Мертвецы зимы
(Dead of Winter)
Автор: Джеймс Госс
(James Goss)
Перевод: AlinaTARDIS
В клинике Доктора Блума, расположенного в курортном месте на итальянском побережье, в конце 18 века, не всё так, как кажется.
Мария - одинокая маленькая девочка, с которой некому играть. Она пишет письма матери из отдаленного курорта, в котором проживает. Она рассказывает о бледных английских аристократах, загадочных русских дворянах и их внимательных слугах. Она рассказывает об интригах и секретах и странных безликих фигурах, поднимающихся из моря. Она пишет о загадочной миссис Понд, прибывшей туда со своим мужем и семейным врачом, которая изменит всё.
Но чего она не сообщает матери - так это правды, которую все знают, но никто не говорит - что люди приходят сюда, чтобы умереть.
Что Эми забыла
ТАРДИС терпела аварию. Главным признаком этого было то, что пол накренился под 60-градусным углом. Я знала это, так как на это указал Доктор.
– 60 градусов! – воскликнул он радостно, словно приветствуя старого друга. – Эми, это серьезно!
Я усмехнулась, но затем заметила выражение лица мужа. Рори стоял, прижавшись к стулу, и жаловался. Жаловался в стиле: «О Боже, ты не говорила, что это японский ресторан!» У моего мужа лицо такого типа, которое лучше всего выглядит, когда он встревожен. С тех пор, как мы путешествуем в ТАРДИС, он тревожился неоднократно.
– Успокойся! – крикнула я. – Мы уже сталкивались с подобным креном в 60 градусов, не так ли, Доктор?
– О да, много раз! – согласился Доктор, перекрывая шум двигателей ТАРДИС, похожий на шум терпящего аварию паровоза. – Ну может, и не в 60 градусов. И не так часто. – На консоли управления вспыхнуло небольшое пламя.
– Хм… – вздохнул он печально. – Темпоральные соединения горят... Ну, а чего ты ожидала? 60 градусов – это действительно серьезно.
– Правильно! – проворчал Рори достаточно громко, чтобы перекрыть шум взрывающейся машины времени.
Доктор обреченно обвил руками гигантскую прозрачную колонну в сердце ТАРДИС. Она светилась нездоровым светом. Если бы ТАРДИС была девушкой на выданье, я бы сказал, что еще 30 секунд – и она разрыдается. – Держись, старушка! – прошептал Доктор. Вокруг его рук поднимался пар. – Хватайтесь за что-нибудь! – прокричал он нам.
Рори хотел было ответить: «Но я и так держусь…», как вдруг вся внутренность ТАРДИС совершила немыслимый кульбит. Комната завертелась как барабан стиральной машины, разбрасывая во все стороны мебель, книги и инопланетные приборы, и наконец, замерла. Вверх тормашками.
– Превосходно! – прохрипел Доктор. – Какой прекрасный у нас потолок. Забавно, что мы не ценим красоту потолка, до тех пор, пока не повиснем в двадцати футах над ним.
Я висела, вцепившись мертвой хваткой в какой-то прибор с консоли управления ТАРДИС. Казалось, он был сделан из старого банджо. Я надеялась, что он не был чем-то важным. Я чувствовала, как он трещит под моей тяжестью.
– Почему это происходит? – крикнула я.
– Угу! – поддакнул Рори. Я вдруг поняла, как далеко он был от меня, вцепившись в перила лестницы.
Доктор серьезно взглянул на нас. «Не могу сказать точно, не в данный момент», – ответил он. Он все еще висел вниз головой, как одетый в твид богомол, прижавшись к колонне, которая сейчас была окрашена в неправильный красный цвет. «Могу сказать вам только, что мы все еще терпим бедствие, и что временной ротор довольно сильно нагревается». Он посмотрел на меня. «Прости, не могла бы ты дотянуться до кабеля программного передатчика, Понд?» Он помолчал и повторил громче: «Кабель программного передатчика».
– Кричи сколько угодно, – сердито уставилась на него я. – Мне все равно не станет понятнее, что ты имеешь в виду.
– Хей-хо! – сказал Доктор, как-то умудрившись пожать плечами.
Взорвалось еще что-то, и корабль снова накренился. Вам знакомо это ужасное ощущение, когда ваш самолет попадает в зону турбулентности, и вы вспоминаете, что находитесь внутри тонкой металлической трубки, которая кувыркается в милях над землей? И здесь то же самое! Я могла лишь смотреть на большой экран, на котором было видно, как мы кувыркаемся во Временной воронке, словно перекати-поле в засуху.
– Неподалеку в пространственно-временном континууме явно происходит что-то нехорошее, – прокричал Доктор сквозь шум. – ТАРДИС ужасно любопытна – как милая старушка, которая не может не замедлить ход, чтоб поглазеть на ДТП на соседней улице. Проклятье.
– Это не замедление, – заметил Рори.
– Верное замечание, – согласился Доктор, прижимая ногой прибившийся к нему оторванный кабель. – В лучшем случае, это объясняет, почему где и когда бы мы ни приземлились...
– Это всегда заканчивается бедой! – хихикнула я.
Несмотря ни на что, я веселилась. Плюс от путешествий с Доктором – рядом с ним ты забываешь о том, что под тобой нет страховочной сетки. Достаточно было одного взгляда на него, на восторг в его глазах, улыбку на его лице, на его тщетные попытки удержаться на плавящейся колонне, чтобы я перестала волноваться. «О Доктор, – подумала я, – я никогда тебя не забуду». Это прозвучало немного иронически.
На консоли начал звонить старомодный будильник, маленький медный молоточек бил по крошечному колокольчику снова и снова.
– Что это?! – крикнул Рори.
– Датчик сближения! – простонал Доктор, наконец, отцепившись от колонны. – Что означает...
Мы упали.
Письмо Марии
Сент-Кристоф,
4 декабря 1783
Дорогая мама! О, мне так скучно и холодно. Лето кончилось, и со мной больше некому играть. Мне уже гораздо лучше, спасибо большое, и когда же ты наконец приедешь за мной? Я так долго жду возвращения в Париж. Я скучаю по папе, по щенятам (на этой неделе я решила назвать их Антонием и Клеопатрой – ну разве это не забавно?), и конечно, больше всего я скучаю по тебе.
Кажется, прошла вечность с тех пор, как мы виделись с тобой в последний раз. Уверена, ты приобрела несколько чудесных новых платьев для меня. Боюсь, мои выглядят просто ужасно – здешняя прачка стирает хуже, чем Элоиза в самом дурном расположении духа. Поэтому, пожалуйста, расскажи мне, как выглядят новые платья, и не купили ли мы новых лошадей?
Клиника Доктора Блума выглядит так же, как и летом, разве что стало темнее и холоднее. Сейчас здесь тебе не понравится. Здесь почти нет солнца, и постоянно идет дождь. В комнатах сыро, и факелы чадят, заставляя пациентов надсадно кашлять.
Ты узнаешь, что люди здесь истощены и избегают разговоров. Единственное новое лицо – толстый англичанин, который громко бранит Доктора Блума и на всё жалуется. Милого Принца Бориса заперли в его палате. А остальные такие тихие и скучные. Мне не очень-то хочется с ними общаться.
Я имела в виду, мамочка, что мне не нравится с ними общаться. Конечно, они все очень больны, и их не следует беспокоить без особой необходимости, я знаю, но... теперь они стали другими.
Если хочешь, я скажу тебе, как именно они изменились. Но перед тем как скажу, я должна попросить тебя не бояться за меня. Может быть, то, что я собираюсь рассказать, тебя напугает, я бы не хотела этого.
Доктор Блум продолжает курс лечения свежим морским воздухом самых тяжелых больных – помнишь, как это было летом? Вереницу нянечек, выкатывающих их на колясках на берег и оставляющих их там? Ну, все так же, даже зимой. Мадам Блум утверждает, что мороз вымораживает все плохое из легких, но ведь это не очень хорошо – заставлять их сидеть там от рассвета до заката, не так ли? Свет такой тусклый, а туман такой густой. Они похожи на мертвецов. И я не могу удержаться, чтобы не назвать их так – помнишь, ты запрещала мне это делать? Мертвецы ждут на берегу...
Но это не самое страшное, мама. Иногда я спускаюсь к ним, чтобы составить им компанию. Но мертвецы не одни. Потому что в тумане что-то есть, и оно говорит с ними.
Я все рассказала.
