Практика наблюдения за мыслью

Предыдущие главы были в основном посвящены тому, чтобы помочь читателю распознать и идентифицировать ментальные ловушки в повседневной жизни. В отличие от наблюдения за жизнью птиц, бега трусцой, постройки яхты или изучения иностранного языка, это не требует никаких затрат нашего времени. Поиск и идентификация ловушек легко вписывается даже в самый плотный график, потому что происходит в то же самое время, что и любая другая наша деятельность. Нам не нужно сокращать число рабочих часов, отказываться от отдыха или спорта. Напротив, именно обычная работа и обычные развлечения воплощают наилучшие условия для проведения нашего расследования. Можно ли изобрести лучшее хобби? Коллекционирование сверхэксклюзивной стереоаппаратуры или клюшек для гольфа может свести все остальные области нашей жизни к минимуму - но мы запросто можем фанатично искать ментальные ловушки, ни на йоту не поступаясь остальными нашими интересами, увлечениями и симпатиями.

Существует и специальное упражнение, которое может способствовать нашему прогрессу. Конечно, поспешность в избавлении от ловушек уже ловушка сама по себе. Однако если на горизонте не маячит какое-нибудь срочное дело или соблазнительное удовольствие, то есть когда мы располагаем временем, то вполне можем часть его с выгодой посвятить практике наблюдения над мыслью. Все, что нам понадобится, - это место, относительно свободное °т внешних помех. Инструкции? Проще не бывает: сидеть тихо и наблюдать за своими мыслями. И все. В наблюдении за мыслью мы не пытаемся думать о чем-то конкретном - но не пытаемся и блокировать возникающие мысли или мешать им. Мы просто сидим и наблюдаем - как в кино.

Почти сразу же, как только мы начнем это упражнение, мы открываем для себя одну важную истину о нашем мышлении: мысли появляются сами по себе, даже если мы не стараемся их вызвать усилием воли. Эта истина может быть выведена и из уже сделанного нами открытия о том, что мышление часто бессознательно: естественно, мы не можем вызывать наши мысли усилием воли, если мы не осознаем их. Но при наблюдении за мыслью мы располагаем возможностью в полном сознании наблюдать, как мысли появляются и развиваются без всякого нашего участия. Конечно, мы можем оказывать и волевое влияние на этот поток мыслей. Но поток этот не пересохнет автоматически, если мы перестанем прикладывать усилия. Мысли продолжат свое течение, даже если мы прекратим подталкивать их сзади.

Но это всего лишь предварительное наблюдение. Рано или поздно каждая ментальная ловушка, в которую мы попадаем в своей повседневной жизни, выплывает на поверхность, пока мы просто сидим и наблюдаем за своими мыслями. А поскольку мы временно отбросили все наши противоборствующие интересы, то можем быть очень зоркими наблюдателями. Наблюдение за мыслями особенно полезно для того, чтобы научиться выявлять мгновенные провалы в ту или иную ментальную западню, которые слишком мимолетны, чтобы мы смогли заметить их в суете наших обычных дел. Однако не следует думать, что наблюдение за мыслью делает излишним изучение нашей повседневной жизни. Мы попадаем в более значительные и длительные ловушки, стоящие нам часов, дней и даже лет нашей жизни, только когда погружены в поток насущных жизненных дел и проблем. Но и в этой ситуации обостренная чувствительность, которую дают упражнения по слежению за мыслью, значительно повышает качество наших наблюдений над собой.

Пятнадцать-двадцать минут ежедневных наблюдений за мыслью довольно быстро позволяют сделать удивительные открытия о том, как работают наши ментальные механизмы. Начинающему наблюдателю может показаться, что такое слежение за мыслью весьма непростая задача. На самом деле ничего не может быть проще. Однако в начале наблюдений за мыслями мы действительно почти не наблюдаем то, что собирались наблюдать. Вместо этого мы пытаемся контролировать течение мысли - заставлять ее течь в том или ином направлении, а то и просто подавлять. Конечно же, мы не можем одновременно и контролировать наши мысли, и спокойно наблюдать, как они возникают сами по себе. Попытка следовать такой внутренне противоречивой программе приводит к растущему напряжению. Именно по этой причине описанное упражнение и кажется таким трудным.

