Индуизм, сикхизм, джайнизм, зороастризм, буддизм

Эти религии подвергались реформаторскому преобразованию в той мере, в какой приверженцы этих вероучений попадали в зону либо непосредственного развития буржуазных отношений, либо тех движений, которые были нацелены на слом феодально-колониальных преград современному прогрессу. С индуизмом, сикхизмом, джайнизмом, зороастризмом, чьи главные очаги реформации находились в Индии, это случилось почти одновременно. Однако не обошлось без немаловажных различий, обусловленных спецификой как социальной базы реформаторского движения в каждом из вероучений, так и разной степенью их доктринальной разработки, разномасштабностью общественно-религиозной деятельности.

Индуизм

Реформация индуизма происходила в многоукладном обществе с весьма давними и глубоко укоренившимися традиционными устоями, чья живучесть поддерживалась кастовой системой с ее четкой конфессионально-социальной (и даже этносоциальной) стратификацией. Интенсивность колониально-капиталистической эксплуатации Индии в целом и индусского населения в частности обусловила особенно острую реакцию реформаторов индуизма на западные воздействия, будь то христианское миссионерство или же «британизация»

индусского права. Кроме того, они гораздо более, чем модернизаторы других восточных вероучений, преуспели в приспособлении традиционных институтов и норм к выполнению новых функций. Инициаторами в этом процессе стали тор-гово-ростовщические индусские касты. Уже в первой половине XIX в. в них складывалась буржуазия современного типа и практиковались новые формы как предпринимательской деятельности, так и социальной организации. Вместе с тем обнаружилась зависимость между высотой ритуального статуса и материальным преуспеванием, с одной стороны, и быстротой вызревания буржуазных отношений в касте — с другой. Обуржуазивание кастовой системы обычно происходило сверху. Учащались, вместе с тем, случаи, когда разбогатевшие верхи «низкорожденных» настаивали на признании своей «респектабельности» и на повышении общественного престижа. Временами делались попытки со стороны отдельных членов «низких каст» вовлечь остальных в организации современного типа (кооперативы и т. п.) с тем, чтобы приоб-, щить их к более производительному труду и обновленным формам жизни.

В индуизме не меньшее значение, чем в исламе, имела деятельность реформаторских обществ и учреждений. Начало реформаторской деятельности совпало со временем перехода Англии к эксплуатации Индии методами промышленного капитализма. Провозвестниками реформации стали выходцы из торгово-ростовщических кругов, вначале занимавшихся компрадорскими операциями, а затем и предпринимательством в сфере промышленности. Считая установление буржуазных отношений явлением прогрессивным, а английское господство в силу личных выгод от сотрудничества с колонизаторами благом, они создавали организации («Атмия сабха» — 1815 г., «Брахмо самадж» — 1828 г. и др.), которые ставили перед собой цели пропаганды реформированных индусских принципов. Постепенно многие из таких объединений, прежде всего «Брахмо самадж», превращались в «общества социально-бытовых реформ». Борьба с кастовыми предрассудками, с такими традиционными установлениями, как запрет вторичного замужества вдов, со второй половины XIX в. сочеталась с развитием благотворительности, с учреждением модернизированных индусских школ. Подобная активизация реформаторской работы стояла в прямой связи с нарастанием

дискриминационных мер английского капитала в отношении становящейся на ноги индусской буржуазии, с утратой ею иллюзий относительно прогрессивной роли владычества Англии. Тогда-то и начинали возникать реформаторские объединения (в числе первых — «Арья самадж», 1875 г.), чьи лидеры взяли на вооружение лозунг «возрождения индуизма», наполняя, однако, традиционную форму современным содержанием. Вместе с тем при этих объединениях росла сеть модернизированных школ, миссионерско-филантропических организаций и т. д.

Из других восточных стран в орбиту реформированного индуизма в наибольшей степени был втянут Цейлон, но лишь в конце XIX в.: в 1897 г. миссия Рамакришны учредила там 22 школы. С миссией сотрудничало основанное на рубеже веков Общество Вивекананды, создавшее собственную сеть модернизированных учебных заведений.