О мама, это ужасно пугает меня! Пожалуйста, забери меня домой. Скорее сообщи мне новости.
Всегда любящая тебя, Мария.
Что Эми вспомнила
Я проснулась. И сразу же пожалела об этом. У меня кружилась голова, и понадобилось время, чтобы понять, где я нахожусь. Это была большая, очень белая комната, и на моей кровати сидела маленькая девочка. Она была одета как героиня мюзикла «Кранфорд», только без шляпки.
– Ах! – вскрикнула она, радостно хлопнув в ладоши. Хьюстон, у нас проблемы – и зрители. Изматывающе. – Вы очнулись! Я так рада, мадемуазель! – сказала она. Говорит по-французски. Интересно.
– Да, – прохрипела я. У меня в горле пересохло.
Она протянула мне стакан воды.
– Кто вы? – спросила она, тараща любопытные глаза.
Это смутило меня на мгновение. Я не была уверена. Я помню... хмм... Не так много, оказывается. О Боже!
– Я Мария, – важно объявила девочка, отбрасывая назад свои волосы, которые были действительно очень длинными и золотыми. Как в рекламе. Она уставилась на меня. – Мне 11. – Она помолчала, ожидая моего ответа.
– Хорошо, – я пила воду, оттягивая время. Я ощутила надвигающуюся панику. Как меня зовут?
– Вы не можете вспомнить, не так ли? – хитро улыбнулась Мария. – Они сказали, что Вы можете не вспомнить. – Она хихикнула, как будто это было смешно.
– Кто сказал, что я не смогу вспомнить? – спросила я.
– Люди, – она пожала плечами. – Я слышала, как люди говорили о тебе в коридоре. Ты здесь новенькая. У нас не так много новых гостей. И здесь трудно разговаривать. Но я все равно рада, что ты здесь. Надеюсь, тебе будет весело. Ты хочешь поиграть со мной?
Я была слегка этим ошарашена. Честно сказать, возросшая паника мало мне помогла. Я попыталась улыбнуться ей, но улыбка получилась слабой.
– Да, – сказала я, наконец, – я люблю игры. А они говорили, что со мной случилось?
Мария склонила голову набок.
– Твой экипаж разбился. Тебя доставили сюда сегодня утром.
Это что-то прояснило. В некотором роде. Я смутно припомнила что-то подобное – о перевернувшемся мире и сильном ударе, но... это было не всё. Было кое-что еще. Мокрый песок.
Я приподнялась на локтях, чтобы выглянуть в окно. Я увидела лишь серое небо и несколько скрюченных деревьев, трепещущих на ветру. Но я услышала...
– Мы находимся около моря? – спросила я.
Мария задумчиво кивнула.
– О да. Сент-Кристоф – это курорт. Он очень модный и самый дорогой. Сюда съезжаются туристы со всей Франции и Италии.
Я подскочила на кровати. – Так это отель?
Мария фыркнула, прикрыв рот ладошкой.
– В некотором роде – да. Отель для мертвецов.
Это насторожило меня. Не очень-то хорошо это прозвучало.
– Что ты имеешь в виду? – я сужала глаза, пока не заболела голова.
– Сюда приходят умирающие, – она скроила гримаску. – Я имею в виду, они надеются поправиться. Но они на самом деле мертвецы. Некоторые возвращаются домой, счастливчики. Мама вернулась. Она дома, в Париже. Я тебе не рассказывала, что мы живем в чудесном доме с пони?
Пони?! Я покачала головой и попыталась сосредоточиться. Моя голова кружится, я не помню даже собственного имени, и такой большой энтузиазм, и... Я одна и...
– Какой сейчас год? – спросила я внезапно. Как только я это сказала, я вдруг осознала, что это странный вопрос, и что я привыкла задавать его. Неужели даты всегда были для меня проблемой? В моей голове начала просыпаться память. Память о чем-то синем, лежащем на боку на песке. Холодная вода, синий свет, мокрый песок...
– 1783-ий, – гордо кивнула Мария.
– О, очень хорошо, Мария, это абсолютно точно, – сказала я, с трудом пошевелившись. Я стянула одеяло, только сейчас обратив внимание на то, что на мне была довольно милая старая кружевная ночная рубашка. Я спустила ноги на пол, узнав, что в комнате очень холодно. Я взглянула на девочку. – Ну вот, Мария, – сказала я серьезно. – Я собираюсь прогуляться. Затем я собираюсь выяснить, где я нахожусь.
– А потом мы поиграем? – Мария была очень возбуждена.
– Возможно в «Поймай меня, если сможешь», – фыркнула я. – Я побегу первая.
Я шагнула, мир закружился и пол зашатался подо мной.
В это время дверь распахнулась, и в комнату ворвались двое мужчин. Кто-то сказал: «Эй! Держись!»
Еще кто-то крикнул: «Вот она!»
Две пары рук подхватили меня, и я вновь очутилась на кровати. Потолок надо мной дико кружился. Не хватало только пляшущих звездочек вокруг головы и птичьего щебета.
Когда головокружение прекратилось, я взглянула на обоих мужчин. Словно фейерверк сработал в голове. Один из них был одет в изорванный твидовый костюм, а другой – в рабочий халат. Лицо второго было встревожено. Он держал меня за руку, проверяя пульс.
– Мария! – крикнула я, довольная собой и всем миром в целом. – Меня зовут Эми Понд, а это – мои мальчики!
Дневник Доктора Блума
5 декабря 1783
Черт, черт, черт, черт, черт!
Косов нашел троих незнакомцев, лежащих на берегу, сегодня утром, как только встало солнце. Косов любит прогулки. Я говорил ему, столько раз говорил не оставлять Принца Бориса без присмотра, но этот Косов вечно своевольничает. Он слишком любит гулять по берегу, вероятно, беседуя с... ну, ты понимаешь, о чем я.
По словам Косова, он нашел этих троих, скрючившихся рядом на песке, мокрых с головы до ног. Удивительно, что они не замерзли насмерть ночью, – это было бы благословением для всех нас, если бы они умерли, без сомнения. Девушка была без сознания, но двое мужчин уже начали подниматься на ноги, потирая головы и постанывая. Их бесчисленные жалобы и стоны и заставили Косова заподозрить, что они англичане. Ха-ха! Милый Косов – не дурак. Всем известно, что нам приходится ежедневно выслушивать бесконечные крики и жалобы этого лондонского сноба Невилла. Потому что Мистер Невилл не понимает, что он здесь для того, чтобы поправить здоровье, а не в отпуске. Этот глупец совсем мне не доверяет.
– Разрешите мне вас вылечить, сэр! – попросил я его в день приезда.
– Меня исцелит Бог! – важно заявил он, затем начал жаловаться на питание.
Этот глупец не понимает, что существуют причины, почему комнаты так хорошо проветриваются, почему пища такая простая, и почему существует абсолютный запрет на употребление пива, вина или портера. Честно сказать, человек он пренеприятный, но это неважно. О, он бесит меня – но я вылечу его. Я вылечу всех! Да, я вылечу даже мистера Невилла.
Так, о чем это я? Ах да, как всегда, море...
Косов видел, как утренний туман сгущается вокруг них, и решил действовать быстро, пока он не скрыл их – мужчины поддерживали друг друга, а он сам всю дорогу назад нес на руках девушку. Только представьте – этот неуклюжий гигант втащил ее словно связку хвороста! Я только начал свой завтрак, когда он ввалился в комнату с ней, а два других дурака, тараторя, топтались позади него.
– Что все это означает, Косов? – потребовал разъяснений я (о Боже, и когда я стал таким напыщенным?), вскочив и помогая ему уложить девушку на кушетку. Я видел, что она дышала, что все в порядке, и что те двое мужчин очень беспокоились о ней.
Я выпрямился, подтянул рубашку и ободряюще улыбнулся им.
– Не стоит изводить себя зря, джентльмены, – начал я. – Нет веских причин для беспокойства. Ваша подруга просто очень крепко спит – вероятно, последствие легкого сотрясения. Вы попали в аварию? К счастью, теперь вы в надежных руках. Я с удовольствием временно позабочусь о ней в этом учреждении.
– Учреждении? – один из мужчин моргнул. – Это больница или отель?
– И то, и другое, – усмехнулся я. – Меня зовут доктор Блум.
Мужчина с жаром потряс мне руку.