Все так и должно быть. Ведь именно в тот момент, когда мы оставляем наблюдение за мыслями и начинаем контролировать их движение, мы и попадаем в ловушку. Ментальные ловушки не возникают просто так в зоне наших наблюдений - сами по себе, среди других, "неловушечных" мыслей. Мы сами создаем их. Когда мы заняты наблюдением за мыслью, каждое волевое вмешательство в их течение - ментальная "работа" или любая другая задача - является ловушкой. Строго говоря, ловушки появляются не в процессе наблюдения за мыслью, а именно тогда, когда мы перестаем следовать инструкциям.

Речь вовсе не о том, что мы никогда не должны контролировать наши мысли. Вовсе нет. Мы даже рассматривали упражнения по улучшению контроля, когда обсуждали ловушку разделения. Но мы должны научиться и тому, как отказаться от контроля, когда это необходимо сделать. Если мы решили понаблюдать за течением мысли, контроль бесполезен по определению. В такой ситуации любая попытка контроля - это избыточное умственное напряжение или, что то же самое, ловушка. Именно это делает наблюдение за мыслями столь полезным и поучительным упражнением: когда не нужно делать вообще ничего, мы с особенной ясностью видим, как разными способами все-таки умудряемся придумывать работу для себя.

Посмотрим, как простейшая из ловушек - упорство - возникает в процессе наблюдения за мыслями. Начав упражнение, мы сначала видим, как мысли появляются и исчезают сами по се-бе - так, как и требуется. Мы осознаем, что часы тикают. Какая-нибудь сцена из прошлого пролетает перед нашим мысленным взором. Чешется нос. И все, не более того. Идеи и ощущения такого рода появляются и исчезают, не оставляя ни следа, как птицы, летящие в безоблачном небе. Они самодостаточны - в том смысле, что не нуждаются ни в каком дальнейшем обдумывании. Но довольно скоро мы начинаем пытаться заарканить одну из этих ментальных птиц и оседлать ее. Услышав тиканье часов, мы задумываемся: а который, собственно, час? Наблюдая сцену из прошлого, задаемся вопросом: а так ли оно происходило на самом деле? И немедленно приступаем к работе над проблемой. Задача, которую мы ставим перед собой, может быть абсолютно бессодержательной - в наших мыслях мелькнула Белоснежка, и теперь мы стараемся вспомнить имена всех семи гномов. Теперь качество нашего ментального процесса кардинально меняется. Мы вмешиваемся в течение мыслей со своей собственной конкретной целью. Мы уже не наблюдаем за мыслью.

Конечно, мы можем предпочесть выяснять, который час, или реконструировать прошлое, или вспомнить имена гномов - вместо наблюдения за течением мыслей. Но предположим, что мы вовсе не хотим считать гномов - мы действительно хотим наблюдать за мыслью. Предположим, что нам совершенно ясно, что лучше вообще отказаться от затеи с гномами. Однако, единожды начав этот "гномовский" проект, мы ощущаем, что просто должны довести его до конца. Вспомнив пять имен, мы вряд ли сумеем вернуться к нашему упражнению, не восстановив в памяти имена оставшихся двух гномов. Иначе говоря, нам трудно не упорствовать. Мы-то намеревались просто сидеть и просматривать как в кино прихотливое течение наших мыслей, а вместо этого упорно перебираем в уме весь набор возможных имен персонажей диснеевского фильма.

Предметы и темы, на которых мы застреваем, наблюдая течение мысли, не всегда безоговорочно бессмысленны. Нередко мы начинаем думать о проблемах, имеющих существенное значение для нашей жизни, несмотря на то что эти проблемы можно было бы спокойно отложить до тех пор, пока не кончится сеанс наблюдения за мыслью. В данном случае мы попадаем в ловушку опережения. Мы выделяем для себя время, когда предполагаем заниматься только наблюдением за своими мыслями, и ничем другим; стираем с ментальной доски записи обо всех насущных и горящих делах; еще раз убеждаемся, что ни одна из наших жизненных проблем не пострадает от задержки в четверть часа, - и затем мы начинаем. Но очень скоро одна из этих будущих проблем завладевает нашим вниманием. Мы принимаемся думать об ужине, который предстоит приготовить сегодня, или о рабочих делах, с которыми нам придется столкнуться в течение месяца, или о прекрасном отпуске, в который мы когда-нибудь все-таки выберемся. У нас нет ни малейшего сомнения относительно того, что мы ничего не выигрываем, занимаясь всеми этими проблемами сейчас, посреди нашего упражнения, а не пятнадцатью минутами позже. И тем не менее мы делаем это.