Сикхизм и джайнизм

На индийской почве шла, в основном, и реформация сикхизма и джайнизма. Их генетическая связь с индуизмом отчасти предопределила и важность реформаторской борьбы с сословно-кастовыми преградами на пути формирования буржуазного общества. Вместе с тем сикхскому и джайнскому реформаторству были присущи такие черты, которые отличали их друг от друга, а также от реформированного индуизма. Именно в сикхизме реформация была насыщена особенно острой и почти непрерывной борьбой между консервативными, либеральными и радикальными группировками, между сторонниками обновленной ортодоксальной доктрины и сектантской. По-видимому, не прошло бесследно и то, что сикхизм возник в начале XVI в. в качестве ереси индуизма, которая отразила социальный протест городских слоев против гнета феодалов.

Традиции антифеодальной борьбы сыграли определенную роль в живучести и силе оппозиционного начала в сикхской общине, в том числе и тогда, когда в ней стало развиваться реформаторское движение. Реформаторам пришлось затратить немало сил, чтобы устранить со своего пути главных противников перемен в лице настоятелей храмов, отстаивавших свои традиционные привилегии с помощьюанглийских властей.

Реформаторским организациям, чье создание началось с 70 годов XIX в., предстояло выдержать борьбу и с этими властями добиваясь освобождения от их опеки модернизированных сикхских школ и колледжей. При этом реформаторы пытались опереться на антианглийские настроения крестьян-сикхов.

В то же время для реформации джайнизма было характерно стойкое преобладание в ней консервативно-буржуазного направления. По-видимому, играло роль изначальное преобладание в общине джайнов лиц, связанных с торговлей и ростовщичеством. На фоне остальных индийских вероучений реформированный джайнизм немало преуспел в том, чтобы трансформировать торгово-ростовщические касты в очаги современной буржуазной деятельности уже в первой половине XIX в. Но лишь в последней четверти века возникли реформа-торски-модернизированные объединения, концентрировавшие свои силы на обновлении системы религиозного образования, на развитии филантропии. Позже, в ходе реформаторского движения «ануврат», будут сформулированы его принципы, согласно которым, следует осуществлять комплексный подход к современным проблемам страны: нельзя увлекаться ни древностью, ни чрезмерным подражанием Западу. Нужно избегать и необузданного стяжательства, коррупции, спекулятивных махинаций и филантропии, которая не уничтожает бедности. Главное — это контроль правительства за распределением богатств, за поддержанием классового мира и общего климата морального самоусовершенствования.

Зороастризм

Зороастризм примечателен тем, что главный очаг реформации этого вероучения возник не на его родине, в Иране, а в Индии, среди парсов — потомков переселившихся туда иранских зороастрийцев. Оказавшись на чужбине, беженцы принесли с собой и свои религиозные традиции. Однако силу их ослабляла необходимость приспосабливаться к новым условиям, да еще в обстановке многонационального и инорелиги-озного окружения. Преуспев на торгово-ростовщическом поприще, верхушка общины парсов заняла затем видное место в прослойке индийской компрадорской буржуазии. А уже ко второй половине XVIII в. она перешла в наступление на позиции местного зороастрийского духовенства. В 20-х годах ХIХ в. началось движение за отмену детских браков, двое-енства, за упрощение культа, реформу права, создание школ современным уровнем преподавания. Парсы более других приобщились к английскому образу жизни, к театру, спорту, наконец, к женскому образованию. Другие реформаторы не использовали в такой мере, как парсийские, данные европейского религиоведения и иранистики для трансформации и «возрождения» своего вероучения.

Еще в колониальные времена крупная парсийская буржуазия увидела выгодный и престижный для себя бизнес в развитии высшего образования и научно-прикладных исследований. Сделанные капиталовложения оправдали себя, способствуя многостороннему освоению достижений научно-технической революции. А это сыграло немалую роль в том, что уже во времена независимости из парсов вышли такие видные индийские монополисты, как Дж. Н. Тата, Д. Наороджи, Б. Малабари.

С середины XIX в. индийские реформаторы-зороастрийцы стали проявлять участие к судьбе своих иранских единоверцев. В этом их поощряли английские власти, надеясь с помощью своих подданных-парсов расширить влияние на Иран. Однако реальных результатов в XIX в. достичь не удалось из-за жесткого противодействия шиитского богословия, контролировавшего к тому же сферу образования. Поэтому зороаст-рийская буржуазия Ирана никогда не могла добиться такого преуспеяния в своих делах, в том числе и на религиозно-общественном поприще, как индийские предприниматели-единоверцы. Действенность же помощи извне ослаблялась противодействием духовенства, опиравшегося на многовековые сакральные традиции и упорно отстаивавшего традиционные привилегии. Негативно сказывалась и давняя отстраненность зороастрийской общины от центров общественно-экономической, а также политической жизни Ирана в целом.