– А я – Доктор... – он осекся, скривившись. – О Боже, – вздохнул он. – Ну ладно, пока просто «Доктор». Уверен, остальное вспомнится позже.
Я изогнул бровь. «Вы тоже медик?»
Он кивнул. «Ну, я так думаю. Это все немного запутанно».
Я хлопнул его по плечу.
– Вы провели ужасную ночь на берегу. Погода довольно сурова. Ледяные пальцы зимы дотянулись даже до Лазурного берега.
– Ах! – сказал этот странный Доктор, и на мгновение мне показалось, будто он не знает, где находится. Он пробормотал что-то себе под нос. Что-то вроде «Кабель программного передатчика». Ох уж эти «Ростбифы»!
Его коллега – такого же роста, но более солидный – вышел вперед.
– На стыке Франции и Италии. Чудесное местечко, – сказал он с акцентом. У этих англичан такой ужасный акцент! – Я мистер Понд. Ну во всяком случае, я так думаю, – он смущенно улыбнулся. – Да, я думаю, что у нас случилась небольшая авария. Просто авария.
Он помолчал, затем начал повторять последнее слово, словно пробуя его на вкус, и затем отбросил его как неподходящее. Затем, пожав плечами, продолжил: «Как бы то ни было, мы здесь, вы – доктор Блум, и я уверен, что милая Эми – кстати, я думаю, что она моя жена, – будет более чем довольна той помощью, которую вы сможете ей оказать».
Он внезапно замолчал, словно он сказал слов больше, чем за всю свою жизнь. Его друг, Доктор Как-его-там, кашлянул.
– Ну ладно, мы здесь. Может быть, мы можем одолжить у вас какую-нибудь одежду, пока не высохнет эта?
Я взглянул на их одежду. Она была более чем замечательной.
Он перехватил мой взгляд и улыбнулся. – Дорожный наряд. Вы знаете, каково это. Скорее удобна, чем презентабельна.
Затем этот глупец сунул руки в карманы с влажным всхлипывающим звуком и постарался принять горделивый вид.
Я слабо улыбнулся ему. «Да, конечно. Конечно, мы очень рады предложить вам гостеприимство. Я найду комнату для Мадам Понд, а потом моя жена принесет вам новую одежду».
Через несколько минут появилась моя дорогая Пердита, образец успокаивающей надежности. Она отнесла бедную неподвижную девочку в комнату, мужчины получили возможность погреться у жаркого огня и по паре мешковатой ненужной одежды, а я остался стоять у окна, глядя на скалы и берег и размышляя, что бы это могло значить. Неужели они действительно оказались здесь случайно?
Я не слышал, как она вошла, но милая Пердита неожиданно оказалась у меня за спиной. Она обвила руками мои руки, прижалась подбородком к моему плечу.
– Не волнуйся, милый, – сказала она, улыбаясь. – Я позаботилась о них. Всё будет хорошо.
– Правда? – я сжал ее руку, а она сжала в ответ мою. – Я слегка обеспокоен, вот и все.
– Ну конечно, ты беспокоишься, – ее смех был таким заразительным, он мог бы прогнать любую самую ужасную беду. – Конечно. Но ты ведь золотой человек. Ты делаешь волшебные вещи. А это... это лишь небольшое неудобство.
– Как неудобно! – я протянул последнее слово, утрируя свой легкий немецкий акцент, пока она не улыбнулась. У Пердиты самая прекрасная улыбка на свете. – В это место ушли годы работы. Неисчислимые усилия. Мы уже практически на финишной прямой. И знаешь, что? За все эти годы труда, я ни разу не боялся. Появились эти три незнакомца, и вдруг... вдруг я забеспокоился.
Мы стояли у окна, держась за руки и глядя на море.
Письмо от Марии
Сент-Кристоф,
5 декабря 1783 года
Дорогая мамочка, щенята и лошадки!
У нас гости, и они такие, такие интересные! Сегодня я познакомилась с Месье и Мадам Понд. Они остановились здесь – их экипаж попал в аварию на шоссе неподалеку и их принесли сюда вчера ночью. Мадам Понд зовут Амелия, и она очень забавная. Она говорит, что очень хочет играть со мной и любит щенят. У нее чудесные длинные рыжие волосы (длиннее даже чем у нашей кухарки Сесиль) и очень громкий смех. Она родом из Шотландии, и ее акцент очень смешной, хотя она очень хорошо говорит по-французски, намного лучше, чем противный месье Невилл.
Месье Понд тоже очень милый, хотя он кажется немного растерянным. Они оба страдают от сотрясения мозга, вызванного аварией их экипажа, во всяком случае, так утверждает их семейный врач. Он говорит, что его зовут Доктор Смит, и мне он очень нравится, несмотря на то, что он немного нервный.
В то время как месье Понд часто выглядит встревоженным и строгим, Доктор Смит всегда улыбается. Иногда он такой неуклюжий, и я не думаю, что его одежда ему подходит, но он такой забавный. Он любит болтать с девочками – в отличие от нелюдимого доктора Блума. Он приятно пахнет, приятнее, чем месье Невилл – я думаю, что не все англичане грязные неряхи. Доктор Смит все время говорит мне, что он не настоящий доктор, но мадам Понд все равно, как мне кажется, без ума от него и считает его самым лучшим в мире. Месье Понд не так уверен в этом, и я не удивлюсь, если он немного ревнует.
Доктор Смит и мадам Понд говорили о какой-то игре в мяч, но месье Понд не захотел к ним присоединиться. Он сказал, что из этого не выйдет ничего хорошего. Я сказала ему, что он не прав, и он посмотрел на меня так враждебно, как будто ему все говорили, что он не прав.
Потом открылась дверь, и вошел доктор Блум. Я должна сказать, что мадам Понд – она попросила меня называть ее Эми – итак, что Эми никогда раньше его не видела. Его присутствие напугало ее – я уже привыкла к тому, что он врывается в комнату подобно большому сердитому фламинго. Она не показывала страха, просто смотрела на него. Я расскажу тебе, что произошло дальше, я помню, что ты всегда находила доктора Блума забавным.
– О, уже очнулись, моя дорогая? – сказал он, хлопая ее по плечу. – О, прекрасно, прекрасно. Вы выглядите лучше, значительно лучше. Какой здесь воздух, просто волшебный. Это чудо, скажу я вам. Только наполните им ваши легкие, и вы мгновенно поправитесь.
Он вздернул очки на свой орлиный нос и уставился на нее сверху вниз. Он всегда так делает – думаю, для того, чтобы казаться серьезнее, но как он может этого добиться, пока носит этот смешной белый колпак? Он пригладил его, но тот продолжал нелепо торчать над ушами, придавая доктору вид спаниеля. Не глядя на меня, он рассмеялся: «Вижу, вы уже познакомились с нашей самой юной гостьей, милой маленькой Марией. Не позволяйте ей утомлять вас, мадам Понд. Вам действительно лучше отдохнуть, до тех пор пока не почувствуете себя лучше».
Он нежно погладил ее по запястью и повернулся к Доктору Смиту.
– Ну, я должен сказать, это очень перспективная пациентка. Уверен, вы согласитесь, дорогой Доктор...
– Смит, – с улыбкой поклонился Доктор Смит. – Я вспомнил, что моя фамилия Смит. Почти определенно. Старая добрая английская фамилия – Смит. Скорее всего, означает «благородный отважный воин», а вовсе не «тот, кто убивает котят молотом». Вы будете удивлены происхождением типичных фамилий английской глубинки...
Он замолчал, заметив, что мы все таращимся на него, и кашлянул.
– Прощу прощения, вы сказали, Эми лучше? – Он снова кашлянул. – Ну, это рано, еще очень рано, – и смолк. – Доктор..э-э? Я вспомнил свою фамилию, чтобы забыть вашу. Упс.
– Его зовут доктор Блум, – пробурчал месье Понд. Он стоял у окна и, хмурясь, глядел на берег. Он не оборачивался, просто выглядел сердито. Ты ведь помнишь, как выглядит папа, когда подгорает каша? Ну вот так примерно.
– Доктор Блум, конечно! – Доктор Смит хлопнул себя по лбу. – Прощу прощения. Я не хотел... Думаю, прошлая ночь потрясла меня больше, чем я думал.
Доктор Блум протянул руку к его плечу и ободряюще похлопал. Он хотел, чтобы они ему доверяли, а ведь никто не доверяет, не так ли, мама?