В приведенных выше примерах упорства и опережения содержание нашего оказавшегося в западне мышления неотличимо от того, что можно наблюдать ежедневно. Единственная разница в том, что сейчас мы скорее способны увидеть ловушку - уже хотя бы потому, что ничем другим не заняты. Теперь мы натуралисты, укрывшиеся в кустах с биноклем в руках. Если мы будем ждать с надлежащим терпением, то все ловушки повседневной жизни рано или поздно появятся. Мы будем упорствовать, опережать события, погружаться в реверсию, вспоминая прошлые неудачи, формулировать свое отношение к делам, не имеющим к нам никакого отношения, бешено ускоряться, торопясь сделать выводы, которые совершенно не требуют такой спешки... В повседневной жизни на бегу нам удается разве что боковым зрением заметить всех этих диковинных зверей - потому что у нас всегда есть более важные задачи. Но когда мы занимаемся наблюдением за мыслью, то можем неспешно и внимательно изучать их удивительные характеры.

Но эти обитатели повседневной жизни - не единственные существа, с которыми мы сталкиваемся при наблюдении за мыслью. Они составляют первый и наиболее очевидный круг загнанного в западню мышления. Как только мы осознаем их присутствие, то обычно начинаем предпринимать хитроумные маневры для того, чтобы избавиться от них. Наши попытки освободиться из западни и вернуться к наблюдению за мыслью практически всегда приводят к появлению более тонких разновидностей каждой из этих ловушек. Дело кончается тем, что мы выскакиваем из одной западни, с тем чтобы тут же попасть в другую и так без конца. Эта цепь может начаться с любой уже знакомой нам по обыденной жизни ловушки. Проиллюстрируем сказанное на примере. Предположим, что мы сели понаблюдать за течением наших мыслей - и тут поймали себя на том, что упорно пытаемся добить до конца список диснеевских гномов.

Поняв, что попали в ловушку упорства, мы можем начать жаловаться на нашу неспособность как следует проделать упражнение по наблюдению за мыслями. "Ну вот, опять я все испортил!" Естественно, слова, что мы все испортили, не исправляют ошибки и не выводят нас на путь, с которого мы сбились. Расстраиваясь по поводу события, которое осталось в необратимом прошлом, мы лишь меняем одну ловушку на другую, упорство - на реверсию. Вместо того чтобы без всякой пользы составлять список гномов, теперь мы предаемся бесполезным мыслям о том, что размышляли без всякой пользы! Когда же мы осознаем, что реверсивные идеи тоже не вернули нас к начатому упражнению, - наблюдению за мыслью - мы реверсируем к той же самой реверсии: "Ну вот, я все испортил прежде - и снова испортил все еще раз!" Теперь мы оказываемся в ситуации бесконечной регрессии, в которой каждое восклицание о прошлой неудаче заставляет нас причитать: "Я снова все испортил - и еще раз, и еще!.." Единственный выход из этого лабиринта - забросить эту тему вообще, то есть позволить очередной замеченной нами неудаче уйти в прошлое без наших комментариев.

Есть и иной (или дополнительный) вариант: мы можем пытаться удерживаться в русле наблюдения за мыслью, постоянно напоминая себе о том, что мы делаем. "Я наблюдаю за течением мыслей - только за течением мыслей - и больше ничего". Мы словно пытаемся удержать любые мешающие нам идеи и размышления на расстоянии, напоминая себе, чем мы хотели бы сейчас заниматься. Но говоря себе, что мы наблюдаем за мыслью, мы не наблюдаем за мыслью. Мы занимаемся формулированием. Однако себя нетрудно обмануть. После нескольких моментов удачного наблюдения за мыслью мы можем сказать себе: "А, вот теперь я действительно делаю это!" - даже не осознавая, что мы прекратили делать то, что делали, как только у нас появилась эта мысль Как только мы осознаем, что попались в тонко расставленную ловушку формулирования, мы снова делаем первый шаг к бесконечной регрессии, думая: "Это формулирование" - словно назвав имя зверя, мы заставляем его исчезнуть. Естественно, констатация формулирования - это снова формулирование. "Это было формулирование - и это тоже... и это..."

