовольствии в ущерб всему человечеству. Вы не знаете, как было раньше... Люди покупали продукты в громоздкой пластиковой упаковке, которую они тут же выбрасывали. Они управляли полноприводными автомобилями с дизельным двигателем, и в каждой такой огромной машине сидело всего по одному человеку. Заправленные очищенным керосином самолеты повсюду распространяли токсичный дым, прожигавший дыры в облаках...
Казалось, он напряженно вглядывается в меня своими голубыми глазами.
— Раньше почтовые ящики ломились от рекламных проспектов. Бумагу расходовали не глядя. Пластик расходовали не считая. Целые леса изводили на рамки для картин или одноразовые платки. Воздух, вода, почва — люди загрязнили все ради удовлетворения своих мелких желаний. Мало кто сознавал, что творит.
Президент умолк, словно предоставляя мне возможность обдумать услышанное.
— Говорят, вы ехали на мотоцикле, с сигарой и пистолетом. На "Харлей — Дэвидсон", насколько я знаю. На любимом мотоцикле "Ангелов Ада". Понимаете ли вы, что они были нашими врагами — врагами вашего отца и моими? Худшими из всех. Это они убили его под Альбукерке. Пулей из огнестрельного оружия в спину. Загрязнять окружающую среду свойственно трусливым, подлым и равнодушным душонкам. А ваш отец был замечательным человеком. Хоть это вы понимаете?
— Да, — ответил я.
Он покачал головой и вздохнул:
— Временами я спрашиваю себя, не напрасно ли все, что я делаю. Ведь стремление получить удовольствие немедленно всегда будет сильнее голоса совести. Людей не останавливает даже страх, что их собственным детям нечем будет дышать.
— Нет, то, что вы делаете, важно.
— И это говорите мне вы? Судя по всему, отпрыски правителей нефтедобывающих стран готовят серию покушений с целью вернуть себе удовольствие ездить на машинах с бензиновым двигателем. Мне едва-едва удалось помешать лишь одному из таких планов. И вот теперь вы...
— Я очень сожалею, — прошептал я.
Он вновь покачал головой, а его слепые глаза по-прежнему смотрели куда-то вдаль. Даже его лицо больше не было обращено ко мне.
— Как президент ООН, я постараюсь сделать все, что в моих силах.
Он грустно улыбнулся и протянул руку в мою сторону.
Не зная толком, как поступить, я пожал ее, но он ожидал от меня вовсе не этого. В конце концов я понял, что он хочет дотронуться до моего лица.
— Там, на мотоцикле... вы узнали, что такое скорость, не так ли?
— Это было совершенно опьяняющее чувство...
— Вам казалось, что сама смерть вам не страшна?