– Ничего, дорогой друг, ничего страшного. Вам всем крупно повезло. Ведь, когда вас нашли на пляже, я совершенно оставил надежду спасти вас.
– И ни малейших признаков нашего экипажа? – Месье Понд еле сдерживался. Я знаю, если бы ты была здесь, мама, ты одарила бы его таким взглядом. Англичане такие грубые! Бедный доктор Блум как-то справляется с этим, к счастью.
– Ни малейших, месье. Видимо, лошади умчались вместе с экипажем. Мне жаль. Совсем ничего не нашли. Но как только ваш семейный врач скажет, что вы полностью восстановились, я с превеликим удовольствием распоряжусь насчет предоставления вам альтернативного транспорта.
– Хм, – сказал месье Понд. Он этому совсем не обрадовался.
Доктор Смит поспешно сказал: «Может, тебе лучше сесть. Может, ты чувствуешь себя не очень хорошо...»
– Вовсе нет, – сердито возразил месье Понд. – Я чувствую себя нормально, Доктор Смит, – он произнес это таким тоном, будто винил во всем Доктора Смита, хотя это несправедливо.
Эми состроила гримаску.
– Они всегда так, – сказала она мне. – Увидимся позже, ладно?
Я поняла ее намек и вышла. Выходя, я услышала, как она сказала доктору Блуму: «Если бы мои мальчики были повежливее, уверена, они сказали бы, что очень благодарны вам за то, что вы приютили нас здесь. Может, вы расскажете нам больше об этом месте?»
Я не люблю ходить на пляж. Но я хотела уйти подальше от доктора Блума. И еще думала, не на пляже ли потерпел крушение экипаж Эми. Может быть, я найду его следы или даже одну из лошадей, блуждающую неподалеку, или еще что-нибудь.
Погода не была слишком плохой, и, помня о том, что ты велела мне укутаться потеплее, я пошла по дорожке. Был серый, хмурый день. Даже с вершины холма я видела, что пляж полон народу.
Мертвецы были здесь, как всегда. Они никогда не шевелятся, ни один из них. Они просто сидят на своих колясках, даже не замечая дождя, просто смотрят на море, пока не сядет солнце, и кто-нибудь не придет забрать их. Я знаю, что свежий воздух должен быть им полезен, но мне в это не верится.
Ты знаешь, что пляж пугает меня. Поэтому я не собиралась задерживаться, пока... пока снова не произошло Это. Сначала все было как обычно. На берегу сидели только Мертвецы. Затем с моря налетел туман. Было похоже на сумерки, свет тускнел, в то время как туман становился гуще и гуще, обвиваясь вокруг ног больных, продолжающих сидеть неподвижно, до тех пор, пока не скрыл их из виду. Я не хотела смотреть дальше. Мне стало холодно и страшно.
Затем Мертвецы начали разговаривать с туманом. Я стояла недостаточно близко, чтобы слышать, что они говорят, я только слышала, что они разговаривали с ним. И туман запел, отвечая им! Затем из моря начали подниматься фигуры, они проходили сквозь туман и становились рядом с Мертвецами. Я не смогла рассмотреть их лица, только их очертания, зыбкие как туман. В воздухе звенела песня, одинокий высокий печальный голос, как будто пело само море.
Затем каждая фигура подняла пациента с коляски и начала танцевать, двигаясь по песку в такт грустной песне. О, мама, я никогда не видела ничего подобного – они двигались красиво и пугающе в одно и то же время. Я почувствовала дрожь в животе от этого странного зрелища. Что если они заметят меня?
– Интересно, – сказал голос за моим плечом. Задыхаясь, я обернулась. Доктор Смит стоял рядом, глядя на пляж и танцующие фигуры. Его лицо было печально. – Я не думаю, что видел раньше что-то подобное.
Мы еще немного постояли, наблюдая, как Мертвецы танцуют с призраками. Доктор Смит повернулся ко мне.
– Не хочешь спуститься к ним? – спросил он.
Я покачала головой. Я не хотела спускаться на берег. Я поняла, что прикусила губу, а я знаю, как тебя это злит. Я снова покачала головой.
– Ты боишься их? – спросил он мягко.
Я кивнула.
– Я тоже, – кивнул он, потом улыбнулся. – Ты умная девочка, Мария.
Мы вернулись назад в отель, и сели ждать заказанный горячий шоколад в столовой. В углу сестры Элквитин уже играли музыку.
– Как мило! – сказал Доктор Смит, поклонившись им.
Я рассказала ему все о сестрах Элквитин – худенькой и толстенькой. Ты помнишь, как они и тебя пытались научить музицировать? Ну, сегодня обе сестры достаточно хорошо играли – худенькая на виолончели, полненькая на скрипке. Им подыгрывала мрачная леди из Зальцбурга на скрипке. Бледный парень из Нанта пытался помогать им на флейте, но как ты говорила, ему не хватало дыхания.
– Экстраординарно! – вздохнул Доктор Смит, подхватив мелодию. – Довольно мило.
Я согласилась. «Сегодня хороший день, месье. Иногда не все из них способны играть».
– О, конечно, квартет, – Доктор Смит печально кивнул. – Это, наверно, их подработка.
– Сестры Элквитин говорят, что это им полезно. Ну, полненькая говорит. А худая... она не может говорить.
– Правда?
Я печально покачала головой. «Ну не совсем так. Ее сестра говорит, что ее легкие так слабы, что она сохраняет оставшееся дыхание для себя».
– Ах, – Доктор Смит огляделся. – Это клиника для больных чахоткой?
– Помимо всего прочего – да. Доктор Блум знаменит этим.
– Место, где пациенты танцуют с созданиями из моря? Немного странно, не так ли? – он усмехнулся.
Думаю, что тебе он понравится.
– Я знаю. Доктор Блум не похож на обычных докторов.
– Не похож, – улыбка Доктора Смита исчезла. – Что-то тут не так.
Когда сестры Элквитин закончили игру, Доктор Смит захотел поговорить с ними. Оливия, старшая и полненькая, завела милую беседу, в то время как Хелена, худенькая и безмолвная, села и начала что-то быстро писать. Доктор Смит беседовал с Оливией, но я видела, как он шарит глазами в том, что писала Хелена. Её каракули были непонятны мне, но он был так ими заинтересован, что это заметила даже Хелена, и закрыла свою работу рукой, совсем как Клоди, когда думает, что я списываю у нее контрольную (чего я никогда не делала).
– Прощу прощения, – извинился Доктор Смит, глядя на Хелену своими огромными глазами, – это замечательные уравнения.
Хелена ничего не ответила, но заговорила Оливия, неодобрительно поджав губы: «Моя сестра всегда предпочитала числа людям».
– Ну, я не могу сказать, что это плохо, – ослепительно улыбнулся Доктор Смит. – Это очень милые числа.
Хелена вспыхнула, торопливо подхватила листки и выбежала из комнаты.
Доктор хотел сказать еще что-то, но был прерван появлением того сердитого англичанина, месье Невилла. Он с трудом вошел в комнату и уже жаловался на плохой завтрак.
Он кричал на одну из официанток как злобная жаба: «Это яйцо сварено неправильно. Я не хочу, чтобы оно снова потекло». Он стукнул огромным кулаком по столу, заставив подпрыгнуть свою маленькую корзинку с выпечкой, и затем уставился на Доктора Смита и меня.
– Что? – спросил он. – Ты привела сюда чужого, девочка?
Я представила Доктора Смита, и месье Невилл просто пролаял:
– Ах, еще один шарлатан! Еще один мясник! Я не удивлен, что этот старый мошенник Блум притащил еще кого-то. Давно пора. Я все время твержу ему, что мне нужен настоящий врач. Не то что я хочу Вас обидеть, сэр. Просто я предоставил Блуму список известных врачей, которым лично я доверяю и могу их порекомендовать. А он – ноль внимания. Говорит, что мое состояние ухудшилось из-за неправильной диеты. Неправильной диеты, я умоляю! В этом месте даже сверчок не потолстеет! Где та девчонка? – он обернулся, вращая большими щеками и глазами.
Доктор Смит подмигнул мне. «Вообще-то, месье, – сказал он мягко, – я слышал, доктор Блум добился ошеломляющих результатов. Вы разве не видели других пациентов на берегу?»
– Эту толпу? – сплюнул месье Невилл. – У меня нет времени на упражнения. Мне нужно работать. Важные бумаги и государственные документы и необходимая работа, которая продвигается очень хорошо и не должна быть прервана ерундой. – Он помахал рукой, покидая нас.