Регулирование в данном случае не слишком отличается от формулирования. Вместо того чтобы перечеркнуть назойливую идею с именами гномов, призывая на помощь название упражнения, - "наблюдение за мыслью" - мы буквальным образом приказываем себе вернуться на путь, с которого сбились: "А ну-ка, назад, к наблюдению за мыслью!" Ясно, что учреждать закон о необходимости наблюдать за мыслями далеко не то же самое, что действительно наблюдать за ними. Ведь если мы в течение всего сеанса будем подталкивать себя: "Продолжай наблюдать! Прекрати упорствовать! Хватит! Наблюдай, и точка!" - то вообще не сможем делать наше упражнение. Более того, когда мы осознаем тщетность регулирования, мы способны начать делать регулирующие предписания против регулирования. Типичная последовательность ментальных действий может выглядеть примерно так:

...Ворчун... Нет, Молчун... Но это упорство. Прекрати упорствовать. Просто наблюдай мысли. Но это регулирование. Прекрати регулировать. Просто наблюдай мысли. Но это тоже регулирование. Прекрати регулировать...

Как выйти из такого порочного круга? Нет ничего проще. Вместо того чтобы приказывать себе прекратить регулирование и наблюдать мысли, надо просто прекратить регулирование. И наблюдать мысли.

Еще одна стратегия борьбы с вторжением посторонних идей - сказать себе, что мы их рассмотрение до тех пор, пока не закончится сеанс наблюдения за мыслью. Но решать именно сейчас, уже зная, чем мы будем заниматься ближайшие четверть часа, что нам делать Дальше, - это опережение на один шаг. Мы уже поняли, что нет необходимости работать над списком гномов сейчас, но для нас еще не вполне очевидно, что никакой нужды именно сейчас решал., когда мы завершим этот список и будем ли мы завершать его вообще. Кроме того, здесь мы рискуем приняться нагромождать одну ловушку на другую. Осознав, что мысль "я сделаю это после упражнения" есть не что иное, как опережение, мы убеждаем себя, что не обязаны решать именно сейчас, когда мы будем это делать, что мы займемся этим после того, как закончим упражнение. Но сама эта идея становится той самой ловушкой, которую она же и пытается устранить! Совершенно не нужно решать сейчас, когда мы закончим список гномов, и точно так же не нужно решать сейчас, когда мы будем это решать.

После всех головокружительных спиралей и сплетений реверсии, формулирования, регулирования и опережения даже приятно поразмышлять о прямой, как шпала, тактике, заставляющей нас ускоряться во время наблюдения за мыслью. Как и во всех предыдущих случаях, начнем с того самого момента, когда мы поймали себя на упорном составлении бесполезного списка гномов. Пытаясь вернуться к наблюдению над мыслью, мы можем бранить себя за неудачу (реверсия), объяснять себе, чем мы намеревались заниматься (формулирование), приказывать себе вернуться к упражнению (регулирование) или перенести работу над осточертевшим списком на потом (опережение). Понятно, что любой из этих шагов столь же далек от наблюдения за мыслью, как и изначальное упорство. И вот - новая тактика: разделаться с дурацким списком как можно быстрее, чтобы как можно раньше вернуться к своему упражнению. Иначе говоря, мы добавляем к первой ловушке упорства ловушку ускорения. Теперь мы не просто думаем о списке гномов. Мы вдобавок думаем о завершении этого "гномов-ского" проекта, о том, как хорошо было бы с ним уже покончить, о том, как близки мы к тому, чтобы с ним покончить, - и так далее и тому подобное. Наша озабоченность быстрым завершением этой задачи не что иное, как вторая посторонняя задача, уводящая нас еще дальше от намерения наблюдать за течением мысли. Теперь в дополнение к идеям в духе "Молчун", "кажется, чье-то имя начиналось на В?" и так далее мы начинаем думать: "Еще два имени, и делу конец!"