Буддизм

Но особенно остро проблема консервативной традиции, ее прочной связи со значительными массивами архаических структур, оказавшихся за бортом исторического прогресса, стояла (и во многом еще стоит) перед реформацией буддизма, одной из древнейших мировых религий. Особое значение для его реформаторского обновления имело то, что в предшествующие столетия буддизм пережил кризисные ситуации в местах его распространения. В одних случаях он уступил лидирующее положение другим вероучениям (в Индии — прежде всего индуизму и исламу, в Индонезии — исламу, в Японии — синтоизму и т.д.), в других — синкретически слился с иными учениями и культами (в Китае, Индокитае, Корее — с конфу- ' цианством и даосизмом). И когда в этих странах и районах начали развиваться буржуазные отношения, буддизм имел маргинальное на общерелигиозном фоне значение, а буддийская община пребывала на периферии общественной жизни. Если же ее члены и начинали вовлекаться в русло модернизации, то намного медленнее представителей других конфессий, которые не имели столь мощного орудия консервации и сакрализации традиционного наследия, как церковь и монашество в буддизме. В целом же процесс буддийской реформации получил гораздо больший резонанс на общегосударственном уровне не столько в изначальных центрах буддизма, сколько на его прежних окраинах — на Цейлоне и в Юго-Восточной Азии,

Уже к середине XIX в. против высшего цейлонского духовенства выступила группа монахов, образовавших секту Ра-манния и обличавших коррумпированность, своекорыстие и косность буддийского руководства. Они требовали уничтожения кастового неравенства, «очищения» вероучения и культа. В последней четверти XIX в. на Цейлоне стали возникать культурно-просветительские и общественно-политические объединения как монахов, так и мирян. Их предводители ставили «возрождение буддизма» в прямую зависимость от подъема отечественной культуры, экономики, от духовного противостояния колонизаторам. Особенно большую роль сыграло при этом общество Маха Бодхи (1891 г.), заботившееся не только о развитии сугубо национального по форме, современного по содержанию образования, но и о создании профессиональных школ. В 1898 г. была образована Ассоциация молодых буддистов, многое скопировавшая с деятельности молодежно-христианских организаций, а несколько позже возник Всецейлонский буддийский конгресс, большинство членов которого стали активными участниками национально-освободительного движения.

Пример реформаторов Шри Ланки оказал большое влияние на их бирманских единомышленников и последователей.

Первой буржуазно-реформаторской организацией Бирмы явилось общество «Сасанадара» (1897 г.), открывшее школу западного образца. Вслед за тем была образована буддийская ассоциация Рангунского колледжа, и его выпускники создали всебирманскую Буддийскую ассоциацию молодежи (в XX в. она постепенно становилась политической национальной организацией, объединившей представителей почти всех слоев общества).

В полуколониальном Китае первые решительные реформаторские попытки вывести буддизм из того кризиса, в котором он находился уже многие столетия, пришлись на конец XIX в. Отчасти эти попытки исходили от представителей обуржуазивающегося духовенства, предпринимавшего отчаянные усилия, чтобы предотвратить упадок феодально-монастырского хозяйства путем перевода его на «коммерческую основу». Однако ведущую роль играли представители буддийских предпринимательских слоев. Богословские и этические принципы буддизма реформаторски трансформировались ими не без учета английских и японских буддологических исследований. Одновременно строилась новая социально-религиозная инфраструктура.

Интересный пример реформации буддизма сверху дает Таиланд XIXв., когда в качестве инициатора перемен выступил король Монгкут. В ускоренной модернизации он видел спасение от колониальной угрозы, связывая с буддийскими принципами идеи национального возрождения и формирование национального самосознания.