Доктор Смит увел меня как можно дальше от месье Невилла. Мы наблюдали, как он кричит на грейпфрут.
Доктор Смит улыбнулся: «Ну, теперь я вижу, почему тебе одиноко здесь, Мария».
Я рассказала ему, как сильно я скучаю по тебе, пони и щенятам, и он печально кивнул.
– Я тоже скучаю по дому, – сказал он, – может быть, однажды мы вернемся туда, когда Эми... – он закрыл глаза. – Прошу прощения, – сказал он, встряхнув головой. – Получил серьезную встряску прошлой ночью. Неудивительно, что я не в лучшем состоянии, чем она.
– Вы давно ее знаете, месье? – спросила я.
– С детства, – ответил он, широко улыбнувшись, прежде чем снова посерьезнеть. – Скажи мне, что ты думаешь о произошедшем на пляже. Это действительно странно, не так ли?
Вот какой он, Доктор Смит – его лицо мягкое, милое и доброе, но он говорит грубейшие слова, и его глаза бегают вокруг, как у сумасшедшего.
Я пожала плечами: «Если вы о том, что мы видели, месье Доктор, то я этого не понимаю. Я не хочу говорить об этом, так как никто не поверит. Я хочу рассказать об этом маме. Может, тогда она заберет меня домой».
Доктор Смит скрестил руки. «Думаю, тебе следует ей рассказать, – его голос был печальным. – Здесь не место для ребенка».
И вот я рассказываю тебе это, мама. На пляже происходит что-то ужасное, и это пугает меня. Милый Доктор Смит говорит, что ты должна забрать меня домой. Пожалуйста, ну пожалуйста, ну пожалуйста, могу я вернуться домой?!
Всегда любящая тебя, Мария.
Что Эми вспомнила
Я проснулась от криков Доктора Смита и моего мужа.
– Мальчики! – простонала я. – У меня все еще раскалывается голова. Вы мне не помогаете. Изобретите парацетамол или заткнитесь!
– Хорошо, – кивнул Доктор Смит и, ссутулясь, отошел к окну.
Мой супруг присел на краешек кровати.
– Это место немного неправильное, – сказал свет моей жизни.
– Это лепрозорий, – сказал Доктор Смит.
Я тотчас села в кровати.
– Ну, нечто вроде того, – добавил он. – Большинство людей здесь больны туберкулезом. Ужасная болезнь – абсолютно смертельная. Конечно, в наше время она тоже опасна, но все-таки излечима.
Мой муж (учившийся медицине, спасибо) вскочил.
– Его даже еще туберкулезом не называют, не так ли? Просто чахоткой.
– Что? – я чуть не рассмеялась. – Болезнь, от которой умирают поэты на диванах?
– Точно. – Доктор Смит помрачнел. – Ужасная, медленно прогрессирующая болезнь. Веками люди принимали ее за вампиризм. Знаете... – он всплеснул руками. – Худые и бледные, как модели, красные глаза, кровь на губах... Не любитель солнечного света. Плюс, если вы подхватили эту болезнь, ваша семья избегает вас. В лучшем случае, они считают это опасной заразой, которую они могут подцепить от вас. А если они не столь просвещены, то могут решить, что вы пьете их кровь по ночам.
– Мило, – сказала я.
Мой муж кивнул: «Но ведь сейчас то время, когда доктора отправляли людей лечиться на море, не так ли?»
– Ну... – Доктор покачал ладонью – жест, означающий «более-менее». – Это место опередило свое время. На целую сотню лет. Придется ждать правления Королевы Виктории, пока кто-нибудь не откроет настоящий санаторий для туберкулезников.
– Минуточку! – сказала я. – Это значит... ну, либо это место особенное...
Я вытянула ноги, готовясь спрыгнуть с кровати, но мой муж остановил меня.
– Или что-то в нем не так, – закончил он хмуро.
– Точно, – сказала я, возбужденно столкнув его с кровати и поднимаясь на ноги. – Это просто один из видов того, что мы любим. Это то, для чего мы живем. – Я шагнула к Доктору Смиту на неустойчивых шпильках. – И то, что мы делаем. Не так ли?
Доктор Смит повернулся и посмотрел на меня, его милое лицо было встревожено. – Ты уверена? Это... Мне ужасно жаль, но я не могу вспомнить, что мы делаем.
– Или как мы сюда попали, – вздохнул мой супруг.
– Или даже кто мы такие, – откликнулся Доктор Смит, опускаясь на край кровати. – Хотя у меня есть странное ощущение, что мы путешествуем во времени.
Слишком много информации, чтобы переварить.
Я уперла руки в бока и прислонилась к стене, чтобы не упасть.
– Что ты сказал?! – переспросила я.
Мужчины всей моей жизни посмотрели друг на друга, затем снова на меня.
Наконец, мой муж заговорил:
– Эми, мы в затруднительном положении, – сказал он мягко.
Дневник Доктора Блума
5 декабря 1783
Я так и знал! Эти незнакомцы принесли беду.
Пердита рассказала мне, что встретила мистера Понда на берегу. Он стоял рядом с пациентами, наблюдая за их сном.
– Не могу ли я вам чем-нибудь помочь, месье? – спросила она вежливо.
– Нет, нет, – он был очень груб. – Я жду шоу.
– Здесь нет никакого шоу, – сказала она довольно жестко. – Просто тяжелобольные люди лечатся.
– Я слышал, – ответил этот мерзавец. Он обвел рукой пляж и море вокруг него. – Но, кажется, здесь происходят необычные вещи.
Пердита вежливо рассмеялась.
– Боюсь, здесь нет чудес, месье. Мы просто помогаем им наполнить легкие чистым свежим воздухом. Но теперь солнце садится и им уже пора возвращаться в здание, – она хлопотала возле них, здесь поправляя одеяло, там трогая лоб. Она такая заботливая.
Мистер Понд продолжал свои странные расспросы.
– Но ведь не только это, не так ли?
Пердита подняла голову от очередного поправляемого одеяла, встретившись с его испытующим взглядом.
– Месье?
– Я слышал, что море поет для них.
Пердита покачала головой.
– Я еще слышал, – продолжил он, – что из моря приходят люди и танцуют с ними.
Пердита позволила себе улыбнуться. Вот мерзавец!
– Я ошибаюсь? – спросил он.
Пердита махнула рукой в сторону дремлющих больных.
– Как Вы можете видеть, месье, здесь нет ни песен, ни танцев. Пациенты моего мужа слишком больны, даже чтобы двигаться, и их нельзя беспокоить, – помолчав, она продолжила как можно более жестким и суровым голосом: – Может быть, вам лучше зайти внутрь, месье? Прошло не так много времени после вашей аварии. Боюсь, как бы вы не заболели.
– Это что, угроза? – сказал грубиян, словно обвиняя ее.
Она посмеялась над его грубостью.
– Боюсь, я вас не понимаю.
– Уверен, что нет, – сказал мистер Понд печально.
– Пожалуйста, месье, я настаиваю, чтобы вы зашли, для вашего же здоровья. Я вам гарантирую, что вы ничего не пропустите. Сегодня на пляже не будет никаких танцев.
– Вот как? – Мистер Понд стал еще более несносным. – А что, если я приглашу вас на танец?
Моя жена просто и твердо подавила его порыв.
– Я не танцую.
Мистер Понд постоял еще немного, глядя на пациентов и на море. Вечер был холодный, и куски брезента над колясками начали трепетать, как паруса корабля. Моя жена продолжала настаивать, довольно твердо, пока не пришли санитары, чтобы завезти пациентов внутрь.
Наконец, мистер Понд повернулся, чтобы уйти.
Его остановил голос моей жены.
– Вы заинтересовали нас, сэр.
– Надеюсь, что да, – откликнулся он, уходя.
Когда Пердита передала мне этот разговор, я похолодел. В этих трех людях есть что-то ужасное. Я знаю. Что они могут разнюхать и натворить? Мне не следовало их впускать сюда! Но Косов уверяет, что их следует здесь задержать. Море сильно заинтересовано в них.
Я должен узнать о них как можно больше. Я должен! Для этого я приглашу Доктора Смита на обед.
Письмо от Мистера Невилла
Сент-Кристоф,
5 декабря 1783
Мой дорогой Октавиус!