Фиксация - удивительно неоднозначный феномен наблюдения за мыслями. На первый взгляд может показаться, что наблюдение за мыслью вообще не совместимо с фиксацией. Поскольку мы не держим в голове какой-либо будущей цели, чего нам ждать и на чем фиксироваться? И все же в процессе наблюдения за мыслью мы кое-чего ждем: завершения сеанса наблюдения за мыслью. Вместо того чтобы просто наблюдать мысли, мы представляем себя вовлеченными в ментальное упражнение, имеющее определенную временную длительность. Доведение процесса до конца становится чем-то вроде очка в какой-то личной игре. В результате мы обзаводимся задачей, которой и заняты с начала до конца упражнения: завершить свой сеанс. Безусловно, эта задача не требует от нас каких-то действий. Завершение сеанса наблюдения за мыслью нельзя приблизить, его конец наступит сам собой, в положенное время. Но теперь мы как тот хозяин, ждущий прибытия гостей. И мы совершаем ту же ошибку, что и он: начинаем отмечать время. Мы можем проделывать это и буквальным образом: "Еще одна минута... Тридцать секунд..." Но можем и просто оставаться в подвешенном состоянии, не концентрируясь на завершении процесса сознательно, однако всем своим существом стремясь к нему. В любом случае мы оказываемся настолько озабочены идеей закончить наблюдение за мыслями, что вообще забываем за ними наблюдать.

Если во время наших занятий нас внезапно кто-то позовет, мы, вполне вероятно, решительно воспротивимся такому вмешательству: в конце концов, мы ведь не собираемся бросать наше упражнение - что бы там ни было. Возможно, мы даже раздраженно крикнем: "Не мешайте! Я наблюдаю за своими мыслями!" Но у нас не возникло бы подобной идеи, если бы мы уже не прекратили наблюдать за мыслями. На самом деле мы прекратили наблюдение, как только осознали, что нам мешают. Если бы наше состояние представляло собой наблюдение в чистом виде, то зовущий нас голос был бы не более чем каким-то звуком, как завывание ветра. Восприятие зова как вмешательства и помехи означает, что мы уже сделали первый шаг в новом занятии: устранении помехи. Не может быть и речи о том, чтобы продолжать наблюдение за мыслью - это уже позади. Так возникает противление в процессе наблюдения за мыслями - в отличие от обычного противления в будничной жизни. Когда мы стараемся отогнать помеху нашему упражнению, мы пытаемся сохранить что-то, что уже перестало существовать.

Затягивание - это не что иное, как сопротивление новому, когда мы не заняты никаким другим конкретным делом. Поэтому оно не может проявиться во время наблюдений за мыслями. Однако затягивание часто наблюдается до начала самого процесса. Прежде чем мы сможем взяться за наше упражнение, мы чувствуем, что должны "стереть с доски" разные нерешенные вопросы и проблемы, которые, не сделай мы этого, могут прервать наши занятия и помешать нам. Мы проверяем планы на текущий день, чтобы убедиться, что сейчас мы действительно свободны; мы наводим порядок в доме; мы пересматриваем фундаментальные принципы и цели нашего существования. Та же последовательность событий может предварять и любое другое новое начинание. И поскольку затягивание происходит до того, как мы начнем что-то, оно оказывается единственной ловушкой, которая нам не встретится во время самого процесса наблюдения за мыслью.

Любая посторонняя тема, возникающая в процессе наблюдения за мыслями, может быть амплифицирована до бесконечности. Мы вдруг осознаем, что с опережением думаем о том, что нам предстоит сказать завтра во время ответственного интервью. Тогда мы ускоряемся, чтобы как можно быстрее выполнить эту задачу и вернуться к наблюдению за мыслями. Но полного и абсолютного конца не бывает никогда. Всегда существует еще один гипотетический вопрос, к которому надо быть готовым. И даже если задача явно исчерпана, нас снедает неуверенность относительно сделанных раньше выводов еще до того, как мы дошли до конца, - и теперь нам приходится все начинать сначала. Дойдя до седьмого гнома, мы забываем, как звали первого, так что все приходится делать с нуля.

Но это, впрочем, обычная - классическая - амплификация. Существует и другая, экзотическая разновидность, которая за пределами нашего упражнения почти не встречается. Мы не раз и не два упоминали о том, что сама попытка сохранить непрерывность процесса наблюдения мыслей и порождает все экзотические типы. В попытке призвать себя к порядку и вернуться к упражнению мы попадаем в западню регулирования; перенося посторонние планы и проблемы на более позднее время, мы оказываемся в ловушке опережения - и так далее. Подобным же образом мы попадаем в ловушку амплификации, когда пытаемся обосновать необходимость вернуться к нашему упражнению. Например, мы убеждаем себя, что никакой беды не будет, если прямо сейчас отвлечься на постороннюю идею. Но мы не узнаем этого наверняка - до тех пор, пока не взвесим все потенциальные последствия. К сожалению, череде потенциальных последствий нет и не может быть конца. Даже если нам все-таки удалось утвердиться в справедливости этой предпосылки, отсюда вовсе не следует, что мы должны вернуться к наблюдению за мыслями. А что, если нам просто хотелось бы поработать именно над этой посторонней задачей? Ну хорошо, не хотелось бы. И не хочется, и нет никаких неудобств в том, чтобы ее пока отложить - казалось бы, все, обсуждать больше нечего. Да, но вдруг мы что-то упустили в ходе своих размышлений? Что, если в них вкралась ошибка? Пожалуй, стоит еще раз рассмотреть все аргументы с самого начала...