 

Таким образом, уже ко времени краха колониальной системы, после Второй мировой войны, страны Востока пришли с неодинаковым уровнем реформаторского обновления местных конфессиональных общин, а также различных направлений социально-религиозной деятельности. Уже тогда давали себя знать последствия изначальных и последующих расхождений в темпах осовременивания таких общин, различий в политической ориентации и в отношении к степени допустимой модернизации религиозной традиции со стороны самих реформаторов. Во всем этом сказывались сугубо конфессиональные особенности отдельных вероучений, специфика предшествующего исторического развития религиозных общин, а также

роль и место последних в генезисе капитализма на Востоке, особенно в эволюции колониально-капиталистического уклада, с одной стороны, национально-капиталистического — с другой. Именно в колониальный период благодаря усилиям буржуазных и мелкобуржуазных группировок было начато строительство обновленной социально-религиозной инфраструктуры в виде модернизированных исламских, индусских, сикхских, джайнских, зороастрийских, буддийских и прочих учебных заведений, филантропических и миссионерских учреждений, массовых организаций политического, профессионального и других направлений. Тем самым были заложены основы реформаторского наступления на традиционные устои, на соответствующие им стереотипы мировосприятия. Уже в колониальный период проявились симптомы классовой и религиозной ограниченности реформаторства.

После достижения независимости странами Востока движение за обновление конфессиональных структур и типов мышления перестало носить преимущественно очаговый характер, по мере того как усиливалось развитие капитализма. Однако сохранялась внутренняя неоднородность отдельных реформаторских потоков. Как и ранее, это в значительной мере предопределялось разными классовыми позициями самих реформаторов, несходством их политической ориентации, различным отношением к характеру и формам синтеза современного и традиционного в ходе модернизации религиозных систем.

Конфуцианство

Менее всего подверженным модернизации и реформаторству оказалось конфуцианство. Замкнутая циклическая система конфуцианской доктрины с ее догматикой, господствовавшая в Новое время, не была готова воспринять идею общественного прогресса по европейскому образцу. Лежащий в ее основе принцип «Небо — Земля», который освящал сословность и иерархичность — подчинение младшего старшему, социальных низов — социальным верхам, не мог благоприятствовать идее народоправства и конституционному движению. Поэтому в обществе, в котором уже сложились силы, самим своим положением и функциями неизбежно побуждаемые добиваться прогресса на пути социально-политического и экономического развития, нужно было пересматривать каноны

конфуцианства и приспосабливать их к современности путем; «очищения» и выявления его «подлинного» ядра— соответствующего толкования древнего учения.

Традиционная конфуцианская конструкция государства и власти должна была адаптироваться к идее «общественного договора», и модернизаторы открывали ее для европейской мысли. В результате, нормы, освящавшие императорскую власть, толковались в пользу народовластия и конституционализма, а древний идеал социальной гармонии переносился в достижимое будущее.

Своеобразное толкование конфуцианство получило в Японии в конце XIX в., после реставрации Мэйдзи. Ли — одно из основных понятий неоконфуцианства, которое означает «истина», «разум», толковалось как универсальность. Из этого толкования легко делался вывод, что знания следует черпать из любого источника (а стало быть, и в Европе, и в Америке).

Видный китайский реформатор Кан Ювэй предлагал критически относиться к древним учениям и канонам, сопоставлять их с современными отечественными и зарубежными теориями, чтобы использовать полученные знания для проведения реформ. Еще в 1891 г. он написал сочинение «Исследование о поддельных классических канонах Синьской школы». В нем была предпринята попытка очистить древние учения от подделок в модернистском духе, и в то же время автор сам приписывал Конфуцию теорию о реформе государственного строя.

Считая, что учение Конфуция столь же «безгранично, как само Небо», и «применимо в любую эпоху и в любом месте», Кан Ювэй изображал его сторонником периодических изменений в системе государственного управления. Позже Кан Ювэй аргументировал правомерность смещения монарха-деспота и необходимость установления в стране режима конституционной монархии.

Несколько позже, после Синхайской революции XX в., конфуцианство сошло с политической сцены как идеологическая основа китайской монархии, но оно продолжало оказывать существенное влияние на общество. Для некоторых традиционных слоев китайской интеллигенции конфуцианство оставалось единственным приемлемым теоретическим фундаментом для формулирования новой идейной платформы, разработки проблем человека еще и в первой половине XX столетия, но и оно менялось по необходимости под влиянием быстро меняющейся обстановки.