Приветствую, старый ты мошенник! Как ты посмел отправить меня в этот рассадник шарлатанов? Неслыханно! Так как я не купился на услуги подсовываемых тобой английских шарлатанов, ты отправил меня сюда, как ненужную, неудобную вещь, чтобы на мне практиковались зарубежные дураки, которые небрежно говорят по-английски и бегло несут вздор.
Знаешь ли ты, как они собираются лечить мои бедные старые легкие? Превратить их в мороженое! Это чистая правда, Богом клянусь, – если я им разрешу, они выставят меня на берег моря на покрытой брезентом неуклюжей коляске, с одеялом и газетой. А ведь сейчас, если помнишь, Декабрь!! Я вмерзну в лед! Они называют это «свежий морской воздух», я же называю помощью гробовщику.
Общество здесь в основном жалкое и бедное. Ходят слухи, что здесь лечится русский князь, но он не выходит из своей комнаты. Признаюсь, я его не виню.
И в довершение неприятностей, я вынужден делить общие комнаты с сумасшедшими. Сент-Кристоф? Нет, это скорее Бедлам[1] – здесь есть бормочущий лунатик в очень примечательном галстуке, который только и бегает, уверяя, что с ним разговаривает туман... Сюда впускают молодых женщин без проверки, а еда... О, еда просто отвратительна!
Чудак с выпученными глазами и галстуком, оказался не только медиком (неудивительно, дорогой Октавиус – вы, врачи, все идиоты), но еще и, к моему огромному стыду, земляком-англичанином. Этот Доктор Смит, увидев меня в первый раз сегодня утром, сразу же сел ко мне за стол, прервав мой сырный завтрак (легкая выпечка с сыром – настолько легкая, что ее может унести ветром).
Он сел напротив меня, улыбаясь как простачок, по всей видимости, ожидая какой-нибудь любезности. Он нервничал, как ухаживающий ловелас.
– Ну? – спросил я.
– Доброе утро, – сказал этот странный человек, нервно облизав губы. – Скажите, пожалуйста, вам случалось спускаться на берег?
– В зависимости от того, что конкретно вы имеете в виду, – холодно ответил я. – Если вы имеете в виду любой пляж вообще, то я должен признаться, что посетил несколько из них. Если же вы намекаете на тот, что виден из этого окна, то ответ мой, к сожалению, будет отрицательным.
– Хорошо, – ответил он.
– Могу ли я узнать, почему вы меня об этом спрашиваете? – спросил я тоном, холодным, как сидение лавки в соборе Витсуна.
– Я не думаю, что это безопасно, – поведал Доктор Смит.
– Это ваше мнение, как медика? – спросил я. – Тогда я склонен согласиться с вами. Я даже думаю, что весь этот свежий воздух – чепуха. Нет ничего такого в моих легких, чего нельзя было бы вылечить с помощью пинты портера[2] и старой доброй глиняной трубки.
Доктор Смит еще больше вытаращил глаза, впрочем, как все его коллеги, когда при них обсуждается что-то, кроме черствого хлеба и овсяной каши. «Ах, я скорее... Я имел в виду, что не считаю само нахождение на пляже, сам пляж безопасным, – сказал он. – Это не... Думаю, это очень необычно».
– Объяснитесь, – потребовал я.
– Это трудно сделать. Понимаете, там люди танцуют...
– Танцуют?! – я округлил глаза. – Какая-то ужасная местная традиция.
– И еще туман, – он говорил очень серьезно. – Он разговаривает, – он даже позеленел, сказав это, будто осознал всю абсурдность слов, сорвавшихся у него с языка.
– Разговаривает?! – переспросил я.
Доктор Смит мрачно кивнул: «Знаю, это звучит странно».
– А вам, сэр, не кажется, что это разговаривают танцующие?
– Нет, именно туман, – его лицо было иллюстрацией помешательства. Если бы он был одним из моих слуг дома, я бы его выпорол на месте, но так как он был моим единственным земляком в этом учреждении, я со всей учтивостью просто попросил его передать мне джем. Что он послушно и исполнил.
Воцарилась мертвая тишина, и я накинулся на булочку, которая была такой рассыпчатой, что крошки разлетелись по полу.
– Хм... итак, послушайте, – начал Доктор Смит. – Я уверен, что на берегу что-то происходит. Что-то очень непонятное и неправильное. И если вы там еще не были – держитесь от него подальше.
Я смерил его пронзительным взглядом, который заставлял дрожать браконьеров.
– Я приму это к сведению. Хорошего вам дня, сэр!
Он понял намек, встал и пошел портить жизнь кому-то еще.
Через несколько минут ко мне подошла жена владельца. Она толстая и веселая, как барменша, но не уродина, как здешние фройляйн.
– Вам понравился завтрак, мистер Невилл? – спросила она, не ожидая от меня ответа. – Так как вы благополучно устроились, не могу ли я предложить вам начать лечение свежим морским воздухом? На берегу вас ждет милое местечко...
Я поднял руку.
– Не сегодня, мадам, – сказал я твердо. – Мне это не нравится.
Мягкие как бархат пальчики коснулись моего рукава.
– Может быть, мистер Невилл, вам понравится, если вы только попробуете разок...
– Мадам, – пробурчал я. – Единственное, что мне нравится и поможет – нормальная еда. Не можете ли вы дать мне ее? Если нет, советую отвести ваше стадо на этот благословенный берег. А я останусь здесь, мечтая о беконе и яичнице.
Она тотчас выбежала прочь, и я наконец-то смог отдохнуть. Свободное время я использовал на поиски пера и бумаги и написание этого послания тебе. Сейчас меня зовут на обед, и, боюсь, что это будет такая ужасная еда, какую только можно представить.
Итак, Октавиус, я тебя, считай, предупредил – это место не соответствует ожиданиям и больше напоминает ужасное мошенничество. Желаю хорошего вечера.
Твой покорный слуга, Генри Невилл.
Дневник Доктора Блума
5 декабря 1783
Больше шарма! Шарм! Шарм!
Доброе лицо успокоит и победит любого врага! Это всегда было моим девизом. Поэтому для меня приглашение Доктора Смита на обед стало самым простым делом.
Я встретил его в дверях, расплываясь в улыбке.
– Заходите, Доктор Смит, садитесь, садитесь!
– Мое почтение, Доктор Блум!
– Мое почтение, Доктор Смит!
Мы учтиво раскланялись. Я обставил свою столовую очень красиво. В камине весело потрескивал огонек, и только отчаянно барабанящая по стеклу ветка дерева указывала на бушующий снаружи шторм. Доктор Смит хотел было сесть, но вдруг повернувшись к дверям, с почтением поклонился Марии, вбежавшей в комнату.
– Добрый вечер, Мадемуазель!
Мария хихикнула.
Нервничая, я пригладил свой лучший парик (его завитки вечно торчат, вот черт): «Ах, Мария... ну, она наша большая ручная зверушка». Я натужно рассмеялся, хотя это не было забавно. Как объяснить ему все про ребенка?
Доктор Смит поднял брови.
– Зверушка? – он повернулся к Марии, понизив голос: – По-моему, ты не похожа на зверушку, Мария.
– Я люблю щенят, – сказала Мария гордо. – У меня есть два щенка в Париже.
– Ее мама оставила бедную Марию у нас, – поспешно объяснил я. – На зиму. Из-за ее здоровья.
Мария грустно кивнула: «Маме уже лучше сейчас».
– Вижу, – сказал Доктор Смит. Он остро взглянул на меня.
Я кивнул, распираемый гордостью.
– Именно. Это удивило вас, не так ли, мой дорогой сэр, но это чистая правда. Полное выздоровление. Лекарство против чахотки! Но не начать ли нам обед? Мария, моя милая, не могла бы ты...
Мария коротко кивнула и побежала к столу за тарелками.
Доктор Смит заинтересованно повернулся ко мне.
– О, Марии нравится обслуживать нас, – сказал я поспешно. – Это для нее как игра, и Господь знает, что не так уж много для нее здесь игр.
Мария продолжала накрывать на стол, бросая на него тяжелые блюда и утварь с энтузиазмом, но без аккуратности. Она бегала туда и сюда, насвистывая какой-то незамысловатый мотивчик.
– Это как сервировка чайного столика для моих кукол, месье, – пояснила она, пошатываясь под тяжестью кастрюли с супом, – только немного тяжелее.
