Демократизация и авторитаризм

Демократиза́ция — (калька с англ. democratization (что, в свою очередь, от др.-греч. δῆμος — народ и κράτος — власть)) — процесс внедрения демократических принципов в политическую систему, культуру, стиль жизни и т. д.

В русской публицистике термин впервые использовался в конце XIX века Константином Леонтьевым, который под ним подразумевал переход общества от сословно-монархического устроения к буржуазно-эгалитарному («бессословности)C 1980-х термин обычно используется для обозначения процесса перехода от авторитарной, тоталитарной и т. п. политической системы к демократической[источник не указан 758 дней].

В связи с субъективностью определения «демократичности» того или иного общества, а также с развитием политики двойных стандартов в современных условиях многие авторы называют демократизацию лишь ширмой при достижении целей, никак не связанных с демократией в обществе, а зачастую и противоречащих демократическим принципам

Авторитари́зм (от лат. auctoritas — власть, влияние) — форма власти (политического режима), при которой носитель власти (например, диктатор, группа людей, руководитель предприятия) провозглашает сам себя имеющим право на власть. Обоснованием для существования такой власти является исключительно мнение на этот счёт носителя данной власти.

Авторитари́зм как форма политической власти часто сочетается с Автократией (Форма отношения к власти) и Диктатурой (Форма осуществления власти), хотя это не обязательно. Например, любая революция, в том числе демократическая, будет проявлением авторитаризма (так как революция происходит тогда, когда существующая правовая система не может справиться с текущей ситуацией, а иной правовой системы пока не существует; революция полностью ломает существующую правовую систему и, находясь таким образом в правовом вакууме, авторитарно объявляет себя носителем власти).

Одна из самых удачных типологий авторитарных режимов принадлежит немецкому политологу Дирку Берг-Шлоссеру. Он выделял следующие разновидности авторитаризма:

Традиционные абсолютистские монархии (примеры: Эфиопия до 1974 г., Непал до 2007 г., Марокко, Саудовская Аравия и другие).

Традиционные авторитарные режимы олигархического типа. Характерны для стран Латинской Америки (примеры: Гватемала, Куба до 1959 г. Никарагуа до 1979 г. и другие).

Гегемонистский авторитаризм новой олигархии (примеры: Камерун, Тунис, Филиппины при Ф. Маркосе в 1972—1985 гг.).

Страны «социалистической ориентации» со всеми особенностями восприятия социализма, его типов, эгалитаристских традиций собственной культуры и так далее (примеры: Алжир, Бирма, Гвинея, Мозамбик, Венесуэла, Танзания и другие).

Военные режимы (примеры: режим Г. А. Насера в Египте, Х. Перона в Аргентине, авторитарные режимы в Ираке, Перу и другие).Также следует выделить как разновидность авторитаризма теократические режимы, когда политическая власть сконцентрирована в руках духовных лиц.

46. Угрозы для России Разумеется, очень важна честная и хладнокровная оценка внешних угроз для России. Угроза первая — изменение соотношения сил в мире явно не в пользу России. В результате произошедших в последнее десятилетие изменений в мире США и страны Западной Европы смогли добиться практически идеальных международных условий для реализации своих интересов во внешней политике. Все экономические анализы свидетельствуют, что США и Западная Европа впервые за весь период после окончания Второй мировой войны имеют столь благоприятные экономические перспективы: в минувшем году загрузка мощностей в Европе достигла рекордно высокого уровня после 1977 г.; в США продолжается экономический рост, снижается безработица, заметно растут доходы граждан, расширяется внутренний спрос. На фоне резкого ослабления России этот рост создал ситуацию, когда США и другие развитые страны превратились в фактически монопольного экспортера наукоемкой продукции, предоставив России стать ее покупателем и поставщиком дешевого сырья и природных ресурсов. Закрепилось новое международное разделение труда.

Угроза вторая. Огромный, быстро развивающийся Китай станет, безусловно, важнейшим фактором международной политики в начале XXI-го столетия. Пока что он еще “вещь в себе”, его международные амбиции невелики, о них мало известно. Но было бы наивно предполагать, что такое положение сохранится и в будущем: держава с полуторамиллиардным населением, занимающая одно из первых мест по размерам ВВП и стремительно осваивающая новейшие технологии, держава, которая на протяжении тысячелетий считала себя центром “Поднебесной”, а остальные страны — варварскими, — эта держава в будущем еще продемонстрирует не только свои международные амбции, но и способность и готовность их отстаивать. В том числе именно в силу этих обстоятельств России необходимо не просто внимательно следить за своим важнейшим соседом, но и строить будущее этих отношений. В них заложен и огромный резерв внешней политики России, и немалая угроза — если эта политика будет ошибочной. Достаточно вспомнить период 60-х—70-х гг., когда СССР и КНР будучи коммунистическими державами, открыто противопоставляющими себя США и НАТО, вступали в открытое, в т.ч. и в военном плане, противоборство. Наличие многих обязательств и взаимосвязей не удержало ни от внешнеполитического противосостояния, ни от военного конфликта.

Угроза третья. “Замороженность” российско-японских отношений превратилась в условиях глобализации мирохозяйственных связей в парадоксальное явление, которое легко может перерасти во внешнеполитическое и военно-политическое противостояние с Россией. Наличие откровенных территориальных претензий — открытая угроза для России на Дальнем Востоке. Напомним, что в XX веке Россия неоднократно сталкивалась с Японией в крупных военных конфликтах и войнах.

Угроза четвертая — готовность США использовать военную силу. Известно, что на вашингтонской сессии 1999 г. была принята новая военно-стратегическая концепция НАТО. Эта концепция узаконила два стратегических направления в области военной политики. Во-первых, фактическое распространение сферы действий НАТО за рамки разрешенной Уставом ООН региональной организации, превращение этого союза в блок с глобальной ответственностью. Во-вторых, эта концепция придала военной силе функцию реального (используемого) инструмента внешней политики. Но эти изменения 1999 г. были очевидны и ранее, проявившиеся сразу же после развала СССР и ОВД. В 1993—1994 гг. внешняя политика России, как это ни покажется нелепым, даже публично поддерживала, стимулировала эти идеи. Угроза пятая — пассивная внешняя политика. Эта угроза относится, скорее, к внутреннему осознанию правящей элитой своей роли и роли России в мире, то есть — Россия настолько сильна, насколько велика ее решимость быть сильной. Оговоримся, что речь не идет о работе МИДа, количестве международных контактов, встреч и подписанных договоров и соглашений. Речь идет о фундаментальной категории современного мира — о внешней политике государства. Угроза шестая: отсутствие внешнеполитической стратегии, четкой программы внешней политики России, связанной с формулированием основных внешнеполитических задач. В документе впервые из всей системы национальных интересов России выделены жизненно важные. К ним отнесены:

· государственный суверенитет и территориальная целостность страны;

· защищенность конституционного строя; законность, правопорядок и общественная безопасность;

· безопасность и стабильность в прилегающих к границам России регионах;

· свобода деятельности в Мировом океане и космическом пространстве, доступ к важным для России международным экономическим зонам и коммуникациям в соответствии с нормами международного права;

· защищенность граждан России в районах военных конфликтов и в других случаях от угроз их жизни, связанных с вооруженным насилием.

Обращает, однако, внимание скромность, даже лапидарность изложения. Составители, похоже, больше всего боялись, что их упрекнут в “агрессивности” или “милитаризме” советского толка. Похоже, что десятилетие “общечеловеческих ценностей” наложило тяжелый отпечаток на способности авторов конкретно и в привязке с современными международными реалиями излагать свои мысли.