Последней черты эта линия рассуждений достигает тогда, когда мы осознаем, что амплифицируем. Теперь мы напоминаем себе, что амплификация - это ловушка. Но... так ли это? Лучше бы оценить все аргументы в пользу того, что это действительно ловушка. На всякий случай. Для вящей уверенности. Мы пытаемся избежать этой новой дилеммы, напоминая себе, что мы уже оценивали все эти аргументы, и детальнейшим образом а значит, новый пересмотр и новые оценки совершенно излишни. Мы знаем, что амплификация - это ловушка. Но точно ли мы знаем? А что, если память нам изменяет?

Разделение - обычно последняя из трех совершаемых подряд ошибок в наблюдении за мыслями. В первую ловушку мы попадаем, начиная ментальную работу над какой-то посторонней задачей - например, составляя список семи гномов. Во второй ловушке мы оказываемся, когда пытаемся исправить создавшуюся ситуацию - например, с помощью регулирования заставить себя вернуться к упражнению. Тогда-то мы и попадаем в третью ловушку - ловушку разделения, начиная метаться взад и вперед между двумя первыми:

...Молчун. Прекрати эту чушь! Добряк. Немедленно возвращайся к упражнению! Но ведь кто-то из гномов был на В? Хватит! Довольно!

Уж лучше было бы без лишней нервотрепки закончить этот список гномов.

Естественно, разделение вовсе не должно ограничиваться двумя ловушками. За один присест мы можем расставить их сколько угодно. Читателю, возможно, будет полезно потренироваться и определить последовательные ловушки, в которые попадал автор приводимого ниже воображаемого монолога. (Ответы даются сразу после него.)

...Молчун. Осталось всего два имени. Но я уже не занимаюсь наблюдением за мыслями! Я должен вернуться к нему. Нет никакой необходимости работать над этим списком гномов. Я могу закончить его и после сеанса. Ну вот, я уже работаю над упражнением. Еще несколько минут, и...

Вот ловушки, которые идут сразу за именем "Молчун": ускорение, реверсия, регулирование, амплификация, опережение, формулирование и фиксация. Вместе взятые, они представляют собой могучую, но вовсе не редкую ситуацию разделения. Весьма похожие картины мы увидим, когда впервые сядем понаблюдать свои мысли.

Похоже, все, что мы делаем, чтобы снова вернуться к наблюдению за мыслями, только подталкивает нас к очередной западне. И тем не менее выход прямо у нас перед носом. Никаких загадок, никаких тайн. Нас ввели в заблуждение грамматические категории. Мы изначально предположили, что "наблюдать за мыслями" означает делать что-то, потому что это глагол, как "обедать" или "зарабатывать деньги", и мы настроились делать это как следует. С равным успехом можно было бы предположить, что "четверг", будучи именем существительным, является вещью, предметом, а предположив, отправиться на поиски конкретного местоположения "четверга". На самом же деле наблюдение за мыслями - это не план действий. И цель здесь не делать что-то, а прекратить делать. Наблюдение над мыслями - это состояние, в котором мы, продолжая бодрствовать, не делаем при этом ничего. Это значит, что мы в принципе не можем делать наблюдения над мыслью - мы можем лишь позволить этому процессу происходить. Если мы попытаемся не дать вклиниться в этот процесс какой-то посторонней идее или задаче, то само наше действие неизбежно становится второй посторонней идеей или задачей. Нам ничего не дадут ни самообвинения, ни выстраивание аргументов, ни изобретение новых законов. Единственное средство - просто отбросить их. Но сказать "Брось это!" не означает бросить.

Когда мы наблюдаем за течением своих мыслей, нам буквально ничего не нужно делать. Но мы все равно умудряемся муху превратить в слона. Так стоит ли удивляться тому, насколько мы усложняем свою работу тогда, когда нам действительно предстоит сделать что-то?