Доктор Смит бросился к ней на помощь, поставив суп на стол с грохотом и брызгами. Мария фыркнула, чертов ребенок. Честно сказать, она так старалась. Но Доктору Смиту, казалось, было все равно – интересно, он там в Англии когда-нибудь имел дело с детьми? Или, судя по мистеру и миссис Понд, он специализируется на слабоумных?
– Очень мило, Мария, – прошептал Доктор Смит, слегка ссутулившись.
Мария встав на цыпочки, прошептала ему на ухо:
– Не волнуйтесь, месье. Я не готовлю для них.
Доктор Смит выглядел слегка разочарованным.
– Жаль. А что бы ты для нас могла приготовить? У меня есть друг, который любит рыбные палочки с заварным кремом. Ты когда-нибудь пробовала это?
Мария отрицательно покачала головой, скривившись. Воистину, Доктор Смит подтвердил все ужасные слухи об английской кухне!
– Нет, нет, я думаю, это не для всех, – признался Доктор Смит. Он выглядел так, будто болтал часами.
Хватит. День был длинный, и я проголодался. Я подошел к столу, потирая руки. «Ах, ах, какое масло! – сказал я. – К сожалению, моя жена не сможет присоединиться к нам. У нее легкое недомогание».
– Может, в другой раз, – сказал он.
– Ах, да, – я повернулся к Марии, отпуская ее. – Очень хорошо, милая. Если теперь ты поскорее вернешься в свою комнату, я позову к тебе нянечку, чтобы она почитала тебе сказку. Ты хочешь этого?
Мария печально кивнула, затем, повернувшись к Доктору Смиту, слегка покачала головой.
Доктор Смит подмигнул ей. К черту его!
Когда она ушла, остались только два медика, чтобы насладиться приятным вечером. Как замечательно, подумал я. Как давно я не сидел за одним столом с таким же учеником Гиппократа. Это шанс похвалиться моей замечательной работой. Я решил рассказать ему всё. Ведь от этого не будет вреда?
Вместо того, чтобы расспросить меня о моих успехах, этот глупец всего лишь хотел поговорить со мной об этой треклятой Марии!
– Она очень умная девочка, – улыбнулся он мне. Выжидательно.
Я чуть кивнул.
– Ну да, схватывает всё на лету. Боюсь, мы не очень подходящая компания для нее. Но, увы, мы должны ждать, ждать, пока ее не заберут домой.
– Как она? – спросил Доктор Смит.
Я пожал плечами. Итак, он любопытен, не так ли? Ну ладно, пускай.
– Она поправляется, сэр, поправляется. Всегда трудно говорить о болезни, когда дело касается ребенка, – я придвинул к себе кувшин вина и перешел к делу: – Но скажите мне, Доктор Смит, скажите честно – что вы думаете о моей клинике?
– Ах.. – Доктор Смит неспешно потягивал вино. – Ну...
Я ощутил его неодобрение. Он оказался таким же скептиком, как эти швейцарские болваны.
– Вы не одобряете?
– Нет, нет, – ответил Доктор Смит поспешно. – Чахотка – ужасная болезнь. Учитывая, против чего вы боретесь, это место – ваш триумф. – Он запнулся, будто не зная, что сказать, потом просиял. – И довольно значительный.
Я замер с вилкой на полпути ко рту. Он – дурак. Но и дурака надо поощрить. Я улыбнулся ему.
– Дальше?
– Да, – сказал Доктор Смит немного растерянно.
Я наблюдал, как он жевал свой стейк (мой оказался немного жестковат, а соус слишком жгуч), проглотил и удовлетворенно вздохнул. Я подумал, что его нужно немного простимулировать. Может, на него все еще влияло сотрясение мозга.
– Так-так, – сказал я, позволив себе крохотнейшую издевку, которую Доктор Смит, казалось, не заметил. – Это правда, что мы мало что можем сделать для большинства находящихся здесь людей. Слишком мало. Болезни легких, органов пищеварения, почек, ужасные раковые опухоли... мы слишком мало можем предложить им, и все же, все же... – я обвел рукой комнату. – Я решил попытаться сделать хоть что-нибудь. В этом скромном месте произошли удивительные исцеления. Просто настоящие чудеса. – Я потер руки и взял со стола несколько морковок, ожидая, когда подействуют мои слова. – Воистину замечательно.
– Да уж, – сказал Доктор Смит, увлеченно рассматривая узор из ивовых ветвей на своей тарелке.
Он кашлянул и затем заговорил. Чего он только не наговорил! Я должен это записать... это был словно обзор нашего времени, сделанный в будущем. Он рассказывал, что 18 век был ужасно смертельным временем. О том, как мучительно вы и ваша мать трудились, чтобы родиться живым, затем старались нормально прожить детство, вы могли умереть от множества ужасных вещей... и даже от простых недомоганий, которые в свое время можно будет легко вылечить пригоршней таблеток. Он говорил, как мало людей в наше жуткое время умерло от старости. Он сказал, что наше время – ужасно грязный период, хотя люди начали пользоваться водой в больших количествах для питья и умывания, но они не умеют как следует ее очищать. Гораздо счастливее, сказал он, мы жили 100 лет назад и будем жить 100 лет спустя. Затем, он резко встряхнул головой и уставился на меня.
– Прошу прощения, – сказал он, кашлянув снова. – Много миль спустя. Много лет спустя.
– Ничего, ничего, – отмахнулся я, как от какой-нибудь чепухи. Но вдруг... вдруг я ощутил ледяное дурное предчувствие. Я наблюдал за ним поверх тарелки с картошкой, думая о его словах. Странное беспокойство не покидало меня. Мне захотелось узнать, что заставило Косова сказать, будто наши странные друзья на пляже заинтересованы в этом непонятном Докторе.
Конечно, он сидел спиной к окнам. Я тщательно это спланировал. Поэтому он не имел ни малейшего понятия, что находилось там, за его спиной. Оно прислушивалось к каждому его слову. Оно наблюдало за ним.
– Скажите мне, – сказал вдруг Смит, кашлянув, – что на самом деле происходит там на берегу?
Я чуть не поперхнулся. Как будто он читает мои мысли, как будто он знает о том, Что там снаружи... Но как он узнал? Я изучил его лицо. Он просто таращился на меня. Большеглазый и невинный как молодой щенок.
– На берегу? – у меня в горле пересохло. Я поспешно глотнул вина, и оно пролилось мимо рта, стекая на подбородок. Прекрати, Блум, ты показываешь ему, как ты напуган. Его взгляд продолжал меня нервировать. Немигающий – как я вдруг подумал, словно у змеи, гипнотизирующей добычу.
– Да, – ответил он. – Берег. Он очень замечательный. И все эти пациенты, которые там сидят.
– Вы видели, как они...? – я сглотнул. Прямота парня встревожила меня. И он, и мистер Понд возвращались на берег – это пугало. Как много они узнали?
– Да, – кивнул он, его улыбка стала шире. – Я бродил там сегодня. Действительно, очень интересно.
– Простое лечение свежим воздухом, – промямлил я утратившим твердость голосом.
– Я бы это так не назвал, – хмыкнул он. Как много он увидел?
Шум. Легкое постукивание. Кто-нибудь другой подумал бы, что это просто ветка скребется в окно. Но я знал, что это не так. Я знал, что это было. Я посмотрел сквозь стекло. Простым сигналом я покончу с этим. Я могу пригласить создание сюда. И с Доктором Смитом будет покончено.
Но стоит ли? Это ли мне нужно? Я облизал губы, пытаясь собраться с мыслями.
Я был спасен, когда открылась дверь, и вошла моя жена. Она была иллюстрацией доброго здоровья, такая красивая, такая добрая, такая заботливая. Я вскочил со стула.
– Мой милый, ты в порядке?
При свете свечей моя жена сияла хрупкой красотой, как бумажный фонарик. Ее волосы были уложены тугими колечками, обрамлявшими ее лицо милыми завитками. Она нежно улыбнулась мне, и элегантно поклонилась Доктору Смиту.
Тот присвистнул. «Кто-то рвется прочь из их лиги», – пробормотал он.
– Что? – спросил я.
Доктор Смит растерялся. «Мадам, я рад, что вы поправились и можете присоединиться к нам», – сказал он, улыбаясь.
– Благодарю вас, – моя дорогая жена пожала руку Доктора Смита, твердо и вежливо. – Добрый вечер, месье. Я рада, что моему мужу составил компанию его соратник по профессии, – она подняла руку, успокаивая мои отчаянные призывы к ней вернуться в постель.
– Нет, пожалуйста, не смотри на меня так, – сказала она мягко. – Это просто головная боль, вот и всё. Мне трудно справляться с повышенным вниманием милого Йохана к моему самочувствию, даже когда у меня простой насморк, – она любовно улыбнулась мне, благослови ее Бог.
– Может, мне принести вам немного сыра? Могу подбросить дров в огонь, – она решительно отмела наши предложения помощи. – Слуги здесь слишком слабые и худые, Доктор Смит. Нам приходится делать все самим зимой. Все очень хорошо относятся к нашему управлению домом, – она осеклась.
Доктор Смит помог ей бросить несколько полешек на тлеющие угли.
– Все, за исключением бедного мистера Невилла? – спросил он, усмехнувшись.
Пердита выпрямилась, стряхнув с рук пыль, прежде чем упереть их в бока: «Однако! Как, ради всего святого, вы практикуете медицину в Англии, если все ваши пациенты так жалуются?»
Доктор Смит посмотрел на нее, и его лицо погрустнело.
– Мне очень жаль, – признался он грустно. – Знаете, что? Я не могу припомнить ни одного случая из моей медицинской практики.
Она, сочувственно кивнув, передала ему сыр. Доктор Смит съел несколько виноградин, выплевывая косточки прямо в огонь, не заботясь о приличиях.
Он попытался вернуться к теме происшествий на берегу, но моя Пердита безжалостно отвергала любые попытки заговорить об этом. Каждое ее слово было хвалебной песнью моим успехам, чудесной местности, кристальной чистоте воздуха, чудесной погоде, ее несказанному удовольствию, когда безнадежные больные уезжали домой полностью здоровыми.
Наконец, после кофе (не очень хорошего, увы – надо бы поговорить с поваром), Доктор Смит встал и поклонился нам обоим, благодаря нас за приятный вечер. Затем он повернулся и посмотрел в окно. Не было ни малейших признаков того, что там что-то было. Он кашлянул, вздохнул и вышел.
После того, как Доктор Смит оставил нас, милая Пердита повернулась ко мне. «Ну, – сказала она, улыбнувшись, – я не думаю, что он пришел из моря, не так ли?» И мы засмеялись.
Что подумал Доктор Смит
Я Доктор.
Я в комнате. Комната очень большая и очень темная. В центре комнаты – маленькая коробочка, которая еще темнее. С надписями мелом: «Открывать здесь», «Пользоваться с осторожностью» и «Не открывать до Рождества»
Еще не время открывать коробочку.
В комнате есть окно. Из него я могу видеть берег и все, что на нем происходит. Я вижу Марию. Я знаю, что она очень важна, но она этого не понимает. Я вижу, Доктор Блум полагает, будто он – самый главный в клинике. Но это не так. Может, главная – его жена? Пердита Блум, такая милая, которая носит удивительные платья. А как насчет сестер Элквитин – особенно той, тихой, которая снова и снова пишет замысловатые математические формулы?
Кто на самом деле управляет этим местом? Что происходит на берегу? Что случилось с Эми?
Есть разница между хорошим соусом чатни и хорошим джемом. Особенная разница. И то и другое получается при варке фруктов с сахаром. Разница в ингредиентах или в способе приготовления? Вы можете оспорить факт, что чатни и джем – одно и то же. Разница хрупка, как тонкий лед. Но в то же время ощутима.
Коробочка в центре комнаты очень черная и очень маленькая. Пока не время открывать ее.
Впервые джем был сварен из чудесных севильских апельсинов. Как ни странно, сейчас как раз то время, когда был изобретен джем – легенда гласит, что Мария Антуанетта была больна и однажды велела приготовить чудесный апельсиновый пирог (она так любила пироги). Ее повариха помешивала кипящую апельсиновую смесь, повторяя «Madame est malade»[3]. Она так волновалась,что испортила начинку для пирога, зато изобрела джем. Так гласит легенда.
Здесь происходит что-то ужасное. Клиника похожа на снежный ком, на лавину, которая готова вот-вот сойти...
Это действительно больница? Только потому что этим людям становится лучше, что значит, что их лечат? Зависит от того, с какой стороны посмотреть. Джем – чатни, чатни – джем... Как в старом стишке-считалке:
Я знаю старика по имени Майкл Финеган,
Он потолстел, потом похудел снова,
У него было 12 жизней,
Потом он начал все сначала,
Бедный старый Майкл Финеган,
Начни все сначала.
I know an old man called Michael Finnegan,
He grew fat and then grew thin again,
He had twelwe lives,
Then had to begin again
Poor old Michael Finnegan,
Begin again.
Письмо от Марии
Сент-Кристоф,
6 декабря 1783
Милая мамочка!
У меня хорошие новости! Сегодня моей новой подруге Эми значительно лучше, поэтому можешь не волноваться, что мне одиноко. Я решила навестить ее после завтрака и нашла ее сидящей на кровати с хитрым видом, словно у нашей служанки, которая прикарманивала наши чайные ложечки.
– Доброе утро, дитя! – сказала она. – Я подумывала, не поможешь ли ты мне в моей секретной миссии.
Она что-то задумала, было ясно. Но мне не было страшно, так как Эми – большая добрая выдумщица и никогда не причинит никому вреда.
– Что за секрет? – спросила я, надеясь, что он не будет похож на «секрет» Элоизы, собиравшейся сбежать с кучером.
Ее глаза возбужденно заблестели.
– Ну, он вот какой, – сказала она, усаживая меня рядом с собой на кровать. – Доктор Смит...
– Он мне нравится, – сказала я.
– И мне тоже, – призналась она. – И даже очень. Он красивый, тебе не кажется? Ну, он хочет узнать, нет ли здесь каких-нибудь... загадочных пациентов. Может, каких-нибудь знаменитостей или важных персон, скрывающихся в здании. Ничего неприличного или опасного. Просто люди, которых Доктор Блум почему-либо скрывает от нас.
Я задумалась.
– Не припомню ничего такого, – ответила я. – Не думаю, что Доктор Блум будет возражать, если ты будешь искать и расспрашивать. Но мадам Блум... Она очень рассердится, если увидит тебя там, где тебе быть нельзя, – я помолчала. – Или, может быть, это касается только меня...
– Ну давай, расскажи мне, Мария, – попросила она. – Куда тебе не разрешают ходить?
Я задумчиво уставилась на пол. Я решила, что должна ей сказать. Но только не надо слишком уж настойчиво.
– Ладно, – сказала я. – В комнаты князя Бориса.
Эми весело рассмеялась.
– Князя Бориса? – она восторженно хлопнула в ладоши.
– Он очень красивый, – вздохнула я, – и русский.
Эми встрепала мне волосы. «Горячий русский парень с холодными глазами киллера? Это интересно!» – она была заинтригована.
Я засомневалась: «Не думаю, что он кого-то убил. Говорят, он убил много крестьян, но это в порядке вещей в России».
– Хм, – сказала Эми.
– Но он очень милый. У него есть шоколад.
Эми с улыбкой откинулась на подушку.
– Похоже на моего идеального мужчину.
Вот как я покатила Эми на встречу с князем Борисом. Я нашла старое кресло на роликах, на котором больных возили мыться в одном из коридоров, и, усадив туда Эми, легко повезла ее. Она сказала, что это напоминает ей путешествие по супермаркету с тележкой. Какие же у них там магазины в Англии, если по ним можно ездить на тележках! Мам, я так хочу посетить английский магазин! Супермаркеты «Белая Роза», конечно, не так хороши, как парижские гастрономы, но все же их владельцы, семья Теско продают так много вещей.
Кресло скрипело, вызывая у нас смех, и было, честно, совсем нетрудно везти Эми. Хотя она почему-то протестовала и извинялась, что «ее мальчики» справились бы лучше. Она скорчила рожу.
– Честно сказать, когда ты подрастешь, то поймешь, что проще пасти кошек, чем удерживать мужчин в одном месте, – сказала она мне печально, и я поклялась это запомнить.
Князь Борис все еще живет в тех милых уютных комнатах в западном крыле здания. Обычно рядом бродит ужасный месье Косов и прогоняет меня, а иногда играет со мной в карты, но сегодня его не было и я просто постучала в дверь.
– Войдите! – крикнул князь Борис. Он говорит по-французски и даже очень хорошо.
Эми была очень потрясена видом князя Бориса. Он же такой красавчик, не правда ли, мама? Он сидел на своей кровати,
